12.
На работе Андрей отпросился всего на три дня, плюс выходные, но домой вернулся только через две недели. Володькины родные, не отпускали его ни в какую: «Оставайся, живи у нас. Мы тебе невесту найдем, дом построим. Посмотри, какие у нас девки задастые, титьки у каждой по ведру и ты от такого счастья отказываешься, когда оно само плывет тебе в руки, да ты потом всю жизнь казниться будешь». Уговаривали его всем селом, но безрезультатно. Недаром говорят: «В гостях хорошо, а дома лучше». И Андрея так и подмывало: « Быстрей домой, к невесте». А приехал домой как иностранец: говорил только по хохлятски так, что его никто понять не мог. Через некоторое время это стало проходить, а спешная подготовка к свадьбе быстро всё расставила на свои места. Ах, эта свадьба, свадьба пела и плясала.
Было очень весело, так что порой не верилось, что это всё происходит наяву, на самом деле. Три дня прошли в одном сплошном угаре: поздравления, подарки, вино, танцы. На работе стройснаб гулял два дня.
Потом, по приказу директора, Андрея поставили на ответственный участок: разгружать, приходившие по Волге с железобетоном, суда. Работали круглосуточно, но зато и зарплата там была довольно таки приличной. У него теперь была семья. Он должен был обеспечить безбедное существование жене и если Бог пошлёт, то и ребенку. На работу он уходил рано. Возвращался затемно. Приходил домой, а жену никогда там не заставал. Надо сказать: его родители, к тому времени, получили новую квартиру и, переехав, оставили ему старую - на станции, там он и проживал вдвоём с молодой женой. Так вот. Возвращаясь, домой после работы, он заставал там лишь кучу грязной посуды на столе, нетопленную печь да пустые кастрюли. Что делать? Женился на молодой – пожинай. Не раз, он пытался с ней поговорить, но всё напрасно. Всё так же, она возвращалась домой по выходным, под утро, еле держась на ногах, бухалась в постель прямо в одежде и спала до вечера, а на следующий день все повторялось сначала. Андрею такая семейная жизнь быстро приелась, а однажды он просто не пустил её домой, послав туда, откуда она пришла. И она ушла к матери.
Однажды, придя, домой, он застал там лишь пустые стены и маленькую кучку своего белья, сваленную посреди комнаты. Изо всей мебели осталась лишь маленькая тумбочка из-под телевизора, да рядом с ней стоял табурет на трёх ногах. Он устало опустился на него, опершись, чтобы не упасть, на стену, положил голову на руки, сложенные на тумбочке. В голове свербила одна мысль: «За что?»
Так и просидел он всю ночь, а утром, чуть свет, дверь открылась и на пороге возникла «любимая» тёща. Зайдя в квартиру и остановившись на пороге, она с ходу пустилась в крик: «Я тебе самое дорогое, а ты домой её не пускаешь? Ну, погулял ребенок, ну и что, ты же все время на работе, что же она должна, такая молодая, сиднем сидеть? На этом Андрея просто заклинило: в тумбочке лежал финский нож, подаренный кем-то на работе, он выхватил его и с силой, вложив в него всю свою боль, метнул в сторону двери. Бог не дал взять греха на душу, нож на половину лезвия вонзился в дверь в сантиметре от шеи тёщи. Та, с криком: «Убивают!» выскочила на улицу и, с дикими воплями, бросилась прочь. Эту картину и застали, ничего не ведавшие, его родители, которые пришли навестить молодых. Всех больше, Андрей беспокоился за маму, за ее больное сердце. Войдя в квартиру, она так и села на пол у двери: «Что это? А где всё?» – это всё, что она смогла тогда произнести. На следующий день Андрей сходил в ЗАГС и подал заявление на развод. Развели их быстро. Всё, что утащили жена с тёщей, Андрей им простил, а больше делить было нечего. После развода он переехал жить к родителям.
Тем временем, вернулся из армии, отслужив срочную, средний брат, в то время как двое младших оканчивали среднюю общеобразовательную школу. Средний приехал, когда уже ложился на землю первый снег и огорошил всех с порога: «Я сюда не вернусь, устроился в Москве в милицию, в общежитие устроюсь, сообщу, тогда приезжайте в гости»,- и уехал, побыв дома лишь пару недель, а позвонил только через месяц.
«Езжай-ко ты к нему»,- заключила мама, сидя однажды вечером с Андреем за чашкой чая,- «а то сплетни про тебя по всему городу ходят, житья от твоей любимой тёщи нету».
Андрей собрался и уехал, взяв с собой всё по минимуму.
13.
Москва встретила его шумом полнолюдных улиц, непонятной суетой, постоянно, куда-то спешащего народа: одна толпа всё время идёт туда, другая обратно. Зато колбасы в магазине было сколько угодно, и какой хочешь, а брат уже заимел среди торгашей приятелей и мог достать вообще что угодно, только деньги давай. Столичная жизнь захватила Андрея сразу и с головой, но деньги, взятые из дома, быстро закончились, и надо было устраиваться на работу. Брат звал его в милицию, но служить Андрею не хотелось. Тот, кто ищет - всегда найдёт, и он нашёл. На северо-востоке столицы, а точнее в районе Свиблово, была такая организация «УИПиМС», что расшифровывалось как «Управление Инженерной Подготовки и Механизации Строительства», а работниками этого предприятия эта аббревиатура расшифровывалась как «Умей и пить и Москву строить». Вот туда и устроился Андрей на работу монтажником-высотником. Ему сразу выделили место в общежитии – комната на две койки, две тумбочки, один стул и одно окно, в паспорт поставили штамп о временной прописке, причислив тем самым к отряду «лимиты». Загрузили всякими правилами по самое некуда.
Работать начал учеником на страховке, наверх сразу не пускали. То - принеси, то - подай, туда - то сходи – вот и всё, что ему доверяли вначале. А вообще работа у бригады, в которой он работал, была весьма своеобразной и потому интересной. В основном, она включала в себя монтаж лебедок и строительных лесов на зданиях, где предполагался ремонт фасада. Одновременно, их бригада занималась и другими попутными работами по заявкам организаций и населения: то украшали верхние этажи, вешая какие-нибудь рекламные плакаты, то просто мыли окна. Бригада состояла, в основном, из таких же, как и он лимитчиков, коренных москвичей было всего двое. По возрасту были все ровесниками, даже бригадир, потому бригада носила громкое название комсомольско-молодежного коллектива. И заработки были очень даже приличные, примерно такие же, как у шахтеров Воркуты.
