Мы покинули дом полицейского сержанта, а мне не давало покоя ощущение, что я не всё услышал из того, что было сказано.
- Пройдёмся, - сказал я никогда не возражающему Уотсону – общество Лестрейда раздражало меня и чем-то очень мешало.
Между тем, погода была отнюдь не для прогулок.
Обещанное потепление явилось промозглым мокрым ветром, слизывающим ещё рыхлый снег, и под ногами хлюпало. Я вдруг подумал о том, что опять не считаюсь ни с кем кроме себя самого.
- Я потащил вас пешком, а вы, может быть, озябли или устали, - с раскаянием сказал я. – Пожалуй, не стоит потакать мне всегда и во всём, Уотсон. Я избалован вами выше всякого вероятия.
- Не всегда и не во всём, - ответил он спокойно. – Хотя, вы правы – я куда чаще уступаю вам, чем вы мне. Но знаете, Холмс, в этом мире у всего есть своя цена – так что я внакладе не останусь, и вы на этот счёт за меня не беспокойтесь. А вот вы... Что-то очень и очень не так, верно?
- Боюсь, что всё не так, дорогой мой Уотсон. Здесь общество слепых, и я чудовищно предвзят. Сейчас я думаю: ну, обратись ко мне Лестрейд с тем же хоть полгода назад – разве так я повёл бы расследование!
- Хорошо,- легко согласился со мной Уотсон. – Вы предвзяты. А обратись к вам Лестрейд с этим полгода назад, как бы вы повели расследование?
- Во всяком случае, не стал бы так бесцельно вынюхивать и расспрашивать – это не мои, совершенно не мои, это полицейские методы, и, следуя им, мы приходим к тому же, к чему обычно приходят они.
- «Преступление совершено неизвестным или неизвестными»? – со злинкой хохотнул Уотсон.
Я бледно улыбнулся:
- Да, вроде того...
- Хотите скажу, с чего бы начали вы?
- Хочу.., - я насторожился.
- С вычленения общего – вот с чего.
Он выпалил это, как откровение, ожидая, что я начну аплодировать – не иначе.
- Гм.., - сказал я. – Убийство трёх женщин в одном районе – это общее?
- Да, конечно. Но разве только это?
- Надругательство над трупами? Но только не в первом случае... Ах, да! Слепец! Этот мифический злодей...
- Вы что, не верите в него? – озабоченно спросил Уотсон.
- Ну почему... В нём нет ничего особенно-то уж противоестественного. Но я сейчас думаю о другом...
- О чём? - предупредительно спросил он.
- Вот о чём. Отчего, когда я сам ослеп, слепцы так и путаются у меня под ногами? Словно это кем-то нарочно задумано.
- Просто совпадение, Холмс...
Я покачал головой:
- Я не верю в совпадения, Уотсон.
- Но, друг мой, никем, кроме господа, всё это просто не может быть задумано, - немного растерянно ответил он.
- Я бы ещё выяснил, нет ли хоть какой-нибудь связи между Энни Парэй и Лорой Кливтон. И я бы всё-таки выяснил личность третьего трупа. Вы осматривали её одежду, Уотсон. Вы что-то заметили особенное?
- Я вам описал одежду, - напомнил он.
- Да, вы описали... Цвет, фактуру ткани, предметы из карманов...
- Чего же ещё? – в голосе Уотсона настороженность.
- Много чего. Грязь на ботинках, потёртость на манжетах. Какие пуговицы держатся прочно, а какие, может, висят на ниточке. Менялись ли застёжки, «родные» ли шнурки, какие выбраны заколки для волос, какие крючки для перчаток. Мозоли, ногти, стрижка – давно ли и в насколько фешенебельной парикмахерской. Загар, пигментация, цыпки, родинки. Деформации пальцев рук или стоп. Проколоты ли уши, есть ли ещё украшения и какие. Следы от колец, браслетов. Зубы – все ли, здоровы ли, цвет эмали. Губы, кожа – обветрены или нет, ухожены ли, привыкла ли пользоваться косметикой. Мне продолжать, Уотсон?
- Нет, - удручённо пробормотал он. – Я постараюсь вспомнить, Холмс, постараюсь вспомнить...
Я почувствовал, что он расстроился, и протянул к нему руку, которую он тут же с готовностью принял.
- Друг мой, простите. Я к вам несправедлив – вы делаете куда больше, чем любой сделал бы на вашем месте. Мне надо лучше формулировать свои вопросы к вам, и сразу, а не спустя несколько суток.
- У вас снова опускаются руки? – спросил он. – Рано, Холмс. Мы с вами ещё только вырабатываем свой стиль, свой тандем. Вам пришлось многое отдать мне, а я не привык. Но я исправлюсь, обещаю вам. Тем более, что..., - он замялся, но всё-таки договорил до конца, – другого-то нам всё равно ничего не остаётся.
Я и сам понимал это, но от его слов похолодел, и сердце стукнуло невпопад.
В тот день расследованием мы больше не занимались. Зато я, вернувшись домой, взялся составлять для Уотсона «Карманный справочник ассистента слепого сыщика». Я диктовал, Уотсон записывал, мы засиделись до поздней ночи, пока, наконец, Уотсон, зевая, не взмолился:
- Отпустите меня спать, Холмс! Не могу больше. Второй час ночи.
- Бог мой, какая позднота! – спохватился я. – Вам надо останавливать меня, Уотсон, не то я вас замучаю насмерть. Конечно, вам давно пора спать.
- И вам, между прочим, тоже, - строго добавил он, и, наверное, даже пальцем мне погрозил – была у него такая манера при убеждении строптивых пациентов, я помню.
- С удовольствием, - сказал я. – Я устал.
Я, должно быть, действительно, устал, потому что, вопреки обыкновению, сразу же заснул очень крепко и проснулся от ощущения руки, легко сжавшей моё плечо.
- Холмс, это я, - голос Уотсона казался встревоженным. – Проснитесь. Новое убийство в Уайтчэпеле.
Меня так и подкинуло с постели.
- Дьявол!
- Наверное, сам дьявол, Холмс. Обстоятельства убийства необычные, и дело не только в надругательстве над трупом. Лестрейд прислал за нами экипаж. Помните девочку, проводившую нас к старику-скрипачу?
- Что?! Это её убили?! – вскричал я.
- Нет, но она была в двух шагах от места преступления, она видела слепца. Это он убийца, Холмс. Теперь уж никаких сомнений.