Фрагмент 21

Алина Асанга
«Звуки логики сыграют мелодию истины», - Чарли часто рассуждала над этой фразой, и всякий раз её переосмысливала.
Она просматривала и прочитывала множество историй, чтобы понять стержень морали, заключённый в их живописной палитре.
Через все, что она узнавала, Чарли стремилась выяснить происходящее с ней и с миром, в который она заключена.
Зима – время бескрайней дрёмы, белое и прозрачное, напитанное холодом пространство. И больше ничего вокруг, только бесконечность течения мысли, только внутренняя непознаваемость для иного агностиков. Эти густые дебри зимних дней надо было так или иначе миновать и, пробираясь сквозь заросли однообразных стылых дней, Чарли всё больше понимала, почему ей не нравятся леса. Кому уют, а кому и удушливая загромождённость, внутри которой вынужден находиться. Единственное спасение – это забыться ожиданием тёплых ветров, которые погрузят сознание в иллюзию свободы, иллюзию того, что теперь можно по долгу пребывать во внешней среде, без страха повредить тело холодом.
Ещё одним спасением для Чарли были беспрерывные блукания в лабиринтах собственных рассуждений. Здесь, в этом бескрайнем сумеречном пространстве, очень помогал яркий дигирский фонарик под названием логика. Его луч весьма эффективно рассеивал тени сомнений, таящиеся на крутых поворотах и в углах рассуждений и наблюдений.
Последние пару лет Чарли была особенно увлечена изучением различных религий, и как следствие, центральной фигурой их проблемного поля – природой божественного. Путаность мифов и догм монотеистических направлений всегда была предметом её пристального внимания, и так сложилось, наверное, потому, что Чарли более прочего почитала свободу. Ей не нравилось, когда существам с плохо развитой способностью к логическим умозаключениям кто-то пытается «промыть мозги», спекулируя слабостями хомо сапиенс к  душевности. Если честно, она бы с большим удовольствием посвятила себя глубокому изучению древних, лунно-хтонических культов, однако актуальность монотеистических гигантов искушала своей злободневностью.
Двигалась Чарли в своих рассуждениях неизменно «от частного к общему». Частным же, традиционно, был субъект – индивид, хомо сапиенс. В этом моменте, она всегда задавалась вопросом о мотивации, то есть, чем человек как таковой привлекателен для богообразного существа, как бы такового не называли – Яхве, Аллах, Христос или некто менее известный, но сопоставимый по размеру. Ответ был прописан и зафиксирован множеством источников, и заключался в человеческой душе, дескать, это и есть самое ценное, ради чего ведут неустанные баталии боги и дьяволы, суры и асуры. На вопрос «а зачем им человеческая душа?», ответ тоже был заготовлен богословами всех стран и народов – конечно же ради спасения оной. Вот именно в этом моменте и наступали самые мрачные и небезосновательные подозрения Чарли.
«По образу и подобию» - гласит один из основополагающих христиано-иудейских догматов, призванный описать происхождение человеческой природы, а раз так, то, будучи человеком, несложно предположить принцип мотивации оригинала. Здесь начиналось самое простое и очевидное рассуждение Чарли, ибо в качестве модели она принимала человека (раз уж «по образу») с его первичными, а значит и основными инстинктами. Итак, любое существо в первую очередь должно есть, чтобы поддерживать свой организм, прочее – после. И на это самое насыщение направлена львиная доля динамики этого существа, ведь большую часть своего времени и люди и звери проводят в процессы добывания пропитания. Нет, Чарли вовсе не хотела спорить с тем, что человек способен выходить за рамки биопрограммы – инстинкта, однако, эти моменты «выходов» были скорее эксклюзивом, нежели правилом.
Далее она задавалась вопросом, почему противоположные сверхъестественные существа так отчаянно, со всей страстью стараются заполучить эти самые человеческие души? Быть может «ты виноват лишь в том, что хочется мне кушать», как некогда написал баснописец Крылов? Конечно, такой ответ прост до примитивности, однако (припомним лезвие Оккама), разве самые очевидные ответы не являются наиболее вероятными? Может дело и правда всего лишь в том, что оба они, и бог и дьявол просто хотят подкрепиться душами, чтобы в своих грядущих сражениях обресть большую силу? Правда зазывают они по-разному: один говорит – «возьми что хочешь, а потом я съем тебя», другой же – «приди ко мне, и будешь спасён». Очевидно же, что в обоих случаях говорится о растворении в «нечто» (или «некто») большем, и последующем становлении частью «его».
Чарли не верила ни кому, ведь оба были совсем неубедительны. В первом случае можно было отрываться сейчас, но что делать потом, за «смертной гранью»? Во втором же, вообще, полный морок – сейчас потерпи, а в «потом» верь! А что если…. Что если, просто-напросто одно более крупное просто поедает другое – более мелкое. Это ведь элементарный, очевидный закон эволюции, который врядли будет отменён в зависимости от уровня бытия, это закон космоса, в котором большее поглощает меньшее. И всё.
«Чем дольше посижу, тем больше наловлю, чем больше наловлю – покушаю сытнее, чем больше я поем, тем дольше я посплю, чем дольше я посплю – тем буду здоровее, и всех победю…..» - песенка волка из мультика, которая очень веселила Чарли  в её теологических рассуждениях.
Однако, всё это было очень просто, и, Чарли понимала, что, возможно, дело всего лишь в том, что она не умеет верить, что её дух – это дух учёного, а не богослова. И всё же…. Всё же, именно звуки логики сыграют мелодию истины.
Но оставался ещё ряд нерассмотренных вопросов – если она так рассуждает, то по образу и подобию чьему создана она, так брезгливо и с осуждением относящаяся к поеданию других живых существ. И есть ли вообще этот «образ», и «подобия» ли люди? Иллюзорна их свобода или действительна?
То, что было для Чарли очевидно, в чём она была убеждена, так это то, что мир невероятно сложен, и даже дебри этих так похожих друг на друга зимних дней, на самом деле совершенно различны. Каждый из них приносил ей нечто новое, открывал иное знание и понимание. Ведь и все рассуждения о мотивах сверхъестественных созданий тоже возникли и сформировались в эти дни её затворничества от холода и тотального белого цвета, которые она не выносила. И всё же, массив знаний, обретённый Чарли за многие годы, позволял ей заявить, что эта её теория имеет право на существование и неплохо высвечивает некоторые грани затронутого вопроса.