В рабочий коллектив он влился быстро и легко, бригада была очень дружной: и работали и отдыхали вместе. Во-первых, все были примерно одного возраста, во-вторых, все дружили со спортом, точнее с восточными единоборствами и часто выступали единой командой в трестовской спартакиаде, защищая честь управления. Для тренировок три раза в неделю арендовали школьный спортзал в Зеленограде, в сорока километрах от Москвы. Но трестовским общежитием никто не пользовался. Все, кроме москвичей, снимали квартиры. В общежитии, особенно в дни получки, был настоящий сумасшедший дом. Недалеко был Бабушкинский парк культуры и отдыха, и в дни, когда в управлении давали получку, под окнами общежития собиралась толпа девушек, жаждущих попасть внутрь.
Надо сказать, задача была не из простых. На вахте у входа в общежитие, в такие дни, ставили деда, это был бравый ветеран войны, там он потерял одну ногу и вместо неё у него был протез, за что его прозвали – «железный», и был он почти совершенно глух. Прозвище своё он носил с гордостью и полностью ему соответствовал, даже характером. Заступал он на свой пост во всеоружии – положив на письменный стол перед собой потрепанную, видавшую виды, берданку. Была она заряжена или нет, никто не знал, но проверить это желающих не находилось. Таким образом, мимо него пройти можно было либо по пропуску, либо под прикрытием не менее роты танков и никак иначе. Однако, не смотря на все предосторожности, вечером, женский визг стоял сплошняком - на всех семи этажах общежития. Всё просто, в то время, когда трое ребят уговаривали деда пропустить их девчонок, конечно безуспешно, все остальные собирались у комнаты на втором этаже, в которой и жил Андрей. Связывали вместе несколько простыней, делали на конце петлю и с помощью её затаскивали девчонок наверх. Сосед Андрея по комнате, будучи уже навеселе, в то время, когда очередная из них освобождалась от петли, демонстративно втыкая в стол кухонный нож, вопрошал: «Признавайся, чем больна?». В ответ, обычно, его посылали далеко и на - долго, значит, свои, не в первый раз, а те, кто попадал в общежитие впервые, испуганно шептали: «Ничем». И так все выходные: вино рекой, девки: то из окна, то в окно. Такая жизнь Андрея быстро достала. А однажды, только уснул, ведь завтра на работу, в коридоре крик и шум драки. Он вскочил с кровати вне себя от ярости, вышел в коридор, а там какой-то парниша таскал за волосы свою подругу, или может не свою. Взяв этого парнишу за причинное место, Андрей просто выкинул его через окно на улицу, даже не поинтересовавшись в - последствии, как тот приземлился. Только утром ему сказали, что с ним все в порядке, приземлился удачно, с трудом, но ушёл своими ногами. Когда рассказал о происшедшем ребятам, они хором насели на него: «Тебе надо уходить из общаги. Сегодня – завтра мы найдем тебе квартиру». Разрешилось всё довольно просто: у кладовщицы с центрального склада, где они получали робу, инструмент, расходные материалы, кстати, его землячки, была однокомнатная квартира, но не было семьи. В данный момент она проживала у какого-то мужичка где-то в центре, в районе Нового Арбата, и по этой причине квартира ей как бы была без надобности, и она с радостью согласилась, чтобы в ней пожил Андрей, просила только вести себя потише, чтоб соседи не жаловались. Даже никакой лишней платы не потребовала: «Плати за квартиру и свет в ЖКО и живи на здоровье». Из мебели в квартире были книжный шкаф, полный книг и старый диван-кровать. Очень скоро ребята притащили два столовских стола, по стулу на брата и по пивной кружке и к ним довеском пятилитровый чайник, значит, чтобы на всех чаю хватало. У какого-то пьяницы, по дешёвке, приобрели телевизор. И зажил Андрей в своё удовольствие.
Однажды, по весне, гуляя по птичьему рынку, он увидел в руках у мужика маленького, жалобно пищавшего котенка. Сжалившись, отдал за него пятерку и принёс домой. Назвал его Василием Николаевичем, стал холить и воспитывать как родного. И всё бы хорошо – жить да радоваться, ан нет. Молодость диктует свои понятия и законы. « И снова в бой, покой нам только снится». Как учили в школе, так и жили. Да и компания подобралась такая – на выдумки неистощимы, не соскучишься.
Например: однажды свибловские ребята рассказали, что негритосы из института Патриса Лумумбы снимают девочек и портят их, откусывая в экстазе соски. Надо проучить. Они собрались всей бригадой и однажды вечером, как стемнело, пошли в этот парк погулять. Останавливали негров, всех подряд, заставляли их раздеваться и гнали голыми до общаги. Смотреть на это было довольно забавно. Пока тот бежал по парку, его не было видно. Но когда он выбегал на освещенный участок улицы поднимался истошный визг прохожих, вперемешку с визгом резко тормозивших автомобилей. В общем, было очень весело. Но нагрянула милиция, и мстителям пришлось спешно ретироваться.
14
Или вот история о том, как Андрей с приятелем бросали пить.
Как-то по весне они решили: все пить прекращаем, начинаем культурно развиваться. А с чего начать? Конечно же, с хоккея, как раз начались финальные поединки чемпионата СССР. Сказано - сделано. Билеты взяли на матч Спартак – ЦСКА.
Первый раз видели они в деле спортивных фанатов. До этого слышали, но не видели. Столкнулись с ними сразу при входе в метро. Те скучились перед турникетом, гордо развернув красно-белый стяг и декламируя: «В честь победы Спартака в метро пройдем без пятака». И дружной толпой, неспеша, прошли мимо, раскрывшего рот, контролера. У того только форменная фуражка приподнялась, да рот потом долго не мог закрыться.
Шум от них стоял по всей Москве до самых Лужников.
Первые два периода матча прошли относительно спокойно. Но в третьем, когда стало ясно, что Спартак проиграет, началось что-то невообразимое. Над головами нейтральных болельщиков, разделявших собою фанатов противоборствующих команд, в обе стороны полетело всё, что было припасено заранее для метания по «врагу». Затем эта артподготовка переросла в ожесточённую месиловку, такую, что даже милиция туда не совалась. Андрей с приятелем выбирались со своих мест на четвереньках. И им удалось выбраться с незначительными потерями. Об итоге матча они узнали из утренних новостей – сто двадцать человек госпитализировано, а до счёта никому, после этого, попросту, не было дела.
