РАЗА ДВА В МЕСЯЦ она выбирается из своей постылой опустошенной и разгромленной квартиры. Долго спускается, опираясь на костыли, с третьего этажа, с трудом толкает новомодную тяжеленную дверь с домофоном и, еле передвигая непослушные ноги, шаг за шагом одолевает пространство до ближайшей продовольственной будки. Там можно купить самое необходимое: хлеб, мыло, пачку сигарет. До магазинов и супермаркетов, разбросанных в округе, ей все равно не добраться.
Иногда, получив пенсию, она позволяет себе порцию мороженого. Тогда, доковыляв до большого камня на краю зеленого квадрата земли внутри квартала, садится на солнышке и сидит под его лучами, тоскливо растягивая минуты до возвращения домой. Ибо дома она, внучка, превратившая ее в инвалида и методично с тупой озлобленной жестокостью убивающая в ней жизнь.
Эта история разворачивается на глазах соседей, сотрудников правоохранительных органов, социальных и медицинских учреждений уже много лет. Вопиющей она является не только потому, что страдает немолодая, нездоровая и совершенно беззащитная перед агрессивной и неуправляемой внучкой женщина. Эта внучка представляет страшную опасность для окружающих.
Имена бабушки и внучки в этой истории будут изменены. Назову лишь место их проживания: проспект Маршала Жукова в Одессе. Знаю, что все, кто так или иначе сталкивался с ними, сразу поймут, о ком идет речь.
Валерия Константиновна
Даже сейчас, в своей нищете и обездвиженности, она умудряется выглядеть эле-гантно. Хорошего фасона блузка, юбка с заложенными складками, легкий макияж на лице. О таких женщинах говорят: со следами былой красоты. Да и лет Валерии Константиновне не так много, где-то за шестьдесят. Разве это старость в наше время?
Всю жизнь она проработала пекарем-кондитером. Считалась отличным специали-стом, неплохо зарабатывала. В доме всегда пахло сдобой, и даже когда после развода с мужем Валерия Константиновна осталась с дочкой на руках, было ясно, что прокормить себя и ребенка она сможет без труда.
А девочка росла настоящей красавицей: длинноногая яркая блондинка с идеальной фигурой, она пользовалась успехом у кавалеров и, пока мама в поте лица колдовала у кондитерской печи, вела вольную приятную жизнь, в которой было многое дозволено. Как случилось, что дочь пристрастилась к наркотикам, Валерия Константиновна сегодня сказать не может.
Потом появился зять с той же проблемой. У молодых родилась Анечка, но ребенок нисколько не повлиял на их пристрастие к одурманивающим инъекциям. Через некоторое время были уже новый зять и еще одна внучка Катенька…
Жизнь со страшной скоростью неслась под откос, и Валерия Константиновна чувствовала себя стрелочником, который во всем виноват, но остановить движение крушащего все на своем пути локомотива просто не в состоянии. Были и скандалы, и слезы, и призывы подумать о детях, и обращения к наркологу. В какой-то момент, когда не осталось ни сил, ни надежды, Валерия Константиновна даже стала «отключаться» после работы при помощи рюмки. Семья из разряда обычных скатилась до статуса неблагополучной.
Все закончилось, когда дочь в смурной разборке с таким же, как она, наркоманом получила ножевое ранение и скончалась от потери крови. Валерия Константиновна осталась единственным опекуном внучек, поскольку первый папашка уже тоже не числился среди живых, а второй пребывал неизвестно где и своим ребенком не интересовался.
Она стала работать вдвое больше, тянула своих Анечку и Катю, гордясь, что девчонки ни в чем недостатка не испытывают, накормлены, одеты, слава Богу, не хуже других, да и дома все есть в точном соответствии с советскими стандартами достатка: телевизор, хрусталь, мебель и ковры на стенах.
