Металлы в пользу ранних скифов
Евгений Николаевич Черных http://ru.wikipedia.org/wiki/Черных,_Евгений_Николаевич
известен своими поисками надежных индикаторов этногенеза в последние несколько тысяч лет. И справедливо определяет одним из таких индикаторов использование ранними этносами металлов.
В частности, http://www.pereplet.ru/gorm/fomenko/chern.htm
Е.Н.Черных справедлив, что каждая культура или же блок в чем-то родственных культур, нанося хронологические метки на принятой ею шкале, начинает с события, почитаемого наиважнейшим для данной культуры (сторонние же наблюдатели часто указывают на мифологический, нереальный характер такого события, однако подвергать сомнению высшую реальность самого факта для конкретной культуры всегда считается кощунством). Но тому или иному этносу или группам этносов почитание каких-то событий можно и навязать. Это произошло со многими народами- язычниками по пращурам.
Так, христианский мир (идущий – в частности, - от язычества Египта, Греции и Рима) ведет отсчет времени от Рождества Христова (2000 лет назад). Для блока исламских сообществ главнейшим событием было бегство пророка Мухаммеда из Мекки в Медину (15 июня 622 г., отсюда - 1378 год хиджры). Хотя многие арабы до этого были язычниками, отчасти христианами и иудаистами.
Для иудеев - это сотворение Господом нашего мира (что якобы имело место 6 октября 3761 г. до н. э., 5759 лет назад). Хотя бог иудеям судья.
Согласно православной христианской версии, это событие произошло раньше - 7508 лет назад, или в 5508 г. до н. э.; от этой точки вело счет времени Российское государство до 1700 г. Древние римляне главнейшим мировым событием почитали, естественно, основание своего Вечного города, от него (в большинстве случаев - от 753 г. до н. э.) они и отсчитывали все годы в своих хрониках. Французы попытались в конце XVIII в. начать отсчет нового календаря со дня провозглашения Республики - 22 сентября 1792 г. Сами годы были обозначены как I, П.. .VIII..., да и названия месяцев звучали диковинно - прериаль, термидор... брюмер...; однако после 31 декабря 1805 г. Франция вернулась к современному григорианскому календарю.
Признав датирующие возможности радиоуглеродного метода и дендрохронологии, перейдём к сути.
http://www.pereplet.ru/gorm/fomenko/chern.htm
Здесь стоит помнить многотысячелетние глубины прошлого и Северо-Запада России, соседних регионов.
Памятники позднего неолита Ленинградской области и соседних территорий. Карта-схема
Источник библиографии
Тимофеев В.И. Памятники мезолита и неолита региона Петербурга и их место в системе культур каменного века Балтийского региона. // Древности северо-запада России (славяно-финно-угорское взаимодействие, русские города Балтики). СПб. 1993
http://www.enclo.lenobl.ru/showObject.do?object=1803654179
http://www.novgorod.ru/images/962.gif
http://www.novgorod.ru/images/754.gif
//Гордон. Происхождение древнерусского города. Новгород. (публикация раннего)
14.12.2009 //Тэги: Гордон Киевская Русь Новгород древнерусские города
Участники передачи:
Николай Макаров - член-корреспондент РАН, заместитель академика-секретаря отделения истории РАН
Валентин Седов - член-корреспондент РАН, заведующий отделом полевых исследований Института археологии РАН
Валентин Янин - академик РАН, заведующий кафедрой археологии МГУ
Стоит видеть и мезолитические уровни этих процессов
Рис. 1. Опорные мезолитические памятники лесной зоны Восточной Европы с изделиями из кости и рога: 1-3 – Сулягалс, Звидзе, Оса; 4-5 - Звейниеки 2 и могильник Звейниеки; 6 – Пулли; 7 – Кунда-Ламмасмяги; 8-9 – Нарва, Сийвертси; 10 – Тырвала; 11 – Антреа; 12 – Оленеостровский могильник; 13-15 – Веретье 1, Нижнее Веретье, могильник Попово; 16 – Култино 3; 17-19 – Озерки 5, 16, 17; 20-24 – Нушполы 11, Окаемово 4, 5, 18а, Замостье 2; 25-26 – Ивановское 3 и 7; 27-28 – Становое 1 и 4; 29–31 Сахтыш 2а, 9, 14; 32 – Чернецкое 8; 33 - Камень Дыроватый; 34 – Шигирский торфяник; 35 – Кокшаровско-Юрьинская.
http://mizhilin.narod.ru/Bone_Industry_2001/Chapter_2.htm
http://www.proza.ru/avtor/farzoy
http://www.liveinternet.ru/users/1758119/post70138043/
Это всё 8 – 10 тысяч лет назад, чего многие медиевисты никак осознать и использовать не могут (или не хотят). http://mizhilin.narod.ru/Bone_Industry_2001/Chapter_2.htm
1. Поселение Сулягалс (Лозе, 1988) находится в Латвии, расположено к юго-востоку от оз. Лубанас, на верхнем уступе древней береговой линии озера. Раскопано 225 кв. м. Памятник однослойный, культурный слой накапливался во время трансгрессии озера, относящейся к Пребореалу. Под культурным слоем по необработанной древесине получена дата 9575+-80 (ТА-1317) лет назад, помещающая культурный слой во вторую половину этого периода. Памятник относится к раннему этапу культуры Кунда. При раскопках найдено более 40 костяных орудий, большая часть которых представлена обломками. Количество определимых изделий по всем опорным памятникам представлено в таблицах 1-30.
8. Поселение Нарва-город (Янитс, 1966) находится в черте г. Нарва в Эстонии, располагается на левом берегу р. Нарва. Раскопано 448 кв. м. Памятник содержит три мезолитических слоя, разделяющихся стерильными прослойками (нижний и средний слой отделены не на всей площади раскопа). Верхний мезолитический слой перекрыт прослойкой стерильного песка, отделяющей его от слоя неолита с нарвской и ямочно-гребенчатой керамикой. По углю из очагов нижний слой получил такие датировки: 7640+-180 (ТА-53), 7580+-300 (ТА-25), 7090+-230 (ТА-41) лет назад. Для среднего слоя имеются даты: 7375+-190 (ТА-52) - по углю из культурного слоя, 6740+-250 (ТА-40) – по углю из очага (вероятно, эта дата наиболее соответствует времени заселения), и 6020+-210 (ТА-17) – по костям. Верхний мезолитический слой по углю из очагов датирован 5800+-200 (ТА-33) и 5300+-250 (ТА-7) лет назад. Даты этого слоя, особенно последняя, приходятся на время, когда в остальных регионах Восточной Европы, в том числе и в Прибалтике, уже был неолит. Из всех трех мезолитических слоев происходит более 40 костяных изделий.
12. Оленеостровский могильник (Гурина, 1956) находится в Южной Карелии, располагается на острове в северной части Онежского озера. В результате проведенных раскопок вскрыто 177 погребений, относящихся к концу мезолита-переходу к неолиту. Представительная серия радиоуглеродных дат получена по костям погребенных из Оленеостровского могильника (Oshibkina, 1989; Зайцева и др., 1997). Датировано 19 погребений: погребение 70 – 7470+-240 (ГИН-4836), 142 – 7220+-110 (ГИН-4451), 84-85 – 7210+-50 (ГИН-4839), 152-153 – 7140+-40 (ГИН-4452), 71 – 7130+-40 (ГИН-4449), 158 – 7130+-70 (ГИН-4454), 118 – 7080+-80 (ГИН-4840), 108-109 – 7070+-100 (ГИН-4838), 151 – 6980+-200 (ГИН-4453), 73 – 6960+-100 (ГИН-4841), 10 – 6950+-90 (ГИН-4456), 19 – 6870+-200 (ГИН-4457), 3-3а – 6830+-100 (ГИН-4459), 16 – 6790+-80 (ГИН-4458). Совершенно особняком стоит дата погребения 100 – 9910+-80 (ГИН-4836) лет назад. В то же время инвентарь, особенно кремневые наконечники стрел, не отличается от изделий из погребений, датированных от 7470 до 6960 лет назад. В материалах памятников, надежно датированных около 9900 лет назад подобные изделия неизвестны. К тому же, по данным геологии (Панкрушев, 1978) в это время Олений остров еще не вышел из воды. Все это заставляет считать дату погребения 100 ошибочной. Мы не используем даты Оксфордской лаборатории, полученные методом ускорительной масс-спектроскопии (Price T.D., Jacobs K. 1990), поскольку разброс датировок одного погребения составляет иногда около 2000 лет, и неясно, какая же из дат наиболее соответствует его возрасту. Можно только отметить, что большинство их укладывается в интервал, очерченный приведенными выше датами. Коллекция изделий из кости и рога из этого могильника самая большая в мезолите Восточной Европы – 6236 изделий, большинство которых составляют подвески из зубов лося и бобра.
13. Поселение Веретье 1 (Ошибкина, 1983, 1997) находится в Восточном Прионежье, на юге Архангельской области, располагается на левом бер. р. Кинемы неподалеку от впадения ее в оз. Лача. В результате многолетних раскопок вскрыто около 1000 кв. м. Памятник однослойный, культурный слой спорово-пыльцевым методом датирован первой половиной бореального периода. Имеющиеся радиоуглеродные даты: 9370+-80 (ГИН-4833). 9050+-80 (ГИН-4031), 8790+-100 (ГИН-4869), 8750+-70 (ЛЕ-1472), 8560+-120 (ГИН-2452), 8520+-80 (ГИН-4030), 8520+-130 (ГИН-2452), 8340+-120 (ГИН-4832). 8240+-140 (ГИН-4869) лет назад в целом подтверждают эту датировку, хотя и имеют существенный разброс, который требует объяснения. Памятник является эпонимным для культуры Веретье, он дал более 1309 изделий из кости и рога..
