Зуб вырвали!
История банальна – подумаешь, зуба лишился! Каждый, наверное, прошел через это.
Но предшествовало этому целая драматическая для меня история.
Первый курс ИВАТУ позади, - в впереди долгожданный отпуск. Нашему третьему взводу шестой роты в поезде Иркутск-Москва, выделен целый вагон.
Я, помощник командира взвода, старший сержант, еще до общей посадки, осматриваю вагон и, конечно, знакомлюсь с молоденькими проводницами. Одна мне нравится, другая - так себе.
Суматоху посадки - каждый (из 60 –ти наших курсантов) штурмует вторые полки, и никто не желает спать на боковых, я поручаю сержанту - старшине классного отделения, а сам ближе знакомлюсь с девушками.
Проводницы - вчерашние школьницы, зарабатывают рабочий стаж, с которым, в те времена, легче поступить в институт.
Дежурят они по очереди, одна с 14-00 до 2-х ночи, другая ее сменяет.
Та, что дежурит, располагается в служебном купе, а другая отдыхает в первом отсеке из двух полок, завешенных от пассажирских глаз, простынями.
До Москвы поезд будет следовать 5 суток, и я подбиваю «клинья» к той, что сразу понравилась, а другую девушку знакомлю с моим другом - сержантом.
Мы с ним почти на два года старше своих подчиненных, успели до училища послужить рядовыми, а усилиями капитана Василевского, (лучшего строевика ИВАТУ), вышколены до права стать для вчерашних десятиклассников их - младшими командирами.
Поезд резво бежит по рельсам, курсанты угомонились и, хотя каждый бы был рад познакомиться с девушками, - соблюдают мужскую солидарность.
Да и опасаются перейти дорогу своим командирам, - до офицерских погон, что выровняют между нами дистанцию, - еще 2 долгих года учебы.
2.
Наши «сухие» пайки перекочевали в служебный холодильник, девчата взяли на себя готовить горячую пищу, мы же на остановках покупали конфеты, пирожные, вино, и дорога превратилась в праздник.
Мою симпатию звали Валей, ее напарницу Ниной. Как у Нины с моим другом складывались отношения, не помню, а вот у нас закрутилась настоящая любовь.
Находясь рядом целые сутки, рассказав о себе все, что только можно, нам казалось, что мы знаем друг друга вечно. Не стану рассказывать, как мы объяснялись друг другу, какие планы строили на будущее. . . В полумраке отгороженного простынями купе, молодость и гормоны горячили кровь, рождали страсти, противиться которым мы били не в силах.
На третью ночь случилось то, что должно было случиться. . .!
Утро несколько отрезвило наши головы, простыня, свидетель нашего безумства, полетела в окно.
Валентина была растеряна – замуж выходить она не собиралась, мечтала об институте. Да и я на другое утро в Перми должен был выходить.
Я, как мог ее успокоил –нарисовал перспективу будущего: вот будет возвращаться из Москвы, (ее поезд стоит в Перми 30 минут), я ее познакомлю с моей мамой, а через три недели – сам буду в Иркутске и познакомлюсь с ее мамой.
Сама она - будет учиться в институте, а когда я стану офицером, перейдет на заочное обучение и уедет со мной к месту службы.
Успокоил и еще сутки мы были счастливы.
Но жизнь внесла свои коррективы - я не познакомил маму с Валентиной - я перепутал московское время с пермским, и мы опоздали к приходу ее поезда ровно на 2 часа.
Телеграммой пытался оправдаться, но ответа не получил.
3.
Отпуск закончился, я приехал в Иркутск. Из Перми послал Валентине еще телеграмму, но она у вагона меня не не встретила.
А в училище, на мою беду, объявили карантин и около месяца, ни кто не мог покинуть его территорию. И на мое письмо Валентина не ответила, - я же терялся в догадках.
В первом же моем увольнении все стало ясно. Я с трудом нашел ее дом за вокзалом в железнодорожном поселке - обычный, одноэтажный домик, на два хозяина с полисадником и двумя калитками.
