Полундра - рыжая, можно было бы даже сказать симпатичная дворняжка с белой опушкой лап и такой же грудью понесла. Удивительного в этом ничего не было, ибо в конце февраля расцвела красавица первоцветом так, что все лучшие женихи, спущенные с цепей погулять, не вернулись к своим дворам. Невеста была с запросами и ночевала большей частью дома, так что подойти к ее двору было невозможно, ибо кто бы рискнул подойти к дому, у тропинки к которому, расположившись полукругом, лежала дюжина двухпудовых собак, ожидая отдыха красавицы. Но голод не тетка и через недельку ей просто так уже любоваться никто не хотел, и весь эскорт, потупив головы, засеменил к своим дворам, чтобы получив основательную выволочку, продолжать исправно нести бремя сторожевой службы, получая за это, остатки хозяйского стола.
По весне Полундра еще звонко лаяла, подавая голос больше при виде хозяев, стараясь в прыжке как можно смачнее зацепить языком их за нос, но постепенно прыжки ее становились все тяжелее. В мае она покинула свое постоянное место у ворот и перебралась под сени. Приветствия ее становились все короче, пока не ограничились высовыванием из-под бревен ее рыжего носа, сопровождавшимся звуками ее приветственного постукивания хвостом. Стараясь как можно меньше ее беспокоить, поставили туда же для кормежки и ее аллюминевую миску, И вот как-то по утру запищали-заскулили сосунцы, возвещая о появлении на свет нового поколения из семейства собачьих.
Недели две суку не трогали, ибо ощенилась она неблагополучно. Сначала припадала на заднюю левую лапу, а затем и совсем стала таскать ее на весу, чуть опираясь на неё только в стойке. Интересно стало и домочадцам, что же за диковина народилась под сенями. И хозяйские ребятишки, а потом и все их знакомые поползли под сени засвидетельствовать дань уважение собачей жизни. А выражать ее было кому, ибо из всех еще только начинающих прозревать щенков, была составлена портретная галерея улицы. Этот, поджарый и черный, как смоль – сын Байкала; эта, рыжая как и она сама с острой мордочкой – дочь Алтая; этот мохнатый, бурого оттенка, как медвежонок – сын Буяна… и только один из шести был самым симпатичным, средних размеров с несоразмерно большой головой, черного окраса. Было предположено, что это сын Мергена, являвшегося помесью черного легавого кобеля с овчаркой, непонятно каким образом затесавшимся в женихи Полундры. Всего их было полдюжины, и к двум месяцам всех разобрали, кроме одного, ибо собаки в селе дело нехлопотное, и будь их две или три во дворе - не велика беда.
К осени щенку дал имя, как и его мамаше, постоялец их двора, бывший морячок. Подняв щенка за загривок и едва взглянув на него, он коротко бросил: « Пират». И рос он не по дням, а по часам и к четырем месяцам по всем параметрам превосходил свою мамашу. Черный кобелек, с широкой массивной белой грудью, слегка свисающими ушами. Щенок был просто прелесть - лоснящийся, интеллигентного вида. Полундра в силу своей болезненности вахту уже не несла и просто лежала снаружи калитки, а оставшийся при ней сынок имел привычку лежать на тротуаре, прижав мордочку к его доскам, внимательно осматривая проходящих мимо обывателей. Где-то в двухмесячном возрасте произошла беда. Кто-то из сельчан, хорошо разогнавшись на велосипеде, не заметил щенка на тротуаре и наехал на него. Пират долго и жалобно стонал, пока его не уложили, завернув в старую шубейку, в тихий и теплый уголок. Щенок неделю не поднимался, Дня три ничего не брал в рот, а после неделю мог только сосать из бутылки молоко. Помаленьку, где-то дней через десяток, он стал ползать, перебирая только передними лапами, а через две полностью оклемался. А через месяц на него набросился соседский Трезор, надо сказать по деревенским понятиям, дурная собака, ибо какая нормальная набросится на трехмесячного щенка и оттаскает его так, что его опять еле отходят. К зиме Пират подрос и, несмотря на постоянное недомогание Полундры, полностью взял на себя основную заботу как содержания в порядке двора, так и заботы о матери, которая сохла на глазах. И изредка перепадавшая ему кость всегда передавалась ей.
Зима замела-навьюжила, да так, что сугробы были выше крыш. Улицы от снега не очищались, и дворы выделялись один от другого протоптанным настом, постепенно уходившим с накатанной санями улицы узкой траншеей вниз, оставляя видимыми только дымящие посреди бугров трубы изб, да лежащих около тропок, ведущих к домам, собак.
