За окном была белоснежная зимняя ночь, но небеса чернели назло земле, и только цветные оконные квадратики соседних высоток, и убегающие вдаль цепочки уличных фонарей скудно расцвечивали Тьму. На окне мёрзли комнатные цветы, возле окна на диване спал мужчина.
Старые часы на стене показывали шесть тридцать утра. В подтверждение этого из дверцы выскочила кукушка и прокричала один раз…
Человек заворочался, приподнял голову. Прищурившись, посмотрел на цифры, которые зелёными огоньками горели на видеомагнитофоне. Потом он потянулся, и в тот момент, когда его голые ноги коснулись пола, раздался телефонный звонок.
- Ты как, старик? - раздался голос начальника, - Сегодня нужно сделать документы для получения лицензии, это срочно.
- Хорошо, всё будет. Мне только надо зайти в Центр сертификации, - несколько недовольным голосом промолвил Саша - именно так звали человека, вставшего с дивана. На самом деле, он сегодня планировал откосить от работы, сделав для начальства видимость бесконечных поездок по различным бюрократическим конторам, в последнее время необычайно расплодившимся в столице.
Настроение было испорчено. Но делать нечего, и скушав на кухне жареную печёнку с макаронами и запив завтрак несладким чаем, молодой человек собрал сумку и вышел из квартиры.
Подойдя к лифту, Саша нажал мизинцем оплавленную зажигалкой кнопку, при этом пожелав неизвестному юному поджигателю три ежа в кальсоны. Осознав своё расстройство столь ничтожным фактом, он попытался восстановить душевное равновесие, столь необходимое для жизни в мегаполисе, бешеный ритм которого приводил его в изумление и заставлял искать ещё большего уединения в одиночестве холостяцкой квартиры. Но в душе шевелился червячок раздражения, и обычная эзотерическая молитва успокоения не принесла.
Наконец лифт, скрипя тросами и дверями, поглотил его, одетого в чёрное пальто и чёрную же кепку а ля Жириновский. В лифте уже находилась дама с собачкой системы мопс, девица с младшим братом-школьником и старушка с авоськой, направляющаяся в ближайший магазин «Копейка», грязный и раздолбанный, но с дружным кавказским коллективом.
Была нажата кнопка первого этажа, и лифт со скрипом пополз вниз. Но между третьим и вторым этажом лифт жалобно крякнул и остановился. Жильцы издали коллективный выдох, старушка Аристова из 91 квартиры даже осмелилась пожевать губами и пробормотать что-то про тех, которые ездят не в таких лифтах, а, наоборот – в чёрных иномарках. Тут же были извлечены мобильники и произведены необходимые звонки. Звонки были приняты ожидавшими у подъезда друзьями и подругами, которые тут же отправились восвояси, ибо пребывание людей в лифте грозило обостриться в долгий процесс. Затем, в тщательно подобранных выражениях была оповещена служба ремонта оных лифтов, и началось ожидание ремонтных дядек.
По мере ожидания ремонтников, обстановка в лифте потихоньку становилась нервозной. Сначала заскулил школьник, потом собачка-мопс. Старушка начала вздыхать и взывать. В душе у Саши начало медленно накаляться что-то, напоминающее воткнутый стальной гвоздь, а чтение интенсивных психологических мантр результата не давало. Бормотание на ухо о мнимых достоинствах государственных мужей так же не способствовало душевному покою.
Наконец, прибыли люди в синем. Попинав двери ногами, они открыли их неким инструментарием, и под шутки и прибаутки весёлых дядек народ покинул коварную западню.