Позвонил, но вышла на крыльцо ее мать и сухо сообщила: – «Валентина замужем и тревожить ее не нужно».
Не скажу, что это известие так уж сильно ударило по моему самолюбию. Вызвало, пожалуй, удивление, как можно так быстро забыть клятвы, - вот оно, женское коварство!
Вернувшись в училище, написал коротенькое письмо, но ответа опять не последовало.
Время шло, и образ Валентины почти забылся. Прошло полгода и она сама напомнила о себе, вызвала меня на первое КПП.
Был яркий, солнечный, морозный день. Мы прошли на территорию училища и гуляли по парку.
Валентина рассказала, что после Перми, где я сошел,- (до Москвы поезд идет еще сутки), к ней стал приставать один из наших курсантов и очень плохо обо мне отзывался.
А когда я еще и не встретил ее на обратном пути, была убеждена в правоте его слов.
Дома, по совету матери, опасаясь беременности, дала согласие на брак школьному другу, чуть ли не с первого класса влюбленного в нее.
Мои же письма, ее мать припрятывала и дала ей прочитать лишь вчера, когда она, уже не в первый раз побитая пьяным мужем, убежала к матери.
Пришла Валентина и в следующее воскресенье.
Чтобы не мерзнуть на улице, я провел ее в учебный корпус в помещение стрелкового тира, расположенного в нижнем цоколе под офицерской столовой. Ключ от тира был постоянно у меня, (я был капитаном стрелковой команды училища и отвечал за порядок в нем), там нам ни кто не мог помешать . . .!
4.
В очередное воскресенье Валентина не приехала, пришлось ехать мне. Нашел ее дом, но вышла опять ее мать и посоветовала мне больше не приходить, - молодые помирились.
Я ушел, с ощущением обиды, и, в тоже время, испытывая облегчение, - жизнь поставила все на свои места.
Через пару недель прочли нам лекцию о венерических заболеваниях.
Напугали до смерти: - "кого коснется этот вопрос - из училища - пробкой и еще три года солдатской службы"!!!
А у меня на десне белая язвочка появилась, не болит, с твердыми краями! В моей голове паника: - как там его? - твердый шанкр?! Что делать?!
Ночь не сплю, руку ни кому не подаю, в столовой слежу: чтобы кружку мою кто-нибудь по ошибке не схватил - заразный! А позор – то, какой?!!!
Кое - как родилась в голове мысль – пойти к стоматологу, там увидят и пошлют куда надо.
В полуобморочном состоянии я опустился в кресло врача и стал ждать страшного приговора.
Мне показалось вечностью пока врач, молодая симпатичная женщина, за моей спиной звякала своими инструментами.
А когда почувствовал прикосновение холодного зеркальца, а следом услышал участливый голос: - « Ай – ай- ай!» - чуть вообще не сполз на пол с этого покатого кресла.
Вторая половина ее фразы: « свищ, придется зубик удалять!», дошла до меня не сразу, а лишь тогда, когда, мой злополучный зуб звякнул о дно медицинской ванночки и рука врача подвинула стакан с водой с приказом:
- « Полощите».
На ватных ногах, с набитым ватой ртом, забыв поблагодарить, я выполз на улицу.
И только там, на ярком солнечном свете, на заснеженной аллее, ведущей к казарме, в голове озвучивалась мысль:
- «Пронесло! Пронесло! Да, что бы я еще ! Да, еще когда-нибудь!!!».
До окончания училища я держал свое слово. А вырванный зуб заменил мостом с пятью золотыми коронками - в училище был бесплатный мастер - зубопротезист, он за отдельную плату устанавливал коронки из золота. Друзья же, уже по приезду в летный полк, меня прозвали - лейтенант с золотой улыбкой.
Вот и сейчас, когда один из читателей спросил сохранил ли я золотую улыбку, я с грустью ответил: - все в прошлом, теперь улыбка сверкает белизной, не естественно ровных зубов, искуственного протеза.