14. Поселение Нижнее Веретье (Фосс, 1941а, б; Ошибкина, 1983) находится рядом с поселением Веретье 1. Раскопано 154 кв. м. Нижний слой относится к мезолиту, перекрыт слоем позднего неолита и бронзы, местами нарушен этими слоями. Спорово-пыльцевой метод помещает время его формирования во вторую половину бореала, что также подтверждается типологическим анализом инвентаря. Памятник относится к культуре Веретье, к следующему этапу после Веретья 1, на нем найдено 82 изделия из кости и рога..
15. Могильник Попово (Ошибкина, 1983, 1994) находится в 1,5 км выше по р. Кинеме от поселения Веретье 1. Раскопано 440 кв. м, вскрыто 9 мезолитических погребений, 4 из которых разрушены. По результатам радиоуглеродного датирования они распались на две хронологические группы (Oshibkina, 1989, 1994): раннюю составляют погр. 9 – 9730+-110 (ГИН-4856), п. 3 – 9520+-130 (ГИН-4442), п. 1 – 9430+-150 (ГИН-4447) лет назад, а позднюю – п. 6 – 7510+-150 (ГИН-3887), и п. 8 – 7150+- 160 (ГИН-4857) лет назад. По мнению автора раскопок, могильник также относится к культуре Веретье. В этом могильнике в общей сложности представлено 164 костяных изделия.
16. Поселение Култино 3 (Zhilin, 1995) находится в Тверской области, располагается на левом берегу р. Волги в 30 км выше г. Твери. Л.В. Кольцовым и М.Г. Жилиным раскопано 148 кв. м. Памятник многослойный, нижний слой, залегающий в нижней части пойменного аллювия на наилке дал каменные и костяные изделия рессетинской культуры с элементами бутовской. По углю из очага, обложенного камнями, с которым связано скопление находок, получена радиоуглеродная дата 8850+-200 (Tln-1406) лет назад. Коллекция насчитывает 23 изделия из кости и рога.
17. Поселение Озерки 5 (Жилин, 1994б, в; 1996) находится в Тверской области в западной части Озерецкого торфяника в 20 км от г. Твери. Поселение располагалось на низком заболоченном мысу при выходе речки из древнего озера. Раскопано 220 кв. м, прослежено 4 культурных слоя, из которых нижний относится к мезолиту, датирован по пыльце началом атлантика. Радиоуглеродные датировки: 7410+-90 (ГИН-6659), 7310+-120 (ГИН-7218), 7190+-180 (ГИН-6660), 7120+-50 (ГИН-7217) лет назад – согласуются с палинологической датой. Этот памятник является одним из самых выразительных среди поселений финального этапа бутовской культуры, его инвентарь из кости и рога насчитывает 821 изделие.
18. Поселение Озерки 16 (Жилин, 1994в) находится в 300 м от предыдущего. Раскопано всего 12 кв. м, однако надежная стратиграфия, небольшая, но выразительная серия каменных и костяных (4) изделий бутовской культуры позволяют рассматривать его как один из опорных. Интересующие нас находки происходят из нижнего культурного слоя, который накапливался в течение короткого времени на берегу мелководного озера во время его регрессии. Палинологический анализ относит его к первой трети бореала (около 8800-8600 лет назад), что подтверждается радиоуглеродной датой - 8770 +-40 лет назад (ГИН-6654).
19. Поселение Озерки 17 (Жилин, 1994в) расположено в 200 м от описанного, дало близкие материалы бутовской культуры из нижнего (IV) культурного слоя, исследованного на площади 67 кв. м. Спорово-пыльцевой анализ помещает его в тот же интервал первой трети бореального периода. Радиоуглеродные даты получены по обработанной древесине - 8830+-40 лет назад (ГИН-6655), и 8840+-50 лет назад (ГИН-7474). Датировки обоих памятников практически совпадают, причем палинологические и радиоуглеродные определения очень хорошо согласуются. В коллекции 30 изделий из кости и рога.
20. Поселение Нушполы 11 (Жилин, 1997) находится на севере Московской области, располагается на правом берегу р. Дубны, на погребенном островке древнего озера в месте выхода из него древней Дубны на западном конце Дубненского торфяника. Раскопано 90 кв. м. На памятнике прослежено 4 культурных слоя, два нижних, разделенных прослойкой песка, относятся к мезолиту и представляют средний и финальный этапы бутовской культуры. Нижний (IV) слой по результатам спорово-пыльцевого анализа датирован первой половиной бореала (8800-8600 лет назад), а верхний мезолитический (III) слой – началом Атлантика. Из этого слоя по обработанной древесине получена радиоуглеродная дата 7310+-40 (ГИН-6657) лет назад. Оба культурных слоя дали 92 изделия из кости и рога.
25. Поселение Ивановское 3 (Крайнов, Хотинский, 1984; Крайнов, Зайцева, Уткин, 1990) находится на юге Ярославской области, располагается на островке Ивановского торфяника в верховьях р. Нерли Клязьминской. Раскопано около 160 кв. м. Памятник многослойный, нижний слой относится авторами публикаций к мезолиту. Однако вопрос с датировкой этого слоя довольно сложный, на что уже обращал внимание А.Е. Кравцов (Кравцов А.Е, 1991а, б). В первой публикации этого памятника (Нейштадт, Завельский, Микляев, Хотинский, 1969) приведена его стратиграфия, мезолитический слой отнесен к бореальному периоду. На с. 136 читаем: "Радиоуглеродная датировка образца торфа, взятого несколько ниже культурного слоя, с глубины 1,7-1,8 м - 8850+-700 лет (ГИН-242) - полностью согласуется с палинологическими материалами". В статье Д.А. Крайнова и Н.А. Хотинского, посвященной верхневолжской культуре, (Крайнов, Хотинский, 1977) мезолитический слой отмечен на глубине 1,52-1,70 м в нижней части древесно-тростникового торфа и в песке под ним, и подстилается древесным торфом, из верхней части которого взят образец, получивший дату 8850+-700 лет назад (ГИН-242). Этот слой отнесен к бореалу, но граница бореал-атлантик здесь нечеткая. В следующей работе (Крайнов, Хотинский, 1984) представлена другая диаграмма, где эта граница прослеживается четко, а культурный слой залегает на глубине 1,55-1,80 м в нижней части песка с растительными остатками и подстилающем его торфе с примесью песка, и относится к бореальному периоду, верхняя граница которого проводится на глубине 1,6 м по границе торфа и песка. Нетрудно заметить, что в результате верхняя часть культурного слоя отнесена к атлантическому периоду, в то время, как нижняя - к бореальному. Датировка (ГИН-242) искажена - 8850+-70 (вероятно, опечатка), и в этой статье уже отнесена к культурному слою (Крайнов, Хотинский, 1984, с. 103).
В последней работе (Крайнов, Зайцева, Уткин, 1990) приведены разрезы раскопов 1981 и 1986 гг., краткая характеристика памятника и серия радиоуглеродных дат из раскопа 1981 г. и одна из 1986 г., принятых авторами для мезолитического слоя в качестве достоверных. Проверка положения датированных образцов и их надежности, предпринятая нами совместно с А.В. Уткиным и Е.Л. Костылевой по полевой документации 1981 и 1986 гг., позволила выделить для мезолитического слоя следующие достоверные даты: 7630+-40 (ЛЕ-1980 - обожженная древесина рядом с костяным наконечником стрелы), 7470+-80 (ЛЕ-1912 - острие кола, лежало горизонтально немного выше другого костяного наконечника стрелы), 7400+-80 (ЛЕ-1934 - деревянное изделие из ненарушенного слоя), 7310+-80 (ЛЕ-1983 - компактное скопление угля в мезолитическом слое). Еще три даты получены по необработанной древесине из мезолитического слоя: 7510+-80 (ЛЕ-1979), 7310+-70 (ЛЕ-3095 - 1986 г.) и 6900+-80 лет назад (ЛЕ-1948). Последняя дата выпадает из серии, остальные ложатся в интервал 7670 - 7230 лет назад, располагаясь наиболее компактно в промежутке 7480-7240 лет назад. Видимо, этим временем следует датировать мезолитический слой в раскопе 1981г. По костяным и роговым изделиям его можно уверенно относить к финальному этапу бутовской культуры. В дальнейшем без оговорок используются только находки из этого раскопа.
Вопрос о датировке мезолитического слоя в раскопах 70-х годов и 1986 г. пока остается открытым. Прежде всего, необходимо выяснить один и тот же слой был прослежен, или это разные культурные слои. При этом необходимо учитывать, что часть костяных изделий, встреченных в мезолитическом слое этих раскопов, (особенно в раскопе 1986 г) находит прямые аналогии в таких памятниках, как Ивановское 7 (нижний слой), Озерки 17 (нижний слой), Становое 4 (III культурный слой), Веретье 1, датирующихся спорово-пыльцевым и радиоуглеродным методами пребореалом - первой половиной бореала. В более позднее время такие изделия неизвестны. К мезолиту можно уверенно отнести 70 костяных и роговых изделий.