К весне Пират начал матереть. Матереть мирно, не задевая ни проходивших мимо сельчан, ни своих собратьев, семенящих мимо его двора. Любимым его занятием была ежедневная прогулка с хозяевами за хлебом, где оттачивалось его мастерство общения с открывающимся ему миром. Хлеб продавался развесной, серый и горячий с поду. Его аромат разносился далеко от пекарни, и что можно было представить вкуснее его, покупаемого на трешку. Две великолепные буханки, парившие из сумки на морозном воздухе, были всегда с довесками: большим и маленьким. Пират знал, что больший кусок полагался ему, а маленький - одной из постоянных бездомных собачек, которых собиралось около пекарни не менее двух десятков, и у каждой был свой кормилец. К марту отошла, отмучилась Полундра и остался Пират один.
И провожал он в походах по селу хозяйского сынишку, служа ему верой и правдой. Как-то раз по весне, получив пышущий жаром довесок, Пират, не решившийся сразу разделаться с ним, держал его в зубах, перебрасывая со стороны на сторону, ожидая, когда тот остынет. И хватило ума у соседского парнишки натравить на него кобеля - чистокровку немецкой овчарки. Пират бегал легко и трижды дистанцируясь от погони метров на двадцать, пробовал проглотить хлеб, пока тот не остыл. Но после этого тому мало не показалось. Пират развернулся, ощетинился и, выгнув шею, рыкнул так, что посадил нападавшего «немца» на жопу, и через секунду тот убежал, взметая буруны свежего снега, минуя дорогу на пролом к своему дому.
Летом Пират, привыкший быть среди скотины, повадился по утрам уходить с ней на пастбище, уходил не всегда, выбирал какие-то особые для себя дни. И, как рассказывал после пастух, до обеда гонял по лугам всякую дичь, наполняя округу звонким лаем. Гонял лесную тварь только с утра, прибегав вместе со стадом коров к полудню. Паша, так звали пастуха, несколько раз упрашивал хозяев отдать ему собаку, но они и не думали об этом. После обеда его любимым занятием была дрема на тротуаре. Прохожих он не наделял вниманием, и лишь молодежь четко, в границах двора знала - ездить на велосипеде нельзя: не покусает, но штаны снимет. Пират к исходу лета повзрослел совсем, и, несмотря на небольшие размеры своей мамаши, вымахал в холке выше всех уличных собратьев, а о размерах груди и говорить было нечего, как говорят на Руси: «косая сажень».
Как-то в первых числах августа все семейство, вместе с прибывшими к ним гостями, двинулось на отдых к реке. Пират, сопровождая компанию, забегал метров на десять вперед и внимательно осмотрев все по сторонам, с радостным повизгиванием в прыжках полукругом, возвращался к шествию. Очертив круг, радостно прижимался к земле и, сделав пару отмашек хвостом вправо-влево, прыжками выскакивал опять. Едва достигнув пляжного взгорка на берегу реки, Пират внезапно преобразился, шерсть встала дыбом, и он в два прыжка исчез за бугром, откуда через пару мгновений послышался собачий визг. Гроза нижней части улицы, непредсказуемый в своей ярости Трезор, вмиг лишился своего свирепого вида и с разорванными ушами удирал неведомо куда самому. Пират, как ни в чем не бывало, опять обихаживал компанию, стараясь облизать всех: и гостей и хозяев. С этого момента проходить мимо его двора всем представителям семейства собачьих приходилось с опаской, только первоначально остановившись, а затем робко семеня, поджав под себя хвост.
Приближалась вторая осень его жизни. Уже не было по дням жарко, а солнце излучало ласковое тепло. Пират, облюбовав себе место посреди двора, томил себя в легкой дреме, на зеленом ковре пиретрума. Зажмурив глаза и вытянув морду вдоль лап, он мирно предавался сну, только порой легкое подергивание его конечностей выдавало натруженную работу его сна: не то в погоне за «серыми», не то – за Буренками. Дрема продолжалась до тех пор, пока пернатые представители двора не пересекали только ему известную пограничную линию, после которой он, как ни в чем не бывало, прыгал на них и, выпустив с хохлушек пару-тройку перьев, с миром отпускал восвояси. Взвалил он на себя и добровольное бремя: встречать всех членов своего двора. Одним только ему известным чутьем после уроков он встречал из школы ребятишек, а после работы хозяев, ни разу не опоздав.