Прибыв на остановку, Саша обнаружил, что прибывший автобус открыл только переднюю дверь, так как, оказывается, с сегодняшнего дня на маршруте был введён в действие автоматический контроль, то бишь, турникет. Народ медленно просачивался в автобус, поминутно поминая различными сакральными словосочетаниями различные аспекты мироустройства. На скромное замечание Саши, что до введения турникетов половина пассажиров ехала «зайцами», нетрезвый дедушка злобно поведал нашему герою о его происхождении, сексуальных пристрастиях и политических взглядах, которые были неописуемо ужасны, ибо выражались в общечеловеческих ценностях. Уже в автобусе, сочувствующие оратору бабульки, с отвратительными ного-ломательными сумками на колёсах, пару раз наступили Саше на ноги и один раз заехали баулом, судя по весу, с какими-то утюгами, прямо в спину. Психика от этих неблагоприятных факторов начала медленно закипать. Но он знал за собой способность неожиданно взрываться и путём усиленной медитации с большим трудом сдержал себя. Наконец, автобус остановился и выпустил пассажиров из своих недр.
В конторе, занимающейся выдачей сертификатов, обнаружилось, что, несмотря на получение из лаборатории протоколов анализа, сами сертификаты готовы не были. И не могли быть готовы в течение ближайших двух недель в принципе, так как желающих ввозить лекарственные средства огромное количество, а в конторе штат небольшой, да и в городе грипп. Молодой человек с характерными семитскими чертами и наглыми интонациями в голосе раздражённо выложил всё это посетителю, словно это не клиент кормил контору, а, наоборот, был по гроб жизни обязан ей всеми своими благами. Когда Саша вышел из комнаты и постоял у стены, он понял, что у него дрожат руки, что являлось несомненным признаком начала нервного срыва. Партия лекарств лежала на таможне, их нахождение на складе временного хранения обходилось очень дорого, каждый день съедал некоторую долю прибыли, на которую рассчитывала фирма-импортёр. В общем-то, это была Сашина подработка, но потеря данного, вполне законного заработка, в его планы не входила. Позвонив параллельным начальствующим людям, и получив разрешение на некие денежные операции, наш посредник между бизнесом и «имперскими» конторами направился назад в комнату, откуда он вышел полчаса назад. Вопрос был решён крайне быстро. В компьютер был внесён номер Сашиной заявки, деньги перекочевали в стол конторского. Всё было законно, ибо в многочисленных приказах, постановлениях и письмах были весьма интересные юридические прорехи, позволяющие под видом оказания консультаций брать некоторые денежные средства, существенно «ускоряющие работу». В принципе, Саша мог эти деньги перечислить и по безналичному расчёту…
Итак, сделка, за которой со стены кабинета наблюдал портрет президента с хитрыми глазками, закончилась к обоюдному согласию.
Однако, дело было в том, что Саша отлично помнил времена, (и прошло всего-то лет пять), когда всё делалось сразу, безо всяких задержек, и дешевле раз в двадцать. Но, как раз во время, прессой были раздуты слухи об огромном количестве фальшивых лекарственных средств, которыми якобы набиты российские аптеки.
Затем возникли эти чудовищные «агентства» и «надзоры». Как специалист и профессионал, Саша (друзья звали его Кисой) знал, что получение сертификата ничего не гарантирует. Просто производства, что бы выжить, работали не в две, а в три смены. Заинтересованные журналисты этот контрафакт называли «фальшивками», пугая и без того нервное и запуганное население. Впрочем, лекарства, ввезённые по левым таможенным схемам, тоже назывались «контрафактом». Весь этот товар через некоторое время вполне легально растекался по аптекам. Этот факт вызывал гнев и раздражение Саши, который, в сущности, был «маленьким человеком», зарабатывающий на хлеб мало и тяжко. И его бесил способ «окормления» конторских, многие из которых были малограмотными и тупыми людьми, по блату великому сидящими на «доении», и имеющими шикарные машины, коими были забиты все окрестные переулки. Но, он им не завидовал, хотя частенько, выйдя из подобного учреждения, ругал страшными матюгами и циничные власти, и государственную машину, приобретающую всё большую свинцовую тяжесть и глянцевую непогрешимость.