26. Поселение Ивановское 7 (Крайнов, Хотинский, 1984; Жилин, 1993; 1995б) находится на том же торфянике, в 2,5 км к западу от предыдущего. Поселение располагалось на мысу древнего озера с заболоченными берегами. Д.А. Крайновым в 1974 г. было вскрыто 56 кв. м, М.Г. Жилиным в 1992-1997 гг. раскопано 332 кв. м. Памятник имеет 5 культурных слоев, три нижних относятся к мезолиту и представляют ранний, поздний и финальный этапы бутовской культуры. Нижний (IV) слой по пыльце относится к концу первой половины пребореала (около 9600 лет назад), имеет следующие радиоуглеродные даты: 9650+-110 (ГИН-9520) - получена по трубчатой кости лося, найденной в “кладе” с двумя такими же костями, но размеченными резчиком для дальнейшего разрезания; 9640+-60 (ГИН-9516) лет назад – по куску древесины с бобровыми погрызами, встреченному в скоплении находок. Из самого низа сапропеля, перекрывшего этот культурный слой в результате озерной трансгрессии, получены по двум разрезам в разных частях раскопа следующие даты: 9690+-120 (ГИН-9367) и 9500+-100 (ГИН-9385) лет назад. Еще одна дата получена по куску древесины с бобровыми погрызами из слоя лесного мусора в самом низу этого же сапропеля на границе с нижним культурным слоем – 9500+-110 (ГИН-9517) лет назад. После затопления стоянки на более глубоких участках откладываются сапропели, а на мелководье – торф с песком, начало процесса торфообразования датировано 9370+-60 (ГИН-9375), 9330+-110 (ГИН-9518), 9070+-50 (ГИН-7475а) и 9010+-170 (ГИН-9519) лет назад. В это время на мелководье шло частичное переотложение нижнего культурного слоя. Средний (III) культурный слой палинологически датирован первой половиной бореала, по сапропелю и торфу получены радиоуглеродные даты: 8780+-120 (ГИН-9383), 8550+-100 (ГИН-9366), 8530+-50 (ГИН-9373 II), 8290+-160 (ГИН-9372), 8200+-300 (ГИН-9373 I), лет назад, а по куску бересты из этого слоя – 8190+-60 (ГИН-9356) лет назад. Перекрывающий его слой стерильного сапропеля отнесен по пыльце ко второй половине-концу бореала, что подтверждается радиоуглеродными датами: 8630+-120 (ГИН-9382), 8540+-110 (ГИН-8530), 8530+-100 (ГИН-9364), 8360+-160 (ГИН-9371), 8080+-100 (ГИН-9363), 8020+-160 (ГИН-9381) лет назад; а также 7960+-60 (ГИН-8858) и 7770+-60 (ГИН-9368) лет назад, полученным по затонувшим в нем кускам необработанной древесины.. На этом слое лежит слой торфа также без находок, датированный спорово-пыльцевым методом концом бореала. Из него по торфу получены радиоуглеродные датировки: 8240+- 60 (ГИН-9380 II), 8070+-200 (ГИН-9370 I), 7990+-60 (ГИН-9370 II), 7860+-80 (ГИН-9362 II), 7820+-240 (ГИН-9362 I) лет назад. Верхняя часть с находками верхнего мезолитического слоя (IIа) по пыльце отнесена к началу атлантика, по торфу получены радиоуглеродные даты: 7530+-150 (ГИН-9361 I), 7520+-60 (ГИН-9361 II), 7490+-120 (ЛЕ-1260), 7375+-170 (ЛЕ-1261), 7320+-190 (ГИН-9369) лет назад. Тонкая прослойка торфа без находок, непосредственно перекрывающая этот слой в разрезах 1 и 2 1997 г. получила даты: 7220+-90 (ГИН-9360 II), 7100+-110 (ГИН-9360 I), 7090+-100 (ГИН-9379 II), 7000+-140 (ГИН-9379 I) лет назад. В трех мезолитических слоях в общей сложности встречено 398 изделий из кости и рога.
Таким образом, из 32 опорных памятников 11 находятся в Прибалтике, 1 в Южной Карелии, 3 в Восточном Прионежье, 17 в Верхнем Поволжье. Общее количество изделий из кости и рога, включая обломки, учтенных в настоящей работе, составляет более 12000 предметов, из них определимыми до типа, а в большинстве случаев и до варианта, оказались около 11000. В остальных регионах лесной зоны Восточной Европы мезолитические памятники с изделиями из кости и рога или неизвестны, или не имеют надежных культурно-хронологических привязок, или дали очень бедный и невыразительный костяной инвентарь. Такая картина отражает, прежде всего, неравномерность изученности различных участков этой обширной территории. Примечательно, что случайные находки костяных и роговых изделий мезолитического облика известны и из других регионов. Можно надеяться, что будут открыты и раскопаны мезолитические поселения и могильники и в других частях лесной зоны Восточной Европы.
Для сравнения с восточноевропейскими использованы материалы Приуралья – Камень Дыроватый (рис. 1, 33 - хранится в Гос. Эрмитаже, Оп. 23 ДК) и Зауралья – Шигирский торфяник (рис. 1, 34- хранится в Гос. Эрмитаже, Оп 5546) и Кокшаровско-Юрьинская стоянка (рис. 1, 35 - Сериков, 1992). Последняя получила радиоуглеродную дату 6470+-80 (ЛЕ-2060) лет назад, относящую ее к финальному мезолиту. На большей части территории Восточной Европы в это время уже были распространены ранненеолитические культуры. Примечательно, что здесь встречены некоторые типы изделий, представленные большими сериями в Камне Дыроватом и Шигирском торфянике, что может послужить некоторым основанием для датировки подобных изделий из этих коллекций. Другим основанием может служить сопоставление изделий из этих коллекций с надежно датированными материалами опорных памятников мезолита лесной зоны Восточной Европы.
http://mizhilin.narod.ru/Bone_Industry_2001/Chapter_2.htm
http://www.proza.ru/avtor/farzoy
http://www.liveinternet.ru/users/1758119/post70138043/
Остаются продуктивными датировки культур по керамике.
Экспансия культуры кардиальной керамики (синий цвет) и балканских неолитических культур (зелёный цвет) в VII—V тыс. до н. э.
Культура импрессо [править]
Материал из Википедии — свободной энциклопедии
Моллюск сердцевидка, отпечатки которого характерны для керамики ККК
Культура импрессо[1], или Культура кардиальной керамики — декоративный стиль эпохи неолита. Название происходит от обычая отпечатывать на керамике раковины моллюска сердцевидки, Cardium edulis. Некоторые археологи используют альтернативное название — «тиснёная (кардиальная) керамика» (англ. Printed-Cardium Pottery, Impressed Ware, поскольку среди отпечатков встречается не только Cardium.[2]
Следует отметить, что кардиальная керамика имела существенно более широкое распространение, чем культура кардиальной керамики[3].
http://ru.wikipedia.org/wiki/Культура_импрессо
http://ru.wikipedia.org/wiki/Эпоха_бронзы
http://stepnoy-sledopyt.narod.ru/history/esp/esp.htm
Е.Н. Черных в статье «Евразийский «степной пояс»: у истоков формирования: Взгляд на проблему» по сути указал на судьбы этносов, получивших палеолитический гаплогруппный импульс и постепенно выходивших из доностратического и ностратического содружества (верхние рисунки как иллюстрации к данному материалу).
По Е.Н. Черных, в апогее своего развития Евразийский «стенной пояс» скотоводческих культур предстает перед современными исследователями поистине необозримым по своей гигантской протяженности. С запада на восток, от бассейна Нижнего Подунавья вплоть до Манчжурии — фактически без сколько-нибудь заметных перерывов — пролегали пространства, превышавшие 8 тыс. км. Тогда же полностью оккупированные мобильными воинственными степными народами территории занимали до 16—17 млн км2 (рис.1) — и это в относительно «мирные» периоды существования!
Рис.1 «Степной пояс» евразийских скотоводческих культур: контуры территориального «домена»
(здесь и далее иллюстрации по адресу:
http://stepnoy-sledopyt.narod.ru/history/esp/esp.htm )
В течение весьма длительного времени степная зона служила специфичным базовым «доменом» скотоводческих культур. Однако «домен» этот включал в себя также расположенные севернее и экологически существенно более комфортные для обитания скотоводов лесостепные регионы.
Эти регионы, включая будущую Новгородскую землю, имели сравнительно яркое развитие со времён мезолита.
Е.Н. Черных подчёркивает - не следует также думать, что от южного — оседлых земледельцев — и северного — лесных охотников и рыболовов — миров изучаемый нами «пояс» отчленяли строгие демаркационные рубежи. На всей его огромной протяженности и фактически на всех этапах его существования возникали весьма заметные по территориальному охвату регионы, где наблюдалось чересполосное сосуществование разнообразных типов культур. Там степняки-скотоводы, начиная с медного века и вплоть до средневековья, время от времени глубоко внедрялись в исконные области оседлых земледельческих культур.
В исторической реальности процесс распространения и территориального охвата культур «степного пояса» всегда отличался волнообразным характером. В случае удач динамичные воины-скотоводы могли подчинять чуждые им популяции на воистину необозримых пространствах. Захватнические устремления степняков были нацелены, как правило, к югу от их «домена», когда они старались вторгнуться глубоко в зону оседлых земледельческих культур. Внезапно слабея, они без промедления откатывались к северу.
И почти всегда за их спиной оставались культуры гигантской северной таежной зоны Евразии. По всей видимости, последние почти непременно в большей или меньшей степени зависели от степняков. Судя по всему, коварного удара «со спины» степные скотоводы не опасались: слишком слабыми и разобщенными казались племена лесных охотников и рыболовов. Однако именно отсюда, с севера, в конечной фазе их бытия и последовал самый трагичный для степных скотоводов удар. (Это речь, понятно, о России…)
В последние шесть тысячелетий, т.е. вплоть до нового времени или же до XVIII и даже XIX вв., евразийский пояс степных культур являлся, без сомнения, одним из самых поразительных феноменов в истории народов этого континента. Периоды всесокрушающих, невиданных по своей стремительности нашествий всадников — этих непобедимых в те исторические моменты воинов — нередко повергали в буквальный паралич волю носителей многих оседлых культур. В долгой исторической памяти тех народов, которые не только в научной, но даже в популярной беллетристике привычно относят к разряду «цивилизованных», обыкновенно всплывают картины прошлого, обильно окрашенные кровью и мраком тотальных разрушений. Подобными воспоминаниями наполнены не только письменные источники, но также изустные сказы и эпические предания.
