Мой дед и люди, которые окружали его

Евгений Заикин Зевст
Из воспоминаний...

Я ещё был совсем мальчишкой, когда услышал от бабушки рассказ про моего деда. Мне было тогда всего десять лет, и я, в силу своего возраста и небольшого жизненного опыта, был не в состоянии расспросить обо всём поподробнее, но тем не менее, то, о чём довелось тогда узнать, врезалось мне в память и запомнилось на долгие годы. Я до сих пор часто вспоминаю и подолгу размышляю о том, каким был мой дед в то военное время, и какими были люди, которые окружали его. Возможно я, в силу своего юного возраста, в своём воображении что-нибудь и приукрасил, но главную суть этого рассказа, думаю, что уловил точно...

Был ноябрь 1943 года. Четвёртые сутки шёл дождь. После двухдневного марша, по приказу комдива, нужно было занять позицию и окопаться. Солдаты рыли окопы под проливным дождём. Болотистая, и без того насыщенная влагой, почва от дождей стала ещё более вязкой. Вырытые окопы быстро наполнялись водой.  Кто касками вычерпывал грязную жижу, а кто сапёрной лопаткой, пытаясь углубиться, выкапывал, сделавшийся от воды тягучим, глинозём. Раскисшую глину укладывали на края вырытых траншей, оставляя промежутки на расстоянии полутора метров друг от друга,  для стволов автоматов и пулемётов. По флангам делали маскировочные укрепления для зениток. Не спали всю ночь. К утру укрепления были готовы. Измождённые пехотинцы, промокшие и продрогшие после холодной ночи, измазанные в земле и глине, заняли оборону. Как только стало светать, немцы начали обстреливать наши позиции из артиллерийских орудий и миномётов. Первый снаряд разорвался где-то в двухстах метрах от передней части наших позиций. - Пристреливаются..- переговаривались между собой солдаты, - скоро начнётся...

С каждой минутой снаряды и мины разрывались всё ближе и ближе. Мокрая, глинистая жижа, взрывами поднятая в воздух, летела в окопы и обдавала солдат, которые сидели в самом низу траншеи, зажимая грязными и озябшими руками уши. Пахло гарью расплавленного железа, порохом и сыростью. В этот момент казалось, что всё вокруг перемешалось: грязь, грохот разрывающихся снарядов, вдобавок ко всему - начался сильный ливень. Пока летели и взрывались снаряды, окопы заполнялись водой. Все, кто в них находился, по пояс сидели в холодной воде. Обстрел длился тридцать минут. Дождь не прекращался и после обстрела. Бойцы, получив пятиминутную передышку от канонады противника, безуспешно отчерпывали воду из траншей, при этом ругаясь на фрицев и вставляя в свою незамысловатую речь колкий армейский юморок. Кое-где даже был слышен чей-то хохот...

Откуда-то издалека послышался рокот танков. Это были немецкие "ТИГРЫ". Они медленно ползли в сторону наших позиций, и было видно, как их гусеницы, перемешивая грязь, оставляли за собой длинный след колеи. Спрятавшись за танки, одетые в чёрные, блестящие от дождя плащи, с накинутыми на голову капюшонами и с вытянутыми вперёд автоматами, группами шли немцы. Вскоре уже  был отчётливо слышен лязг гусениц и гул моторов тяжёлых машин вперемешку с немецкой речью. Восемнадцать танков и около четырёхсот фашистов надвигались на наши позиции. Раздался грохот зениток, и двум тиграм снесло башни, а ещё два тигра замерли на месте, охваченные дымом. Немцы рассредоточились по всему полю, и началась автоматная и пулемётная пальба. Стреляли наши зенитки по тиграм , а они, надвигаясь на окопы, в ответ, с гулким эхом, выплёвывали свои танковые снаряды, обрушивая их мощь на наши укрепления. Бойцы, находившиеся в окопах уже по грудь, стояли в ледяной ноябрьской воде под проливным дождём и строчили из своих автоматов. От холода дрожали руки, ноги, стучали зубы. В коротких передышках успевали отхлебнуть спирта, но он не согревал. В этих условиях чистый спирт по другому действовал на человеческий организм, и от него никто не пьянел. Солдаты, стиснув зубы, дрожащими от холода руками, стреляли по фашистам, которые падали в грязь, укрываясь от автоматных очередей, пачкая при этом свою новую форму в жёлтой глине. Наши солдаты приговаривали:"Ребятки, мокнём фрицев в грязь, пусть попробуют нашей землицы..." Через некоторое время немцы, не добившись успеха, отступили. Не прошло и часа, как начался новый штурм, но опять он был отбит. До захода солнца наши воины отбили двенадцать атак противника, а ночью штурм окопов прекратился. Изредка немецкие пушки долбили по нашим укреплениям, и по воздуху летели трассирующие пули, освещая пространство тёмной ночи.

