Великолепием блистая
Мой паровоз несется вдаль
К земле неведомого края.
Морозны земли, даже сталь
В температуре безнадежной
Покрылась сеточкою льда…
А под колесами безбрежно
Раскинулись снега, снега…
А паровоз все ходу, ходу!!!
Он ускоряет свой разбег.
Из топки яростного бога
Огня сильнее брызжет свет.
И паровоз летит как птица,
Едва касаясь рельсов. Те
Как нескончаемые спицы
Истаивают в темноте.
И фонаря зрачок пылает, –
Он освещает длинный путь.
А машинист в ночи мечтает
Остановиться и уснуть…
Уснуть нормально, без волнений,
Уснуть, как в омут с головой…
Лишь после сна без сновидений
Усталость снимет как рукой…
Но, чу! Нельзя! Не спать! Не спать!!!
Вокруг шуршат чужие тени!
Готовы все они пожрать
Без колебаний и сомнений…
А провоз уж мчит сквозь темень,
Сквозь тени мертвых городов…
Ревет, бушуя, пара демон,
Лишенный призрачных оков,
Ревет и мечет, хочет воли,
Котла наполнив собой клеть,
Мечтает из своей юдоли
Он к небу черному взлететь…
Рассвет настал… И в месте, там,
Где твердь и небо воедино
Сливаются, вдруг стал стеной густой туман…
За ним же, не преодолимо
Возвысилась на фоне солнца
Громада камня. И сурово
Взглянул на нас через оконце
Великий пик – Клыки Дракона…
Раздались хлопки немногочисленных посетителей. Чей-то голос хрипло проорал «Браво!». Исполнитель баллады отложил гитару и, поклонившись, скрылся за портьерой, огораживающей небольшую сцену. Застучали пивные кружки, и меня обволок приглушенный гул разговоров.
Я медленно, наслаждаясь внутренним убранством залы, направился к стойке, за которой лениво протирал белым полотенцем глиняные пинтовые кружки толстый мужчина. «Наверняка хозяин заведения» – с надеждой подумал я. Я шел мимо таких же как в «Под скрещенными мечами» сбитых из дерева столов, покрытых чем-то блестящим. С потолков свисали стеклянные масляные лампы, стены были украшены тканевыми шторами, причудливо подвязанными лентами…
Но как бы мне не бросалась в глаза вся эта красота, портовая таверна оставалась портовой таверной, пропахшей дымом курительной травы и терпким запахом ячменного пива. На скамьях мореного дуба сидели моряки: одни в мятых белых рубахах, другие в не менее мятых кителях, третьи в кожаных сюртуках. Дам не было видно вообще, за исключением двух-трех молоденьких особ, разносивших по столам еду и выпивку, в белоснежных фартуках, обтягивающих пышные формы…
– Чего тебе, малец? – вдруг услышал я над самым ухом скрипучий бас и резко обернулся.
Оказывается, пока я рассматривал посетителей и, что особенно было интересно, молодушек-носильщиц, я дошел до стойки, и лишь оклик толстяка (а голос принадлежал, несомненно, именно ему) не позволил моей голове познакомиться со стойкой очень близко. Толстяк смотрел на меня добродушно и улыбался во весь рот, обнажая слегка подгнившие и местами отсутствующие зубы. Я, стараясь выглядеть как можно более независимо и уверенно, выложил перед ним несколько монет:
– Мне пинту пива и чего-нибудь мясного. Стейки есть?.. – и чуть подумав, добавил: – Милсдарь…
Толстяк прищурился и пристально посмотрел на меня:
– Уж не Аль Каннорский ли выговор я слышу? Откуда ты, малец? Ужель из закрытого теперь города?
Кривить душой я не стал:
– Угу… Беженец…
Толстяк пригладил массивной рукой пышные усы, словно что-то обдумывая. Затем, обернувшись, крикнул куда-то за спину:
– Магда! Сжарь пару стейков! Да поживее! У нас тут гость интересный!
