Радуга.
Хочется плакать, а слёзы высохли. Вытащить и намотать на ладошку все нервы, точно электрические провода, чтобы не чувствовать, а главное – прекратить попытки понять. Дорога в рай оборвалась угловатой пропастью. Нога занесена, чтобы сделать следующий шаг, но там, где должна была быть прочная твердь - зияющая пустота. Мозг заклинило, он перестает отдавать команды беспомощному телу. Изумлённо балансирую в противоречащем всем законам физики, невероятном положении. Тем временем в душу медленно вползают сумерки. Так разбегается по венам обезболивающий препарат, ведь чувствовать более немыслимо.
Тишина. Я уже слышу её первые колокольчики, ещё чуть-чуть, и они перерастут в громогласный набат, и лопнут от невозможного напряжения барабанные перепонки. Или это уже случилось и все оглохло в мёртвенной пугающей тиши. Счастливый сон трансформируется в серые, бесцветные формы. А смелые мечты, разбиваясь на тысячи бесформенных кусочков, лёгким пеплом оседают на непокрытую голову.
Я у окна. Мир за прозрачным стеклом заиндевел в невероятном стоп-кадре. Серые коробки ближайших домов, ослепнув от молний, тоскливо глядят на меня пустыми глазницами оконных проёмов. Лишь стекающие по стеклу бурные потоки воды напоминают о том, что в ограниченном стенами пространстве моей комнаты ещё сталось немного места для движения. Осторожно, кончиками пальцев притрагиваюсь к беспрестанно омываемому ливнем стеклу. Боль! Отдёргиваю ладонь. Подушечки пальцев вздуваются волдырями, понимание сжимает душу. Ты ушёл, а я замерзла. Прохладные струи осеннего дождя обожгли меня, оставив наполненные желтоватой жидкостью болезненные отметины. Промозглая смерть желаний... который день подряд.
В одиночестве нет ничего странного, даже в моменты иллюзорного счастья оно не покидает нас ни на минуту. Верно потому, что корнями уходим в вечно одинокую бездну. В ней черпает своё начало всё сущее, ею же выдуманное. Она дает своим порождениям иллюзию личностного восприятия, беспрестанно пропуская свою самость сквозь различные цветные стёклышки, и зеркала, каждое со своей кривизной; и удивлённо отражаясь в этих зеркалах, силится узреть там новую, ещё непознанную грань себя.
Теперь ты знаешь боль моей потери. Она молчит, незаметно свернувшись клубком в самом малодоступном уголке души. Смежены и зрячи веки вечности. Взгляд – бесконечный луч беспомощной бусинкой нанизал на ожерелье судеб мою суть. Некогда она блистала, отражая в себе тайну и сокровенный свет радости. Теперь потускнела – мёртвая жемчужина.
Прими меня, я желаю вернуться, слиться с тобой и забыть.
Разыгравшаяся за окном гроза громыхает в ответ, швыряет в окна воду, реками слёз стекающую в бесконечность. Стою не в силах двинуться, спеленатая неразрываемым оглохшим одеялом из ваты. Кажется, уже не дышу.
Помню, как отразилась от стены первая молния, одним отблеском поднявшая на ноги полое тело, долгие дни барахтавшееся на волнах отчаяния. Пробудившаяся надежда вынудила до слепоты вглядываться вдаль, подтопила, заставив таять бурной весенней капелью, ледышку сердца. В моей пустыне проливался первый дождь.
Душа встрепенулась, выдёргивая из туманной мглы цветы воспоминаний. Ты разгонял облака, обнажая моим неискушенным взорам бесконечную глубину небес. Кружил меня тёплым летним ветром над бескрайними долинами, поднимал на теряющиеся за облаками вершины гор. Брал сильной ладонью послушный солнечный диск, зажимал его в кулаке и забавлял меня, пропуская меж пальцев яркие лучи и улыбался.