После этого они решили, что спортивные мероприятия не так интересны и решили повернуться лицом к большому искусству.
Надо сказать что там, на малой Родине, где развлечений - один клуб, казалось, вот Москва, сегодня туда пошёл, завтра – сюда, одних кинотеатров целый афишный лист. А вышло. Соберутся Андрей с друзьями в киношку сходить, спустятся вниз до афиши, поспорят с пол - часа куда идти, в результате возьмут в ближайшем гастрономе по пиву и к Андрею домой смотреть телевизор.
А тут решили: надо просвещаться. С великим трудом достали билеты в Большой театр на балет «Спартак». В день премьеры, одевшись во всё чистое, как перед боем, с чистой душою, готовой, как губка, впитывать всё прекрасное они с трепетом открыли резную дубовую дверь. Недаром говорится, что театр начинается с вешалки. Они только дошли до гардероба и застыли с разинутыми ртами, разглядывая публику, прогуливающуюся в ожидании спектакля по вестибюлю театра. Все были как один в вечерних туалетах. Дамы сверкали бесчисленными перстнями брошками и колье. И среди всего этого сверкающего великолепия двое в потертых джинсовых костюмах и кроссовках – «польский Адидас». Да ещё и места у них были в партере - в третьем ряду - почти перед самой оркестровой ямой. Специально просили места поближе, чтобы все было видно. В руках программки, сидят не дышат. Что произошло дальше, Андрей помнил смутно: музыка и действо на сцене полностью поглотили его. Помнил только шепот друга: « Все, сейчас перерыв. Ты в театре раньше был? А я был как-то в нашем, областном. Смотри сколько народа: в буфете будет давка, надо скорей, а то ничего не достанется, я ещё с работы есть хочу» И вот, в тот момент, когда смычки опустились, и музыка смолкла, когда стояла такая тишина, что давило на уши, раздался жуткий топот двух пар ног – это друзья ломанулись за колбасой. Но, добежав до буфета только-только услышав за спиной грохот аплодисментов и увидев, что у стойки буфета, ни кого нет, они ощутили такой стыд за свой поступок, такую неловкость за свою провинциальную неотесанность, что аппетит у обоих пропал мгновенно, они, молча, получили в гардеробе свои куртки и ушли прочь.
Андрей долго не мог отделаться от того волшебного чувства, которое испытал впервые. Театр пленил его. Душа, как будто, освободилась от телесных оков и, слившись с остальными такими же воедино, плыла по волнам музыки в неведомые сказочные дали. Впечатление от испытанного тогда было таким сильным, что не думалось больше ни о чем, кроме того, чтобы попробовать всё это еще раз. Поэтому, как только смогли, они достали билеты снова на балет, на этот раз это был «Щелкунчик» Чайковского.
Собираться начали за неделю. Брюк с пиджаками перемеряли великое множество. Прифрантившись, таким образом, явились в театр. Заранее договорились, что в буфет вообще не пойдут. Даже денег с собой не взяли: подальше от соблазна. Так и просидели весь спектакль до самого конца. Именно с тех пор Чайковский стал для Андрея любимым композитором – классиком. Следующим балетом, который они посетили, было «Лебединое озеро» того же Чайковского и всё – Москва сказала ему «прощай».
15.
Однажды, возвращались они всей бригадой с тренировки, а занимались в спортзале одной из школ спального района столицы. Проезжая, на рейсовом автобусе, мимо одного из кинотеатров, увидели афишу, манившую посмотреть новую итальянскую комедию. Впереди был выходной, и они решили сходить в кино. Взяли билеты, и пошли в буфет. Андрей встал в очередь, в то время как остальные стояли в сторонке. Впереди его стояли парень с девушкой. Андрей нечаянно задел её по попке, она резко обернулась, потом что-то шепнула на ухо своему спутнику. Андрей нагнулся вперёд, чтобы извиниться, но вместо ответа из-за плеча девушки вылетел кулак. Он увернулся и в свою очередь, отработанным движением, ударил парня в печенку, да так, что тот перелетел через стойку буфета и вместе с буфетчицей грохнулся на пол. Что началось после этого, описанию поддается с трудом. Андрей с друзьями образовали посередине фойе кинотеатра кружок, встав, друг к другу спинами, и как могли, отбивались от множества рук и ног. Звенело разбитое стекло, трещала сломанная мебель, заглушая крики дерущихся, стоны раненых, звуки достигших своей цели, ударов. Как долго это длилось, никто сказать не мог. В фойе ворвался наряд кем-то вызванной милиции. Первый из них вытащил пистолет и выстрелил в потолок. Но вместо смирения в следующий момент получил сильнейший удар в челюсть и, разбив витринное стекло, вылетел на улицу. Воспользовавшись проделанной им брешью в стеклянных стенах фойе, оборонявшиеся выбрались наружу, и через некоторое время уже сидели в электричке, на пути к дому. Про кино уже никто не вспоминал.
Примерно через неделю, Андрея нашел его знакомый, который работал на Петровке и показал ему фоторобот, удивительно похожий на него и сказал, что вся милиция Москвы разыскивает парня, который напал на наряд милиции и отобрал у одного из них пистолет, при этом разнёс в дребезги фойе кинотеатра.
В этот же вечер друзья собрались на совет, решали, что теперь Андрею делать. К утру пришли к мнению, что ему, дабы избежать высылки по этапу, необходимо как можно быстрей из Москвы уехать, да сделать всё надо так, будто его здесь вовсе и не было. Что ж, решено – сделано, и к вечеру, он уже сидел в поезде на пути к родному дому.
16.
По приезду он сказал матери, что просто устал от Москвы и, если можно, поживёт дома. Его приняли, как обычно. В родном доме он всегда был желанным. Сколь ни приходилось ему до этого и потом, уезжать, независимо от того, как на - долго, отчий дом всегда был для него тем маленьким, но очень ярким маячком, указывающим дорогу назад. Его всегда ждали там участие и поддержка, всегда и во всём, до боли родных людей.
Вот куда устроиться на работу – проблема. Мать не торопила его, но он сам не мог долго сидеть без дела. Пока жил в Москве он выучился на водительские права и решил теперь поработать шофёром.