Из кухни, скрытой в недрах помещений за стойкой, к толстяку вышла женщина в заляпанном жирными пятнами переднике, и, к моему удивлению, тепло посмотрела на меня. Я улыбнулся в ответ:
– Доброго дня Вам, сударыня!
Женщина коротко хохотнула, и я поймал себя на мысли, что мне нравится ее грудной смех:
– Сударыня! Скажешь тоже… Хотя… – она повернулась к толстяку: – А паренек-то, видать, смышленый. Да и манеры… необычные конечно, но присутствуют… Ладно, поняла… Два стейка сейчас зажарю. А ты, Бен, как парня обслужишь, зайди ко мне, – пошептаться нужно.
Женщина подмигнула мне и скрылась в кухне. А толстяк вежливо, но настойчиво подтолкнул меня к одному из столиков:
– Садись сюда, малец. Сейчас поешь…
Я уселся за дубовый стол, который спокойно вместил бы восемь, а то и десять человек, и стал ждать. В животе заурчало, когда из кухни донеслись аппетитные запахи жареного мяса. По телу разлилась истома и предвкушение предстоящей трапезы, и вместе с ней нахлынули воспоминания о заплесневелых лепешках, которые я жевал, сбежав из борделя «Под скрещенными мечами», и о полусырой рыбе, которой нас щедро потчевали на борту «Закатного волка». С этих мыслей я внезапно и незаметно для себя перескочил на Идку… На чумазую девчонку, которой я был небезразличен (по крайней мере, я так думал), и которую я тут же потерял. На рыжеволосую с охристой россыпью веснушек девчонку, чьи навыки выживания на дне города помогли выжить даже на зачумленных улицах. На очень красивую девушку, в которую я с юношеским задором почти влюбился… В голове на мгновение вспыхнул образ вылезающей из бочонка с грязной мыльной водой нагой Идки, я вспомнил ее почти сформировавшиеся груди, ее розовую кожу, местами рассеченную длинными тонкими белыми шрамами, о которых я постеснялся тогда спросить и о которых я, скорее всего, не узнаю уже никогда…
Образ вспыхнул лишь на мгновение, но этого оказалось достаточно. В носу предательски защипало, на глаза навернулись слезы…
Поддавшись дурному настроению, я совершенно не заметил, как ко мне подошел толстяк, которого женщина назвала Беном и потому чуть ли не подскочил на месте, когда на стол громыхнулись две пинтовые кружки, наполненные пенным напитком:
– Пиво, как ты и заказывал… – Толстяк коротко взглянул в мои красные глаза. Потом покрутил ус и заговорил: – Вот что, малец. Если какие проблемы, то они позади. Жаль мне тебя, ежели что случилось… Кстати, где же мои манеры?! Позволь представиться! Меня зовут Бенжамин Трамп, и я владелец этого заведения… – тут толстяк уже уставился на меня, видимо, ожидая ответного приветствия…
– Эмм… – промямлил я в ответ и сам поразился следующим словам, вылетевшим из моего рта: – Не хотелось бы Вас обижать, милсдарь, но не могу ответить Вам моего имени, поскольку даже для меня это загадка, покрытая мраком забвения… Я не знаю или не помню, что в данной ситуации означает одно и то же.
– Ну в любом случае, тебя же нужно как-то называть?
– В Аль Канноре меня называли либо «глупый», либо так же, как и остальных мальчиков… На корабле, – тут я немного замялся, – на «Закатном волке» меня называли «Ааф’брехен»…
– Ур’Нойский диалект… Беглец… – скорее утвердительно, нежели с вопросом снова кивнул Бен. – Вполне подходящее тебе имя, малец. Только грубоватое…
Тем временем на столе оказалась глиняная тарелка с дымящимся куском мяса на ней. Толстяк встал из-за стола:
– Ну что же, господин «Ааф’брехен», – меня слегка передернуло. Я понимал, что Бенжамин Трамп не хотел меня задеть, однако имя заставило меня снова оказаться на просоленном морскими волнами «Закатном волке». Толстяк если и заметил мою реакцию, то вида не подал: – Ну что же. Ешь на здоровье, а мне еще работать. Да, как доешь, я к тебе подойду, уж очень новости охота узнать из мест по ту сторону моря Тысячи ветров.
