Отец и сын

Лауреаты Фонда Всм
КОЛЯ БАГД - ПЯТОЕ МЕСТО В ТЕМАТИЧЕСКОМ КОНКУРСЕ "КАК БЫСТРОТЕЧНО ВРЕМЯ" ФОНДА ВЕЛИКИЙ СТРАННИК МОЛОДЫМ


   После последнего заседания на конференции я заспешил на вокзал в Ганновере, чтобы успеть сесть на скоростной поезд, идущий во Франкфурт. Время было в пятницу, народу на вокзале и в поездах - полно.

   Едва успев вскочить в вагон и протолкавшись сквозь большую группу школьников с чемоданами, время было перед Пасхой, до своего места в купе, я с облегчением уселся и приготовился включить наушники с кассетным плейером. Неожиданно, мой взляд сошелся со взглядом соседа напротив, и я узнал в нём другого участника этой конференции, который как я помню, был профессор из Ирландии, кажется из Университета Корк, что ли. Я его запомнил по довольно простому и доходчивому докладу о знаменитых гранитных диапирных комплексах на побережье около города Корк. Я ему улыбнулся и приготовился сказать несколько расхожих вежливых фраз по-английски, ради приличия, чтобы затем полностью насладиться "Картинками с выставки" в исполнении Эмерсона, Лэйк и Палмера, записанными на кассете. Но неожиданно, сосед заговорил со мной на свободном немецком языке с небольшим акцентом, который я не мог сначала уловить, акцент не был англо-саксонским.

   Ещё на конференции я обратил внимание на этого пожилого человека, у него были проблемы с ногами, но передвигался он довольно бойко на спецальных костылях. Лицо моего виз-а-ви было худое с сухой кожей и небольшим обветренным румянцем на щеках, волосы - редкие и седые. На вид ему было лет 65-70. Собеседник узнал меня тоже и поитересовался куда я еду, почему и сколько лет живу в Германии, чем занимаюсь и т.д. Особенно детально расспрашивал про образование в школах и в университетах, при этом ни разу не сделав сравнение с Ирландией. Я сразу заметил, что его интерес ко мне не был поддельным, вызванным формальной вежливостью: его интересовали детали работы, как устроена моя семья, где учатся дети и т.д. Когда в нашем разговоре наметилась пауза, я решился и спросил его откуда он так прекрасно владеет немецким языком. Его ответ и история,которые последовали за его глубоким вздохом и долгим взглядом в окно, повергли меня в искреннее изумление.

- Это мой родной язык. Мои родители были немцы,- сказал он. Тут я вспомнил, что его фамилия звучала действительно совсем по-немецки.

- Мой отец был немецкий дипломат, и мы до войны жили всей семьёй в Лондоне, в Белгравии,- продолжил он.

- А послом в те года в Англии был Риббентроп? - уточнил я.
 
- Да, но за год до войны он уехал. Я ходил в одну школу с его сыном. Питер Устинов  учился с нив в одном классе, у него даже рассказ об этом написан. Но они были значительно старше меня.  В сентябре 39-го после начала войны нас сразу интернировали англичане. Мою мать и отца отправили в разные тюрьмы, а я, тогда 10 летний ребёнок, был отправлен в детский интернат в Ланкастер. Он находился при тюрьме в Ланкастерском замке. Помните "Война Алой и Белой розы", Вальтера Скотта. Я там пробыл до конца 1945 года. Сначала я получал несколько писем от отца и матери. Отец умер в английском лагере Хэйтон недалеко от Ливерпуля в 43. Мать освободили в весной 1947 года из лагеря на острове Мэн. Когда я вышел из интерната я не знал, что мне делать. Меня отправили с другими немецкими детьми интернированных родителей в Гамбург, потом я пробыл несколько месяцев в лагерях для беженцев из Силезии и Судетов в Баварии, затем разыскал своих дальних родственников в Падеборне и жил до возвращения матери у них. В 47 вернулась из Англии моя мать, но вскоре она умерла, сказались годы пребывания в английской тюрьме. Образования у меня не было никакого, гимназии немецкой я закончить не мог, в английском интернате немецким детям как я запрещалось говорить на немецком, поэтому писать по-немецки я умел очень плохо. Вообще, нас там ничему кроме плотницкого дела и ихней религии не учили, а семья у нас была католическая. К тому же я в интернате заболел ревматизмом, который там никто не лечил. Едиственное, что я знал - это английский язык, но учиться в Англии тогда для немцев было просто невозможно. Поэтому я уехал в Дублин на деньги, что дали родственники матери, закончил там колледж и университет. Получил потом работу в Университете в Корке. И с тех пор там и живу.

- Знаете пиво "Мёрфи Стаут", его делают у нас, - с гордостью сказал он мне.  На этом месте он засуетился и стал собираться к выходу.

- Мне нужно выходить в Касселе. Там у меня встреча с сыном. Он учится в Касселе в Высшей Технической Школе на инженера, у него стипендия от Немецкого Фонда ДААД, - не без важности сказал собеседник. - Знаете, Германия делает очень много для нас, ирландцев,- улыбаясь отметил он.

- Кстати, он прекрасно говорит и пишет на немецком языке, - с гордостью добавил он уходя.

   Он заспешил к выходу, опираясь на костыли, одев через плечо дорожную сумку. Когда поезд остановился, я проводил его взглядом в окно, быстро ковыляющего по перрону. Неожиданно навстречу ему двинулся молодой человек спортивного типа, выше его на две головы - его сын. Они обнялись, как-то не совсем обычно, и очень тепло взялись за руки, смотря друг другу в глаза.

   Такого я вовсе не ожидал увидеть. Отец смотрел на сына снизу вверх и восхищенно улыбался. Сын был тоже очень рад встрече, подхватил сумку, нежно положил руку на плечо отца и что-то воодушевленно рассказывал ему, наклоня к нему своё лицо. На каком языке они разговаривали друг с другом я не мог разобрать, да это было и не важно. В этот момент они существовали только друг для друга, окружающие не играли никакой роли для их общения. Поезд тронулся, и они быстро исчезли из моего поля зрения. А мне в голову пришла мысль, что наверное вот таких встречь с отцом или матерью и был лишен этот старый немец, находясь в английском тюремном интернате всю свою юность, и именно о таких встречах с ними он там и мечтал.

   Поезд плавно набрал свои положенные 140 км в час, а я, закрыв глаза, под сумрачные аккорды "Домика Бабы-Яги" полностью погрузился в музыку Мусоргского.