На тесте было две полоски. Я смотрела и смотрела на него, не веря собственным глазам. «Наверное, тест бракованный» - думала я, второй тоже выдал две полоски. Я боялась поверить в это, неужели бог смилостивился на до мной и у меня будет ребёнок?
Первый раз я поняла, что очень хочу ребёнка, где-то в двадцать три года и эта мысль стала навязчивой идеей. Целью любых романтических отношений было зачатие ребёнка. Шли месяцы, годы, а желание так и оставалось желанием. Ходила по врачам, но они разводили руками: «Никаких отклонений нет! У вас всё в порядке»
Что интересно: меня совсем не смущало отсутствие мужа. Нет, в желающих зайти на чай и остаться на ночь, недостатка не было. Но все они, как правило, были «счастливо» женаты и не спешили ничего менять в моей, а тем более в своей жизни. Я вам больше скажу: я даже предпочитала иметь отношения с женатыми кавалерами, просто потому, что они не влекли за собой ни какой ответственности. Был вечный праздник свидания и никаких забиваний гвоздей и стирки носков. Но ребёнка у меня всё-таки не было.
Я настолько измучила себя этим желанием, что стала ненавидеть рассказы родных и знакомых об их детях, и чтобы не мучить себя ещё больше, уходила в сторону, как только возникала тема детей.
Потом наступило безразличие, мне было уже тридцать шесть. Я смирилась: «Ну, нет, значит, нет! Живут же люди как-то без детей? Выше головы не прыгнешь, значит, буду жить только для себя»
Новые отношения тоже отличались от остальных. Во-первых, он был не женат и моложе меня на шесть лет, во-вторых, мне нравилось быть женой, а не просто любовницей. Но ему я об этом не говорила, напротив, я открыла все карты: про то, что живу для себя любимой, и детей быть не может.
А тут этот тест. На следующий день сходила к врачу для верности. После вопроса доктора: «Будете оставлять или направление на аборт выписывать?» я расплакалась. Уставшая докторша посмотрела на меня и выставила в коридор для успокоения.
Мама тоже заволновалась: «Что думаешь делать? Ведь возраст уже?» А у меня даже тени той мысли об аборте не возникало. Встал вопрос: «А как же сказать любимому о свалившемся на меня счастье?» Ведь получалось, что я его обманула, обещала беззаботную сексуальную жизнь, а в результате: пелёнки, распашонки? Но меня в тот момент этот вопрос волновал косвенно, я решила, останется – значит останется, а уйдёт – значит, буду растить одна.
Он не ушёл, и наступило сладкое время ожидания. Я исполнительно посещала врача, благо ни каких серьёзных проблем и осложнений не было.
Примерно на четвёртом месяце, пришла на очередную явку. Докторша послушала меня и стала мерить давление, по её округлившимся глазам я поняла, что что-то идет не так, от чего-то подскочило давление. На следующих двух визитах всё повторилось, но моя докторша была молода и пошла, проконсультироваться к заведующей. А та не глядя на меня, а, глядя в мою карточку, написала: « Предложить прерывание беременности» Прочтя этот автограф, у меня случилась истерика. Немного успокоившись, я сказала, что никаких абортов делать не буду. И меня положили в стационар.
Ненавижу больницы, но выбора не было. Там был чудный доктор Роман Николаевич, после осмотра он спросил: «А по какому поводу тебя сюда сослали? У тебя же всё в порядке?» Я говорю: « Да вот давление зашкаливает» Ничего не ответил доктор, головой покачал и послал меня на консультацию к кардиологу. Та, тщательно осмотрев меня и мою карточку, дала заключение, что у меня синдром белого халата. То есть при виде «спецодежды» доктора, у меня повышается давление, а «в остальном прекрасная маркиза, всё хорошо, всё хорошо».
Меня выписали с тем условием, что дважды в день я буду мерить давление и записывать показания в дневничок, и предъявлять его каждый раз при посещении доктора.
Потом, меня как старородящую (ужасное слово) послали на консультацию в генетический центр. Потому что был риск рождения ребёнка с синдромом Дауна. Там мне сделали первое УЗИ и, не спрашивая, хочу я знать или не хочу, сказали, что у меня будет мальчик, и что он абсолютно здоров.
Я ела витамины, слушала красивую музыку и не смотрела ужастики. По вечерам мы вслух читали толстенную книгу под названием «9 месяцев», это было очень хорошее время.
На восьмом месяце меня послали на консультацию к терапевту. Это был очень пожилой доктор, недавно перенёсший инсульт. Может, раньше он и был специалистом в своей области, но видимо укатали сивку крутые горки.