И я остался за столом один и с жадным удовольствием набросился на еду. Стейк маленькими кусками проваливался в желудок, обжигая горло, и, постепенно, закончился. На тарелке остался лишь сок, слегка поджаристый, да несколько колечек лука (так это, по-моему, называлось), и я уже был готов все это слизать языком, но сдержался. В приличном обществе нужно вести себя соответственно, а потому, я вытер губы лежащей тут же салфеткой и взял кружку с пивом. О, Создатель! Такого вкусного напитка я не пил уже неведомо сколько времени, если вообще пил. Светло-золотистый цвет радовал глаз, восхитительная горчинка немного покалывала язык, но тут же таяла под действительно восхитительной пеной. И, что естественно, как только кружка опустела, – я захмелел.
Мой взгляд упал на оставленную на столе Беном газету. Совершенно уверенный в том, что ничего не разберу, я потянулся к ней, и с удовлетворением обнаружил, что прекрасно могу разобрать слова. Газета называлась «Эрский Вестник», и, судя по названию и по моим скудным знаниям географии мира, была еженедельным изданием на территории всего Северного Эра, и, скорее всего, единственным.
Пробежав глазами несколько статей, отпечатанных на скверной бумаге, я, подозвав одну из пышногрудых носильщиц и попросив еще пива, углубился в чтение…
«…УЖЕЛИ ВОЙНА?
В прошлом выпуске «Эрского Вестника» мы, многоуважаемый читатель, уже поведали Тебе о том, что обитатели земель Черного Тумана вновь подняли головы и скрытно атаковали восточные ворота крепости Аль Каннор (см. заметку «Миньоны Черного Тумана»).
К сожалению, на данный момент нет никакой подтверждающей или опровергающей сей факт информации. Ясно лишь одно, что…»
Не интересно… Я только оттуда вырвался и знаю правду, а читать, какими сказками кормят обывателей… уж, увольте.
«…ГЕРЦОГ ЭРСКИЙ ПОСЕТИЛ СТАРШИЙ КРУГ.
Намедни, Его Сиятельство Герцог Эрский, направляющийся в Ур’Ной по делам государственной важности, совершил трехдневную остановку во всем известном центре изобретателей, коей базируется в древнем языческом капище под названием Старший Круг. Его Сиятельство уже посетил…»
Не интересно… Точнее, интересно, но малоинформативно. Скучно. Что мне с того, что глава государства посетил изобретателей. Каким-то наитием я и сам знал, что Старший Круг является древним местом, вокруг которого вьются всевозможные исследователи, естествоиспытатели и, что чаще бывает, – грабители и мародеры.
Пышногрудая носильщица бухнула передо мной очередную кружку, наполненную пивом, и подмигнула. Слегка покраснев, я вцепился в кружку и сделал глубокий глоток. Стеснение как-то само собой растаяло, но девушки рядом уже не было. Я вздохнул и снова погрузился в газету…
«…СТАЛЬНОЙ ДРАКОН.
Всем известный ученый-натуралист, археолог, химик и изобретатель сэр Джонас Броудфилд выступил с сенсационной речью, посвященной Древнему Народу, вызвавшей множество споров. Согласно его заявлению, Древний Народ, о котором сложены многие сказания и легенды, является не просто предшественником нашей цивилизации, но и был более продвинутым в техническом аспекте, нежели мы. Об это свидетельствую находки с раскопок у подножья пика Клыки Дракона (в этом месте были помещены несколько смазанных черно-белых фотоснимков, отвратительно пропечатавшихся на плохой бумаге.)
