В жизни всякое бывает.
Бывает и так…
Огненно рыжие волосы Наташи горели в лучах заходящего красного солнца. Жара, двенадцать часов терзавшая огромный мегаполис, постепенно уходила, сдавая позиции, но нагретый асфальт всё ещё источал тёплое дыхание, словно город стоял на огнедышащем вулкане.
Она сидела у открытого окна на кухне, положив усталые ноги на табурет, пила кофе и задумчиво смотрела на снующие внизу фигурки измождённых зноем людей. Пока делала маленькие глоточки, думала о своём, чуть рассеянно…
Кофе Наташа предпочитала чёрный и без сахара, потому что берегла фигуру и не могла позволить себе лишних калорий.
Некоторое время она по инерции думала о том, как прошёл день: котировках валют, акциях, торгах, финансовых операциях…
Мысли о работе постепенно уступали место другим мыслям — беспокойным и тревожным. За много лет самодисциплины она научилась отгонять их, заменяя более полезными, на её взгляд, мыслями. Например, составлять расписание дел на завтрашний день, анализировать и систематизировать разные данные, прогнозировать результаты. Подобный порядок в голове гарантировал ей правильное настроение, а именно — отсутствие излишних эмоций, по её мнению мешающих нормально жить и функционировать в современном обществе.
Но сегодня Наташа устала сильнее обычного и поэтому, расслабившись, позволила тем самым «лишним» мыслям заполнить голову, расползтись по закоулкам её упорядоченного мозга, и в результате тщательно оберегаемое правильное настроение было безнадёжно испорчено.
Получилось опять-таки своеобразное, но тем не менее довольно печальное подведение итогов.
Она всего добилась в жизни сама. На сегодняшний день Наташа была экономистом высшего класса. Занимала должность руководителя финансового отдела крупного банка, и её зарплата вкупе с щедрыми бонусами обеспечивала ей более чем достойное существование и давала возможность чувствовать себя в этой жизни гораздо свободнее, нежели среднестатистическому человеку. Экономист по образованию, она могла позволить себе не экономить средства. Наташа редко задумывалась о ценах, и если был выбор между покупкой, например, томатов в магазине экологически чистых продуктов или обычном овощном магазине, но в пять раз дешевле, то она покупала их в первом и с доставкой на дом. Одевалась исключительно в дорогих бутиках, а не на вещевых рынках. На отдыхе всегда селилась в гостиницах с рейтингом «пять звёзд», была щедра на чаевые, и частенько закрывала глаза на невозвращённые долги подруг, занимавших у неё суммы, равные месячным зарплатам столичного офисного планктона.
Работа топ-менеджером обязывает к презентабельной внешности. Её точёная фигура также была результатом значительных капвложений. Банк Наташи щедро оплачивал социальный пакет: вкусные здоровые обеды, стоматолога, косметолога, СПА салоны, фитнесс центр, который она посещала три раза в неделю, где, несмотря на дикую усталость, крутила педали тренажёра и бегала до седьмого пота по беговой дорожке, а после — расслаблялась в бассейне или сауне. Она отточила свою фигуру до предела возможного совершенства, и из тучной, рыхловатой девицы, коей была лет пятнадцать назад, превратилась в настоящую красавицу с изящной фигуркой. Да, без преувеличения можно было сказать, что её фигура идеальна. Мозг идеален, жизнь расписана по секундам. Рядом с ней был идеальный мужчина, которого она выждала, буквально выпросила у судьбы, и с которым у неё были идеальные отношения. Её просторная, отремонтированная по последним евростандартам квартира находилась в элитном районе Москвы. Две машины: одна побольше — для путешествий, другая поменьше — для передвижений по городу. Загородный дом с бассейном и ухоженным садом. Наташа побывала в Италии, Швеции, Франции, Штатах, на Востоке и разных тропических островах с фантастически красивой природой. Казалось бы, что ещё нужно человеку для счастья? У неё было всё, о чём только может мечтать женщина её возраста. Но почему-то именно на материальных благах щедрости жизни для неё и заканчивались.
Ну не может всё быть бесконечно прекрасно и гладко в жизни! Не может — и всё тут! Человеческая жизнь так интересно устроена, что в неё обязательно коварно встроится какое-то подлое несоответствие. Несоответствие может не проявлять себя долгое время, в юные годы — особенно, но впоследствии оно становится настолько явным и ощутимым, что однажды понимаешь, что в жизни каждого человека есть нечто такое, что от него не зависит, и как бы он ни старался это изменить, оно всё равно будет существовать — неподвластное и неподконтрольное ему — ровно до тех пор, пока не соблаговолит исчезнуть само по себе, если соблаговолит вообще. Вот и на Наташиной идеальной жизни обозначилось жирное пятно, которое поначалу вроде было и не так заметно. Оно появилось ещё в детстве и на протяжении всей жизни росло и ширилось, пока не превратилось в огромную безобразную кляксу на ослепительно белом листе, как крестом перечёркивающую всё остальное совершенство и делающее его чем-то второсортным и не столь важным.
Этим самым пятном была её младшая двоюродная сестра Лиля, которую в трёхлетнем возрасте удочерила Наташина семья.
Пятно достигло огромных размеров, когда Наташа обнаружила, что природа или Бог не дали ей ни единой возможности иметь детей.
Сейчас ей было тридцать девять. Все попытки забеременеть — как естественным путём, так и с помощью медиков — давали нулевые результаты.
После очередного ЭКО, стоившего весьма недёшево, врачи виновато разводили руками. Зачатия не происходило.
