Утрянка

Параной Вильгельм
***

Афоня Царапкин шамкал буцами отблощенных зубов за столиками в Сочинском дельфинарии.

Звенели приборы, тарелки дивились; по мощным заЕденным лицам шеф-поворов лились струйки яблочного сока. 

Люля-кебаб, украшенный свечными попугайчатыми водорослями; капуста саранская, привезенная из Донецка; зеленых помидоров целый овощ, в одиночном виде, натертый до жиру и лацкающий взгляд.

Все они были здесь.

Помидор был крупен, квашен, и чуть было не стеснялся общей расстановки сил на столе. Поэтому Царапкин съел его первым.

Вернее, он пробовал загрызть помидор, но тот конечно не поддался и пришлось проглотить весь сразу.

Марта Захаровна, соседка по столу, прислушалась к животу Афони и сглотнув жилы своего блюда икнула. Потом опять икнула, потом не икала, но...

Помидор начал перевариваться, гудеть, забурчал и выпросил все-таки эту котлету.

Люля медленно, было размазано между зубов губами,  и сглочено в гости к зеленому помидору, как на свадьбу вовремя.

Помидору стало легче.  На это(!), указательным пальцем вздернутым вверх, указала Марта Захаровна.  Афоня дакнул, будто оправился по ходу стула, будто затянул потуже галстук и уже не глядя взглянул на капусту ёжась.

Будто было на что посмотреть.

Она, как книга Паустовского манила Царапкина. Капуста!

Он тут же, не дождавшись команды помидора, охамевшего видно после котлетного фарша, разорвал на несколько частей капустные листы и впихнул их туда, откуда не возвращаются живыми.

В рот.

Марта Захаровна обалдело посмотрела и вжала в сердце Царапкина свои коготки сережек. Там што-то варилось...

Да.

Помидор спал на перине из котлетного пуха, как плавленый сыр в том году, но проснулся и укрылся одеялами из лиственных принадлежностей враз.

Это уже ночью, храпелось кому-то, во всю капусту где-то, где Марта Захаровна в бирушах и респираторе, но в другой комнате... Спала.

М-да.