Как-то я наткнулась на фразу Джорджа Элиота: «Брак – лишь начало эпопеи, в которой цепь событий, развернувшихся у домашнего очага, приводит либо к краху, либо к победе союз двоих, высшая точка которого преклонный возраст, а старость – время жатвы совместных сладостных воспоминаний». Так вот, ни одна история, которую я собираюсь рассказать, не закончилась «победой союза двоих». Почему? Судите сами.
История 3
Разводы в жизни случаются часто – это все знают. Существует и статистика, когда чаще всего разводятся пары. «Разводопасными» считаются три, восемь и пятнадцать лет. Но когда люди прожили вместе более сорока лет – развод кажется нонсенсом, нелепицей и непоняткой. Может, поэтому так хочется разобраться мне в истории жизненного краха одной семьи.
История началась в ночь под Новый 1947 год, в общежитии одного из столичных вузов.
На пожелтевшей любительской фотографии мы видим Шурочку и Володю - чьих-то «будущих родителей». У Шурочки коса, какую через много-много лет станет носить знаменитая Юля Тимошенко, а у Володи – очки, точь в точь такие через четверть века наденет Джон Леннон. Вот собственно и всё, что можно сказать об этой старой фотографии. Нет, ещё одно: на запечатленных лицах проступает яркий свет молодого счастья. Действительно, война окончена, да, ещё голодно и бедно (Володя до сих пор в военной форме!), но они живы! А впереди, впереди будет столько молока и сена!
На этой новогодней вечеринке Шурочка пользовалась большим успехом. Сразу два молодых человека, причем оба не какие-нибудь мальчишки, а демобилизованные воины, взрослые мужчины, оказывали ей внимание и наперебой приглашали танцевать. И Боже упаси, ничего больше!
Каким они были, наши матери - девушки середины прошлого века? Наверное, всякими, но нормой являлись скромность, чистота, девственность, и Шурочка была именно такой. Была ли она умна, интеллектуальна? Училась прилежно, считалась хорошей студенткой – и не более того. Чтение, научные семинары, философские абстракции не были её стихией. Она любила слушать по репродуктору радиоспектакли, любила ходить во МХАТ, где тогда блистали лучшие артисты страны, любила Собинова – в общем, была девушкой чувствительной. И ещё молчаливой и очень хорошенькой. Пожалуй, даже красивой. Смуглая от природы, с прекрасной бархатной кожей (это без всяких там кремов, скрабов и прочих причиндалов современной косметики), с большими светло-зелеными глазами, огромной толстой косой. Что ещё? Ах, да, забыла упомянуть богатство тела! Трудно даже вообразить, как в те скудно-голодные времена у девушки, которой постоянно хотелось есть, а по ночам вместо молодых людей снилась еда, могла сформироваться такая пышная грудь! Об остальном я умолчу.
Из двух ухажёров Шурочка выбрала Володю и совсем не потому, что он понравился больше. Как раз наоборот. Но другой показался слишком красивым, ярким, а Шурочка как-то побаивалась таких мОлодцев.
Итак, Володя. Ему уже 27 лет. Он воевал, а теперь, вернувшись с фронта, доучивается в институте. Он не красавец, но строен, деликатен, начитан - знает массу стихов наизусть. И он влюблён в Шурочку, по крайней мере он говорит об этом уже на втором свидании после памятной новогодней вечеринки. И в этом 1947 году они заканчивают институт, и, следовательно, нужно определяться с дальнейшей жизнью, с распределением на работу, с женитьбой-замужеством.
Скромная студенческая свадьба состоялась в феврале, а потом – распределение. Конечно, хотелось бы остаться в Москве, но их, двух провинциалов, выходцев из трудовых рабочих семей, останавливали
трудности в столице с жильем, да и нахлебались они бедности и отсутствия своего угла. Поэтому по распределению молодая семья поехала в город Кенигсберг, уже переименованный в Калининград.
Каким были первые годы их брака? Боже мой, конечно, счастливыми! Вспоминает Володина сестра, приехавшая к ним в гости (эту историю я слышала не один раз): однажды Володя, подвыпив, прямо в костюме сиганул в фонтан и оттуда кричал: «Шурочка, я тебя люблю!»