А потом грянули голодные девяностые, с купонами и нищенскими зарплатами. И хоть девчонки получали пенсию как сироты, помогали соседи и родственники, Валерия Константиновна поняла, что обеспечить детям нормальную жизнь ей уже не под силу. По рекомендации попечительского совета Киевского районного исполкома она устроила Аню и Катюшу в одесский интернат номер четыре, где девочки жили и учились пять дней в неделю, а на выходные приезжали домой, к бабушке на домашние пироги, крендели и пирожные.
Анечка
Она унаследовала красоту матери. Выросла такой же статной, светловолосой, с прозрачными голубыми глазами и ногами, которые, как принято говорить, растут сразу от ушей. Училась хорошо. И когда Аня вздумала бросить учебу после девятого класса, все — и учителя, и бабушка, и подруги — уговаривали ее не делать этого. Она могла добиться в жизни многого, если бы, кроме школьных знаний, получила в интернате привычку к труду, вкус к работе, умение радоваться результату своих усилий. Увы, наши государственные дети отличаются от домашних тем, что, живя на всем готовом, ничего, абсолютно ничего не делают. Малолетние тунеядцы, которых все справедливо жалеют как обездоленных, обиженных сиротством детей, с младых ногтей привыкают к тому, что все им достается бесплатно и все без исключения должны заниматься их проблемами.
Анечка бросила школу не для того, чтобы продолжить образование в техникуме или ПТУ либо начать работу ученицей на каком-либо предприятии. Она спешно вышла замуж в надежде, что отныне ее содержанием будет заниматься муж, и все ее жизненные проблемы лягут исключительно на его плечи. И опять бабушка отговаривала ее от опрометчивого шага, предупреждала, что парень ненадежный, легкомысленный, привыкший к возлияниям — с таким семейное счастье вряд ли построишь.
Валерия Константиновна как в воду глядела: все, что сделал муж для Анечки, — это ребенка, хорошенького мальчишечку Максимку, с такими же небесно-голубыми глазами, как у мамы. А еще научил ее пить. Вино, водку, самогон — все, что наливали. Поначалу это было как игра во взрослую жизнь — компании, праздники, «бутылочка» под телевизор. Потом, когда мужа и след простыл, Аня стала лелеять при помощи алкоголя свое горе. Многочисленные друзья и подруги жалели «брошенку» и подливали, подливали ей в стакан…
Из красавицы-умницы она в двадцать три года превратилась в законченную алкоголичку. Нигде не работала, ребенком не занималась, пила, жаловалась на несправедливую жизнь, ругала власти и депутатов, которые почему-то казались ей виноватыми в ее незавидном положении. Обычная, в общем-то, картина.
После развода с мужем она вернулась к бабушке. Начались скандалы. Из дома стали пропадать вещи, которые Анечка сбывала по дешевке, чтобы купить водку. Максимку у нее отобрали, лишив материнства через суд. Но это, как оказалось, лишь развязало Ане руки.
Когда в квартире не осталось ничего, что можно было продать, она стала подыскивать таких же, как сама, алкоголиков-кавалеров. За стакан «беленькой» была готова на все. Так рядом с ней очутился парень по кличке Барбос, недавно освободившийся из мест заключения и вынесший из тюрьмы туберкулез. Своей болезнью он вскоре наградил и подружку Аню.
В очередном скандале с Валерией Константиновной, пытавшейся выставить Барбоса из дома, «сладкая парочка» начала избивать ее, от сильного толчка женщина упала и сломала шейку бедра. Денег на операцию не было, ухаживать за лежачей бабушкой никто не собирался (вторая внучка Катя ныне живет своей жизнью и навещает родственников очень редко), так она и осталась с кое-как сросшейся костью, беспомощная и еле передвигающаяся при помощи костылей.
Что делать?
Нет уже Барбоса, отошедшего в мир иной в туберкулезной больнице. Туберкулез у Ани в открытой форме. Она по-прежнему пьет до полной отключки. По-прежнему оказывает услуги «кавалерам», среди которых молодые и старые, бомжи и вполне пристойные мужчины, был даже четырехдетный отец семейства.