Наташа буквально терроризировала мужа своей идеей продолжения рода. Вдвоём они постоянно проходили всяческие обследования — у гинекологов, андрологов, эндокринологов и прочих светил медицины, но ни первые, ни вторые, ни третьи не находили у них никаких серьёзных патологий, препятствующих возникновению беременности. У обоих в плане здоровья было всё в пределах нормы и, по словам врачей, весьма неплохие шансы на возможность иметь собственного ребенка. В благоприятные для зачатия дни они не вылезали из постели, доводя друг друга до состояния полного физического и психического истощения, и потом несколько дней не могли смотреть друг на друга.
Причина была в Наташе. Об этом сразу же сказал психолог, которого пара не слишком охотно посетила по совету сексопатолога. Наташа не очень-то верила психологам, считая их шарлатанами, вроде всяких экстрасенсов и гадалок.
— У вас нет проблем в сексуальной сфере, — сказал сексопатолог. — Скорее всего, основная проблема кроется в голове. В вашей голове…
— Вы не можете расслабиться, вы зациклены на желании иметь ребёнка, — вторил психолог-шарлатан. И что с того? Наташа лишь раздражённо качала головой. Ей трудно было понять, как желание иметь ребёнка может препятствовать осуществлению оного. Ведь во всей остальной жизни она много раз ставила перед собой чёткие цели и всегда добивалась их, почему же тогда в данном случае постоянно происходят осечки…
Её сестра Лиля вот уж точно не знала таких проблем. Пока Наташа прилежно муштровала институтские конспекты, эта пигалица прыгала из одной койки в другую, бегала по клубам и дискотекам, пила, курила, и вообще её образ жизни даже с большой натяжкой нельзя было назвать отдалённо приближенным к здоровому…
В результате подобной «свободной» жизни к тридцати годам она имела троих детей от трёх разных отцов. И это всё, что у неё было. Ни мужа, ни хоть какого-то образования, кроме средней школы, ни приличного заработка, ни собственного жилья, за исключением бабушкиной «двушки» в хрущобах, которую после смерти бабушки перевела на Лилю Наташина мама, дабы избавиться от проживания на одной территории с непутёвой приёмной дочерью.
Может быть, действительно правда, что каждый человек на Земле выполняет определённую жизненную программу? У Лили, возможно, была программа воспроизведения потомства, у Наташи – самосовершенствование и личностный рост. Кто знает…
Лиля же, наоборот, искренне считала, что блага жизни распределены неправильно, и что Наташина обеспеченная жизнь должна была по праву достаться ей, при этом её птичьи мозги не допускали даже мысли о том, что Наташа много лет отпахала на износ, чтобы достичь того уровня, на котором находилась сейчас. Наташина мать с детства жалела приёмную дочь, баловала её, боялась обидеть неосторожным словом, и, наверное, её подход к воспитанию Лили был недостаточно жёстким, поэтому та, хоть и выросла, но так и осталась инфантильным ребёнком, который привык, что все его проблемы должны решать другие — взрослые. Возможно, что-то сломалось в Лилиной психике в тот день, когда она узнала от «доброжелательных» людей, что её мать ей вовсе не мать.
Всё детство и юность прошли в каких-то дурацких соревнованиях между сёстрами. Кто лучше? Лиля ещё с раннего детства привыкла жаловаться и ябедничать на сестру, пытаясь всячески очернить её перед родителями, представить в глазах окружающих этакой убогой, злой девочкой. Она откровенно злилась, когда кто-то восхищался Наташей, ей отчаянно хотелось, чтобы вся любовь и внимание доставались только ей. Она ломала и портила Наташины вещи и игрушки, брала без спроса её одежду, чего Наташа никак стерпеть не могла, и, бывало, что ссоры доходили до драк. Лиле всё сходило с рук, а доставалось «на орехи», как правило, старшей, поскольку истеричные вопли маленькой сиротки были куда более весомым аргументом, чем Наташино недовольство по поводу испорченных вещей. Лиля быстро усвоила этот безотказный приём и беспардонно пользовалась им, пожалуй, слишком часто. Когда Наташу наказывали, а такое по большому счёту могло случиться только из-за Лилиных «козней», Лиля утрированно изображала из себя «ангелочка», демонстративно лезла помогать матери по хозяйству, хвасталась своими «хорошими» поступками. Сознательно или нет — но она всеми силами старалась вытеснить сестру с её места законной дочери.
Наташа была старше Лили на семь лет, и в своё время неприятно отметила, когда сестра стала взрослеть, что у той и фигура получше, чем у неё, и рост повыше, принципов поменьше, поклонников больше, только вот поклонники, почему-то всегда куда-то очень быстро испарялись. Как оказалось, Лиля была не только без принципов, но и без элементарных мозгов, поскольку абсолютно без разбора влюблялась в первые попавшиеся штаны, а потом по полной программе доставала «объект своей любви» ужасной навязчивостью и привязчивостью. «Объекты», естественно, сбегали от такого «счастья», да так, что только пятки сверкали.