Но вот прошла и осень. По первому снегу Пират нашел себе и ребятишкам новое увлечение. Сначала на горке, играя, хватался за лыжные палки, стараясь их отобрать. Но вскоре уловив, что вместе с палками легко катятся по снегу на лыжах и их обладатели, он с увлечением стал их таскать,находя в этом удовольствие себе ребятишкам поселка. Шерсть у него была короткая и в сильные морозы на ночь его забирали в дом. Вел он там себя очень скромно. Ложился сразу на коврике у двери, повернув к ней под углом свою морду и тихо наблюдая от порога за тем что происходит в доме, изредка помигивая своими умными глазами. И ничто не предвещало несчастья….
Как-то ранним зимним утром застучала в дом дальняя соседка, жившая двумя домами выше по косогору на противоположной стороне улицы. И, едва открылась дверь, она с причитаниями повалилась на пол и стала в истерике причитать, что Пират ночью подавил всех ее кур. Картина, представшая хозяевам, была страшная: в небольшом курятнике лежали окоченевшими две дюжины куриц и петух. Решение было коротким – Пирата пристрелить.
Воплотить решение старших предстояло квартировавшему у них демобилизованному солдату, учившемуся в школе трактористов. Пирата повели к его сокурснику, жившему в двух километрах и имевшему ружье. Тот долго снаряжал ружье и, в отсутствии дроби, набил патрон обрубками гвоздей. Закончив снаряжение, он долго целился в ничего не понимавшего Пирата и выстрелил. Пес, отчаянно взвизгнул и припал на подкосившиеся передние лапы. Но через мгновенье очнулся, развернулся в прыжке и в несколько мгновений исчез из виду. Стрелявший в собаку парень сказал, что все кончено и Пират, где-то подыхает. На том все разошлись: кто домой, а квартирант в училище на занятия.
На подходе к дому, один из домочадцев, увидел кровавые пятна, а в доме царил переполох. Мать причитала, а отец весь бледный, обхвативши голову, сидел за столом. Видневшиеся на полу редкие пятна крови вели под кровать. Охавшая мать объяснила, что вспомнила когда увели Пирата, тот ночевал дома и был выпущен на улицу только утром, перед приходом соседки и никак за пять минут не мог передушить кур, которые к тому времени основательно окоченели. К тому же, когда рассвело, нашли по следам, оставленным на снегу и виновницу трагедии, таксу, жившую в соседях от пострадавшей и доедавшей к моменту ее «задержания» одну из ее жертв. Пирата повели в ветлечебницу, в которой после осмотра ранения, сказали, что оно не опасное, дали мази и началось лечение невинно пострадавшего.
Рана на носу затягивалась медленно, нос первое время был забит кровавыми сгустками, которые со временем отошли вместе с коростою и к лету он совсем поправился и опять иногда уходил, но уже на целый день на пастбище вместе с коровой. Там по рассказам пастуха, целый день слышался его звонкий радостный лай. Ну а те дни, когда он оставался дома, то к появлению стада с пастбища вместе с боровком Васькой дружно неслись навстречу «Царственной особе» - Катерине, встретив которую, они плели круг нее невидимые кружева танца. А та, улыбалась от счастья встречи, высоко вскинув свою красивую рогатую голову, мычала на обе стороны. Иногда Катерину встречали и всем семейством, по причине любви ею пункта погрузки, где та лакомилась свеколкой или жомом.
В один из теплых сентябрьских вечеров пошла встречать Катьку и хозяйская бабушка вместе с двумя внучками. Вышли далеко к самой околице, чтобы показать Катерине бесполезность ее замысла. Но случилось неладное. До этого инертный полуторогодовой бычок, никогда не отличавшийся агрессией и спокойно пасшийся в стаде, ошалел и кинулся в сторону бабушки с детьми. Пират, до этого описывавший круги счастья вокруг процессии в прыжке с разворотом вцепился в холку бычка и висел на ней до тех пор, пока его подопечные не скрылись в ближайшем дворе и только после этого отпустил разъяренного быка и в несколько прыжков, перемахнув через забор, остановился у перепуганных домочадцев. Не скажу, что пес был испуган, но бычок получил добрый урок и при следующих свиданиях с Пиратом, хотя и наливал кровью глаза и косил в его сторону, но, все же, предпочитал ретироваться.
Прошел еще месяц, листья на деревьях уже блекли и частично опали, по утрам стоял сильный туман. Как то с утра пораньше вышла бабушка на прогулку. Пошел за ней и Пират. Но минут через десять она вернулась домой одна и расстроенная. Долго выяснять, в чем причина, не пришлось. Просто в тумане, откуда не возьмись, выскочила машина, а эта чертова собака с испугу кинулась к ней и чуть обои не попали под машину. Правда, ее Бог миловал, а вот Пират погиб под колесами….
И только после от очевидцев узнали, что бабушка растерялась, увидев внезапно машину и начала кидаться из стороны в строну и только Пират, в критический момент сбив ее, отгородил от машины.