Горячий песок Огурчинского

Виктор Квашин
Лето 1970 года. Старый СРТ водоизмещением 450 тонн, переделанный под научно-исследовательское судно с гордым названием «Экватор», крейсерским ходом в девять узлов бороздит зеркальные воды Каспия. Горячий воздух туркменских пустынь искажает горизонт. Жара!

Я, семнадцатилетний практикант, вполне довольный, что меня взяли в настоящий рейс гидрологом, глазею по сторонам. Горячая палуба подрагивает под ногами от вращения плохо отцентрованного вала. В тени рубки трое полуголых матросов пыхтят, пытаясь совладать с жестким стальным тросом, на котором они плетут гашу. Рядом с бортом то и дело появляются любопытные блестящие головы нерп. И как им не жарко в тридцатиградусной воде?

- Всем свободным от вахт и работ собраться в кают-компании! – звучит из динамика.
Наверно учеба, или политзанятия…

- Рейсовое задание изменяется, - говорит пожилой капитан. – Две недели назад на Огурчинский высадили бригаду для ремонта автоматической радиометстанции. Высадили на три дня, из-за штормов до сих пор не забрали. Поскольку мы тут рядом, нам приказано их эвакуировать. Вечером подойдем, рано утром заберем и будем убегать - прогноз плохой. Старпом, подберите людей. Боцман, подготовьте шлюпку. Все.

- Желающие по пляжу прогуляться есть? – спрашивает старпом.
- Я! – почти кричу я.
Он будто не слышит, отбирает матросов.
- У меня нога болит, - говорит один из них.
- Я хочу! Меня возьмите! – умоляю я.
Старпом критически оглядывает меня с ног до головы.
- Грести умеешь?
- Да! У нас практика была, и соревнования. На ялах-шестерках. Я загребным был…
- Ладно, ты тоже пойдешь.

Класс! Удача! Приключение! Любопытство разбирает меня. Пока капитан в кают-компании, поднимаюсь на мостик.
- Можно карту посмотреть?
- Смотри.
Посреди белого пространства с изолиниями и цифрами глубин – длинная желтая изогнутая колбаса – остров Огурчинский. И точно: «огурец». Поверхность – песок, ракушка, кое-где кустарник. Максимальная высота над уровнем моря – два-три метра. Здорово! Я на таком берегу никогда не был.

В сумерках стали на якорь. Уснуть не могу, долго пытаюсь рассмотреть в бинокль плоский берег.
- Ничего ты там не увидишь, - говорит вахтенный помощник.
- Почему?
- А там ничего и нет. Не так давно это было морским дном. Уровень моря опустился, отмель над водой оказалась. Завтра сам увидишь.

В шесть часов боцман поднял команду. Мы, пять человек «десанта», садимся в шлюпку. Изнуряющая духота к утру спала, на веслах работается легко. Ткнулись носом в песок, вытащили шлюпку не берег. Идем по песку неизвестно куда под меркнущими звездами. Начинает светать. На мне только брюки. Рубашку и матросские ботинки-«гады» оставил в шлюпке. Нежный прохладный песок приятно охлаждает босые ступни. Двухкилометровая прогулка налегке доставляет удовольствие.

На голом песчаном бугре домик, антенны, приборы. Два инженера-робинзона не ожидали нашего появления. Обрадовались. Начинают лихорадочно собираться.
- Наконец-то! А мы уже дней десять без харчей.

Вещей оказывается неожиданно много: кроме ящиков с приборами еще какие-то тюки, мешки. Наконец, все упаковано.
- Давайте к столу, ребята, - приглашают хозяева. – У нас кролик вареный, без соли, правда.
Мы воротим носы – кролик без соли не привлекает после сытной судовой пищи.
- Ну, как хотите. А мы еще не завтракали.

Выходим в двенадцать часов. Солнце почти в зените, палит неимоверно. Кажется, что кожа сейчас задымится. Мне досталась огромная матрасовка набитая разнокалиберным барахлом, страшно неудобная, постоянно сползающая со спины. Но главное – ноги! Песок раскалился до состояния сковородки. Не знаю, сколько там было градусов, но терпеть было невозможно. Закапываю ступни поглубже, чтобы хоть чуть отдохнуть – бесполезно, на глубине та же температура. Пока я, страдая, пытался как-то себе помочь, отстал от остальных. Матрасовка съезжает, ноги горят, еще и битая ракушка режет.
 
Это была пытка! Я вообще с детства не плачу, а тут, признаюсь – было. Не помню, как до шлюпки доковылял. Груз сбросил, и скорее в воду. Полегчало.

А наутро встать не смог – на ступнях настоящие волдыри от ожога. И страдал я еще неделю.
 
Славное приключение получилось. И урок добрый.