По Е.Н. Черных , ужаснувшие мир монгольские завоевания лишь завершали длинную череду подобного рода бедствий. Предшественниками Чингиз-хана и его прямых наследников стали, например, гунны со своим легендарным вождем Атиллой. Появились они на западе Евразийского континента опять-таки из неведомых для европейцев и устрашавших их глубин Азии. Неукротимые всадники гуннов наносили разящие удары по обеим — восточной и западной — частям некогда единой Римской империи. Об империи гуннов Е.Н. Черных как бы не знает
http://www.proza.ru/2009/08/26/331; http://ru.wikipedia.org/wiki/Империя_гуннов и др.
Вместе с тем Е.Н. Черных признаёт, что в своем продвижении вниз по хронологической шкале, пересекая рубеж новой эры, мы погружаемся в степной скифо-сарматский мир. В 1-м тысячелетии до н.э. он простирался от низовьев Дуная вплоть до Западной Монголии. Богатейшие и нередко насыщенные золотом курганные захоронения скифо-сарматских вождей до сих пор горячо волнуют как исследователей-археологов, так и широкую публику. В конце VI в. до н.э. персидский царь Дарий, намеревавшийся с помощью своего воинства наказать и сокрушить лишь малую крупицу этого необъятного кочевого мира, потерпел полную неудачу. Об этом подробно поведал Геродот, и в его повествовании был явственно очерчен тот залог стратегической неуязвимости степных всадников, который имел место во все предшествующие и последующие исторические эпохи (фактически до нового времени). http://www.proza.ru/avtor/zolinpm&book=15#15
По всей вероятности, считает Е.Н. Черных, наиболее тяжкие страдания от крайне болезненных, а порой и трагических столкновений с миром степных культур испытывал Китай. Причем борьба эта продолжалась не менее трех тысячелетий, вплоть до позднего средневековья. И если для более западных евразийских пространств южный мир от степного, северного отделяли могучие горные цепи - от Кавказа вплоть до Памира и Тянь-Шаня — то китайцам пришлось по сути бесконечно долго сооружать и достраивать свою знаменитую «Великую» стену, которая почти всегда оказывалась крайне слабым барьером против летучих отрядов «степных ковбоев». Но сам же отмечает и полезное влияние степняков на население раннего Китая. http://www.sciam.ru/article/3034/
(см. иллюстрацию к материалу)
По Е.Н. Черных , первые признаки зарождения Евразийского «стенного пояса» — этого устрашавшего столь многих степного феномена - проявились в самом начале эпохи раннего металла или же в медном веке, то есть с V тыс. до н.э. Примерно через 35—40 столетий, т.е. уже к концу 2-го тысячелетия до н.э., границы «степного пояса» приобрели те контуры, которые в своих главных чертах сохранились в течение последующих трех тысячелетий.
Фундаментом исследования Е.Н. Черных стали обширные базы данных о древнейшем металле различных металлургических провинций, накопленные и систематизированные автором и сотрудниками Лаборатории естественнонаучных методов Института археологии РАН. Только привлеченные к затронутой в этой статье проблематике базы данных превысили более 120 тыс. предметов, число же системно обработанных радиоуглеродных датировок по 14С приближается к 3 тыс.
Е.Н. Черных констатирует, что в 5-м тысячелетии до н.э. на пространствах от Адриатического моря вплоть до Нижнего Поволжья в Старом Свете возникла первая металлургическая провинция медного века (рис.2). Её именуют Балкано-Карпатской, поскольку основные производящие металлургические центры этого формирования локализовались в богатых медными рудами горных районах Северных Балкан и Карпат [2]. Здесь из руд многочисленных месторождений выплавляли медь, а из нее выделывали множество орудий и оружия (рис.2). В лишенных собственных рудных богатств более восточных регионах — на степных и лесостепных просторах этой части Европейского континента — из привозной балкано-карпатской меди могли лишь отливать и отковывать орудия и украшения. Формирование сложной взаимосвязанной системы металлургических и металлообрабатывающих очагов, под которой мы и понимаем металлургическую провинцию, явилось событием чрезвычайной важности. В конечном итоге данному событию стали придавать воистину глобальный характер. Ведь именно здесь зарождалось реальное горнометаллургическое производство нашей планеты; и именно таким образом был заложен один из самых важных камней в фундамент цивилизаций современного типа.
(Но одновременно это и начальная эпоха одомашнивания лошадей, что отмечалась греками в образах кентавров. Римские историки подчёркивали, что скифы по цивилизованности древнее даже египтян http://www.proza.ru/2010/02/27/200; Интернет ).
Рис.2. Ареал Балкано-Карпатской металлургической провинции V тыс. до н.э. А — центральный блок культур; В — блок трипольских культур; С — блок степных скотоводческих общностей. Вверху: слева — набор медных орудий и оружия центрального блока (Варненский некрополь); справа — медные украшения из памятников культур степного блока.
То, что эта провинция сформировалась на севере Балкан и в Карпатах, вначале удивило многих. Согласно старым и казавшимся нерушимыми аксиомам исторической и археологической наук, это производство никак не могло здесь появиться ранее того, что было известно в Месопотамии или же, скажем, в Египте. Ведь постулат «Свет с Востока» представлялся неколебимым: только на Ближнем Востоке — и не ранее 3-го тысячелетия до н.э. - могли зарождаться все сколько-нибудь примечательные идеи и технологии. Но Балкано-Карпатье весьма удалено от библейских равнин... Внедрение радиоуглеродной хронологии в арсенал основных методов археологии резко поколебало прежнюю умозрительную картинку: активно развивающиеся аналитические исследования неумолимо с каждым новым шагом утверждали значительно более глубокую древность зачаточной, но вместе с тем поразительно высокоразвитой балкано-карпатской металлургии.
Балкано-Карпатская провинция, наряду с производством тяжелых медных орудий и золотых украшений, отличалась еще рядом примечательных особенностей, из которых Е.Н. Черных привлек внимание лишь к одной, но весьма важной для нашей проблематики. В структуре культур провинции легко вычленяются три блока. Первый - коренной, или центральный: вся повседневная жизнь людей протекала здесь на постоянных долговременных селищах. У этих древних поселков мощные многометровые слои тех отложений, что археологи именуют «культурным слоем», насыщены бесчисленными обломками великолепно изготовленной и украшенной причудливым орнаментом глиняной посуды. Аборигены обитали в глинобитных, порой двухэтажных жилищах. Одним из важнейших занятий этих народов было земледелие, но профессионально обособленные кланы этих популяций разрабатывали рудники и выплавляли медь. Здесь неизбежно внимание к культурам типа Винча http://ru.wikipedia.org/wiki/Культура_Винча
Второй блок культур охватывал пространства к востоку от Карпат — в областях нынешней Западной Украины вплоть до правобережного Поднепровья. Совокупность их памятников, известная под названием знаменитой трипольской культуры (по имени одного из первых обнаруженных археологами близ Днепра поселков — Триполья). Весьма сходная с балкано-карпатскими, она отличалась лишь отсутствием горно-металлургического промысла. Местные племена использовали привозной металл из металлургических центров центрального блока. http://ru.wikipedia.org/wiki/Триполье-Кукутень
Но наиболее интересным в системе Балкано-Карпатской провинции для нашей темы оказывается, пожалуй, восточный блок культур, занимавший степные и лесостепные пространства Восточной Европы от Днепра вплоть до Среднего и Нижнего Поволжья. Все сколько-нибудь примечательные детали материальной или духовной жизни резко контрастны тем, что были присущи западным соседям. Здесь совершенно не ведали земледелия, а основным источником жизнеобеспечения и забот служил скот. Селища, как правило, отличались тонким «культурным слоем», что говорило о несравненно более подвижном образе жизни, Культура степняков предстает перед нами в большей степени благодаря раскопкам их кладбищ. Глиняные сосуды отличались несравненно более примитивными формами лепки. Металл балкано-карпатских производственных центров они получали при контактах с племенами трипольской общности, из привозной меди степняки отковывали лишь нехитрые по форме украшения (рис.2), а медных орудий и оружия по неведомой причине они чурались вовсе.
Даже беглое сопоставление первого и второго блоков оседло-земледельческих культур, с одной стороны, и третьего блока степного скотоводческого населения Восточной Европы, с другой, позволяло многим археологам полагать, что перед нами народы двух совершенно различных уровней социального и технологического развития. На западе живут и трудятся популяции, по существу подошедшие вплотную к уровню ранних цивилизаций, степной же восток занят культурами «варваров», полностью зависимыми от «просвещенного» Запада. Что же получается: пришла пора провозглашать совершенно новую аксиому — «Свет с Запада»?
У истока степных курганных культур — второй этап
Однако уже в следующем, 4-м тысячелетии до н.э. картина изменилась до чрезвычайности. Медный век сменился ранним бронзовым, и наступил второй этап формирования «степного пояса». К юго-востоку от ареала скотоводческих общностей, составляющих третий блок Балкано-Карпатской провинции, в степях и предгорьях Северного Кавказа, возникла культура, не имевшая до тех пор аналогий или же явных прототипов. Людей там часто хоронили под громадными насыпями, получившими в новое время название курганов. Самые величественные искусственные надмогильные холмы, по всей вероятности, отличали персон с наивысшим социальным статусом. Покойников нередко помещали в обширные каменные «ящики», выложенные каменными плитами. Погребенных под крупными курганами чаще всего сопровождал поразительно богатый инвентарь: бронзовое оружие и посуда, золотые и серебряные сосуды и украшения (рис.3), а также изделия для отправления загадочных ритуалов. Культуру эту археологи стали именовать «майкопской», поскольку первое удивившее своим богатством погребение было вскрыто в городе Майкопе еще в конце XIX в.
http://ru.wikipedia.org/wiki/Майкопская_культура (Википедия не отражает современные данные по этой культуре)
Рис.3. Ранняя фаза Циркумпонтийской металлургической провинции. Справа: бронзовые оружие и орудия, фигурки, золотые и серебряные сосуды майкопской культуры.