Его приняли в автобазу, дали машину, ЗИЛ-130: вон там рама, там кабина, там кузов, движок привезут через неделю, всё остальное получишь на складе, в общем, приступай. И он приступил. В автобазе, в то время, работало много водителей, родом из Москвы, отбывавших условный срок, в основном за кражи. Они приняли его как земляка и помогали во всём, что касалось работы. Дело спорилось и уже через месяц заново собранная машина, взревев новеньким мотором, тронулась с места. В автобазе, как раз, был день получки. У Андрея она была первой, и он всю ее пустил на пропой с новыми друзьями. Главному в работе водителя в местных условиях, его научили сразу: не важно, сколько ты сделаешь, а важно сколько напишешь.
Дела пошли в гору. Зарплата, конечно, с московской не сравнишь, но жить можно. В любое время, можно было подработать «налево». Да и бензину списанного скапливалось к концу месяца по двести - триста литров - его всегда можно было продать.
На любовном фронте проблем также не было, девки бегали за ним гурьбой, мать даже ворчала: «…лучше бы женился поскорей, чем мозги то девкам морочить». Но он не спешил. А тут беда со здоровьем: как прорвало. Буквально на глазах в паху выросла шишка. Беспокоить не беспокоила, но на вид смущала и очень. Однажды, когда он переодевался, ее заметила мать и отправила к врачу. Хирург на приёме в поликлинике пощупал и заключил: «Ничего страшного, это просто грыжа, приходи завтра в хирургию, вырежем, и будешь как огурчик». Вечером с друзьями устроили отвальную, а утром он взял собранную мамой сумку и пошёл сдаваться. С начала операцию решили делать под местным наркозом, но он после вчерашнего брал плохо, поэтому дали общий, и Андрей уснул. Проснулся в постели в белой пижаме и без штанов, потрогал рукой белую повязку на боку и, аж присвистнул - шишка была на месте такая же твердая, только теперь ещё и болела. Утром пришёл хирург и, сдвинув брови, сказал: «Это не грыжа, подзаживёт и мы направим тебя в область». Уже через неделю он был там. «Что там у вас с ума сошли, простую грыжу не могут вырезать» - заключили областные хирурги после его осмотра. Разрезали, зашили и врач, который делал операцию, сказал: «Это действительно не грыжа. Мы взяли соскоб, сделали анализ, это так называемая «тератома». В общем, ничего страшного. Но мы не стали удалять, а подзаживет, отправим тебя в Москву. Там, на Каширском шоссе есть онкоцентр при академии медицинских наук СССР, у них самая современная аппаратура, там тебя, как следует, обследуют и доведут дело до логического конца». Уже через неделю, Андрей, согнувшись крючком в «три погибели», так как швы ещё не были сняты, поехал в столицу, своим ходом. В онкоцентр его не пустили, пояснив, что это режимный объект, единственный на весь Союз, и люди на приём к врачам записываются, аж, за полгода. Тогда он зашёл с другой стороны и вызвал врача, которого ему рекомендовали. Это был однокашник хирурга, делавшего ему последнюю операцию. Но тот сказал, что, к сожалению, помочь ему ничем не может, надо как-то пробиваться на приём самому. Рассказывая ему о себе, Андрей вспомнил про Афганистан, про то, что и ему положены какие - то льготы и они, вместе, пришли к выводу, что самый верный способ - это через министерство обороны. Утром, переночевав у старого друга, подняв всех друзей-москвичей на ноги, на целой веренице машин, он подъехал к зданию министерства. Дежурный, в звании майора, куда-то позвонил и попросил подождать. Через некоторое время вышел какой-то майор и пригласил пройти в кабинет. Развалившись удобно в мягком кресле, за большим письменным столом, сидел какой-то генерал-лейтенант и внимательно изучал какую-то папку, вернее её содержимое. Покончив с этим делом, он встал и нервно заходил по комнате. Резко остановился, и, обратившись к Андрею, попросил коротко рассказать о своей просьбе. После рассказа, выдержав паузу, неожиданно тоненьким голосом, завопил: «Да как вы смеете за какими-то льготами обращаться? Скажите спасибо, что вас не посадили, а отпустили домой. Ваш полк был в Афганистане всего три месяца. А сколько дел натворили - ужас». И после этого, почти шёпотом: «…извините, мы ничем не можем вам помочь».
На счастье, у старых московских друзей в онкоцентре нашлись знакомые, которые за умеренное вознаграждение согласились помочь Андрею попасть на приём к хирургу и, благодаря этому, он уже на следующий день был в двухместной палате хирургического отделения. У него немедля взяли все необходимые анализы и по их результатам сделали операцию. В очередной раз всё обошлось. Операция прошла без последствий, Андрей быстро шёл на поправку. В отделении хирургии, где он лежал, он был самый здоровый, не считая тех, на ком медики, давно и окончательно, поставили крест. В одной палате с ним лежал армянин, звали его Князь. В отличие от Андрея, которого навещали редко, к нему родственники, приходили, чуть ли не каждый день и каждый раз с полными сумками съестного, среди которого всегда был отборный армянский коньяк. Надо сказать: им разрешали перед обедом по пять капель. Но где пять - там и пятьдесят. А к вечеру, это была самая веселая палата. Песни сменяли одна другую, без конца: то на армянском, то на русском. Долго это продолжаться не могло, и Андрея выписали домой, обязав раз в год приезжать в центр на осмотр.
Однако с больничного его выписали не сразу – ждали, когда шов, как следует, заживет.
Но ведь дома сидеть скучно и, в один из дней, он отправился в автобазу: так хотелось увидеть друзей, посмотреть на свою машину. Но, обойдя весь гараж, машины он не нашёл. Потом мужики показали всё, что от неё осталось. Перед Андреем предстала бесформенная груда металлолома. Их рассказ был коротким: когда узнали, что он заболел и возможно надолго, чтобы техника не простаивала, на неё посадили вновь принятого парнишку. А тому однажды не повезло, и он, не справившись с управлением, улетел с горы прямо в речку. «Машина - вот. Слава Богу, сам остался жив, хотя и поломался изрядно. А про машину не горюй: на наш век железа хватит».
17.
После выписки с больничного, Андрей неделю слонялся по автобазе без дела. Потом ещё какое-то время, работал на подмене – свободных машин не было. Собирать ещё одну от забора он не захотел. А, примерно через месяц, ему предложили поработать на КрАЗе – машина большая, зато заработок приличный.