Потом было рождение сына, трудный как у всех и во все времена быт. Выписали на подмогу нянчить ребенка Шурочкину мать. Три или четыре года шла хорошая, даже счастливая жизнь… Но вот Володю что-то начало томить. Что именно, он не осознавал. Сначала решил, что Калининград не его город – тянуло в степной край, где «спят курганы темные», на родину. Потом он понял, что и профессия экономиста его не устраивает: в душе он чувствовал себя гуманитарием, может даже писателем.
В те далекие пятидесятые годы специалистов с высшим образованием было не так уж много, и Владимир Никифорович, съездив в отпуск на родину, быстро нашел там работу преподавателя истории (причем в вузе), а значит, навсегда порвал с нелюбимой и скучной профессией экономиста. Так семья переехала в областной, ничем не примечательный город, разве что через много лет его назовут городом миллиона роз.
Если каждый из нас посмотрит назад, то наверняка увидит там много счастливых и радостных мгновений. Например, получение СВОЕЙ квартиры (человек должен в жизни построить дом!), обретение дачного участка (ведь должен же человек посадить дерево!), рождение ребенка (кстати, Шура родила второго ребенка, доченьку), защита диссертации, замечательный месяц у моря, дружеская вечеринка и всякое-всякое разное. И, возможно, мы вспомним также множество неприятных ссор, досадных размолвок, каких-то обид, оставивших рубец на сердце.
Когда же начались эти грубые рубцы на сердце у Шурочки и Володи? Когда стала умирать любовь?
Вот, к примеру, Фредерик Бегбедер считает, что любовь длится только три года: «У комара век один день, у розы три. У кошки век тринадцать лет, у любви – три года. И ничего не попишешь. Сначала год страсти, потом год нежности и, наконец, год скуки.
В первый год говорят: «Если ты уйдешь, я ПОКОНЧУ с собой».
На второй год говорят: «Если ты уйдешь, мне будет больно, но я выживу».
На третий год говорят: «Если ты уйдешь, я обмою это шампанским».
И никто вас не предупредит, что любовь живет только три года. Вся эта любовная афера строится на строжайшем соблюдении тайны. Вам внушают, что это на всю жизнь, а на самом деле любовь химически перестает существовать по истечении трех лет».
Владимиру Никифоровичу стало скучно с женой – этот факт он осознал не сразу. Если, к примеру, он собирает библиотеку, то Шурочка скорей озабочена приобретением книжных шкафов, а до Шолохова с Серафимовичем ей дела нет. Если в свободное время ему хочется почитать и пообсуждать прочитанное, жене больше нравится посидеть у телевизора. Если его мысль устремлялась в некие горние выси, жену беспокоила покупка ботинок детям.
Но он как никак мужчина и о себе довольно высокого мнения, хотя внешне этого не показывал. У него появилось желание профессионального роста: поступил в заочную аспирантуру и приступил к диссертации. Володя никогда особенно не любил заниматься домашними делами, а теперь научная работа сделала его совершенно безразличным к семейным проблемам. По диссертационным делам уезжал то в Киев, то в Ленинград, уезжал надолго, один. В его жизни стали появляться другие женщины. Ему хотелось новой любви, романтики, того приподнятого состояния духа, который он испытывал когда-то к Шурочке. Он отыскал в Ленинграде старую знакомую, которой был увлечен в военные годы. Надеялся вернуть прежние чувства, но женщина оказалась замужем. Ездил в Кишинев, где проживала некая Т. П, его любовное увлечение времен учебы в техникуме. Тоже ничего не срослось. Идеальной женщины почему-то не встречалось, ЛЮБВИ не было. Однако для «двойной» жизни нужны были деньги, не подотчетные жене. И, как всякий тайный манипулятор, Владимир Никифорович придумывает «веский» мотив, чтобы не отдавать жене зарплату. А именно: нужно копить деньги для защиты, для отпуска, а Шура тратит всё «на тряпки». С этого времени в семье нет общего бюджета. В общем, он наконец кое-как «устроился».
