- У нас есть оружие! – говорит мальчик Семён, протягивая мне старую однозарядную мелкокалиберную винтовку ТОЗ-16. Ей – больше сорока лет, воронение на её стволе давно потёрлось, приклад выглядит серым и выщербленным, как доисторическая берцовая кость мамонта, найденная в торфяном обрыве. Проведя пальцами по толстому как ломик стволу, я нащупываю несколько очень характерных колец от раздутий – в ствол попадал или снег, или мусор, а может быть в нём застревала пуля от некачественного патрона и кто-то из родственников Семёна выбивал её следующим выстрелом. Но самым интересным в этом оружии представляется затвор: его рукоятка давно отломана, видимо, при попытке открыть заклинивший патрон ударом об дерево. В стебле затвора сделано отверстие (вероятно, ручным сверлом) и он теперь «управляется» толстым гвоздём, привязанным за верёвочку к шейке ложи.
Но это оружие (я пишу без кавычек!) в умелых руках по-прежнему смертельно опасно. И выполняет свою важнейшую функцию – поражать цель. Возле яранги лежит свежее мясо – нога снежного барана, два бараньих черепа. Взяв «мелкашку» из моих рук мальчик убегает в тундру, и пока я фотографирую яранги, возвращается с только что застреленной куропаткой. При этом я замечаю, что он возле яранги предусмотрительно разряжает винтовку – всё тем же гвоздём на верёвочке…
Семён – оленевод. Не мальчик из стойбища оленеводов, а именно что оленевод. Ему – двенадцать лет, он живёт в тундре всю сознательную жизнь. Ему довелось родиться после 1991 года, поэтому он избежал насильственной отправки в интернат, как его соплеменники в 1950-е – 80-е годы XX столетия.
По-моему, у Семёна нет даже метрических документов.
Кроме того, Семён не знает, что на нарезное оружие (да и вообще, на любое другое оружие) в городе требуется масса бумаг. И он совершенно точно не сможет их оформить.
Но тем не менее, старая малокалиберная винтовка выглядит в руках Семёна как продолжение его тела.
А через шесть дней я стою перед витриной очень передового охотничьего магазина в губернском городе М. Я интересуюсь стоимостью патрона – сорок пять рублей – для отечественной винтовки Мосина, той самой, которой исполнилось сто пять лет со дня рождения.
- Хороший патрон – говорит владелец магазина Александр, достаёт один из витрины, и искусственный свет играет на аккуратной каннелюре гильзы. – Да, дорогой. Но ведь охота – это занятие не для бедных…
И я снова вижу, как раскосый, смуглый мальчик Семён, едва достающий мне до плеча, ловким движением пальцев схватывает висящий под прикладом гвоздь, передёргивает затвор «мелкашки», вскидывает её и стреляет.
А ведь было время, когда охота не считалась занятием бедных или богатых людей. Она была занятием всех.
И это время не так далеко от нас как может показаться сегодня.
Вопреки распространённому утверждению, подавляющее число северных аборигенов Евразии жили не охотой. Их основным занятием было оленеводство . Охотниками были только эвенки, известные в старинной российской этнографической традиции как тунгусы. Но и они использовали оленей в качестве средства передвижения, а также – как ограниченный ресурс мяса и шкур.
Читатель может в какой-то момент посетовать, что «север» в этой книге отрисовывается как-то странно – от Карелии через всю страну наискосок до Уссурийского края, который, как известно, находится на широте северного Кавказа. Что поделать? Природа оказалась немного несправедлива к нашей стране, и если север Европейской части почти до самого Урала испытывает влияние Гольфстрима, то восточное побережье России омывается другими морскими течениями – несущими холод, а не тепло. Поэтому область с суровым климатом в северной части Евразии (львиную долю которой занимает наша страна) выглядит немного «скособочено».
Что такое «Север» в понимании автора этой книги? Ну, по большому счёту, вся территория Российской федерации находится далеко от тропиков Рака и Козерога, между которыми и располагается экваториальная зона. Каковую принято отждествлять с «югом». Но при этом надо заметить, что «югом», даже в значительном приближении, не являются даже такие признанно «субтропические» для российского школьника территории, как уссурийский край. Снег ложится в Приамурье раньше, чем в Подмосковье, а в южном Сихотэ-Алине в январе стоит такой холод, что ему позавидует и Колыма. При этом биогеограф отказывается считать Севером местность, не подходящую под определение «зональной тундры» и расположенную южнее острова Врангеля или озера Пясина на полуострове Таймыр. На самом деле я здесь в качестве «севера» рассматриваю зону распространения вечной мерзлоты (которая тоже изрядно обширна), и влияние которой принципиально влияет на все процессы, происходящие на ней. Иногда в тексте встречаются исключения – я привожу примеры из практики охот в Центральной Азии и даже на Африканском континенте – но всегда оговариваю их специально.
Кроме того, большое количество ссылок на традиционные африканские охоты я поместил в самую первую главу самого первого раздела – там, где повествуется об «охотниках на мамонтов». Ну что ж, раз уж нам не довелось застать вживе ни мамонтов, ни охотников на них, то приходится исходить, как выражаются исследователи «из ближайшего приближения». Так на страницах этой книги появились пигмеи бамбутти и матабеле.
Эта книга – не справочник! Даже там, где рассказывается о вполне определённых моделях оружия и номенклатуре патронов, я прежде всего опираюсь на личное мнение имевших с этим оружием дело людей – охотников, стрелков, работников экспедиций. Эта книга – субъективна с начала и до конца.
История об охоте на Севере – это история о том, как люди старались перестать зависеть от её величества Удачи. Вся история северной охоты – рассказ о том, как люди пытались превратить её в производство. Сперва этим «производством» стали коллективные охоты на лосей, северных оленей и бизонов, затем – организация артельного промысла на пушного зверя (нашедшая своё конечное оформление в создании госпромхозов). Ну а в самое последнее время организация производства коснулась и такой охотничьей ветви, как охоты спортивной. И если на ещё не освоенных северных равнинах ещё остаётся место Фортуне, то в горах Альп, на Карпатах, в Намибии и ЮАР уже вырастает десятое поколение дичи установленных кондиций, предназначенной пасть от меткого выстрела охотника за трофеями. Прежняя охота, с многомесячными экспедициями, лишениями и бесчисленными бесплодными попытками выследить именно того, а никак не другого требуемого зверя, неминуемо уходит в прошлое.
Но должен сказать, что и в своей современной инкарнации охота продолжает оставаться охотой! И даже в парковых австрийских лесах и на намибийских ранчо за удачей остаётся последнее слово.
Итак, мой рассказ о том, как люди всю свою историю пытались подчинить себе удачу…
http://www.krechmar.ru/htm/index.htm