Он сопел, пыхтел, издавал ещё какие-то звуки и в результате послал меня на консультацию к эндокринологу, сообщив при этом, что у меня очень маленький и плохо развитый плод. Как он это определил, не знаю, но к эндокринологу я пошла. Этот, напротив, был молод и энергичен, на больных не смотрел и ездил по кабинету на офисном кресле. Он велел мне лечь и оголить шею, что я и сделала. Подъехав ко мне, он смачно намазал меня гелем и начал изучать мою щитовидку. Потом (так же молча) откатился к столу и стал что-то писать в моей карточке, не поворачиваясь, спросил: « А на что собственно жалуемся?» «Да ни на что, просто я на восьмом месяце беременности и терапевт из женской консультации прислал провериться» Вот тут он в первый раз посмотрел на меня: «На каком месяце?» А надо вам сказать, что я всегда была девушкой крупных форм и беременность моя так удобно расположилась на моём обширном теле, что практически не была заметна. Доктор деликатно сплюнул и видимо мысленно выругался, порвал все бумажки, которые написал до этого и послал меня домой, сказав, что очень он хотел бы посмотреть в глаза тому терапевту, который меня сюда прислал.
Приближался час икс, я с самого начала знала, что мне будут делать кесарево сечение, потому пришла сдаваться заранее. Я ничего не боялась, только хотела поскорее увидеть того, кто так усиленно и настойчиво толкал меня изнутри последние пять месяцев.
Нас было двое на плановое кесарево, я была первой. Моя соседка по палате ждала вторую девочку и волновалась только о том, чтобы ей сделали специальную манипуляцию по перевязке труб, потому как больше двоих детей она не хотела.
Меня привезли в операционную рано. Врачей ещё не было, и медсестра гудела: «Вот, не могли подождать, мы ещё не готовы, а роженица уже на столе» Пришли врачи, мне поставили укол, и я стала слышать всё как в трубу. Сначала они ходили мимо меня, а меня била нервная дрожь, потом меня накрыли зелёными простынями с дырками, и я успокоилась.
«Ой, какая большая!» глядя на меня, сказала одна из врачей, а другая ей ответила: «Ну и, слава богу, а то в этих мелких надоело ковыряться, то ли дело тут – есть, где разгуляться» Последнее, что я услышала, прежде чем окончательно провалиться в наркоз: « А ты знаешь кто вторая? Ленка из нашего овощного. Не всё ей нас обвешивать – сегодня она наша клиентка»
Проснулась я сразу, мне сказали, что всё в порядке у меня здоровый мальчик, потом перевезли в реанимацию и до вечера усыпляли уколами всякий раз, как только я открывала глаза. Я только на следующий день узнала, что у меня резко подскочило давление и были ещё проблемы с моими хроническими болячками. Утром следующего дня первой я увидела ту саму Ленку из овощного, она уже сидела, завернувшись в обрывки простыней, и призывала меня последовать её примеру. «Давай, давай! Не лежи, я по первой беременности знаю. Лежать хуже, потом тяжелее будет, лучше раньше» И я ей поверила, было нестерпимо больно, но не лежать же всю жизнь.
На третий день нас перевезли в отделение, мы не могли дождаться, когда же нам привезут кормить наших кровиночек. И вот, наконец, мы услышали шум да гром, это везли большую каталку, так называемый трамвайчик с мелкими пассажирами, требующими сиську.
Когда я взяла его на руки – слёзы текли не переставая, это был неуправляемый процесс. Много ещё было переживаний, как правильно накормить, как ухаживать, да как пеленать. А самое главное как назвать?
Я уже давно была озадачена этим вопросом, вариантов было много, но решимости выбрать один не хватало. Пришли мама и муж, стали спрашивать, что я решила? А я и не знаю что сказать. Тогда мама говорит, что в тот день были именины у Артёма, может так и назвать? Этот вариант был в моём списке, и я с облегчением выбрала.
На десятый день нас выписали, мы приехали домой. Я очень была рада всех видеть, но мне почему-то хотелось, чтобы все поскорей разошлись и мы бы остались одни. Гости это поняли и вскоре разошлись.
Я зашла в комнату и увидела, как мой муж тихонько сидит у кроватки и смотрит на Артёма. Вот оно – счастье подумала я тогда.
Засыпая, почему-то вспомнила отца, он не дожил. Он очень переживал за меня, что семьи нет, детей нет. Когда он заболел, и надежды уже не было, я научилась ставить уколы и всякий раз, когда я это делала, он мне говорил: «Вот на мне натренируешься и будешь детишек своих лечить» Уже много лет как отца нет с нами, но я очень часто разговариваю с ним, особенно когда не от куда ждать помощи. И вдруг я поняла, что если бы меня не прооперировали шестого апреля, то Тёмка бы родился пятнадцатого – а это день рождения моего отца.
Всё встало на свои места, это он похлопотал за меня и Господь сжалился и послал мне свой дар.