«Сорвав всю кожу со спины
От боли матерясь бессильно
Под лестницей в чулане пыльном
Из этой кожи делать крылья...»
Александр Арген
«-Видите ли, товарищ старший прапорщик, если верить доктору Фрейду, любое художественное творчество – это сублимация подсознательных инстинктов человека, в том числе, инстинктов насилия, впрочем, вы можете с этим не согласиться, так как советская наука не признает буржуазного учения доктора Фрейда».
из фильма «Девятая рота»
«Кем знали Таранова в Москве? Так, купчишка, купи-продай... А теперь и совсем, поди, никто не вспомнит. Но здесь-то нет, здесь он в уезде первейший человек, Иван Алексеевич, Ваше Благородие, Отец Родной, никак иначе. В С-те ни одна собака не смеет без поклона пройти, городничий перед ним лебезит, все офицеры по гроб жизни ему задолжали, от Козявкиных векселей уже столько имеется, что впору уборную оклеить... Спросите, счастлив ли стал Таранов? Так ведь конечно нет. Просто прижился как-то, обвыкся, и пришёл незаметно сам для себя к такому состоянию души, когда всё уже всё равно и неважно, и совсем почти уже ничего не волнует, ничего не нужно и не хочется, а только покоя, которого в этих краях предостаточно».
© Dy, 2002
«Кое-что об Иване Таранове или Маленькая трилогия»
http://www.proza.ru/2002/12/08-99
«Но самое ужасное в мужчине — это дарованное ему общественным мнением убеждение, что женщину для ублажения своей плоти осквернить может и к ногам общественного порицания бросить; для женщины осквернение мужчины — вещь почти невозможная. Мужчине блудить общество почти разрешает, женщину же за блуд просто изводит, на арабском Востоке так и вовсе провинившихся женщин каменьями насмерть забивают. И всякий бросающий в блудницу камень — собственную благочестие себе и всем демонстрирует. У нас не прибьет, но уж непременно сделает так, чтоб порочность свою блудница вечно ощущала и с несчастнейшим видом перед всеми всю свою жизнь до последнего вздоха винилась».
© Ли Че, 2002
«Житие по Федору Михайловичу Достоевскому»
http://www.proza.ru/2002/06/22-31
««Он, он, - запричитал юродивый, окончательно съевший свои губы, и вытянул мизинец, - говорил: слово живо, пока летит…» Филат побагровел и, смывая пятна, плеснул воды, которая вернулась в раковину красной. «Эх, Расея… - зажмурился он. – На твою долю выпало столько боли, что рай должен стать русскоязычным…»
«И ад тоже…» – хмыкнул кто-то внутри».
««Мы пришли из света и уйдем в свет, - закончил тот тихо и торжественно, - а на земле нас испытывают в любви…» Филат вздохнул. «Твои слова, как бараний тулуп, - греют, но мешают рукам… Как же тогда убивать?» Он пристально посмотрел на Иегудиила. «А помиловать не могу… Пойми, у вечности нет щек – ни правой, ни левой…» Он упер ноги в пол и, раскачивая стул, добавил: «Люди не знают ни любви, ни ненависти, а одну только скуку...»»
© Зорин Иван Васильевич, 2002
«История распятого по правую руку»
http://www.proza.ru/2002/02/25-75
«Недавно, рассказывая эту историю младшей сестре, я узнал поразительную вещь. Оказывается, мама тоже рассказывала ей про это, и оказывается, когда я дрожащей от гнева рукой писал на двери эти обидные слова, я из-за волнения допустил несколько ошибок. На двери старой партизанки красовалась надпись:
БАБКА ШАПИРА – ЖОБА!
И все почему-то решили, что я хотел сравнить её с жабой. Если бы они знали…
Хотя, какая разница?»
© Борис Папуас, 2002
«Под сенью бомбардировщика моё лучезарное детство»
http://www.proza.ru/2002/10/10-45
«Это дорога свободы. Я шагаю вперёд и сердце стучит лозунгом «Я – дембель!» И мне уже не нужно ничего. Всё перестало иметь значение, и даже всё то, что меня окружает. Осталось только одно, это бесконечное чувство свободы. Люди уступают мне дорогу и толстяк в жёлтой куртке обращается ко мне – «Товарищ Гражданин, не хотите ли пива «Хайникен»? «Нет» - гордо отвечаю я. И толстяк превращается в воздушный шарик и улетает.»