Многие важнейшие черты и парадоксальные особенности майкопской культуры постоянно привлекали пристальное внимание исследователей. Во-первых, всегда отмечалось яркое своеобразие этой курганной и в основе скотоводческой культуры на фоне как отдаленных, так и ближайших соседей. Оседлые земледельцы окружали ее ареал с юга — в основном уже за Главным Кавказским хребтом. Степные скотоводы, «третий блок» Балкано-Карпатской провинции, оккупировали северные степи и лесостепи.
Во-вторых, бросалось в глаза почти фантастическое богатство металла и разнообразие форм изделий. Последняя черта особенно интриговала археологов, поскольку никаких свидетельств местного металлопроизводства у майкопского населения до сих пор найти не удалось, а в южных краях — уже за Кавказом — коллекции металла из памятников оседлых земледельческих культур при сопоставлении с майкопским великолепием выглядели крайне блекло [3].
В-третьих, бросался в глаза бледный, если не сказать порой убогий, облик большинства майкопских поселков на фоне великолепия курганных некрополей.
И, наконец, в-четвертых, поражал весьма ранний возраст майкопских памятников, покрывавший все десять столетий 4-го тысячелетия до н.э. Последнее в особенности шокировало сторонников теории «Свет с Востока»,поскольку и в данном случае некогда бесспорная историческая аксиома претерпевала вполне ощутимый урон. http://www.proza.ru/2009/07/22/841
Это период достижения скифами господства в Европе и Азии
http://www.trinitas.ru/rus/doc/0211/002a/02110009.htm
http://www.trinitas.ru/rus/doc/0211/009a/02110001.htm и др.
Майкопский феномен развивался на фоне угасающей Балкано-Карпатской металлургической провинции, но в стороне от нее и независимо от нее Когда же провинция распалась окончательно, ареал последней оказался поглощенным абсолютно новой и многократно более обширной системой, названной циркумпонтийской металлургической провинцией (ЦМП). Само название провинции было обусловлено тем, что основные производящие центры этой системы располагались вокруг Черного моря, или же Понта Эвксинского древних греков. Металлургия и металлообработка ЦМП по своим основным признакам существенно отличалась от канувшей в вечность Балкано-Карпатской провинции. Майкопская же культура с ее большими курганами и удивительным металлом явилась во многом своеобразной «прародительницей» Циркумпонтийской провинции.
В системе ЦМП статус прежде всего майкопской культуры, а также ставших ее наследниками более поздних степных восточноевропсйских общностей – типа так называемой «древне-ямной» — резко разнился от того, что мы отмечали для предшествующего медного века. Северную зону ЦМП (рис.4) представляли теперь скотоводческие мобильные курганные культуры и общности, порою явно «демонстрировавшие» независимость от южных оседлых народов, а также особую значимость. Пастушеские племена по традиции и доныне продолжают порой именовать варварскими. Однако эти «варвары», с 4-го и в основном уже в 3-м тысячелетии до н.э. начали свою пугающую оседлых «цивилизованных фермеров» активность. Получая основную долю металла из богатых южных стран, они энергично развивают собственное металлообрабатывающее производство. Иногда могло даже сложиться впечатление, что своим металлом южане старались .откупаться от агрессивных пастухов-воинов. Теперь у носителей курганных культур выходит на первый план отливка оружия и орудий, а некоторые из этих форм — к примеру, боевые топоры – становятся даже исходными для больших серий аналогичных изделий на Ближнем Востоке или в Малой Азии. Если анализировать, скажем, изображения на барельефах из этих южных областей, то топоры исходных степных форм на юге предстают оружием весьма высокого ранга: оно в руках лишь высших иерархов и даже божеств. Тогда же — в конце 4-го тысячелетия — кочевые народы курганной «древне-ямной» археологической общности открыли в степях Южного Урала гигантское меднорудное поле Каргалы. В среде пастухов выкристаллизовались группы людей, приобретавших профессиональные навыки, постигавших умение самостоятельной выплавки из руд меди, а из нее отливки и отковки различного рода изделий.
Рис.4. Вторая фаза Циркумпонтийской металлургической провинции. Ареал древне-ямной общности и ее предполагаемых местных параллелей.
В 3-м тысячелетии до н.э. общности номадов-скотоводов, а также мобильных «полуоседлых» пастухов оккупировали внушительные пространства, превышавшие 1 млн км2 — от низовьев Дуная вплоть до северо-каспийских полупустынь. Не вполне ясные следы их воздействий можно было увидеть даже далеко на востоке — вплоть до степного Алтая. Однако реализация их восточных устремлений (пока что трудно доказуемых) откладывалась еще на тысячу лет.
Это время царя Ассирии Нина и молодых скифских царей Плина и Сколопита
http://www.proza.ru/2010/06/11/1164
Третий этап сложения: Восток—Запад
На рубеже 3-го и 2-го тысячелетий до н.э. явно проявили себя важнейшие черты третьего этапа формирования «пояса», а на Евразийском континенте зарождались сообщества позднего бронзового века. То было время фантастической активизации степных скотоводов, приведшей к середине 2-го тысячелетия к тому, что «степной пояс» приобрел вполне отчетливый и завершенный характер своих контуров. В позднебронзовом веке металлоносные культуры Старого Света достигли своего территориального максимума в 40-43 млн км2 [3]. Вплотную приблизился к высшим значениям в 16-17 млн км2 также и «степной пояс» скотоводческих формирований. Следовательно, в общем пространстве культур и общностей, познавших металл и его преимущества, на долю степных объединений приходилось не менее 40% всех территорий — а это весьма впечатляет!
В истории народов «степного пояса» в эпоху поздней бронзы особую роль сыграли две гигантские металлургические провинции — Евразийская и Восточноазиатская, Первая распространяла свое воздействие от Поднепровья до Алтая и от степных и полупустынных областей Предкавказья и Средней Азии вплоть до таежного севера (рис.5). Она отличалась отчетливо монокультурным характером своих сообществ, что особенно ярко проявилось на фазе ее стабилизации в XVIII/XVII — XV/XIV вв. до н.э. К тому времени ее общая площадь достигла примерно 8 млн км2. Всю ее южную часть занимали памятники двух гигантских общностей: так называемая «срубная» в Восточной Европе и «андроновская» в азиатской части. Однако старт или начальная фаза формирования этой «монокультурной» провинции казались весьма необычными.
Рис.5. Ареал Евразийской металлургической провинции (ЕАМП) и северо-западные границы Восточноазиатской металлургической провинции (ВАМП). Фаза стабилизации.
Ранняя фаза Евразийской провинции, датированная XXII—XVIII вв. до н.э., примечательна тем, что зародились две стремительные, встречные «волны» продвижения скотоводческих народов: с запада на восток и с востока на запад (рис.6). Первый или же западный импульс предстал вполне ожидаемым на фоне событий предшествующего времени. В конце 3-го тысячелетия до н.э. в процессе распада Циркумпонтийской провинции скотоводы лесостепной и степной зон Восточной Европы устремились на восток, за Урал. Это привело к быстрому распространению скотоводческого уклада жизни у народов Казахстана, степной и полупустынной части Средней Азии и юга Западной Сибири.
Рис.6. Фаза сложения Евразийской металлургической провинции. Две встречные волны распространения культурных образований. Красным цветом обозначены могильники и святилища (звездочки), а также единичные находки металла сейминско-турбинского облика (точки и овальные фигуры). Вверху: некоторые формы металлических изделий сейминско-турбинского типа.
Инициаторами этого движения стали народы, оставившие после себя памятники, в которых археологи различают т.н. «синташтинскую» или же «абашево-синташтинскую общность». В рамки последней входила также и петровская культура (рис.6). Популяциям этой общности по-прежнему было чуждо земледелие, а скотоводство, без сомнения, занимало центральное место в их повседневной жизни. Горнометаллургический промысел также успешно развивался на базе зауральских и казахстанских меднорудных залежей. За Уралом почти не стало курганных некрополей: древний ритуал сооружения надмогильных насыпей здесь быстро отмирал. Археологам удалось открыть множество селищ этой общности, но поселки, как правило, крупными размерами не отличались.
Вторая «волна» (или же восточный импульс) оказалась для исследователей намного более неожиданной. Загадка ее проистекала хотя бы из того, что подобную «волну» трудно было предсказать и предположить. Ведь едва ли не на «пустом место в обширном ареале Саяно-Алтайской горной системы чрезвычайно быстро возник исключительно развитой тип металлургии. Относительно примитивные металлургические очаги предшествующего времени как будто не обещали стать базой внезапной вспышки производства высокотехнологичного тонкостенного бронзового литья изысканных и, пожалуй, неповторимых форм оружия. Здесь отливали наконечники копий, топоры-кельты, фигурные ножи со скульптурными изображениями различных животных и даже людей (рис.6). Огромное большинство этих вещей было обнаружено в очень странных могилах-кенотафах, где археологи не находили человеческих останков [4]. Поразительно широк ареал распространения этих необычных древностей: от Западного и даже Центрального Китая вплоть до Восточной Балтики, т. е. более 6 тыс. км! Но на этой неохватной территории поражало также удивительно малое число самих металлических предметов: их не более шести сотен!