Когда двенадцать лет назад Наташины дела ощутимо пошли в гору, Лиля всё ещё пыталась язвить по поводу того, что вряд ли у неё что-то получится, намекая на то, что она такая страшная. По её мнению, получить приличное место под солнцем можно лишь только в том случае, если девушка имеет, что предъявить миру в плане внешних данных. Институт, аспирантура… Ха! Да кому это сейчас нужно! Фигня всё это! Такое примитивное представление сестры о жизнеустройстве не могло не раздражать не слишком красивую, но умненькую и целеустремлённую Наташу. Она знала цену своим мозгам, но как женщина была не очень довольна своим телом. Каким-то внутренним чутьём, замешанном на хорошо развитой интуиции, она предвидела Лилино неустроенное будущее, и в те моменты, когда сестра уж слишком зарывалась, злорадно озвучивала свои неутешительные прогнозы. Та в долгу не оставалась, и в ответ всегда усмехалась: мол, посмотрим ещё, кто из нас лучше устроится в жизни! Самомнение у неё было ого-го какое! Поначалу Наташа думала так, но с возрастом стала догадываться, что это всего лишь болезнь. Душевная болезнь маленького, никому не нужного человечка, который в реальности ощущает себя таковым, но в своих фантазиях рисует себе совершенно иной — приукрашенный образ более весомой личности, из-за чего пытается казаться в глазах других тем, кем, по сути, не является. Это просто бред наяву… Лиля постоянно выдумывала всякие небылицы, например о том, что знакома с какими-то «звёздами шоу-бизнеса и высокопоставленными политиками», хвасталась несуществующими предложениями и перспективами. Наташа несколько раз пыталась спустить её с небес на Землю, но та всякий раз лишь высокомерно заявляла о том, что сестра ей завидует. Что было, то было — Наташа на фоне внешне более яркой сестры смотрелась серой мышью, и подобный расклад, конечно же, очень устраивал младшую. Вообще, все советы старшей сестры — по большей части дельные и разумные — воспринимались Лилей подчёркнуто презрительно, как нечто недостойное внимания, либо как имеющее целью ей навредить. Такая вот была женская война, но впоследствии всё изменилось… Хотя нет, война-то продолжилась. Поменялось лишь оружие. Ясным было одно: Наташа не начинала этой войны, но всё-таки заняла боевую стойку и держала самооборону по всем правилам ведения ближнего боя. Это был как раз тот самый случай, когда компромисс не представлялся возможным, и закончить нелепую многолетнюю вражду могло лишь только полное отсутствие какого-либо контакта между сёстрами.
Время действительно многое расставило по своим местам, и каждая из сестёр заняла определённую позицию в жизни. Но как бы то ни было, Лиля так и не захотела признать, насколько была неправа в отношении сестры, не заметив, что годы прошли, детство осталось позади, а она как будто задержалась в шестнадцатилетнем возрасте. Оружие поменялось, и теперь козырной картой Лили стали трое её детей, а у Наташи не было ни одного, несмотря на все её старания и желание их иметь. У Лили оставался последний повод показать, что она более состоявшаяся в этой жизни, хотя бы как женщина и как мать.
Уже потом она, частенько канюча деньги у своей сестры-«неудачницы» и жалуясь на то, что им кушать нечего, постоянно подчёркивала, что будь жива её родная мама, она непременно дала бы ей достойное образование, устроила бы в жизни получше, как Наташу — устроила её мать. И это, несмотря на то, что ленивая Лилька сама никогда ни к чему не стремилась, категорически не желала учиться, и вылетела даже из двух техникумов за неуспеваемость и прогулы. Ей долго не давал покоя тот факт, что Наташа поступила в «Плехановку» сама сразу же после школы, безо всякого блата, невзирая на сумасшедший конкурс, — и впоследствии несколько раз пыталась провести в жизнь лживую легенду, что Наташина мать устроила туда свою дочь за большие деньги, а вот её, неродную-то — зачем? Пусть идёт в обслугу, официантки, маляры! Всё лучшее, понятно, — своим детям! Таким образом она хотела вызвать в Наташе некое чувство вины. Наташа вины своей не чувствовала, но всегда давала ей столько денег, сколько та просила. После смерти родителей Лиля оставалась её единственным родственником, а ещё врождённое чувство ответственности не позволяло ей оставить бедных детишек сестры умирать с голоду.
— Наташ, она же типичный паразит, — с сочувствием заявила подруга, с которой Наташа иногда делилась своими переживаниями.
— Но у неё же дети. Они не виноваты в том, что их мать такая…
— Ну и зачем ТАКИЕ рожают? Всем было бы лучше, если бы их стерилизовали по достижении половозрелого возраста.
— Господи, ну что ты говоришь, это же какой-то фашизм… В конце концов, она не бомж и не алкоголичка. Просто глупая, ленивая и безответственная. Видимо, сказываются гены её отца…
— И на этом основании ты решила, что обязана кормить всю их непутёвую семейку?
— Наверное, это компенсация…
— В смысле?
— За счёт таких, как я.
— Не понимаю…
— Она родила моих детей. Украла их у меня. Знаешь… Я ведь ещё в детстве запланировала иметь троих детей.
— Они рожают, а мы их содержим.
— Хосподя, а ты-то кого содержишь? — засмеялась Наташа.
— Ну как… У моего мужа сестра точно такая же. Родила ребёнка уже прилично за тридцатник. Последний шанс. Не нашла, видите ли, за кого замуж выйти и забеременела, как сейчас модно говорить, «для себя» от первого попавшегося мужика, причём такого примитива... И вот теперь она лезет в карман моего мужа: братик, денежку дай на это, денежку дай на то. Не, ну не братик же ей заделал, в самом деле? О чём они думают вообще? Курицы какие-то безголовые, ей-богу...
— Может и так, а может, просто несчастные женщины…
Наташа очень хотела ребенка. Так хотела, что дети снились ей по ночам. Ужасно! Сотни младенцев: пухлых, розовощёких, кричащих… и среди них она не видела одного — своего маленького сынишки… Она смотрела на совсем ещё юных девочек, гордо разгуливающих с колясками во дворе, и чувствовала себя неполноценной старухой. Особенно сейчас, когда близилась страшная цифра в 40 лет.