По окончанию приключений в государственной конторе, Киса сел в дребезжащий трамвай, испытывая голод, злость и усталость. Он сидел на разрисованном фломастером кресле, тупо уставясь в окно. Оно было разукрашено прекрасными ледяными цветами, но это его не радовало, так как над ним нависла толстая баба в дорогой шубе, прожигая пространство испепеляющим взглядом, который означал страстное желание сесть в оное кресло с потёртым кожзаменителем, в котором (вот странно) уже сидел какой-то негодяй…
- Не встану, достали, я устал, я болею, - злобно думал Саша, решительно не замечая ни бабу, ни её шубу.
- Понаехали тут, - шипела баба, - всю Москву опоганили…
Стальной раскалённый гвоздь, тлеющий в области груди, медленно поднимался, прожигая мозг и заставляя бледнеть лицо и ощущать пугающие сбои в сердечном ритме.
В вагон пролез старик, держащий в руке тросточку с коричневым пластмассовым набалдашником. Оглядев пассажиров мутными глазами городского сумасшедшего, растолкав симпатичных девушек, в грязном пальто, он заверещал тонким противным голосом:
- Воры! Воры! Всё разворовали! Стрелять вас всех надо! Сволочи!
- Я не поддамся, - исступлённо, словно в горячечном бреду, твердил про себя Киса. - Это просто больной старик, он всю жизнь верил барабанному бою пропаганды в своей голове, он ожесточён, он несчастен и беден.
- Воры! Сталина на вас нет! Всех вас надо перевешать,- орал свихнувшийся ветеран.
- А ведь этому придурку дают бесплатные лекарства, - почему-то подумал Киса, и тут палка старика опустилась на Кисину спину.
- Сволочь! Сидит тут жид…, - начал, было, старик, но не успел закончить фразу.
Горячая волна крови окатила раздражённый мозг Кисы, бывшего националиста-боевика. Адреналиновый кайф подхватил его, отключив слух, зрение, память и рецепторы боли. Что было в последующую минуту, осталось для него загадкой. Когда ощущения начали возвращаться, Киса увидел себя стоящим у открытой двери. Уже далеко вдоль дороги убегал ковыляющей походкой давешний старик, в трамвае голосили плохо одетые старухи.
Киса выскочил из трамвая, продравшись сквозь толпу лезущих в двери для выхода и, не помня себя, оказался возле ларька с пивом, сигаретами и всякой прочей дребеденью. Сунув ходуном ходящими руками в окошко две десятки, он схватил бутылку холодного пива, открыл зубами крышку и выпил пиво практически до дна.
- Что я делаю? – попытался возразить какой-то слабый голосок, исходящий из дальнего, изолированного участка рассудка, но Кису трясло, в глазах стояли слёзы, а желудок наполнился приятным, забытым ощущением тепла. После очередной бутылки настал временный неустойчивый покой.
Пьяный Киса плохо помнил, что было дальше. Какие-то дворы, потерянный мобильник, запрятанные в карман деньги, которые постепенно таяли по мере употребления различных видов алкоголя. Женщина с цыганскими глазами, которая что-то предлагала, прогулка с нею в грязную арку, где здоровый возмущённый мужик орал на Кису, требуя финансового возмещения попранных чувств. Где-то глубоко внутри Киса понимал, что его кидают, что он попал… (что это алкогольный срыв). Но вместо анализа происходящего, он, обиженный на этот самый срыв, на себя самого, на своё одиночество, на скотскую потаскуху, заманившую его на бандита, заорал страшно и ударил пивной бутылкой по голове с выпученными карими глазами. Затем была чужая кровь на руках, бабий визг и мат, сверкнула дурная сталь, острая боль пронзила грудь Кисы… и наступила Тьма.
Встреча двух агентов, которым было поручено расследовать дело, произошла непосредственно в квартире фигуранта. Агенты просто вышли в широкий коридор – один из кухни, другой из комнаты. При этом можно было поклясться, что двери этих помещений никоим образом не открывались.
Никаких пожиманий рук, формальное приветствие, как всегда и бывало в таких случаях.
- Анэль, стажёрка, - сказала светловолосая девушка.