Однако именно так вспыхнули первые признаки зарождения другой великой металлургической провинции, которую мы именуем Восточноазиатской. По сравнению с Евразийской она отличалась несравненно более сложной структурой.
В археологии восточная «волна» известна как «сейминско-турбинский транскультурный феномен» (по названию двух знаменитых могильников — Сейма и Турбина). Воинственные популяции стремительно продвигались на запал параллельно, но севернее встречного потока абашево-синташтинских племен, — уже по преимуществу в южной полосе лесной евразийской зоны. Крайне любопытно, но 35—40 столетий спустя именно этим путем, но уже на восток продвигаться немногочисленные казачьи отряды — эти беспокойные и трудно поддающиеся дисциплине подданные Российского государства.
Однако во второй половине 2-го тысячелетия до н.э. кочевые скотоводы Восточноазиатской провинции резко меняют ориентацию своих агрессивных устремлений. Отныне их взгляды нацелены в основном на юго-восток {рис.7), туда, где возникли богатейшие очаги культуры древнего китайского государственного образования, именуемого Шан (Инь), центры которою преимущественно связаны с бассейном Хуанхэ. Степняки, культуру которых археологи именуют карасукской, наследуют многие формы оружия предшествующего сейминско-турбинского феномена, отливая прежде всего так называемые однолезвийные коленчатые ножи с фигурными рукоятями (рис.6). Именно эти формы оружия, а скорее всего, их подражания распространяются по всей территории, подвластной правителям династии Шан. С этого времени, по всей видимости, и берет свое начало великое противостояние степных воинов-скотоводов древним и средневековым китайским цивилизациям.
Рис.7. Важнейшие направления воздействия культурных объединений северо-западных (саяно-алтайских) центров Восточноазиатской металлургической провинции в финале сложения евразийсого степного пояса.
Это период происхождения скифских царей от Таргитая (по Геродоту)
http://www.proza.ru/2010/06/29/354
Финал
Мы уже вспоминали о «звездном часе» степных скотоводов — о Чингизовых походах и едва не молниеносном формировании недолговечной евразийской империи Чингизидов. Ведь курултай монгольских племен поднял Чингиз-хана на белом войлоке в 1206 г. Однако уже в 1241 г., т.е. всего через 35 лет, монгольские летучие отряды сокрушали всех противников на поистине необозримых пространствах — от Тихого океана вплоть до Адриатики. Эти молниеносные завоевания охватили воистину гигантские пространства — до 30 млн. км2! Правда, довольно скоро начали постепенно проглядывать и черты заката степного феномена. Как это ни удивительно, но самые сокрушительные удары степнякам нанес тот народ, что испытал один из самых тяжелых уронов от их нашествий — русские. Вспомним при этом, однако, что их большая или меньшая зависимость от степных воинов ощущалась еще долго. Ведь Российское государство выплачивало дань крымским татарам вплоть до времен Петра Великого.
Однако энергичный прорыв на восток — за Урал — российских казачьих отрядов начинается с 80-х годов XVI в., уже вскоре после сокрушения Иваном Грозным Казанского ханства. Этот рывок хорошо известен в нашей литературе, и он связан, конечно, с легендарным для российской истории именем Ермака. Всего шесть десятилетий потребовалось казакам, чтобы после этого похода достигнуть восточной оконечности Евразийского континента: Семен Дежнев обогнул этот мыс по будущему Берингову проливу, отделявшему Старый Свет от Нового, в 1648 г. Так Россия постепенно овладевала и осваивала тот таежный тыл «степного пояса», который, как можно думать, степным скотоводам казался вечным и незыблемым. Новая и нависавшая с севера могучая сила постепенно и неуклонно давила степняков. Сопротивление их, однако, было весьма долгим и отчаянным. Первоначально смяли западный фланг «пояса», именовавшийся в русской традиции «дикой степью». Акция эта, как известно, восславила фаворита Екатерины Великой князя Потемкина Таврического. Гораздо позднее удалось усмирить центральную часть «пояса» — Казахстан и Среднюю Азию. Так, в 1820 г., т.е. спустя девять десятилетий после включения младшего жуза казахов в состав Российской империи, столичные власти организовали посольство в Бухару через Оренбург. «Так как нам предстояло пересечь необъятные степи, посещаемые только кочевыми ордами, правительство снабдило нас конвоем из двух сотен казаков и двухсот пехотинцев, к которым затем присоединились двадцать пять всадников-башкир. Мы взяли с собою 2 артиллерийских орудия», — писал тогда статистик посольства Е.Мейендорф [5]. Однако после ликвидации во второй половине XIX в. независимости среднеазиатских эмиратов со «степным поясом» и в этой части Азии было покончено. В конце 2-го тысячелетия только в аридных монгольских степях и необъятных пустынях Гоби можно было наблюдать остатки этих кочевых и полукочевых скотоводов (рис.8).
Рис.8. Скотоводы-кочевники Монголии в 70-х годах XX в. Верхнее фото: группа юрт близ средневекового кургана-«керексура». Нижнее: сезонная перекочевка с летней стоянки.
Таким представал финал долгого, насыщенного драмами и трагедиями бытия этого поразительного феномена далекой — да и не столь далекой — истории евразийского «степного пояса».
Литература
1. ЮрченкоА. Г. Экспозиция// Христианский мир и «Великая Монгольская империя». Материалы францисканской миссии 1245г .СПб., 20002.
2. Chernykh E.N. Ancient metallurgy in the USSR. The Early Metal Age. Cambridge, 1992
3. Черных Е.Н., Авилова Л.И., Орловская Л.Б., Кузьминых С.В.// Российская археология. 2002. №1. С.5-15.
4.Черных Е.Н., Кузьминых С.В. Древняя металлургия Северной Евразии (сейминско-турбинский феномен). М. 1992.
5.Мейендорф Е.К. Путешествие из Оренбурга в Бухару. М. 1975. С. 20.
Природа. №3. 2008 год http://stepnoy-sledopyt.narod.ru/history/esp/esp.htm
Да, средневековые кочевники повторили более ранние пути тюрков, гуннов и скифо-сарматов. Но были ли эти ранние монголами ?! Вероятнее всего, нет. Но вот в составе ранних кочевников пращуры монголов явно были и пути завоеваний помнили.
Интернет цитирует и другие статьи Е.Н. Черных.
Хотелось бы обратить внимание ещё на одну из них. Архив. июль 2006
Металлургия
ФИЛОСОФИЯ МЕТАЛЛА
Евгений Черных
http://www.sciam.ru/article/3034/
Развитие человечества после бронзового века было обусловлено способностью находить металлоносные минералы и выплавлять из них металлы, а также искусством обработки последних и мастерством их использования. Именно металлы заложили основу современных цивилизаций, даже тех, что называются «постиндустриальными», поскольку ни одна из них не может обойтись без металлургии.
Люди научились выплавлять из руды металл и делать из него орудия, в результате чего резко возросла производительность труда. Именно так в упрощенном виде выглядит толкование роли металла в цивилизационном процессе. Совершенно очевидно, что даже мягкая медь, а тем более ее разнообразные сплавы более пригодны для изготовления различных предметов, нежели камень или кость. Однако гораздо реже обращают внимание на другое последствие открытия металлов — международное разделение труда, одной из причин которого стало неравномерное распределение минеральных богатств по планете. В зависимости от наличия полезных ископаемых народы разделились на производителей и потребителей металла, что сыграло колоссальную роль в восхождении человеческих сообществ к структурам современного мира.
Еще реже обсуждается то поистине революционное влияние, которое металлургия оказала на мировоззрение древних. Соприкоснувшись с металлами, человек впервые приоткрыл завесу доселе неведомой ему тайны. Он вдруг осознал, что неживая природа способна кардинально менять свои суть и облик: из зеленого хрупкого камня под воздействием огня возникало тяжелое вещество красного цвета (медь), самородки которого в природе встречались редко. Все это порождало мысль о существовании неподвластных человеку сверхъестественных и могучих сил, которым подчинены неисчерпаемые, но скрытые от глаз подземные богатства, а также стихия огня. И только избранные обладали даром вступать в контакт с таинственными сущностями и пользоваться их расположением. Секреты металлов строго охраняли от чужих глаз обособленные кланы умельцев, колдунов, шаманов.
Какие же задачи стояли перед древним металлургическим производством? С какой целью мастера ковали и отливали всевозможные изделия из разнообразных металлов? Ложная трактовка причин и следствий может привести к ряду досадных ошибок в оценках всей долгой истории горно-металлургического производства и связанных с ним человеческих отношений. Роль данного аспекта ярче всего, пожалуй, проявляется при сопоставлении металлургии Евразии и Южной Америки.