«Господи! — взывала она к небу в немом отчаянии. — Почему ты даёшь одним столько беременностей, которых они вовсе не желают, а мне не пошлёшь хотя бы одного единственного ребёночка, который мне так нужен!»
Возможно, Лиля в юности была красивее и стройнее Наташи, но сейчас она выглядела на все сорок с хвостиком, в то время как Наташа — лет на десять младше своего возраста.
Хотя Лиля втайне завидовала Наташе, но никогда не гнушалась брать от неё деньги. Потом это вошло у неё в привычку и даже как-то плавно и незаметно вменилось сестре в обязанность.
— Ты же понимаешь, что я не могу содержать тебя до конца твоих дней, – Наташа тщетно пыталась внушить сестре взять на себя хоть какую-то ответственность за свою жизнь и жизнь детей.
— Мне кажется, я у тебя не так уж много и просила. У тебя же так много денег. Тебе это не трудно. Я тебе всё отдам со временем.
«Всё отдам…» Наверное, Лиля собиралась выиграть в лотерею миллион.
— Дело не только в деньгах… В твоём возрасте я уже сама зарабатывала и содержала себя. Мне просто некому их было дать. Родители рано ушли.
— Да, но у тебя не было детей.
— А причём тут дети? Хотя… Вот поэтому о детях в первую очередь должны думать их отцы, ты, кстати, не пробовала к ним обращаться?
— А где я их буду искать? И потом, они вряд ли станут мне помогать, уроды, козлы…
Наташе хотелось спросить сестру: Ну зачем? Зачем, чёрт побери, ты рожала от таких козлов?! Но вовремя сдерживалась, понимая, что эти разговоры теперь абсолютно бесполезны, поскольку дети уже есть и проблему нужно решать здесь и сейчас.
Если бы Лиля хотя бы не была так заносчива, так несносна. Одна только ненависть сквозила во всех её словах и поступках. Наташа буквально кожей чувствовала едва прикрытую злость сестры по отношению к ней и взаимно платила ей той же монетой, разве что более интеллигентно… Она всё ещё пыталась найти оправдания этой ситуации, как-то примириться с ней. Возможно, сестре приходилось не очень сладко, но…
Вот это «но».
«Если я её враг, то почему тогда должна отдавать ей внушительную часть своего заработка? Дело даже не в том, что мне жалко. Просто почему она никак не возьмёт в толк, что у нас с ней разные жизни. В конце концов, она мне даже не родная сестра. Была бы хоть какая-то благодарность с её стороны, хоть какая-то отдача… Но — ничего! Только одно это — дай, дай, дай!»
«Это карма, — «додумалась» наконец Наташа до причины происходящего между ней и сестрой. — «Сначала мать тянула эту лямку, постоянно помогая неблагополучному семейству своей сестры до самой её смерти, потом удочерила её дочь. И вот теперь и мне это перешло по наследству! Самая настоящая карма! Но за что? Что и кому я сделала плохого в своих предыдущих жизнях?»
Наташа закрыла глаза. Веки её чуть дрожали. Она вспомнила, как в детстве мать привела молчаливую напуганную девочку и сказала: «Вот, она будет жить с нами. Теперь мы — её семья, и кроме нас у неё больше никого нет». Лилина мать трагически погибла, попав под электричку, отец — алкоголик со стажем, постоянно находящийся в отсидках, сразу после похорон жены предпочёл сбежать в свой городок на севере, оставив ребёнка на произвол судьбы и милость родственников.
С появлением Лили в Наташиной семье, Наташа как-то сразу повзрослела, в ней проявилась ответственность. С первых же дней она стала опекать маленькую сестрёнку, гуляла с ней, купала, укладывала спать и потихоньку, когда никто из взрослых не мог этого услышать, предлагала девочке называть её «мамой». И пусть даже это была такая игра, Наташа уже тогда, в 10-летнем возрасте примеряла на себя роль матери. Она с детства поставила себе цель — иметь не меньше двоих детишек, а ещё лучше — троих…
Дети Лили росли такими же эгоистичными и безответственными, как и их мать. Они постоянно дрались между собой, могли подраться из-за упаковки жвачки, и никому из них даже в голову не приходила мысль разделить её на всех. Старший перешёл во второй класс только благодаря Наташиной взятке директору школы. Средняя — девочка — не умела читать, даже букв никаких не знала, хотя ей предстояло идти в первый класс в этом году. Дети без конца болели, как считала Наташа — из-за повышенного стресса, вызванного неправильным поведением матери. Им слишком часто приходилось становиться свидетелями разборок матери с её «мужьями», которые менялись по нескольку раз за год. Лиля могла оставить детей одних с пустым холодильником и пропасть в неизвестном направлении на сутки или двое. Бывало и такое, что голодные дети звонили тёте, и та посылала к ним свою домработницу, или сама неслась через весь город с полными сумками продуктов, чтобы накормить бедняжек.
Наташа пришла к выводу, что Лиля и вовсе не занималась детьми. Не давала им никакого воспитания.
Лиля без конца заводила в доме каких-то животных: кошек, морских свинок, хомячков, за которыми потом не ухаживала, не кормила, не чистила их клетки. В квартире пахло чёрт знает чем, что превратилось в непрекращающийся конфликт с соседями. Кошка — такая же непутёвая как её хозяева, постоянно выпрыгивала в открытую форточку и отправлялась гулять, котилась…
Вот и сейчас, находясь в гостях у сестры, Наташа задумчиво наблюдала, как новый рыжий котенок забавно гонял по давно немытому полу резинку для волос.