В свободное от работы время, с кучкой энтузиастов, они ездили в областной центр, где занимались организацией ассоциации восточных единоборств. Для проведения семинаров к ним часто приезжали инструкторы из Шанхая. Благодаря им, местная школа ушу была, довольно таки, на высоком уровне.
В это время он дружил с девушкой, ее звали Оля. Она была довольно смазливой на мордашку, но и упрямой до жути. Познакомились они давно, ещё до всех операций. А тут, как-то, просто так совпало, что они вместе возвращались с танцев с левого берега. Он пошёл её проводить, да и остался до утра, потом ещё раз до утра, ещё, ещё, и вот её родители заговорили о свадьбе, но в ближайшие планы Андрея это не входило, и они, согласившись с ним, решили подождать.
И подождали.
У Оли была близкая подруга, они дружили с детства. Полина жила на другом берегу и работала художником в мебельном цехе. И вот однажды, тёплым летним вечером Ольга с Андреем встречали её возле переправы через Волгу, чтобы вместе пойти на танцы в городской клуб. Так получилось, что встретились они как раз под фонарём. Она явилась перед ними как-то внезапно, вся какая-то русская – одетая довольно просто, в то же время со вкусом, с косой, перекинутой небрежно через левое плечо на высокую грудь. У Андрея даже внутри где-то кольнуло. Все танцы Ольга не спускала с него глаз, а он оторвать не мог свой взгляд от Полины. Он так и понял: все попался. После этого идти на ночь к Ольге уже не хотелось, и он напросился на работу во вторую смену, а Полина, тем временем, всё больше завладевала его мыслями. Новый год они встретили ещё втроём, но уже к концу зимы всё встало на свои места, и Полина стала частым гостем у Андрея дома. Родителям его она понравилась сразу, и они изо всех сил старались им не мешать, благо в трехкомнатной квартире было куда разбежаться. И вот весной, когда гормоны заиграли, в квартире в это время кроме них никого не было (и статуя не удержалась бы) у них всё произошло: он посадил её на кровать, бережно, как будто боялся разбить драгоценную вазу тончайшего фарфора и выключил свет. Непрерывно целуя, он расстегивал пуговицы на её блузке и гладил, гладил её грудь, плечи, бедра. Потом - провал. Когда пришли в себя, они лежали рядом. Он продолжал её гладить, и всё пытался заглянуть ей в глаза. Она же не отводила взгляда от потолка и была вся словно окаменевшая. Теперь-то Андрей знал, что до него у неё никого не было: он был первый.
Ну и что. В Москве, в онкоцентре, ему сказали, что детей у него не будет, так о чём беспокоиться? С ней же: когда - никогда это должно было случиться. «Как она до такого возраста себя сберегла и то не понятно, - думал он, - ничего страшного, в общем-то, не произошло». А через положенное время она пришла к нему и сказала, что беременна. Он, аж, сел от такого известия.
После Москвы Андрей пытался смириться с мыслью, что детей у него не будет. Перед ним вставал всё время один и тот же вопрос: «Как дальше жить и зачем в таком случае?» Ответа не было, а тут такое. И он решил: всё, с прошлым покончено. Как бы там ни было, но ребёнка убить он не даст. Начинается новая семейная жизнь. А раз решил, значит, так тому и быть.
Самое большее, чего боялась Поля, был неизбежный разговор с её родителями. Воспитывалась она в строгости, а тут беременная и до свадьбы, как так? Это Андрей взял на себя: и что, что строгие, но люди же: должны понять. Но сначала, он уговорил Полину, и они подали заявление в ЗАГС, чтобы, так сказать, поставить родителей перед фактом. Так и вышло: отец Поли сначала буркнул: «Жениться, жениться – ещё женилка не выросла». На что Андрей спокойно возразил, что, мол, уже давно, можно не сомневаться. Тем более дитё будет, значит, всё в полном порядке. Со своими же родителями у него проблем не было.
На сентябрь назначили свадьбу.
Первый год семейной жизни прошёл как во сне. Сначала, Андрей все смотрел на растущий живот жены, и ему никак не верилось, что этот ребенок его, и он скоро станет папой, и старался угадать каждое желание молодой жены, чтобы ни в чём она не нуждалась. Старался, как можно больше заработать и принести домой. Надо сказать, время было такое: всё было в дефиците, кроме денег и заработок в триста рублей казался достаточным, а для молодой семьи даже приличным. В магазинах было пусто. За продуктами, раз в месяц, Андрей гонял в Москву. Ему было проще: в Москве жил брат, да и друзья его не забывали, хотя многие из них обзавелись семьями, покончив тем самым с разгульной жизнью. Дефицитных вкусностей он привозил всегда в достатке и обязательно чего-нибудь из импортной одежды для жены и маленького, который вот-вот уже должен был появиться.
Зима, в ту пору, уже давно повернула на лето, когда однажды мама сказала ему: «Давай собирай её и веди в родилку.» Идти было далеко – через весь город, но скорую вызывать было бесполезно, поэтому они собрались и потихоньку пошли. Родильное отделение располагалось в старом двухэтажном деревянном здании. Полину осмотрела дежурная акушерка и заключила: «Идите домой, ещё рано». Андрей чуть не задохнулся от возмущения: «Вы что издеваетесь, да вы на неё посмотрите». На Поле и впрямь лица не было, было видно как ей тяжело и больно. Он повернулся к акушерке и зашипел: «Не дай Бог что случится, убью». Та, сразу напопятный: «Что вы, что вы, оставляйте, всё будет хорошо».
На следующее утро, он пришёл на работу и первым делом, из диспетчерской, набрал номер родильного отделения. «Родила?» «Да, да у вас сын!» «Что, что?» «Сын у вас». С диким визгом Андрей взвился чуть не до потолка и всей своей массой опустился на табурет, на котором сидел, так, что тот не выдержал и развалился на досочки.
18.
Имя сыну придумывали всем семейством. После долгих дискуссий решили назвать Женей. Андрей сходил в ЗАГС и выправил свидетельство о рождении, так сказать узаконил рождение сына. В день выписки подъехал на жигулях приятеля с цветами для жены и конфетами и шампанским для персонала. Дома, к их приезду уже всё было готово: стояла люлька, еще дедовой работы, на столе лежала стопка свежеотутюженных пелёнок, распашонок, а в другой комнате был накрыт праздничный стол.