Рис. 1. Карта-схема территориально-хронологического распространения металлов в Евразии и Северной Африке (представлена выше)
«Протометаллический» период в Старом Свете
Первым металлом, с которым познакомились люди, была медь. Произошло это около 10 тыс. лет назад в Юго-Восточной Анатолии (рис.1). Археологи открыли там очень древнее поселение докерамического неолита Чайоню Тепеси (рис. 2 http://sciam.ru/2006/7/img/metalurgia2.jpg
Планы зданий преимущественно прямоугольные ), которое поразило неожиданной сложностью каменной архитектуры. Ученые обнаружили среди руин около сотни мелких кусочков меди, а также множество осколков медного минерала — малахита, некоторые из них были обработаны в виде бусин. Большое количество медных украшений было найдено и в поселении Ашикли Хейюк на юге Центральной Анатолии, датированном VIII тыс. до н.э. Однако медь, очевидно, была известна не всей Анатолии, так как почти никаких ее следов не было обнаружено в открытом археологами селении Невали Чори, где сохранились удивительно богатое каменное убранство и скульптуры. Медь и свинец были также обнаружены в Северной Месопотамии: в Ярым-Тепе I и II, Телль-Магзалии. В весьма разнообразном списке переднеазиатских и анатолийских древностей почетное место занял и великолепный Чатал Хюйюк, в глиняных домах и храмовых постройках которого также удалось найти образцы меди и свинца. http://yyz1yyz.mylivepage.ru/blog/432/18933
На путях из Скифии к Египту
На карте хорошо видно расположение древнейших находок металлических изделий. Почти все известные артефакты, относящиеся к периоду с конца IX по VI тыс. до н.э. (т.е. до того, как в Месопотамии широко распространилась культура типа Урук), происходят всего из трех десятков памятников, рассеянных по обширной территории в 1 млн. км2. Отсюда извлечено около 230 мелких образцов, причем 2/3 из них принадлежат двум поселениям докерамического неолита — Чайоню и Ашикли: 113 и 45 изделий соответственно.
Несмотря на наличие в регионе минеральных ресурсов и металлических изделий, в анатолийско-переднеазиатских областях в тот период так и не возникла настоящая металлургия. Наоборот, стагнация местной металлообработки затянулась на 4 тыс. лет.
Рис. 2. Поселение Чайоню Тепеси в Восточной Анатолии:
IX-VIII тысячелетия до н.э. Здесь был обнаружен древнейший металл планеты
На заре века металла
Настоящая эра металлов в Евразии началась вовсе не там, где можно было бы ожидать. По логике вещей, металлургия должна была зародиться на Анатолийском нагорье, в Северной Месопотамии либо на западе Ирана. Однако горно-металлургическое производство появилось в V тыс. до н.э. на севере Балканского полуострова и в Карпатском бассейне (см.: Е. Черных. Рудники бронзового века // ВМН, №12, 2005). Со временем удалось нанести на карту четкие границы важнейшей Балкано-Карпатской металлургической провинции (БКМП) медного века. В начале 70-х гг. прошлого столетия здесь были открыты невероятно богатые и выразительные памятники, такие как Варненский «золотой» некрополь или же громадный медный рудник Аибунар в Южной Болгарии. Среди анатолийских и переднеазиатских археологических памятников того же периода ничего похожего не встречалось.
Еще до того как был открыт Варненский феномен, ученые обратили внимание, что северобалканские и карпатские центры металлургии производили не столько золотые изделия, сколько на редкость разнообразное оружие и всевозможные орудия: втульчатые топоры, комбинированные топоры-тесла, простые массивные тесла, долота и т.п. (рис. 4) Причем складывалось впечатление, будто местные металлурги и литейщики в одночасье овладели приемами отливки и отковки крупных изделий сложных форм. Т.е. мощное горно-металлургическое производство развивалось на Балканах весьма стремительно.
Таким образом, если металлургия Анатолии 4 тыс. лет пребывала в трудно понимаемом застое, то на Балканах и в Карпатах эта отрасль пережила невиданный взлет. Чем же объяснить такой парадокс?
Возможно, причиной столь длительной стагнации данного промысла в Анатолии стала система предписаний и запретов местной культуры. Нормативная же база балкано-карпатских народов кардинально отличалась от анатолийской в отношении не только характера, масштабов, но также и целевой направленности горно-металлургического производства. Тем не менее, первичные навыки обработки металлов, вероятно, пришли на Балканы из соседней Анатолии. Можно предположить, что данный импульс и породил яркую вспышку горного дела и металлургии на Балканах, ничего, как ни странно, не изменив на малоазийских нагорьях. Правда, построить строгую систему доказательств на базе конкретных материалов весьма сложно: слишком невыразительным в морфологическом отношении предстает исходный металлический материал как в Анатолии, так и на Балканах, а потому обсуждаемая гипотеза до настоящего времени носит преимущественно умозрительный характер.
Рис. 3. Глиняные и раскрашенные фигуры леопардов на стене святилища в селище-«протогороде» Чатал Хюйюк в Южной Анатолии
Металл в Новом Свете
Металлургия Нового Света радикально отличается от горного дела Европы. Во-первых, золото в Южной Америке (Андийский регион) появилось тремя тысячелетиями позднее, нежели в Евразии, на Балканах. Во-вторых, медь здесь никогда не играла первостепенной роли. Вплоть до испанского завоевания она служила скорее дополнением к изделиям из драгоценных металлов, позволяющим сделать их более массивными. В-третьих, все развитие Андийской доколумбовой археометаллургии было нацелено исключительно на создание удивительно разнообразной социально-религиозной символики. Творчество местных металлургов поражает причудливым орнаментом и фантастическими формами изделий, созданных на основе высокой технологии обработки сложных сплавов (рис. 5).
Если в Евразии символом древней металлургии стала Варна, то в Южной Америке апофеозом рудного дела можно считать некрополь Сипан в Перу. Величественные, удивительной конструкции пирамиды-усыпальницы местных властителей хранили десятки тысяч разнообразных изделий из золота и сложных золото-медно-серебряных сплавов. Маски, пластины, скипетры, причудливые фигуры фантастических животных и многое другое многоярусными слоями укрывали останки почивших царственных особ (рис. 6). Но среди всей невероятной массы металла напрасно было искать хотя бы один медный предмет.
Сипан можно по праву считать символом мощной Андийской металлургии, с изумительной ясностью отражающим основной принцип южноамериканского горного дела. А принцип этот формулируется примерно так: металл есть божественный дар, который должен воплощать лишь проявления высочайшей духовности и их отражения на земле. Связь металла с низкими утилитарными целями, видимо, почиталась недостойной и кощунственной. Возможно, именно поэтому за три тысячи лет развития металлургии в Южной Америке целевое назначение данного производства принципиально не изменилось. Такой предстала эта удивительная страна перед испанскими конкистадорами в начале ХVI в.
Находки, обнаруженные в Варне, поразительны даже на фоне богатейших коллекций металлических изделий Балкано-Карпатского региона. В Варненских захоронениях найдено более 3 тыс. (около 6 кг) самых разнообразных золотых изделий. Особого внимания заслуживают, безусловно, золотые украшения и предметы, декорированные сложными орнаментами, например, знаменитое блюдо. Однако большая часть «золотых» кладов обнаружена лишь в нескольких кенотафах, где глиняные куклы с масками символизировали фигуры людей. Интерес представляет единственное в своем роде богатейшее погребение вождя в могиле № 43. Но, безусловно, не только золото позволило выделить Варну среди прочих некрополей Северных Балкан.
Из 294 вскрытых на данный момент могил этого погребального комплеса извлекли 61 единицу массивного медного оружия или орудий — например, прекрасно сохранившиеся втульчатые топоры особого местного типа.
Пожалуй, наиболее характерной особенностью Балкано-Карпатской металлургической провинции можно считать преобладание тяжелых и массивных медных орудий труда: тесел, втульчатых топоров, комбинированных топоров-тесел и т.п. Не столько золото, сколько многочисленные и выразительные предметы придали Варне статус своеобразного символа металлургии данного региона. Широкое распространение подобных предметов не только на Балканах и Карпатах, но их проникновение в степные скотоводческие районы обозначило направление, по которому в последующие тысячелетия развивалось производство в большинстве важнейших горно-металлургических центров Евразии.
Рациональный и иррациональный аспекты металлургии
Любая культура непременно заключает в себе как рациональное, так и иррациональное, более того, именно последнее придает ей ту неповторимую выразительную окраску, по которой мы запоминаем и отличаем ее от прочих: рациональное мало способствует пробуждению эмоций, навевает лишь скучные ассоциации и вовсе не гарантирует долгую историческую память.
Взаимоотношения между людьми и металлами тоже могут строиться как на принципах целесообразности, так и иллюзорности. Последнее характерно главным образом для группы драгоценных металлов — золота, платины, серебра, — которые, воплощенные в изделиях, были призваны будоражить фантазию и восхищать своей красотой и изяществом (и лишь недавно стали использоваться в приборах). Прочие металлы, такие как медь и железо, часто применялись в производственном процессе, тесно связанном с практическими сторонами быта, а потому чаще всего были лишены мистической подоплеки. Впрочем, все относительно. Ритуальные атрибуты, извлеченные археологами из захоронений, даже если они изготовлены из меди, бронзы или железа, автоматически переходят в сферу ирреального. Таким образом, искусная работа мастеров, призванная удовлетворить воображаемые потребности загробной жизни соплеменников, венчала иррациональную область их повседневной жизни.
Если Андийская южноамериканская металлургическая культура представляет собой сверхиллюзорную сферу бытия, поскольку вся масса с трудом добытых драгоценных металлов служила религиозно-идеологическим миражам, то иррациональный аспект продукции Балкано-Карпатского региона выражен значительно слабее. Здесь превалируют тяжелые и крупные медные орудия труда и оружие, составляющие 95% обнаруженных металлических изделий. Даже если в местном горном деле и присутствовали нецелесообразные черты, то они исчезли после стремительного распада энеолитической провинции, а ее территории вошли в состав более обширной Циркумпонтийской металлургической провинции (ЦМП) раннего и среднего бронзовых веков. На этих этапах исторического развития «иррациональное» золото никак не фигурировало в памятниках Балкано-Карпатья.