— Зачем ты оставила котёнка, ты же знаешь, что у Серёжки аллергия на шерсть.
— А что страшного? Рыжие кошки, говорят, приносят удачу.
— Да я вижу… Удача к тебе так и прёт!
Лиле было всё равно. Она жила как сорная трава и совершенно не думала о завтрашнем дне. Зачем? На это есть такие, как Наташа… Её ненавистная благополучная сестра.
Каплей, переполнившей Наташину чашу терпения, стал Лилькин звонок в санаторий в 6 утра, где она и её муж Артём находились на отдыхе, и куда они едва вырвались на пару дней впервые за несколько месяцев.
— Натах, слушай, выручай, а? Одолжи десятку до… до когда-нибудь. Мне надо срочно за кредит отдать, — непринуждённым голосом закудахтала Лилька. Наташа едва проснулась и отчаянно боролась с желание рухнуть лицом в подушку. Чёрт! Надо бы взять за правило отключать мобильник на выходных.
— Десятку…чего? — сонно промямлила она, всё ещё находясь между сном и реальностью.
— Косарей, ну если можешь, то пятнашку….
— Ты что, опять взяла кредит? — Наташе почти удалось прогнать сон.
— Андрей новый компьютер купил, мы, малость, не рассчитали…
— А работать твой Андрей не пробовал? Он живёт у тебя в квартире три месяца, денег за неё не платит, кушает бесплатно. Неплохо устроился, да? Молодец какой!
— Слушай, не начинай, а? Ты же знаешь…
— Что я знаю?! — зло крикнула она в трубку, разбудив Артёма.
Андрей, полуголый по пояс, с прилично обозначившимся брюшком, детина лет тридцати пяти сидел за новеньким компьютером и с упоением резался в какую-то дурацкую детскую «стрелялку», когда Наташа ураганом ворвалась в квартиру сестры.
Её губы затряслись от злости.
— Что ты тут расселся, а? — противным бабьим голосом заорала она с порога. — Тебе сколько лет?
Она увидела несколько пустых пивных бутылок под столом. Ей захотелось схватить одну из них и треснуть ею со всей силы Андрея по голове. Лилька вовремя утащила её на кухню.
— Слушай… Ну что ты лезешь в мою жизнь? Хочешь лишить меня счастья? — зашипела она.
— Счастья? Вот этот вот? Этот — твоё счастье, да? О божечки ты мой!
— Он нормальный! Он найдёт работу. Просто у него сейчас нет постоянной регистрации. Когда мы распишемся, я смогу его зарегистрировать
— Что? Да… Ну и чёрт с тобой! Пропиши сюда хоть целый табор! Только запомни, если ты останешься без квартиры на улице, то, значит, так и останешься! Поняла? Я в этом случае умываю руки. Я тебя предупредила!
Кто-то мягко тыкался ей в бок. Наташа резко повернулась. Это была Маша, шестилетняя, дочь Лили.
Неожиданно девочка прижалась к Наташе и обняла её за талию.
— Можно я буду называть тебя мамой? — робко попросила она.
Иногда у них бывали краткосрочные перемирия, как правило, в те моменты, когда у Лили заканчивались средства. Наташа это понимала, но всё же пыталась делать вид, что не замечает.
— Почему твоя дочь хочет называть меня мамой? — спросила она, когда они вдвоём сидели с Лилей на кухне. Чистых чашек не было, и они пили дешёвый чай «Липтон» в пакетиках из пластиковых стаканов.
Та лишь пожала сутулыми плечами.
— Это же ребёнок, фиг её знает — почему. Дети часто говорят странные вещи. Она и тётю Сашу так называла… (домработница Наташи — прим.)
— Ты считаешь это нормальным?
— Слушай, да заведи ты сначала своих, а потом рассуждай! — тут же взвилась Лиля.
— Я беременна, — торжественно объявила Лиля в один «прекрасный» день.
— Ччттооо??? — Наташу словно оглушило.
— Что-что. Что слышала. Я жду ребёнка.
— Ты собираешься… Аборт? — невольно вырвалось у Наташи ужасное слово.
— Да ты что? — возмутилась Лиля. — Это же убийство! — Ты просто не знаешь, каково это — ощущать внутри себя зарождение нового человечка, поэтому так легко рассуждаешь. К тому же, сделать аборт — это смертный грех.
— Грех, да? А на какие шиши ты планируешь растить четверых? Отвечай! Я тебя спрашиваю?!
— Ну ничего, другие же как-то растят. И по шестеро бывает и больше… Льготы оформлю.
— Льготы свои ты уже профукала. Иди к приставам, подавай заявление на алименты, хотя теперь это мало что даст.
— Я не стану делать аборт, — упрямо повторила Лиля.
— Скажи, а ты вообще понятия не имеешь, что такое контрацепция? – язвительно поинтересовалась Наташа.
— У меня на латекс аллергия, а от ОК фигура расползается…
Наташа продолжала поражаться идеальной скудости ума сестры. Она пыталась представить Лилю лет через 10—15, но у неё это почему-то не получалось. Выходила только размытая унылая картинка. Пустота…
В очередной свой приезд она заглянула в холодильник сестры. Там была только открытая банка полузасохшей селёдки. Чем, чёрт побери, она кормит детей?
Лиля только спит да болеет. Дети предоставлены сами себе.
Наташа с отвращением посмотрела на пепельницу переполненную окурками. Эта стерва дымит как паровоз и рожает без осложнений одного за другим, точно кошка котят, а она бережёт своё здоровье как только может — и что же в итоге?