- Абиган, агент, - произнёс смуглый парень.
Вместе они пошли на кухню. В спальне, на диване у окна, нагло раскинув лапы, спал огромный Кот. Он приоткрыл зелёный глаз, взглянул на двух существ, отметил их различный потенциал, и снова зажмурил его, как будто и не просыпался. Человеческая сущность Кота отсутствовала, да она и не могла находиться в данном энергетическом минимуме.
- Баюн, однако, - сказал Абиган, - Сегодня приписан к нашему ведомству.
- Однако, он прибыл к вам из очень древнего мира, - воткнула шпильку Анэль.
Проходя мимо встроенного стенного шкафа, они услышали, как кто-то скребётся коготками, словно мышка. Открыв шкаф, агенты обнаружили беса, окутанного заклинаниями, словно муха паутиной. Заклинания блестели в энергетическом минимуме, было видно, что их произносили в течение многих лет очень многие люди. И бес не мог их порвать, не оборвав своей связи с сущностью человека-хозяина. Увидев двоих, бес обрадовался и заблеял тонким голоском:
- Я тут это… нахожусь. Вы не могли бы мне дать… строго для возвращения силы… вон там, в тумбочке – фанфурик. Дух вина, понимаешь… спиритус вини.
- Не могу я этого сделать,- спокойным голосом сказал Абиган, - Если я дам тебе флакон спирта, то я сделаю доброе дело, и ты освободишься. А я в силу своей природы добрых дел не делаю, даже для своих.
- И я не могу этого сделать,- сказала Анэль, - Потому что, дав тебе флакон, я сделаю злое дело, освободив тебя, а этого я сделать, не могу, в принципе.
После этого, закрыв в шкафу обалдевшего беса, агенты прошли на кухню, стены которой были оклеены жёлтыми обоями с подсолнухами.
- Итак, высшие инстанции остановили временнЫе процессы в отношении фигуранта дела, - произнесла официальным тоном Анэль.
- Да, но я не могу понять мотива этого решения, - ответил Абиган.
- Мы подозреваем кармические искажения… а может быть, дать этому бедному бесу алкоголь? Вон, Котяра дрыхнет, его и попросим, – елейным голоском произнесла девушка, почему-то резко сменив тему.
Абиган оторопело молчал. Потом до него начало доходить, и он заклокотал громким прерывающимся голосом:
- Это провокация! Вы перешли на наши методы и это вас не может украшать!
- Дело ясно, - сказала стажёрка, - Вы отказались дать бесу по его просьбе алкоголь, который поддерживает его силы и составляет его сущность. Фигурант дела сегодня претерпел алкогольный срыв. Но бес, отвечающий за алкоголь, под заклятием, поэтому он не мог нанести вреда фигуранту, и срыв произошёл под воздействием внешних сил, в данном случае, инспирированных вашим учреждением. Мы будем требовать переигровки всего дня по причине вашего незаконного оперативного вмешательства.
- Далеко пойдёшь, - проскрипел зубами Абиган, предчувствуя страшный служебный нагоняй, но всё-таки поставил подпись на внезапно возникшем на столе документе:
- Абиган, демон.
- Анэль, ангел, - поставила подпись девушка.
За окном была белоснежная зимняя ночь, но небеса чернели назло земле, и только цветные оконные квадратики соседних высоток и убегающие вдаль цепочки уличных фонарей скудно расцвечивали Тьму. На окне мёрзли комнатные цветы, возле окна на диване спал мужчина.
Старые часы на стене показывали шесть тридцать утра. В подтверждение этого из дверцы выскочила кукушка и пропела один раз…
Человек заворочался, приподнял голову. Прищурившись, посмотрел на цифры, которые зелёными огоньками горели на видеомагнитофоне. Потом он потянулся, и в тот момент, когда его голые ноги коснулись пола, раздался телефонный звонок.
- Старик, всё откладывается на неделю, - раздался голос начальника, - Работай по своим вопросам.
2006