Недалеко от села Юмагузино за рекой Белой высится гора, похожая на лысую голову великана, на ее вершине плоская площадка, а с северной стороны небольшой лесок. Я называю ее бабушкиной горой. У подножия этой горы на крутом берегу реки находилась маленькая деревушка Кильтяй, там она родилась и выросла. Сейчас этой деревушки нет. Когда Белая начала размывать берег и близко подошла к деревне, жители переселились в близлежащие села.
На площадке этой горы после окончания весенних полевых работ молодежь устраивала танцы, состязания – праздник сабантуй. Там и знакомились парни с девушками, выбирали себе невест. В 16 лет состоялся первый выход моей бабушки. Синеглазая, высокая, стройная, пышные черные вьющиеся волосы, на голове, вышитый бисером, из черного бархата калфак, черная ажурная шелковая шаль. Алое атласное платье с оборками, сшитое из шести саженей ткани, на ногах ботиночки со шнурками. В сопровождении молодой женщины-родственницы Фаягуль она поднималась на эту гору, где и встретила свою первую несбывшуюся любовь. Ей было за 80 лет, когда она об этом написала песню.
Выдали ее замуж за парня из богатой семьи. Привезли в новую деревню на дорогом тарантасе, запряженном породистыми, голубыми в яблоках рысаками. Палили из ружей, извещая о прибытии невесты. Когда моя бабушка вышла из тарантаса, собравшиеся жители села застыли, изумленные ее яркой красотой. В толпе прошел шепоток: «Бу кыз-бала эрэм булды. Давлетшэ анарга тинг тугел». (Пропала эта девушка-красавица. Давлетша не ровня ей.) Будущий супруг был молчалив и к тому же глухой на одно ухо.
Бабушка много пролила слез, но мусульманские обычаи были суровы. Смирилась. А потом мне, повзрослевшей, как-то сказала: «Да хотя и такой, вернулся б живой с фронта, все-таки мужчина, было б легче». Ее муж – мой дед пропал без вести на войне.
А тот, к кому тянулось ее сердце, стал председателем колхоза, уважаемым человеком. И про него – единственного, любимого, она узнала много лет спустя после войны, что рядом с ним разорвалась мина, и он стал инвалидом без рук и ног. Жена отказалась забрать его из госпиталя, и он покончил с собой. Бабушка рассказывала мне многократно об этом и каждый раз плача, говорила: «Если бы я знала, если бы я знала, забрала бы его к себе». Эту ее тоску ничто не могло унять, забывала на время за заботами о детях, внуках…
Читать, писать не умела, но очень быстро считала в уме. Легенды, сказки, притчи, пословицы и поговорки, занимательные и нравоучительные истории сыпались из нее, как из уст Шахерезады. И сейчас жители села, произнося их, добавляют: «Пословицы Гельминисы эби».
Вставала она в 4 утра. Обойдет по росе огороды и будит нас: «Какое прекрасное утро! Что даже мертвые вскочат, просыпайтесь!» Много лет спустя, незадолго до ее смерти, мы как-то поднялись с ней кладбище, она подвела меня к высокой березе, показала небольшой холмик. Это была могилка ее первого ребенка – дочери Гельминур, умершей в пятилетнем возрасте. Бабушка мне рассказала, что приходила к ее могилке по росе чуть ли не каждый день. Чувствовала себя виноватой в ее смерти. Был жаркий месяц август, и бабушка с собой на жатву взяла пятилетнюю дочь. В небе показалась черная туча, она стремительно надвигалась, и бабушка велела дочурке бежать домой. Девочка прибежала домой, а дверь оказалась запертой, дед был в кузнице. Она, оставшись под холодным, проливным дождем, сильно простудилась и вскоре умерла. Не могла бабушка простить себе ее смерть.
Она была сильной женщиной, умела прийти на помощь в нужную минуту, обладала магнетизмом. К ней тянулись люди. Разговаривала с чувством достоинства с людьми любого ранга. Она умела снимать «порчу, сглаз». Я была нервным, сильно возбудимым, впечатлительным ребенком. Запомнилась такая сцена. Бабушка подпалила ветку можжевельника и дымящейся веткой стала обмахивать меня. Ароматный дым и, произносимые спокойным, приятного тембра голосом ритмичные слова молитвы, успокаивали, клонили ко сну. Сон излечивал.
Ребенка, которого «сглазили», подносила к окну. Проводила пальцем по стеклу, по лицу ребенка, произнося: «Ак кюз тисэн, кайт, кара кюз тисэн, кайт! Хршшш…» Ребенку «игра» нравилась, он начинал водить своим пальцем по стеклу, по своему лицу, по лицу бабушки, улыбался, смеялся, и выздоравливал. Хотите верьте, хотите нет, но эти манипуляции оказывали лечебный эффект.
Вечерами перед сном рассказывала разные истории. Вот одна из них. У одного святого пигамбара (пророка) была беспутная дочь. Когда она умерла, ее не разрешили хоронить на территории кладбища, а только за оградой. У нее на лбу перед тем как опустить в могилу выступили семь никахов, и столько раз она выходила замуж. Отец, увидев эти знаки, упал на колени, схватил себя за голову и произнес: «Прости, дочка». Не помню, чтобы бабушка кого-то осуждала, и меня приучила не злословить, а чужое злословье переносить с высоко поднятой головой. Ведь правда всегда восторжествует, и любовь всегда права, а не злоба. Я стараюсь следовать ее завету.
В последний раз она смогла проводить меня, вышла на крыльцо. Правой рукой оперлась о косяк, а левую медленно подняла и медленно помахала. Она была левшой. Так и стоит она у меня перед глазами: высокая, прямая, в синей кофте и светлом платке на фоне зеленых деревьев.
- Какая красивая бабушка, у нее итальянская красота, - говорили люди.
Да… она и в глубокой старости оставалась красивой.