«- Скоро эти бабы моими будут, - неожиданно сказал сержант мне. Я сидел в кубрике и листал свою тетрадку, изображая дело. Я ничего не ответил. – Гражданка, это тебе не затвор под одеялом передёргивать… - Харин засмеялся, обнажая ряд неровных прокуренных зубов. Я, вдруг, представил, приедет он к себе в деревню, под Ухтой или Архангельском, грудь колесом и будет рассказывать, «да я ведь... я... там… огого... подо мной сто человечков бегало». Потом пойдёт в дом, да напьётся, и всю жизнь будет пить. А командовать будет, разве что, рядком пустых бутылок, да бедной Матерью…»
© Першин Максим, 2003
«Чёрный танец под звуки ТВ»
http://www.proza.ru/2003/11/17-08
«Вогулы были в Веселом Привале частыми гостями: приносили меха, выменивая на них порох и медовуху. Омка тоже нередко появлялась в поселении. Когда, направляясь к Ивановой избе, статная вогулка проходила по проулку покачивая бедрами, бабы ревниво шикали на мужиков, тянувших вслед шеи. На посиделках обиженные выбором парня молодки наперебой обсуждали Ванькину зазнобу, втайне завидуя ее красоте. «Ведьма, приворожила дурня!», - шипели старухи на завалинках, косо зыркая на усмехавшихся в бороды стариков.
Мужская половина Веселого Привала держалась на сей счет особого мнения: приголубить в лесу вогулку считалось для здешних охотников обычной забавой, доступной и безобидной. Большинство вогульских женщин легко соглашались, за малый гостинец уступая любой похоти. Но толи из зависти к Ивану, толи из озорства мужики, что побойчее, пытались подловить в лесу именно Омку; правда, уговорить красотку не удавалось никому: сильная, ловкая девка всякий раз убегала, исцарапав и покусав наглеца».
© И.Сухарев, 2003
«Алтын-гора Сибирская история»
http://www.proza.ru/2003/05/17-21
««Катафалк» трясло. Переправившись через реку, они не сразу нашли дом-интернат. Он стоял на берегу в живописном месте со всех сторон окруженный хвойным лесом. Федор вошел в двухэтажное здание, покрашенное зеленовато-бурой краской. В коридоре он встретил худых, каких-то черных, страшных людей. Старики играли в углу в домино, а старухи стояли и разговаривали. В нос ударил вонючий запах могильной гнили и плесени. От всего веяло чувством безнадежности, обреченности, покорности судьбе. Впечатление от дома-интерната было гнетущее».
«Если человек ничто, тополиный пух, пыль на дороге, то зачем жить? Жить, чтобы есть? Жить, чтобы потреблять? Дети? Вполне возможно, старший сын когда-нибудь отвезет его так же, как он сюда свою мать. Дорогу знает».
© Виктор Йог, 2003
«Пыль на дороге»
http://www.proza.ru/2003/03/22-14
«Ну, а когда нам хочется устроить небольшой скандалешник, мы идем в «кафе поэтов» на Старом Невском, где каждый желающий может озвучить свои опусы, я вылезаю на эстраду и начинаю эпатировать публику, читая, с подвыванием, свою «жёлтую лирику», написанную специально для подобных случаев. Ну, что-нибудь вроде:
«…Ты меня не бойся, - Я тебя не трону,
Не порву чулки твои из тонкого капрону,
Не схвачу за груди, что белее хлопка,
А глядеть лишь буду и глазами хлопать…» -
И ребята получают колоссальное удовольствие, наблюдая за вполне предсказуемой реакцией слушателей. Чаще всего это кончается тем, что нас просто силой выводят оттуда дружинники, причём, Геликон, упираясь, яростно ревёт: «Кабаны!.. Да что вы понимаете в высоком искусстве, кабаны?!..»»
© Владимир Безладнов, 2003
«Призыв»
http://www.proza.ru/2003/05/10-44
«Позавчера, к вечеру, приехали трое мордоворотов на какой-то заграничной машине. Поначалу то всё было путём: попросили продать трёхлитровую банку мёда, расспросили сколько мёда собирает за лето, а потом вдруг и заявили: "Вот что, Кузьма! Обижать мы тебя не будем и другим не дадим. Только треть сбора будешь отстёгивать нам. И живи себе спокойно. Ну, а если будешь ершиться - пеняй на себя. Спалим все ульи вместе с твоей избой"».
© Ян Кауфман, 2005
«Партизан»
http://www.proza.ru/2005/02/17-288
«А потом увидела я одну картину. Утро. Выхожу из дома и слышу шум, гам, галдеж, карканье, смотрю, стая ворон, все на одну ополчились. Собралось их, чтоб не соврать, штук пятьдесят или больше, сидели, галдели, потом сорвались вдруг, и давай ее бедную клевать! Ворона улететь пытается, а эти ее догоняют и клюют, и клюют, и клюют... Представляешь?! А она одна, помочь ей некому, никто не заступится за бедняжку, куда ей с такой толпою справится. Заклевали. В кровь, в мясо, в куски прям. Лежит трупик этот на асфальте, вороны, вроде, успокаиваются, а я встала, вылупилась на нее и стою, шелохнуться не могу - шок, ступор. Вот так и меня, думаю, заклюют...»
© Владислав Тарасенко, 2006
«Борщ или диалог женщины забальзаковского возраста»
http://proza.ru/2006/12/18-169
продолжение http://www.proza.ru/2010/07/12/607