Отрывок из книги "Есть много мудростей на свете..."
Главнейший дотошно расспрашивал охрану о Касьяне, табун покоя не давал. Смотря на чудо лошадей, и трогая руками гривы, сомнения терзали, просто, как во сне, ворота распахнулись, и лошади в конюшне оказались. Он в бескорыстный дар не верил, каждое слово Коневода процеживал сквозь сито.
Что за Дуняша, жена вторая сбежала от него с дитем, третья в крепости сидит. Запутался я с бабами его, как первая и третья объявились?
Главный охранник охотно пояснил:
-Дуняша первая жена, четырежды рожала, двух первых деток схоронила, двух до осады на жительство определила в Устье. Баб не поймешь, терпела много лет побои, а в новом качестве Касьян явился, закрыла перед мужем дверь, с умником сошлась,да потеряла быстро. Касьян с женой к ним часто приходили, умник при них закрыл глаза. Связь между ними не терялась, дрова и корм заготовлял, с ремонтом помогал. Дуняша письма от детей носила, с женой его при встрече обнималась. Строптивость в бабах не люблю, велел доставить Дуньку для допроса. Вчера присматривался к ней, по телу, на подростка схожа, наши мужики, охочие до баб, мимо проходят, не будоражит вовсе. Работу выполняет справно, обстирывает мужиков.
Главнейший приказал;
-Допрос отставить, вечером Касьяна задержи, мать из кибитки убери, доставь желанную жену, сам прослежу за ними. Меня не проведешь, я отношения глазом чую.
Касьян вернулся позже, чем обычно, не заходя в кибитку, разделся, одежду для проветривания кинул на веревку, тело облил колодезной водой. Натянул чистое бельё. Боясь разбудить мать, тихо завозился с печкой, запарил травку и стал глоточками хлебать. Подправил записи в учетных книгах, открыл печурку, подложил полешки, прислушался. Насторожился, дыхание странным показалось, и с мамкиным дыханием не схоже. Он наклонился, осторожно приподнял накидку и выдохнул:
-Не может быть!
Видение, схожее с Дуняшей, протянуло руки, обхватило теплыми ладошками босые ноги, уцепилось за штанины и стало стаскивать их вниз. Он машинально выпрямился, уперся руками в войлочный настил и замер. Пальчики медленно поползли вверх, ощупали коленки, в священном месте почувствовал прикосновение губ. Охнув, Касьян обеими руками прижал к себе желанную головку и, задыхаясь, прошептал:
-Еще, ещё, год не был мужиком, касания дороже жизни!
От нетерпения вперед подался, застонал, желание, лавиною накрыло, он изогнулся и сбросил дорогое семя.
Очнулся на полу, сердце рвалось наружу и молотом в висках стучало. Позвал Дуняшу, она не отозвалась. Открыл глаза, показалось, Дуняши нет в кибитке. Подранком заревел:
-Дуняша…
Смехом заливаясь, она нагнулась и, как наездник обуздала мужа.
Что изменилось в нем? Годами он принимал её объятия, как должную стряпню. Насытившись на стороне, жену гнал прочь. Однажды, проснувшись ночью, почувствовал, она себя сама ласкала, и бред несла, ты самая прекрасная на свете, любимая моя. Он молча скинул её на пол. Услышал крик израненной души:
-Похотливый жеребец, я больше не приму тебя. А миг счастливый, когда впервые ты меня коснулся, сегодня, как дрова сгорел!
Он с сожалением произнёс:
- Сколько лет впустую пролетело. Силы небесные, спасибо вам за ночь святую, за все года, подобного не знал. Я задыхаюсь от желаний, Дуняша, в разуме и в теле!
-Незрелый разум, не дорожит любовью, от обиды, и нежелания прощать, она стекает каплями под ноги. Ни годом и даже ни неделей раньше, не суждено было любви родиться. Этой ночью, младенцем поселилась в нас. Год назад в день поминальный, я встретила твою жену, она меня обняла и напросилась для беседы. Открылась, мой покойный муж, приходится ей сводным братом. Владыка нанял их для службы. Тебя пристроил к ней, чтоб ты не потерялся в жизни. Их род владел бесценным даром, нутро от скверны очищать и возрождать святые чувства. Мы были их учениками.
Главнейший велел Дуняшу привести к себе. Она предстала перед ним, он приказал:
-Сними тряпье, любопытно посмотреть, чем проняла Касьяна.
Разделась. Он бесцеремонно пощупал маленькую грудь и потрепал худую ляжку. Стал молча сбрасывать одежду.
-Я наблюдал за вами, видел, как ты достоинство вернула, проняло шибко. Нагнись и приласкай меня, все точно повтори, как с ним.
-Двадцать с лишним лет шли к этой ночи, любовь не в похоти родилась. Мы, разумом её взрастили, ты, невозможное затеял.
-Не зли меня, - Главнейший, схватил за волосы Дуняшу, и голову приставил к животу.
Дверь с шумом распахнулась, насильник повернулся, увидев палача, взревел:
-Не смей, наглец, входить без стука!
Дуняша подняла одежду и выскочила за дверь. Заметив Ясну, она проговорила:
-Хотел снасильничать, палач вмешался. Наладилось с Касьяном, проси его, чтоб нас не разлучал.
Палач повел себя довольно странно, сзади обхватил Главнейшего руками, да так, что тот не смог пошевелиться и ласково спросил:
-Ты помнишь день, когда сбежал из дома? Скрывал от всех, что в нем произошло. Отец привел в конюшню, разделся сам, велел тебе раздеться. Снасильничал и протянул бумагу, дар на наследство, за молчанку. От обиды зубами грыз оглоблю, в клочья разорвал бумагу, сбежал, куда глаза глядят. Насилие отца лишило крова, объятий матери, любви сестер. Ты от насилия бежал, к нему же и вернулся. Сейчас тебе отца напомню.
Главнейший закричал:
-Не делай этого, я мужиком рожден, не унижай меня, отец!
Очнулся от воды холодной, над ним склонились Ясна и охранник. Он прошептал:
-Кто был со мной?
-Я, Главный охранник, он шел к тебе с докладом. Ты на полу лежал.
-Не помню ничего, палач здесь был?
-Палач на площади лютует. Два дня назад ты ночевал в смежной кибитке у Касьяна, пришел под утро. Не евши, выпил кружку зелья, до вечера проспал и снова налакался. Жизнь с первою женою вспоминал, прощения просил, в любви ей объяснялся. Разделся и погром устроил, врага придумал, бился кулаками. Пришлось водою в чувство приводить. Беса схватил от непомерного питья. Вчера приехали с письмом, сына Миланья родила. Славин, с наследником тебя!