Улыбка трепетным поцелуем передавалась моим губам. Я просила, и ты отпускал пленника на волю. Прикорнувшее солнце возвращалось в зенит, а ты шептал, созывая облака резкими порывами ветра, укрывал его тяжёлыми тучами и дарил грозу, обвивая меня волшебными серебряными нитями. Украшал мою наготу самоцветами молний, а после уносил на плачущее облако и согревал в объятиях. Убаюкивая, раскачивал громыхавшую пушистую колыбель. Я засыпала в твоих руках и видела прекрасные, волшебные сны. Пробуждаясь искрящейся, переполненной тобой. Твои глаза сияли:
– Единственная, – произносили губы.
– Единственная - единственная - единственная, – эхом подтверждала вечность.
Я тонула в каждом звуке сокровенного слова. Тогда размашистыми мазками ты рисовал на небе радугу. Протягивал мне руку, я доверялась тебе и без страха ступала на развёрстую палитру. Моя ладонь лежала в твоей руке. Мы шли по алому, уносившему нас в безвременье пламени страсти. Наслаждались усыпанной нежнейшими лепестками роз дорогой детской мечты. Оранжевый песок ушедшего далека, щекотал ступни, а желтые солнечные лучи, превращаясь в яркие головки одуванчиков, дарили радость. Изумрудная зелень красавицы Флоры вселяла уверенность в завтрашнем дне, в том, что жизнь бесконечна.
- Конечно, конечна, - нашептывала вечность. Лазурь, переходившая в густо синюю гладь океанов отражалась в небе, доверяя ему свои сокровенные тайны и переходя в густо-фиолетовую космическую даль, открывала нам бесконечность. Угадывая зарождавшиеся желания, ты неотрывно смотрел в мои глаза, и переносил меня на одну из простилавшихся за горизонт, цветных дорог, затем собирал их вместе, окутывая меня ослепительно белым исконным светом. Свет!
Память послушно рисовала твой образ, но я не могла вспомнить день и час, когда осталась одна в этой бесцветной, беззвучной пустыне. Помнила, как едва не задохнулась в плотной серой пелене и не понимала, зачем... Зачем так отчаянно сражалась с затапливающим душу ничто. Лежала, отвернувшись к стене на скрипучей кровати, и все ждала. Неужели невозможно убить надежду? Теперь я знаю, её дорога промозгло-серого цвета и я бреду по ней усталым путником к неведомому пределу, оставляя за собой неровную цепочку следов, окрашенных в алое, выливающимся теплом, пока они не стали, переменившись семь раз густо-фиолетовыми. Я оборачиваюсь, следы выделяются на сером полотне мёртвыми озерцами с температурой абсолютного нуля. Яркие дороги радуги неотвратимо уходят в землю и продолжаются сумеречной зоной – дорогой надежды, кажется этой дороге не будет конца, но эти отблески на стекле...
Заскрипев на ржавелых петлях ожидания, впереди открывается дверь. Яркий свет. Привычные к сумраку глаза ослепли, я закрываю их ладонями, по щекам бегут жгучие слёзы. Кто-то касается меня, каждое прикосновение – болезненная игла. И я кричу, боль затопила меня. Пытаюсь вырваться. Чьи это руки?
Неимоверным усилием воли приподнимаю пудовые веки. Вижу тебя и не верю. Несмотря на противление, ужас и боль ты согреваешь меня, крепко сжимая в объятиях, бездонные глаза молят о прощении. Без сумеречной зоны не бывает ярких радуг, в этом нет твоей вины. Уже не бьюсь в твоих руках умирающей птицей.
Сумевшему преодолеть сумерки открывается иное понимание. Глядя тебе в глаза, вижу каждое движение мысли, чувствую желание. Становлюсь ветром и лечу. Смеюсь, точно безумная. Ты улыбаешься, позволяя мне делать, что вздумается, отринув роль поводыря. Взмахом ресниц я разгоняю тучи, обнимаю ладонями солнце. Тепло! Оно тепло и послушно. Ослепший дождь, как я ждала его. Шепчу в ладони и на небе, семью дорогами в праздничном убранстве загорается радуга. Моя радуга.