— Тебе оставили бабушкину квартиру, мама сделала в ней ремонт, а ты её всю засрала, ни разу за десять лет даже обои не поменяла, потолка не побелила; я как два года назад купила вам кафель, так у вас плитка до сих пор на балконе и валяется! Скажи своим мужикам, чтобы они хоть что-то в доме делали, — однажды попробовала пристыдить Наташа сестру.
— Дашь денег на ремонт? Сделаю, — последовал «резонный» Лилин ответ.
— Да сколько ж можно…
Лиля забыла, сколько Наташа потратила на её роды, взятки акушеркам, врачам, воспитателям и соцработникам. Распашонки, детское питание, коляски, игрушки — всё было куплено на Наташины деньги. Даже из роддома её всегда встречала неизменная Наташа с цветами и подношениями нянечкам. Никто из «отцов» этого сделать так ни разу и не удосужился.
Лиля не купила в дом НИЧЕГО. И никто из Лилиных гражданских мужей. Причём каждого из них она заставляла своих отпрысков называть папой, и эти «папы» дарили ребятишкам на Новый год подарки, переданные Наташей сестре, чтобы дети не остались без праздника.
Проблема была ещё и в том, что Лиля ухитрилась уговорить всех троих отцов своих детей признать их официально. Таким образом, утратив статус матери-одиночки, она лишилась пусть небольших, но зато стабильных денег, выплачиваемых государством на содержание детей до совершеннолетия.
— Ты знаешь, что ты сделала довольно большую глупость, — сказала Наташа сестре, когда та, блестя от счастья глазами, хвасталась очередным свидетельством о рождении, где в графе «отец» не стоял прочерк. — Ну ладно, в конце концов можно попробовать через суд лишить их родительских прав.
— Это ещё зачем? Мне этого не надо. У моих детей должен быть отец! То есть отцы… Я не хочу, чтобы они были незаконнорожденными и над ними издевались в школе.
— Да чёрт!
Однажды, когда Лиля в очередной раз пришла к сестре за своим «содержанием», Наташа не выдержала и прямым текстом сообщила ей, что собирается контролировать её траты.
— Вот что. Теперь мы будем делать так. Денег я тебе дам, но с этого дня я хотела бы получать развёрнутые отчёты о том, куда и в каком количестве были потрачены мои деньги, которые я тебе давала на детей. Поняла? Бери чеки, квитанции, все финдоки, даже талоны на метро. Если я тебе что-то и даю, то только из-за детей. Ясно? На свои личные нужды, будь добра, зарабатывай сама или найди такого мужика, который согласится делать это.
Неожиданное заявление Наташи взбесило Лилю.
— Деньги, деньги! Ты только о деньгах и думаешь. Работа у тебя такая, да?
— А знаешь… Если бы не я, ты бы уже давно пропала.
— Да ну, конечно! — вызывающе усмехнулась Лиля. — Интересно, и что же такого ты для меня сделала? Ты только меня каждой копейкой попрекаешь. Я вот просила тебя устроить меня к себе на работу, так нет же! Тебе, видите ли, стыдно, что все узнают, что я твоя сестра.
— Мне не стыдно. И потом, я предлагала тебе должность уборщицы, ты отказалась. А учиться ты не хочешь. В конце концов, многие мамы устраиваются в детские сады нянечками, есть и другие варианты…
— Я ещё молодая, почему я должна махать шваброй как пенсионерка? А у нянечки зарплата — восемь тыщ, извини, но мне этого даже на сигареты не хватит, — искренне возмутилась Лиля.
— А что ты ещё умеешь? Может, ты думаешь, что работая у нас, ты будешь появляться на работе раз в месяц – за зарплатой? Скажи, сама-то ты чего хочешь?
Лиля затруднилась ответить на этот вопрос.
— Почему же тогда ты сама не пошла в уборщицы или дворники, а сидишь тут в своём кабинете? Работы у тебя немного, как я погляжу. Только и делаешь, что кофе пьёшь с такими же, как ты, бездельниками, да подписываешь всякие дурацкие бумажки. Я бы тоже от такой работы не отказалась.
Логика просто убийственная! Наташа поняла, что завела бессмысленный разговор.
— У меня семеро по лавкам голодные не сидят, — в сердцах бросила она. — И потом, я много училась и работала, а не шлялась с кем попало, не думая о будущем.
— Да уж, ты эгоистка, и сама это знаешь, а вдобавок ты пустоцвет, оттого и злая.
— Вон отсюда! — заорала Наташа, лицо её побагровело от злости. — Пошла вон, дура!
Наташа добежала до туалета и, оставшись в одиночестве, сотряслась в тихих рыданиях. Господи, за что? За что мне всё это? Она облила лицо холодной водой и посмотрела на себя в зеркало. В глазах застыла непонятная боль и обречённость…
«ВСЁ! Я обрываю с тобой все отношения, и не смей мне больше звонить! Я тебе НИЧЕГО НЕ ДОЛЖНА!»
Не прошло и месяца, как Лиля вновь пришла со своей просьбой о деньгах.
Она заявилась к Наташе прямо на работу, когда у той было срочное совещание.
— Знаешь, мы тут с Максом подумали — и решили, что четверых нам не потянуть, — начала Лиля, едва последний человек покинул Наташин кабинет. — Ты не могла бы дать денег на аборт? Немного. Мне надо сорок тысяч.
— С Максом? Это ещё кто? И куда подевался Андрей? — Наташа пока никак не отреагировала на названную сумму.