«Блуждающее» золото
Циркумпонтийская металлургическая провинция прошла два важнейших этапа в своем развитии — ранний и средний бронзовый век. Одним из самых ярких феноменов стала раннебронзовая майкопская курганная культура скотоводов Северного Кавказа. От других сходных сообществ Восточной Европы и Кавказа ее отличает ряд признаков. Во-первых, здесь сооружались огромные погребальные курганы, нередко скрывавшие под насыпью массивные каменные гробницы и кладку (их долгое время называли «большими кубанскими курганами»). Во-вторых, в захоронениях был обнаружен богатейший инвентарь из мышьяковых бронз: втульчатые топоры, тесла, долота, крюки, посуда и пр. В-третьих, знать покоилась в погребениях в окружении большого количества золота и серебра. Всего в местных курганах ученые обнаружили почти 10 тыс. металлических изделий, из них около 8,5 тыс. были из золота, порядка 1 тыс. — из серебра, и лишь 500 — из бронзы. Золотые и серебряные предметы встречались и в других регионах ЦМП, однако на майкопские погребальные комплексы приходится более 9/10 золота всего гигантского региона в период раннего бронзового века.
Согласно данным радиоуглеродного анализа, если ЦМП процветала в период 3300–1900 гг. до н.э., то майкопская культура существовала уже в 4100–3100 гг. до н.э. Таким образом, она фактически закрывает (по крайней мере, на Северном Кавказе) пятисотлетний «зазор» между коллапсом Балкано-Карпатской и формированием Циркумпонтийской провинций.
В эпоху среднего бронзового века накопление золота и драгоценных металлов в захоронениях происходило главным образом на юге, за Кавказским хребтом (курганы Цнори, Триалети, Карашамб и др.), в Месопотамии (царский некрополь Ура и др.), в Анатолии (Аладжа). Наиболее значительными стали, пожалуй, Троянские «клады». Между тем в большие курганы Северного Кавказа клали уже не золото и серебро, а многочисленные бронзовые украшения, характерные для северокавказской культуры.
В эпоху средней бронзы (примерно 2500–1900 гг. до н.э.) в Циркумпонтийской провинции по-прежнему преобладали изделия из драгоценных металлов: их доля достигает 2/3 от общего числа учтенных 90 тыс. предметов. Однако более 99% всего золота и серебра локализовалось в погребальных комплексах южной зоны области, где на рубеже раннего и среднего бронзовых веков стремительно росло производство металла, модифицировались основные типы оружия и орудий. В «царских» некрополях концентрировалась огромная масса драгоценных металлов. В период же позднего бронзового века на этой территории наблюдался упадок горной металлургии: масштабы производства катастрофически снизились, от былого разнообразия изделий не осталось и следа, а драгоценные металлы фактически вышли из употребления.
То же произошло в Центральной Анатолии, где в те времена процветала Хеттская империя, одно из самых мощных и ярких государственных объединений Древнего Востока. Между тем среди обнаруженных здесь археологических памятников практически не встречаются металлические изделия, что чрезвычайно трудно понять, т.к. именно на этот период приходится расцвет металлопроизводства в соседних Кавказском и Европейском регионах.
Странно выглядит подобная «эстафета иррационального», когда каждый раз некий круг культур намеренно или вынужденно исключает из своего обихода драгоценные металлы, которые немедленно находят своих почитателей в другом уголке Земли. Так, «отказавшись» от золота, Варна «передает» пристрастие к нему на противоположный край Черного моря майкопским воителям и еще дальше на восток, в северокавказские предгорья. Затем это сообщество, распадаясь и изменяя стратегию своего жизненного уклада в бассейнах Кубани и Терека, вольно или невольно отрекается от золота и серебра, которые сосредоточиваются теперь в могилах властителей Анатолии, Месопотамии и Леванта.
Проходит череда столетий — наступает закат и этих культур. Еще недавно необъятная, система Циркумпонтийской провинции распалась, пришло время позднебронзового века, и спустя пару тысячелетий золото вновь заблистало на Балканах, прежде всего, во Фракии, в Подунавье и даже в Северных Карпатах.
Любопытно, что исчезновение металообрабатывающих ремесел подчинено тем же географическим алгоритмам, что и их распространение. Так, на фоне формирования Циркумпонтийской провинции наступает коллапс горно-металлургического производства (рис. 1) в Балкано-Карпатье. Постепенно золото достигает Великой Евразийской степи, сосредоточиваясь в знаменитых подкурганных могилах скифских и сарматских вождей.
Древнекитайская металлургия
Вряд ли было бы справедливо полагать, что иррациональная доминанта в металлургии была присуща лишь южноамериканским культурам. Крупные центры подобной индустрии зарождались порой и на просторах Евразии. Речь идет, в первую очередь, о горно-металлургическом производстве Китая. Начало древнекитайской металлургии и металлообработки многие ученые справедливо связывают с периодами Шан (или Шан-Инь) и Чжоу, т.е. не ранее 17–16 вв. до н.э. Изделия старых мастеров Поднебесной можно разделить на два направления, которые не только отличаются друг от друга по стилю и формам, но в чем-то диаметрально противоположны. Первый и наиболее яркий комплекс древнекитайских бронзовых предметов включает многочисленные сосуды квадратной или округлой форм, сосуды-триподы, крупные котлы, своеобразные шкатулки или ящички и т.д. Произведения искусства украшались фантастическим орнаментом: причудливыми растительными узорами, диковинными существами древней мифологии, сказочными творцами вселенной (рис. 7). Например, у Гуйму, или матери Бесов, была голова тигра, ноги драконалуна, брови как у четырехпалого дракона-мана, а глаза как у водяного дракона, Чжулун, дракон со свечой с горы Чжуншань, изображался с лицом человека и туловищем красной змеи, «Собака-государь», наоборот, отличался человеческим туловищем, но головой пса, а в западной пустыне изображался зверь, похожий на тигра, но с длинной шерстью, с головой человека и с кабаньим рылом.
Рис. 8. Боевое оружие в Китае II тысячелетия до н.э.; формы, заимствованные у степных «варварских» кочевых народов (см. выше)
Экзистенциальный, мировоззренческий подтекст произведений искусства роднит их с южноамериканскими образцами. Дело не в морфологических характеристиках, не в материалах и особенностях производства. Как и в Новом Свете, сложное китайское производство бронз было целиком направлено на удовлетворение ритуально-мифологичесих интересов общества периода династий Шан и раннего Чжоу.
Второй комплекс бронзовых изделий шанской и чжоусской эпох представляет собой главным образом оружие и орудия (рис. 8). Это, в частности, плоские выгнутые или прямые кинжалы с рукоятями, а также чеканы с бронзовыми или каменными (нефритовыми) лезвиями. Встречаются здесь и относительно сложные по технике изготовления втульчатые наконечники копий, стрел, а также кельты-лопатки. Они отливались в основном в простых плоских каменных или глиняных литейных формах. Очевидно, что все эти предметы и в морфологическом, и в технологическом планах резко отличаются от основной массы древнекитайской бронзы. Похожее оружие было широко распространено среди степных народов Евразии. Прежде всего, речь идет о так называемых карасукских, сейминско-турбинских и тагарских древностях.
Однако дискуссия относительно первоисточника всех древнекитайских форм бронзовых предметов, которая ведется уже более полувека со времени выхода в свет работ М. Лера (M. Loehr) и Б. Карлгрена (B. Karlgren), не завершена и поныне. На мой взгляд, правы те, кто усматривает истоки технологии и морфологии оружия и орудий этого комплекса в западных и северных культурах за пределами «китайского мира». Во всяком случае, они являли в бассейне Хуанхэ исключительно резкий контраст «ритуально-мифологическому» комплексу бронзовых изделий: ведь последний до сих пор не известен практически нигде кроме Восточной (Китая) и Юго Восточной Азии (Индокитая). В то же время б льшая часть оружия и орудий второго комплекса в границах современного Китая сосредоточена именно в северных (Внутренняя Монголия) и особенно северо-западных (Синьцзян) регионах страны. Именно там располагались очаги производства оружия, которым владели воинственные «варварские» племена хуася, извечные враги «истинных» китайцев. Кстати, именно от варваров пришла в Китай традиция использования боевых колесниц, запряженных конями.
Примечательным отражением «противостояния» обоих направлений металлургического искусства Поднебесной явился длившийся многие столетия спор между двумя направлениями древнекитайского нормативизма — сторонниками конфуцианства и легистами. Суть противоречий заключалась в вопросе о возможности заимствования китайским народом (ся) достижений иной, чуждой ему культуры. Для самого Конфуция и его последователей китае-центристская модель мира была непревзойденной, а сама мысль о возможности принятия от соседей неких достижений представлялась кощунственной.
Несмотря на то, что для легистов Китай тоже был центром вселенной, их приверженность традициям не противоречила необходимости защищаться от варваров, владевших конницей и бронзовым оружием, пусть даже их собственным, чтобы успешно противостоять набегам северных и западных орд. Рационализм легистов, мечтавших о мощном государстве, долго с переменным успехом боролся с иррационально-изоляционистскими воззрениями конфуцианцев и в конечном итоге победил. В результате в Китае появилось оружие, напоминающее по форме то, которым пользовались степные племена. И уже со времени династии Шан его производство заняло важное место в китайской металлургии.
Генеральная целевая направленность любого производства определяется в основном нормативными факторами, корни которых — в господствующих мировоззренческих или идеологических установках общества. Их решающее воздействие мы отмечали уже при обсуждении парадокса стагнации наиболее раннего (Анатолийского) горно-металлургического промысла. Они же определили сверхиррациональный характер южноамериканской «золотой» металлургии. Сходные процессы, без сомнения, сказывались на динамике и облике древнекитайской бронзовой индустрии.
http://www.sciam.ru/article/3034/
Всё хорошо. Но очевидно подтверждение суммой этих данных активного участия во всемирной истории полиэтничных всадников Великой Скифии, которые были неплохо вооружены и достигли господства в Европе и Азии со времен хотя бы начала формирования Циркумпонтийской металлургической провинции.
Это – бронзово. А в итоге и железно.