Среди прибывшего в часть молодого пополнения этот солдатик выделялся завидной
статью, помидорной спелостью щёк, безмятежной улыбкой незакомплексованного детства. Да и
звали его старорежимно-домоткано-Авдей. Сей уникум окончил всего три класса начальной
школы ( такое ещё случается в наш якобы просвещённый век ), до призыва крутил быкам
хвосты и о чём-то глобальном не помышлял.
Отцы-командиры, как от чумы, шарахались от абсолютно безграмотного новичка,
стремительно отфутболивая того друг дружке. Авдейка летал по подразделениям, застенчиво
улыбаясь всем, пока не обрёл себя на свинарнике. Он расцвёл ещё больше. Он благоухал
животворным навозным ароматом, не ходил в наряды и не имел понятия, что такое строевой
шаг. Авдей выполнял ответственное задание командования : он растил Родине свиноматок!
Кроме всех достоинств, у Авдея водилась изготовленная ещё по бабкиным рецептам
сказочного вкуса бражка. И на призывный огонёк дальнего строеньица не чурались залетать
даже вороватые прапора. У Авдейки было хорошо: тепло, домашне-уютно, правда, чуть вонюче,
и в гитарные переборы вплеталось сытое хрюканье, что, впрочем никому не мешало
наслаждаться далёкой от казёнщины жизнью. Так и катилась бы без колдобин и гауптвахт
Авдюшкина служба-дружба, если бы не нечаянно нагрянувшая злодейка-Любовь...
А звали ту любовь Алисой. Студентка. Приехала погостить к дяде-замполиту. Алиска
крутила упругим задиком перед господами офицерами, вызывая законную ярость у местных
тучных матрон, а до серой солдатской массы её внимание не снисходило. Взор загадочных
очей девы пристально замирал лишь на погонах со звёздами. Желательно большими.
Вот в эту-то ветреную особу Авдюха и втюрился, по самые свои грязные кирзачи. Сопя,
собирал он в лугах неяркие цветы любви, кладя их потом на замызганный коврик у дверей
замполитовой квартиры. Торчал под окнами любимой, напоминая памятник ветерану
дисциплинарного батальона. Он забыл про розовых, голодных меньших своих сестёр.
Авдей, опутанный как ремнями, чувствами, стал сочинять вирши, да такие, что вся казарма
от смеха каталась по полу, теряя боеспособность. Вот один из лучших образцов высокой
поэзии: " Я тута как чапай на страже
Грожу фашистам кулаком!
Но ты Алисочка их краше
Идёшь по мне ты босиком!"
Авдюшка декламировал свои опусы вслух, размахивая руками и подрагивая пухлой ляжкой,
спрашивал у воинства советов, и развеселившаяся солдатня до отвала его этими советами
потчевала, от самых невинных до сладостных таинств Камасутры. Дева знала всё о горячей
любви поросячьего Ромео, жеманно хихикала и увы, всерьёз, страсть его не принимала.
Но вот наконец, настал тот великий день, когда Авдей отважился на признание!
Смеялась луна, с соседнего плаца доносилось грохотанье сапог под унылое " Не плачь,
девчонка...", вкусно пахло сваренными щами и гуталином...
Доподлинно неизвестно, что бедный влюблённый наплёл гарнизонной Джульетте, но по
притихшему после вечерней поверки военному городку громко прозвенел колокольчиком
презрительный девичий смех и громом небесным раздались слова : "Да провались ты, чума
навозная! Жених!!!" Хлопнула дверь подъезда, стыдливо спряталась луна, шипя, погасло
горячее Авдейкино сердце.
Он прибежал в родной свинарник, уткнулся стриженой головой в жаркий свиной бок и
горько заплакал. Сочувственно похрюкивая, хавроньи тыкались слюнявыми пятаками в
помидорные щёки, по которым текли чистые слёзы. Слёзы первой, неразделённой любви...