Я внимательно рассматривал одну из иллюстраций. На ней был изображен одетый по-походному мужчина, сквозь темные волосы которого уже проглядывали седые прядки. На одном бедре висела фляга, вероятно с водой, на другом – кобура с выглядывающей из нее рукоятью револьвера. «Сэр Джонас Броудфилд и Чудо Древних» – прочитал я подпись под изображением и продолжил рассматривать снимок. За спиной мужчины высилась высокая скала, про которую неизвестный мне песенник совсем недавно исполнил балладу. А рядом со скалой, правее изображения сэра Джонаса, из земных недр, раскопанных с помощью наемного люда, выглядывало нечто металлическое и совершенно непонятное, но, тем не менее, почему-то «это что-то» напомнило мне об… Нет… Не помню… Не могу ухватить…
Не останавливаясь, я просмотрел оставшиеся снимки. В общем-то, одно и то же, а потому, мои глаза вернулись к тексту.
«…Сэр Джонас Броудфилд с сарказмом отнесся к тому, что его теории, связанные с раскопанными у Клыков Дракон находками, вызвали настолько большой резонанс в научном обществе, и заявил, что в ближайшем будущем выступит перед членами Научного Сообщества, где и ответит на все вопросы…»
Бла-бла-бла… Интересная заметка, но не более. Зато следующая меня привлекла практически моментально:
«…С ПРИСКОРБИЕМ СООБЩАЕМ, что в двадцатый день месяца Холодных Звезд поздним вечером скончался действующий председатель Правительственного комитета города-крепости Аль Каннор Морис Грауфт. Как следует из протокола происшедшего, Морис Грауфт покончил жизнь самоубийством…
У меня внезапно засосало под ложечкой. Вроде бы обычный некролог (слово всплыло само собой), но что-то заставило меня дочитать его до конца.
… он выпрыгнул из окна своей приемной, расположившейся на втором этаже резиденции Правительственного комитета, и попал под колеса патрульного паромобиля ордена Законопорядка, после чего и скончался от полученных травм. Весь Северный Эр и лично Его Сиятельство Герцог Эрский скорбим об утрате…»
«Скорбим об утрате…» И все. И ни слова о том, что председателя арестовали в тот день, когда я бежал из города. Арестовали по обвинению в государственной измене. И ни слова о том, что сэр Дани’эль Гринуй взвалил на себя бремя правления городом…
Погруженный в странное оцепенение, я совершенно не заметил, как за столом снова оказался толстяк Бен, который напомнил о себе легким покашливанием:
– Разрешишь? – как-то само собой у него получилось незаметно перейти на «ты».
– Угу.
Толстяк Бен несколько секунд пристально смотрел на меня. Когда, наконец, я опустил глаза, он сказал:
– Вот что, пострел. Мы тут с Магдаленой посовещались, и вот что порешили. Тебе есть куда податься?
Я грустно качнул головой:
– Если по совести, милсдарь, некуда. Я беженец, сирота, да к тому же еще и безработный. С самого корабля шел сюда в надежде, что смогу найти хоть какую-нибудь работу, но если вы меня выгоните, – я, наверное, пойму…
– Мне нужны работники, а то девочки не справляются со всем, – не дослушав ответ, продолжил хозяин заведения, – так, что если ты не против, то оставайся. Будешь работать у меня.
Я моментально протрезвел, а тяжелые мысли забились куда-то в уголок сознания и перестали подавать какие-либо признаки своего присутствия. Я с жаром схватил руку толстяка:
– Конечно, милсдарь! Я Вас не подведу! Я буду стараться! Спасибо Вам огромное!!!
Толстяк будто бы от такого проявления чувств, но, потом, улыбнулся и сказал:
– Пока еще не за что… Пока еще не за что… – с этими словами он поднялся, – как доешь, дуй на кухню. Работать начнешь сегодня! Да, и вот еще что… – тут толстяк слегка замялся: – Тебе нужно нормальное имя. Мы тут с Магдаленой посовещались… Как тебе имя Айвор?
Айвор. Я попробовал имя на языке.
Айвор. Растянул его, А-а-ай-во-ор. Имя механической птичкой впорхнуло в мой мозг, сладостно щекоча подкорку.
Айвор…
– Айвор? Мне нравится. Спасибо!!! – и я расплакался. От счастья.