Андрей на всю жизнь запомнил, как Женю первый раз купали. Когда его распеленали, он неистово орал непрерывно дергая маленькими красно-розовыми ручками и ножками. Андрей стоял и смотрел на всё это из -далека. Женя казался таким маленьким и хрупким, что страшно было даже подойти к нему: вдруг что сломается. Постепенно он привык к тому, что в квартире и в его жизни появился новый человек, и не просто человек – человечище, ЕГО СЫН, который постоянно нуждается, как, в общем, так и в его внимании и заботе.
На работе всё шло своим чередом, даже лучше. В автобазе было две бригады КрАЗов. В одной, машины были поновей, и она работала на сделке на строительстве завода. Во второй бригаде машины были старые, работали они по участкам на стройках, как на заводе, так и в городе. В этой бригаде и работал Андрей. Причём так старался, что очень скоро выбился в передовики. А стараться причины были. Когда родился сын, военкомат выделил его семье двухкомнатную квартиру, правда, в старом деревянном доме с печками, но зато от всех отдельную. Работал Андрей по две смены каждый день с одной целью - как можно больше принести домой. Ведь надо было купить очень многое и желательно поскорей. Как можно жить без холодильника – никак, телевизор тоже надо. Пусть не цветной, но большой обязательно. А кроме этого ещё массу необходимых вещей, без которых не обойтись. Но заработать на всё это денег было только решением половины проблемы. Всё это надо было еще найти, достать. В магазинах было почти пусто, конечно не как в сорок первом, голода не было, но чтобы купить ребёнку молоко, жена с раннего утра бегала по магазинам в его поисках. Примерно раз в месяц, он ездил в Москву за покупками. В то время Москва была, для большей части Союза, огромным и единственным супермаркетом. Здесь можно было купить всё, правда, тоже вдоволь натолкавшись в очередях, либо за двойную цену. Андрею было легче: то выручат старые друзья, да брат, который уже женился и жил в Москве. Позвонив заранее и сделав заказ, он просто приезжал и забирал товар в готовом виде, предварительно за него расплатившись.
В общем, жили, как и вся страна, вернее почти вся, не хуже и не лучше. Как – никак, а в холодильнике всегда были и масло, и мясо, и колбаса. Сын рос крепким здоровым малышом. А деньги: руки ноги на месте – заработаем.
19.
И тут беда. Однажды он взялся привезти, за наличный расчёт, песок на одну из дач. Но это был не его день. Когда он на гружёной машине поднялся в гору, машина вдруг стала крениться вправо. Андрей остановился. Когда заглянул под крыло, то увидел, что правая передняя рессора лопнула и держалась только на одном коренном листе. Разумнее было бы сбросить песок и ехать в гараж, но он решил: поменять рессору не долго, он быстро всё сделает и выполнит заказ, тем более что деньги за этот песок уже были в кармане. Так, на гружёной машине, он подъехал к мастерским, выписал на складе новую рессору и резиновые подушки, погрузчиком вывесил машину, лопнувшую рессору выкинул и стал закреплять в кронштейнах новую. Передний её конец подошёл хорошо, а вот задний, болты немного не доставали до кронштейна, и надо было чуть-чуть поднажать. Вылезать из-под машины за домкратом не хотелось, он решил, что обойдется без него. Подлез под рессору. Поднатужился. В коленях раздался хруст. Резкая боль молнией пронзила всё тело и ударила в голову. Он чуть не вскрикнул. Вылез из-под машины, руками распрямил согнутые колени и позвал мужиков, чтобы помогли подняться.
На дежурной машине его отвезли в больницу. В приёмном покое его осмотрел вызванный травматолог и поставил диагноз: обрыв внутренних менисков коленных суставов обеих ног. Ходить Андрей мог, но только с затянутыми эластичным бинтом коленями и почти не сгибая ног. Ему сразу предложили операцию, но он отказался, как будто чувствовал, чем всё это закончится. Так, какое-то время, с замотанными коленями он и работал. (Самым трудным было слезать и забираться в машину). Даже копал в огороде грядки. Но долго это продолжаться не могло и ему все, же пришлось идти в больницу. Его снова осмотрели, сделали рентгеновские снимки, после чего к нему подошёл заведующий травматологическим отделением и сказал, как приговор вынес: «Тебе необходимо удалить оборванные мениски. Такие операции в области делают только в одном месте: очередь там, на год вперёд – не пробиться. В нашей больнице таких операций ещё не делали. Тебе же эти операции необходимо сделать как можно быстрей, иначе трансформирующий артроз и колени на обеих ногах придется заклинить. Но у меня к тебе предложение: нами разработан титановый шарнир, заменяющий коленный сустав, то есть его протез. Мы вдвоем, с ведущим хирургом гарнизонного госпиталя, поставим тебе его сначала на правую, потом на левую ногу. И спустя очень короткое время, ты снова будешь ходить, прыгать и бегать как молодой олень». Андрей чувствовал, что это афёра, но так не хотелось в такие-то годы становиться инвалидом. Раз есть хоть какая-то доля надежды, пусть будет так. И он согласился.
20.
Операция, потом месяц на костылях и еще одна. Как результат – инвалидная коляска. Колени и сгибались и разгибались свободно, но только сами по себе. Когда же Андрей пытался встать на ноги, всё тело пронизывала страшная, просто не выносимая, боль. Ноги полностью отказывались повиноваться. Колени сгибались чаще назад, как у кузнечика, чем вперёд. Никто не предполагал, что ему придётся учиться ходить заново. Андрея, с его коленями, часто показывали то одной, то другой комиссии, а потом забыли, присвоив ему вторую группу инвалидности, выписали домой.
Что такое - жизнь в инвалидной коляске?
Сначала он пытался, чем мог, помогать жене: хоть что-то делать по хозяйству, но все его попытки были безуспешными. Ведь кроме него у неё на руках был маленький сын, работа, дом, магазины. И он всё больше и больше уверялся в своей никчёмности. Стал пить. Водка в то время была по талонам и вдобавок за ней, у винных магазинов, выстраивались огромные очереди. Он подъезжал к магазину на своей коляске и его, как инвалида, отоваривали без очереди. К вечеру его привозили домой чуть тёпленьким. Жена его раздевала, умывала и укладывала в постель. Наутро он просыпался с больной головой и одной лишь мыслью: скорей бы всё закончилось.
21.