А что же Шурочка? Она женщина, мать, она вьет гнездо. Двое детей, старуха мать. Александра Ивановна – экономист-плановик в одном приличном учреждении, получает хорошее жалование, её зарплаты в общем-то хватает на кое-какую еду (у них в семье была принята простая и здоровая пища, вроде каш и щей, без всяких там колбасок и шпрот), и сначала она даже приветствовала решение мужа копить деньги на нужные в жизни вещи. «Ну, надо, так надо» - Володе она доверяла безоговорочно. Позже появились между ними некие договоренности: скажем, муж дает на питание 40 рублей в месяц (разумеется, речь идет о старых стабильных деньгах) и оплачивает квартиру и свет, а жена – всё остальное.
Владимир Никифорович писал диссертацию более 10 лет (история партии, которой он занимался, так часто делала зигзаги, что приходилось кардинально переписывать целые главы или даже менять концепцию). И все эти годы нужно было создавать ему условия для плодотворной работы. «Тише, дети, папа занимается» - стало девизом семьи. Он не мог оторваться от «науки», чтобы, например, сделать в квартире ремонт, - Александра Ивановна научилась делать ремонт сама. У него не было обязанностей по дому – всё лежало на плечах жены. Тем не менее, уже защитившись, он обвинял жену, что именно из-за её отношения к его «труду», он так припозднился с диссертацией.
Нужно сказать, что дом у них был «закрытый». Ни гостей, ни дружеских посиделок. Разве что пару раз в год на праздники приедут Володины родственники. Оно и понятно: кто должен раскошелиться, накрывая стол? Шуре – не нужно, а Володе – потратить лишнюю копейку, которую можно пустить на более приятные для себя, любимого вещи, до одури жалко.
Вот как-то и получилось: дом вроде есть, а Дома-то и нет. И эта пустота со временем ощущалась мною почти физически. Итак, эмоциональной близости между ними не было уже давно, а как сексуальная жизнь? В спальню к другим людям не заглянешь, да и зачем? Однако достоверно известно, что Володя считал Шурочку холодной женщиной. А у него по мере взросления-старения сексуальный аппетит повышался (уж не знаю, сколько бы он съел, но аппетит имел). В институте, где он преподавал, даже получил прозвище «сексуально-озабоченный, рассказывали, что хватал женщин за… сами понимаете что. В отпуск ездил исключительно один, искал приключения. С одним таким «приключением» мне довелось случайно столкнуться в Одессе. Что сказать? Если это «приключение», то только на свою жопу (чтобы не сказать грубее). Да и дома приставал ко всем подругам сына и дочери. В общем, и смех и грех.
Видела ли, понимала ли всю эту пошлость и неэстетичность Александра Ивановна? Думаю – да. Она была срытной натурой, ни с кем не делилась душевными переживаниями, подруг не имела, но дурой она не была, уж точно. Скорей всего просто абстрагировалась от неприличного поведения мужа. А какой была её сексуальная жизнь? Была ли она фригидной? Ну, в народе говорят, что у хорошего мужика и бревно запоет. Воспитанная в строгих пуританских нравах советских времен, Шурочка за всю свою жизнь знала одного мужчину – Володю. Думаю, что когда между ними исчезла эмоциональная близость, секс с мужем вряд ли доставлял ей много радости, Безусловно, она не была счастливой женщиной. Вечный стресс подарил ей букет болезней. Слава Богу, что дочь к этому времени уже училась в медицинском институте и первая заметила кое-какие нехорошие вещи. Операция, сделанная вовремя, плюс химиотерапия подарили Александре Ивановне, можно сказать, вторую жизнь.