Квартира напоминает разгромленный сарай: нет мебели, ни единой кастрюли, занавесок на окнах, входная дверь разбита. Кто-то из «посетителей» Ани поломал бачок унитаза, текут трубы. Квартира отключена от водоснабжения и канализации. Долг за жилищно-коммунальные услуги достиг космических сумм.
Скандалы, вопли и битье Валерии Константиновны продолжаются. В основном из-за ее жалкой пенсии. Аня силой отбирает у бабушки деньги на выпивку. И лучше отдать жалкие гривни сразу, иначе в бешенстве и безудержной алкогольной агрессии она может сотворить что угодно, даже убить.
Но честно говоря, больше всего жаль соседей. Мало того что люди страдают от антиобщественного поведения алкоголички Ани, все до единого соседи по подъезду являются объектом атак туберкулезной палочки Коха. Ведь туберкулез в открытой форме наиболее опасен для окружающих, тем более что Анечка себя не сдерживает: плюет, где хочет, общается, с кем хочет, а о дезинфекции и гигиене в их развалюхе-квартире при отсутствии воды даже говорить не приходится.
Только не думайте, что все обреченно мирятся с этим. Аня — известнейшая «звезда» района. Ее как облупленную знают в милиции, участковые милиционеры, можно сказать, из их дома не выходят. Занимаются ею врачи и медсестры из противотуберкулезного диспансера Киевского района, которые вынуждены часто приходить к Анечке с уговорами госпитализироваться. А уж в город-ской туберкулезной больнице №1, той самой, в Черноморке, она вообще свой человек. Сто раз побывала там, дня по два-три — не более, пока хватало на водку прихваченных из дома денег.
В голове не укладывается, как при эпидемии туберкулеза в Украине, болезни заразной, быстро и легко распространяющейся воздушно-капельным путем, больная на столь опасной для окружающих стадии абсолютно бесконтрольно себя ведет? Обычно все развивается по годами отработанной схеме: очередной звонок или письмо соседей в мэрию, горздрав или, бери выше, в столичные инстанции, визит медиков из диспансера, их уговоры лечь в больницу и «страшилки» по поводу развития болезни у Анечки, а если это не помогает — приход милиции, с категорическим тысяча первым предупреждением: если добровольно не госпитализируешься, то мы тебя…
А ничего они не сделают. Нет в Украине закона, регламентирующего ответственность за уклонение от лечения туберкулеза, принудительную госпитализацю либо изоляцию туберкулезников от окружающих. Эпидемия есть, а закона нет. Недосуг нашим депутатам принять его. Видно, никто из них не живет в одном подъезде с подобной Анечкой, не дышит ее испарениями, не обходит кровавые плевки на лестнице.
— В советское время, — говорит старший участковый Киевского РОВД майор Игорь Брушнецкий, — действия милиции регламентировались законодательно. Был порядок. Если человек заболевал, его немедленно помещали в больницу, лечили бесплатно, хорошо кормили, но главное — изолировали. А сейчас эта Аня у меня в печенках сидит. Разносит туберкулез, а состава преступления из-за отсутствия соответствующего Закона Украины в ее действиях нет. Я даже не могу упечь ее на принудительное лечение от алкоголизма в ЛТП в Александровку — туберкулезников туда не берут. Ходим, пугаем, уговариваем, а она убегает из больницы и все тут.
— А что делать? — вторит ему врач городской туберкулезной больницы №1 Ольга Панченко. — Таких Ань в нашей больнице сотни. Пациенты у нас в основном социально запущенные, бомжи, алкоголики, опустившиеся личности. Многие параллельно болеют СПИДом, венерическими болезнями, циррозом печени. Все, как правило, поступают с туберкулезом в запущенном виде. В СССР были профосмотры, всеобщая диспансеризация населения. Если и обнаруживали туберкулез, то на самой начальной стадии. Вылечить его ничего не стоило. Вот недавно привезли пациента, подобранного в бессознательном состоянии у «Привоза». Сначала по «скорой» его доставили в ургентную больницу, а там, разобравшись, что это туберкулезник, отправили к нам, и он через пару часов умер. Оказалось, что легких у этого человека просто не осталось. Вы представляете, каким бациллоносителем он был и скольких людей успел заразить?