Наверное, всё действительно быстро бы и закончилось, если бы не друзья Андрея из ассоциации восточных единоборств. Они связались с Шанхаем, собрали необходимые деньги, документы и, вручив его отъезжавшему инструктору вместе с инвалидной коляской и чемоданом, отправили в Китай.
По дороге, Андрей поближе познакомился, с сопровождавшим его инструктором. Тот на ломаном русском языке рассказывал Андрею о своей родине. В Шанхае работал он врачом в народной лечебнице, располагавшейся на окраине города. Основным методом лечения был Цигун и как сопутствующие направления: траволечение и различные виды массажа. «В китайской медицине,- пояснял он,- существуют два основных направления: это западная и восточная или местная медицина. В западной школе – всё как у нас, все понятия имеют материальное начало. А в местной – любой человеческий орган принимается не как кусок плоти, а как функция, которую он выполняет в организме. Вот функция и есть орган, в этом и состоит основное различие в направлениях».
Понять это Андрею было мудрено, несмотря на то, что он уже давно был увлечён восточной философией и в частности дзен-буддизмом. Чен, так звали инструктора, объяснил, что его никто торопить не будет. Одной из главных составляющих успеха в победе над любой болезнью, является вера в выздоровление самого больного, его неуёмное желание жить и жить полноценной жизнью. Без этого, любые попытки одолеть болезнь, заранее обречены на неудачу. Главное – усвоить мозгами два понятия: Цигун и Человек.
На вокзале Шанхая их поджидал микроавтобус. Задняя дверь у него опускалась вниз, так что получался трап, по которому без труда вкатили коляску.
Первое, что удивило Андрея, было количество народа, спешащего по своим делам, кто в автомобиле (улицы города были запружены едущим в разные стороны транспортом), кто пешком по тротуару. Люди шли так плотно друг к другу, что должны были чувствовать своими затылками дыхание позади идущих, да и дышать, в общем-то, было нечем, но это только в центре. При подъезде к окраине города движение разрежалось, а каменные джунгли пробивала зелень. Микроавтобус пересёк невидимую линию города и ехал ещё километров тридцать, всё больше в гору, пока не упёрся в большие деревянные ворота. Когда ворота открылись, взгляду вновь прибывших, предстал, больница не больница, монастырь не монастырь – двухэтажное, серое здание, построенное очень давно, но содержащееся в такой чистоте, что казалось, построено оно было только вчера. Под колесами автомобиля зашуршала галька, отмытая дождями до глянцевого блеска. Андрея с коляской осторожно скатили на землю. Тут же коляску подхватил служка и повёз по открытой галерее. Следом несли чемодан. Андрея ввезли в комнату прямоугольной формы, в которой, как он понял, ему предстояло жить. У правой стены стояла низкая деревянная кровать. У левой - стол и деревянный табурет. Справа от двери в стене была ниша с крючками и плечиками для одежды. А слева от входа дверь в совмещённый санузел, состоявший из ванны и стоящего подле, унитаза. Пока Андрей осматривал всё это, не было произнесено ни слова. Так же молча, служка ввёз его в ванную, подвёз к раковине, открыл воду, протянул мыло и взял в руки полотенце. Ну, о чём тут говорить: всё и так ясно. Когда коляску вывезли из ванны, стол уже был уставлен чашечками размером с маленькую пиалу. Их было так много, что у Андрея глаза разбежались. Только теперь он почувствовал, как он, на самом деле, голоден. Перед ним лежало полотенце и большая серебряная ложка.
Потом он узнал, что для желанных гостей обед готовят из ста одного блюда и в знак признательности и уважения гость должен попробовать из каждого. Но это потом, а сейчас Андрей чистил пиалы до зеркального блеска. И надо сказать: у него это неплохо получалось. Но запал его иссяк, когда не было съедено и половины предложенного. Ещё пару пиал с каким-то чудесным на вкус салатом и он сидел, отдуваясь в потолок. Видя это, служка, всё время, пока Андрей ел, молчаливым истуканом стоявший у двери, так же молча, подвёз его к кровати и помог на неё перебраться. Постель оказалась жесткой, но на удивление удобной. На стене, как раз под рукой, Андрей разглядел шнурок, протянутый к колокольчику над дверью. Он только подумал: «Как всё придумано по-человечески!», и тут же заснул.
Утром, на его часах было всего два, правда, московского. Как только он открыл глаза, в комнату вошли: вчерашний служка и инструктор Чен. Пока Андрей принимал ванну и завтракал, Чен ходил по комнате и, незаметно для себя переходя с русского на китайский, рассказывал ему, уже который раз, что такое цигун. Когда Андрей закончил с завтраком, Чен взялся за ручки коляски и покатил её по галерее во двор.
Во дворе он подвез Андрея к старику, который в драном ватном халате ходил с веником по посыпанным мелкой галькой дорожкам. Когда они к нему подъехали, он учтиво поклонился, сложив перед грудью, правый кулак в левую ладонь. Они недолго о чём-то поговорили на китайском, после чего, старик нагнулся и поднял из-под ног небольшой круглый камешек. Показал его Андрею, сунув под самый нос, затем с улыбкой положил его на левую ладонь и без малейшей тени напряжения, указательным пальцем правой руки, стал растирать его в порошок. И это получалось у него так легко и непринуждённо, будто это был и не гранит вовсе, а сухая хлебная крошка. На глазах изумленного Андрея, он ссыпал получившуюся муку в карман халата, который впоследствии снял и, прижавшись к монастырской стене лопатками, перебирая ими, полез вверх. Андрей видел разные чудеса в учебных фильмах по ушу и относился к ним довольно скептически, но что бы увидеть всё это своими глазами, воочию. Он даже дар речи потерял. А Чен, молча стоявший сзади, смотрел на всё это сквозь прикрытые веки и загадочно улыбался. Тем временем старик добрался до конца стены, спустился на землю точно таким же способом, надел свой халат, и как ни в чём не бывало, вернулся к занятию, от которого его оторвали: взяв в руку веник, пошёл прочь по дорожкам.
Чен, всё так же молча, повёл коляску за здание монастыря, в сад. Там он привёз Андрея на поляну, обрамленную кустами жасмина, и оставил в их тени. Андрей только-только начал приходить в себя от только что увиденного, но, то зрелище, которое ждало его впереди, было более изумительным.