….Шла жизнь. Женился сын, вышла замуж дочь. По-разному восприняли Володя и Шура появление в их доме зятя (о невестке речи нет, так как сын жил отдельно от родителей). Шурочка – полюбила. В дом вместе с зятем вошла жизнь: молодые покупали новую мебель, новую посуду, начали, наконец, строительство дачного домика (до этих пор, лет уже 15, стоял у них на участке старый, проржавевший автобус, списанный с Шуриного предприятия). Зять оказался обходительным, общительным, и Александра Ивановна, давно живущая в эмоциональном вакууме, как бы приобщилась к счастливой жизни молодых. А Владимир Никифорович зятя принял насторожено: ну, оно и понятно: два петуха в одном курятнике. Все начинания молодых критиковал, от всех предложений отмахивался: ему не нужен новый холодильник, потому что старый, 1955 года производства, ещё вполне ничего, тем более ему не нужна стиральная машинка-автомат (знаете, как они ненадёжны?) и т. д.
Как-то постепенно и незаметно обитатели одного дома разделились на два лагеря: 1.молодые + Шурочка и 2.Володя. Молодые посмеивались над «дедом» (так они стали называть Володю), на пальцах объясняли, что деньги неуклонно инфлируют, что в его возрасте накануне пенсии нужно приобретать новую бытовую технику, нужно приодеться, а не сидеть на мешке с деньгами. Володя тоже иронизировал: ну, вы тут готовы телевизор на телевизор поставить, ковер на ковер положить, одеваться хотите, как дети министра и т.д. В общем, в семье идейные споры.
А тут грянул 1991 год. История КПСС никому даром не нужна, возраст у Владимира Никифоровича пенсионный – отдыхай, дед. Развал Советского Союза многих поднял с привычных мест обитания, вот и Шурочкина молодежь надумала уезжать с Украины. А как же родители? А вот как. Шурочка без дочери, зятя и внучки, которые и стали, собственно, теперь её семьёй, жизни не представляет, готова ехать с ними в любую страну мира. Реакция Володи совсем иная: «Лично я никуда не поеду и точка». Никакие уговоры дочери и жены не могли сдвинуть его с места. Разумеется, тут понять человека можно и нужно. Менять на самом краешке жизни место обитания, да что там место – среду! – это тяжело. А вот Шура долго не раздумывала, выбирая между мужем и дочерью. Решила разъехаться с мужем и жить с молодыми. Её я тоже понимаю: эмоциональной близости с мужем нет уже очень давно, дела семьи Владимира Никифоровича интересуют мало, какой-либо заботы о больной жене муж не несёт, даже отдыхать ездит один – ну, как оставаться с ним?
Продали квартиру. Для Владимира Никифоровича была куплена однокомнатная хрущоба, а Александра Ивановна с детьми уехала.
В данном случае нет смысла рассуждать, хорошо ли поступила дочь, разрушая привычный порядок родительской семьи. Я рассматриваю лишь поступки Шурочки и Володи. Вы можете представить Василису Егоровну, бросающую своего коменданта Белогорской крепости? Или Пульхерию Ивановну, которая оставила бы своего Афанасия Ивановича? Вот и я не могу.
Но история ещё не закончена. У Владимира Никифоровича, оказывается, были далеко идущие планы найти себе, наконец, Любовь. Ну, вот прожил всю жизнь с «нелюбимой», так хоть теперь он обретет родную душу, понимающую и ценящую его могучий интеллект. Про свой не совсем юный возраст почему-то не думал. Но, как говорится, человек предполагает…
Бог распорядился иначе. Шурочка ушла из жизни очень скоро после переезда к новому месту жительства – сердце не выдержало. А Владимир Никифорович – неожиданно для себя заболел болезнью Паркинсона. Находились женщины, желающие взять его в мужья даже при таком диагнозе и за ним ухаживать до последнего дня, но при условии, что он завещает им квартиру. Романтической любовью тут не пахло…
Так закончилась эта печальная история, а ведь их (Шурочкина и Володина)
старость в окружении детей и внуков могла стать «временем жатвы совместных сладостных воспоминаний».
А я всё размышляю над этой разбитой жизнью. «Ах, если бы они разговаривали друг с другом обо всём, что их волнует, если бы были откровенны! - говорю я себе. – Если бы Владимир Никифорович выбрал не «воображаемый мир любви», а лучше бы присмотрелся к своей жене! Если бы Александра Ивановна не была столь закрытой, научилась бы читать в душе мужа! Если бы… Если бы… Если бы.
(продолжение следует)