— Ты его не знаешь. С Андреем мы разбежались месяц назад…
Быстро же она нашла замену своему «счастью»!
— Он москвич? Где работает? — продолжала допытываться Наташа.
— Он работает в охране — сутки через трое, живёт недалеко от Москвы… в Белых Столбах… Слушай, а это что за допрос?
— Недалеко от Москвы? Понятно… Теперь ты решила, что я буду содержать каждого твоего прохиндея?
— С чего ты взяла?
— Аборт стоит тысячи три-четыре от силы, ну ладно, пусть — пять-шесть…
— Врач сказал, что у меня есть проблемы по-женски, могут возникнуть некоторые сложности…
— Вот что я тебе хочу сказать, дорогая! Я не люблю наглого вранья. А твоё враньё, особенно в последнее время, окончательно перешло все границы приличия.
— Так дашь или нет?
— Это убийство. Ты же сама так сказала…
— Ты хочешь, чтобы я унижалась? Ты завидуешь мне, я знаю…
— Думай, что хочешь! – резко оборвала её Наташа. — Но денег я тебе больше не дам. Я у тебя их не брала и ничего тебе не должна. Ты взрослая женщина и должна думать о последствиях своих поступков и научиться отвечать за них сама!
Некоторое время Лиля сидела молча. На её лице отображалось некое подобие работы мысли. Её слабый мозг усиленно что-то соображал.
— Слушай, а хочешь я рожу этого ребёнка, а ты у меня его купишь, у тебя ведь нет детей? — наконец выдала она.
— Совсем офонарела? Как ты вообще могла додуматься до такого?
— Почему? Сейчас многие так делают. В конце концов, ты же привыкла совершать всякие сделки, считай, что это одна из них.
— Ты думаешь, что ребёнок — как котёнок, и его можно продать, купить, подарить? Неужели я похожа на человека, который способен купить ребёнка у своей собственной сестры? И потом, с чего ты решила, что мне нужны дети, рождённые чёрт знает от кого, от каких-то Максов из Белых Столбов, работающих охранниками?
— А чем он хуже тебя? Чем я хуже тебя, в конце концов? — выкрикнула Лиля так, что на её шее вздулись вены, а на глазах выступили слёзы.
— Я не говорю, что вы хуже или лучше. Просто вы это вы, а я это я.
— Ты жадная! Ты…
— Я тебя прошу… Я тебя убедительно прошу, — медленно произнесла Наташа каким-то не своим низким голосом, растягивая слова. Оставь меня, пожалуйста, в покое. Оставь меня! — внезапно завизжала она так, что зазвенели стёкла в окнах.
Лиля пулей выскочила в коридор, громко хлопнув дверью, налетев на какую-то девушку, стоявшую возле кабинета со стопкой бумаг и, по всей вероятности, подслушивающую ссору сестёр.
Наташа, склонившись над столом и упершись в него руками, тяжело дышала, пытаясь усилием воли успокоить выпрыгивающее из груди сердце.
Это разрыв! Окончательный — и обжалованию не подлежит! Но тут внутри у Наташи что-то вздрогнуло. Неожиданно к ней пришло понимание, что Лилька по-другому не может. У неё просто нет тех сил и мозговых ресурсов, которые есть у неё, Наташи! Нет возможности что-то изменить. Сплошная инерция… Вот поэтому-то всё так и по-дурацки у них. Вот чёрт! Замкнутый круг какой-то… Но рвать, так рвать! Даже если придётся резать по живому… Больше я так не могу. Хватит! Бог терпел и нам велел. Нет, нет и НЕТ!
Придя домой, она упала на кровать прямо в блузке и юбке, и моментально провалилась в какое-то болезненное забытьё…
Телефонный звонок разбудил Наташу. Она резко вскочила и спросонок в темноте испугалась своего отражения в зеркале трюмо.
След от пуговицы отпечатался на её щеке, и она, отчаянно пытаясь понять, что это такое, схватила трубку телефона.
— Наталья Хрусталёва? — раздался в трубке незнакомый мужской голос.
— Да… я слушаю вас, — что-то не понравилось Наташе в этом равнодушном монотонном голосе.
— Вы родственница Лилии Молчалиной?
— Да… я её сестра.
— Ваш телефон нам оставил сожитель умершей, он сказал, что похоронами будете заниматься вы.
— Кккакими ещё похоронами? — заикаясь, спросила она. — Ккто умер? Вы ничего не путаете? Вы кто?
— Я агент ритуальной службы. Час назад ваша сестра Лилия скончалась.
— Что с ней случилось? — холодея от ужаса, спросила Наташа.
— Она вколола себе несколько ампул окситоцина, пытаясь избавиться от нежелательной беременности, произошёл выкидыш с сильным кровотечением, врачи не успели её спасти…
— Не может быть… Не может быть…
— Ваша сестра умерла в больнице, и, знаете… Здесь находятся её дети, с ними надо что-то решать. Когда вы сможете подъехать?
Последний гражданский «муж» Лили не придумал ничего лучшего, как привезти детей в больницу, где всё ещё находился труп их умершей матери, и исчезнуть.
Наташа посмотрела на детей. Наскоро одетые чёрти во что, они испуганно озирались по сторонам. На их осунувшихся личиках была написана растерянность и непонимание происходящего. Единственное, что они чувствовали — произошло что-то страшное с их мамой. Увидев Наташу, они бросились к ней со всех ног и прижались, как голодные котята к матери.
Она едва сдержала себя, чтобы не расплакаться, сглотнув комок рыданий, подступивший к горлу.