На поляну ввезли инвалидную коляску. В ней сидела укутанная цветным пледом девушка. Ее коляску поставили так, что она не могла увидеть Андрея. Он был слева и позади неё. Откуда-то сверху полилась нежная усыпляющая музыка. Чен обошёл вокруг кресла с девушкой, держа руки над её головой. Она закрыла глаза, казалось, уснула, а в следующий момент, решительным движением сбросив с колен плед, пустилась кружиться в волшебном танце. Да, да, иначе как волшебным его не назовёшь. Она порхала как бабочка вокруг своей инвалидной коляски. Именно порхала. Ведь у неё не было ног в нашем обычном понимании. Вместо них к земле свисали две тоненькие нитки, извивавшиеся в такт её движениям, как змеи, в разные стороны. Тем временем музыка пошла на спад, и она медленно, будто нехотя, опустилась в коляску. Чен отпустил руки, она открыла глаза, музыка исчезла.
Пришёл служка, и коляску с девушкой увезли. Чен подошёл к Андрею, устало опустился на траву рядом с его коляской и закрыл глаза. Некоторое время спустя, так же, не открывая глаз, сказал: «Это церебральный паралич. Но она будет ходить». Посидев вот так неподвижно, ещё несколько минут, он поднялся и повёз Андрея ужинать. Стол в каморке у Андрея, уже был накрыт, причём на двоих, и они с Ченом не спеша, в полном молчании, принялись за еду.
Поужинав, Чен так же молча, встал и вышел из комнаты. У Андрея, после всего увиденного днем, в голове была какая-то каша. Мысли, как змеи, были спутаны в тугой копошащийся клубок. Не на одной из них не удавалось сосредоточиться: сплошной сумбур. Андрей решил, что на сегодня впечатлений хватит, ни куда больше не хотелось, и он решил ложиться спать. Когда он лёг и выключил свет, дверь в комнату бесшумно открылась. Через мгновение к нему под одеяло кто-то юркнул. На ощупь это был худенький ребенок, к тому же – она. Дальше, Андрей только помнил, как она сняла с него майку и трусы. И всё – провал, будто потерял сознание.
Очнулся он, когда за окном уже было светло и утреннее, ласковое солнце наглаживало первыми лучами вершины ближайших холмов. В теле не было ни усталости, ни боли. Лишь, какая - то сладкая истома и чувство неописуемого блаженства: как в космос слетал. С залитого солнцем окна он перевёл взгляд на подушку и на ту, что сопела, уткнувшись в неё носом. С виду, это была худенькая девушка подросток пятнадцати-шестнадцати лет от роду. Её худенькая рука крылом синей птицы лежала на его груди. Вся она была почти прозрачной совершенно невесомой и в то же время такой большой и теплой, что Андрей ощущал её и во всех уголках своей комнаты и во всем, что только мог видеть из своего окна.
Как не силился, он ничего не мог вспомнить из того, что было ночью. Просто колдовство, какое то. А уже через мгновение она выскользнула из-под одеяла и, накинув халат, бесшумно исчезла.
Андрей был ещё в постели, когда вошёл служка, принёсший завтрак, вслед за ним вошёл Чен. Андрей весь был вопрос: «Кто она?». Этот вопрос был так очевиден, что Чен начал отвечать на него уже с порога. «Зовут её, в переводе на русский, Теплый Ветерок. Родом она из соседней деревни, ей семнадцать, работает здесь. Её задача – сделать так, чтобы ты расслабился до конца, безоговорочно поверил в то, что всё, что тебя окружает, в данный момент, явь и ты частица всего этого. То есть, ты должен поскорей забыть всё, что оставил дома. И в голове, и в сердце у тебя должны быть только ты и этот великий и прекрасный мир, который тебя окружает». Андрей только спросил: «Она ещё придёт?» На что Чен ответил, что она будет приходить всегда, как только Андрей этого захочет.
Собственно, с этого дня и началось лечение. Теперь каждый день, после завтрака, Андрея увозили на ту поляну с музыкой, если не было дождя, или, в том случае, если шёл дождь, в беседку неподалеку. После сеансов он, обычно, ничего не помнил, но уставал по - страшному. А после обеда и часового отдыха Чен лечил кого-то ещё и попутно учил Андрея приёмам и методам воздействия на энергетику человека. Ветерок приходила каждый день. Буквально через неделю они уже общались между собой на удивительной смеси русско-китайского языка, вперемешку с активной жестикуляцией и богатой мимикой и прекрасно понимали друг друга. Андрей чувствовал себя так, будто попал в удивительную волшебную сказку. И этой сказке, казалось, не будет конца.
22.
Китайцы вообще удивительный народ. Всё, что они ни делали, было просто и верно до предела. Андрей ни чему уже не удивлялся, стараясь впитать в себя как можно больше, боясь упустить что-то важное, словно губка. Он даже не заметил, как пошёл своими ногами. Всё получилось, как-то само собой. Просто однажды служка забыл поставить к кровати кувшин с водой. А Андрей, проснувшись утром, захотел пить (вчера на ужин была солёная рыба). Кувшин с водой стоял на столе. Звонил, звонил – ни кого. Сам встал и пошёл. Только после того, как утолил нестерпимую жажду, он обратил внимание на то, что стоит перед столом. Стоит в полный рост и при этом не чувствует ни какой боли. Наоборот, где-то под ложечкой он ощутил нестерпимое желание запрыгать. И он прыгнул. Первый раз, держась руками за стол. Потом опустился на пол. Ему показалось, что он сейчас взлетит, настолько сильно он оттолкнулся от пола. И вместо ожидаемой боли в ногах неимоверная сила и лёгкость. Всё это случилось так неожиданно, что казалось совершенно неправдоподобным. Он часа три просидел на кровати, боясь пошевелиться, чтобы не спугнуть нахлынувшие чувства. Из оцепенения его вывел вошедший Чен. Он присел рядом с Андреем на кровать и, обняв его за вздрагивающие плечи, прижал к себе. Тот, не в силах больше сдерживать нахлынувшие эмоции, залился слезами. Да, он приехал лечиться. Да, он поверил в то, что китайцы способны на чудеса. Но в тоже время, он настолько свыкся с мыслью, что больше не будет ходить, и что к инвалидной коляске он привязан до смерти, что просто уже не мог себя представить здоровым.
С этого дня Ветерок не покидала его ни днём, ни ночью. Будто предчувствовала скорую разлуку. К тому времени Андрей был в Китае уже почти восемь месяцев. Чен сказал, что пройдёт ещё один месяц, и он сможет поехать домой. И этот день настал.
м