Изолировать в нашей больнице таких пациентов невозможно. Они пьют, дебоширят, периодически устраивают поножовщину, самовольно уходят в город, убегают… Иногда достается и врачам. Кстати, все наши врачи пенсионного возраста — молодежь в туберкулезных больницах работать не хочет. А состава преступления органы правопорядка в действиях наших подопечных не находят. Их даже нельзя насильно вернуть в больницу — только добровольно.
В поисках ответа на вопрос, что же делать в сложившейся ситуации, я добралась до председателя правления Международной лиги защиты прав граждан Украины Эдуарда Багирова.
— Нормы лечения больных открытой формой туберкулеза, на самом деле, прописывают сразу несколько Законов Украины, — пояснил правозащитник. — Но при этом ни одним из нормативных актов не преду-смотрено, что обычный гражданин может за руку привести другого в соответствующее лечебное учреждение. Это нужно делать милиции. Вы можете также обратиться в ближайший тубдиспансер, и медики обязаны будут отреагировать на сигнал. По нормам Гражданско-процессуального кодекса, к заявлению об обязательной госпитализации прилагается мотивированный вывод врачебной комиссии. Если больной отказывается от госпитализации, хотя врачи установили, что туберкулез имеет угрожающую форму, медики должны подать заявление в суд в течение суток. Если же вы подали соответствующий сигнал, но реакции от медиков не последовало, значит, вы имеете право подать заявление в местную прокуратуру. С халатностью врачей будут разбираться уже правоохранители. Медики, которые пренебрегают своими обязанностями, совершают уголовное преступление.
Вот так. Что называется, с больной головы на здоровую. Врачи, которых не хватает, которые задыхаются от огромного количества, как правило, неуправляемых больных, которые к своему жалкому жалованью за работу в ужасающих условиях получают всего пятнадцать процентов надбавки за вредность, которые сами через одного заражаются туберкулезом, должны еще бегать по судам и страшиться прокуратуры. Бред! Зачем тогда вообще государство со всеми своими возможностями? Впрочем, есть ли оно у нас как некий механизм обеспечения порядка и нормальной жизни для своих граждан?
…А Валерия Константиновна просит соседей:
— Купите мне, пожалуйста, конверт с маркой по Украине — сама я до почты не дойду. Хочу написать самому Януковичу. Он поможет. Дай Бог, еще поживу по-человечески, если Аньку заберут.
Кстати, бабушка не получает никакой городской социальной помощи. До соответствующей службы она добраться не может, соседям недосуг собирать ее справки и бегать по инстанциям, а соцработники отказываются идти с обследованием к ней на дом из-за открытой формы туберкулеза внучки. Тупик.
ИЗ ДОСЬЕ:
В 2009 году на каждые сто тысяч украинцев заболели семьдесят пять человек. А умерли от туберкулеза — семь тысяч шестьсот семьдесят пять граждан Украины.
Больной открытой формой туберкулеза за год может заразить от пяти до двадцати человек. Риску подвержен каждый из нас, поскольку в Украине это заболевание уже давно стерло социальные границы и перестало быть болезнью неблагополучных граждан.
На официальном учете в нашей стране находятся пятьсот пятнадцать тысяч больных. Это второе место в Европе после России. Эпидемические показатели туберкулеза в Украине в десять-двенадцать раз превышают аналогичные показатели в развитых странах.
Показатель заболеваемости туберкулезом в местах лишения свободы в сто сорок раз выше среднего по Украине. Ежегодно в связи с завершением срока наказания или амнистией двадцать-тридцать процентов таких больных выпадают из-под наблюдения и становятся источником заражения.