— Вы родственница? Будем оформлять детей в интернат? — подошла к ним какая-то полная тётка, державшая в руках папку с бумагами и ручку наготове.
— Да, конечно…
Соцработник мельком взглянула на Наташу и стала быстро чирикать ручкой в бланке.
— Подождите, подождите! Яяя… возьму их… — непроизвольно вырвалось у Наташи.
Тётка посмотрела на неё как на сумасшедшую.
— Послушайте, дамочка, вы, быть может, немного не в себе? Понимаете, это же трое детей. Если бы хотя бы один. Это очень большая ответственность, расходы. А! Ну ладно, дело ваше. Пишите пока заявление, а там посмотрим…
Артём вышел из спальни в шикарном махровом халате и тапочках, подаренных ему Наташей на 23 февраля. В руке он держал изящный бокал ручной работы из богемского стекла, на дне которого угадывался дорогой выдержанный коньяк.
— Ты с кем это? — он удивлённо рассматривал неожиданных гостей.
Трое ребятишек, одетых как французы в исторический момент отступления от Москвы, робко ёжились за Наташиной спиной. Один из мальчиков тщетно силился спрятать под курткой любопытную мордочку котёнка.
— Ты… — внезапно он всё понял.
— Артём, я взяла детей Лили… Ты прости, что не посоветовалась с тобой. Но я не смогла этого не сделать…
— Да ты с ума сошла?! Что значит — взяла? Насовсем?
— Понимаешь, наша с тобой жизнь — словно картинка из модного журнала, у нас есть почти всё, но нет самого главного.
— Я понимаю… понимаю только то, что ты свихнулась и решила осложнить жизнь нам обоим! Разве нам плохо было вдвоём, ответь?
— И что нас ждёт дальше? Обеспеченная старость?
— Я знал, что ты хочешь ребёнка, но чтобы до такой степени… И потом, мы ведь хотели своего…
В этот момент он и сам был похож на обиженного ребёнка, у которого отобрали любимую игрушку.
— Да пойми ты, чёрт побери! Я беру этих детей не потому, что я хочу ребёнка, а потому, что у них кроме меня больше никого не осталось!
— Ну, знаешь! Как бы то ни было, выбирай: или я, или они!
Наташа в открытую дверь комнаты молча наблюдала, как Артём с красным лицом спешно упаковывает в дорожную сумку свои вещи. Наверное, ему было всё-таки стыдно, но ничего поделать с собой он не мог. Чужие дети не входили в его планы. Он был с Наташей до тех пор, пока ему это было удобно. Наташу больно кольнуло в сердце это понимание его сути.
Он на минуту задержался на пороге.
— Наташ, прости… Я, наверное, полное дерьмо, но я не могу растить трёх чужих детей, говорю тебе честно и откровенно.
— Спасибо. За честность… — пролепетала Наташа и сделала шаг по направлению к нему, — он подумал, что она собирается его обнять, но та прошла мимо, толкнув дверь рукой.
На какое-то время она впала в прострацию. Думать не хотелось. Думать было слишком больно. Нужна передышка…
Кто-то осторожно подёргал её за рукав. Это был Миша, младший сын Лили.
— Можно мы будем называть тебя мамой? — стеснительно спросил он.
— Вы хотите, чтобы я была вашей мамой?
— Но ведь у нас же должна быть мама. У всех детей должна быть мама, как у мамонтёнка из мультика… — Наташа взъерошила ему светлый ёжик на голове и грустно улыбнулась.
— Конечно, я буду вашей мамой, и вы больше никогда не останетесь одни. У каждого мамонтёнка непременно должна быть мама. Желательно, конечно, чтобы и папа был… Ну что ж… И без папы тоже можно. Ничего страшного. В конце концов, у нас есть тётя Саша. Прорвёмся… Вы что-нибудь ели сегодня? — спросила она у детей.
Те отрицательно помотали головками.
Наташа задумчиво посмотрела на тапочки Артёма, стоящие на коврике в коридоре. Взяла их, упаковала в пакет. Положила в шкаф, потом вынула.
— Отнеси-ка это в мусоропровод, — попросила она старшего мальчика.
Полтора месяца спустя Наташа почувствовала лёгкое недомогание. Головокружение заставило её ухватиться за край стола. Не может быть… Наверное, это просто сказалась усталость. Похороны сестры, предательство мужа, проблемы на работе, детские хлопоты…
Не доверяя аптечным приспособлениям, она отменила все дела и отправилась к врачу.
— С вашим здоровьем всё отлично. Просто вы немножечко… беременны! — радостно подтвердила гинеколог Наташины подозрения, и её круглолицее румяное лицо расплылось в счастливой улыбке. — Ваш срок — семь недель. Поздравляю! И знаете, сейчас ещё, конечно, рановато определять пол, но по своему опыту скажу, что у вас будет девочка. Я чувствую, что точно будет девочка! Вот увидите! Я никогда не ошибаюсь!
Врач удивлённо уставилась на Наташу, зашедшуюся в гомерическом хохоте.
В одну минуту перед Наташей пронеслась вся её жизнь, начиная с того самого момента, как мама привела молчаливую, испуганную Лилю в их семью, а она, Наташа, стала опекать её, пытаясь стать для неё «второй мамой». Шесть недель назад она взяла детей Лили, получается, что за неделю до этого… О боже! За всем этим хаосом, обрушившимся на неё с быстротой молнии, она даже не заметила задержки месячных. «Нет. Это не карма, — издевательски усмехнувшись над собой, подумала она, — а жалость… Всего лишь глупая жалость…»