Когда стемнело, солдаты снимали с себя одежду, отжимали её, развешивали сушить на орудийных стволах, выливали из сапог воду. Сами, оставшись раздетыми под открытым небом на холодном ноябрьском ветру, растирались спиртом. Многие были сильно простужены, но костры разжигать было запрещено, потому как это могло послужить ориентиром для немецкой артиллерии. Дождь то прекращался, то начинал лить с новой силой. Несколько раз отчерпывали воду из окопов, но они снова наполнялись. Под утро поступил приказ: "Занять позиции!", и солдаты, с температурой и с охрипшими голосами, снова полезли в мокрые окопы. Всё повторилось, как и в первый день обороны: артобстрел и новые атаки гитлеровцев, только днём, когда небо немного разъяснилось, ещё была бомбёжка с воздуха. Немецкие самолёты совершили три налёта и вывели из строя почти все зенитные орудия. Во второй день было много раненых и убитых, но наши бойцы не сдавались и, даже стоя по грудь в ледяной воде, удерживали занимаемые позиции. Около трёх часов дня подоспела подмога- свежие силы Советской армии. Восемьдесят танков и восемьсот пехотинцев сразу же, сходу, начали контрнаступление, смяв силы противника и продвинувшись вперёд...

Почти двое суток провели наши бойцы, стоя по грудь в ледяной воде, защищая выбранную позицию. Было много раненых и убитых, но даже тех, кто остался жив, за руки вытаскивали из окопов и отправляли в госпиталь. У солдат от холода были судорогой сведены конечности. Некоторые из тех, кто не смог устоять в вертикальном положении, захлебнулись в своих же окопах. Среди выживших был мой дед. Он после этого боя три месяца провёл на больничной койке и в начале 1944 года был списан с военной службы. Дед вернулся с войны весь больной. У него были застужены все органы, и, вдобавок, был туберкулёз. В 1947 году родилась моя мать. Она своего отца почти не помнит, потому как он умер в 1952 году, когда ей было всего пять лет. Моя бабушка одна вырастила десятерых детей, а время тогда было очень тяжёлое. Но какие были тогда люди! Они не боялись трудностей, не боялись рожать и растить детей, не боялись ни холода, ни голода, ни смерти...

Мой дед за свой последний бой не получил никакой награды. То, что сделали бойцы в том бою, было тогда простой обыденностью. Наши Советские солдаты, защищая Родину, не жалели ни своего здоровья, ни своих жизней. Такое происходило везде, сплошь и рядом, на всех фронтах, и не считалось чем-то удивительным. Кто-то получал награды, а кто-то и нет. Я часто думаю о том, каким был мой дед, и какими были люди, окружающие его. И смогли бы мы сейчас сделать то же самое для своих детей и внуков, что сделали для нас наши дедушки и бабушки? Ведь они не только выстояли в суровых испытаниях, и с большими трудностями добыли победу над грозным врагом, но и дали жизнь будущему поколению...