Везла мать,... сына домой

Степаныч Казахский
Или - «Белый ящик на зелёном поле».

Чем хороша моя работа, так это - периодически меняющейся задачей, поставленной перед вылетом в очередную командировку. Всего-то полмесяца назад возили геологов, жили в палатках и спали под открытым небом, а сегодня - тушим пожары, мотаясь по степям и перелескам.

Наш район работы "ста восьмидесятиградусный сектор", вокруг поселка Алексеевка, расположенного северней Целинограда в сотне с небольшим километров.
Живем на территории отделения "Авиалесоохраны", в небольшом одноэтажном домишке стоящем на краю огромной природной поляны, возле поселка. Сами готовим себе еду, сами - делаем «постирушки». Шесть дней работаем, седьмой - отдыхаем. Так положено. Ведь наше "рабочее время" строго нормировано и учитывается:  мы ж, авиация как-никак, хоть и малая. Мне нравится и моя работа, и этот полу-бродячий образ жизни. Особенно, когда видно воочию полезность применения вертолёта с его энергичным экипажем. 

Мдаа. А жара здесь стоит неимоверная! И мотаясь каждый день "на дымы" возникающие здесь и там, создается впечатление, что мы участвуем в странных и диких соревнованиях. Тем не менее - пока успеваем.
Ребята, наши десантники-пожарные очень шустрый и подготовленный народ. С какими-то хлопушками, резиновыми резервуарами с водой за плечами и насосом в руке бросаются в самое пекло. И ведь тушат, причем не всегда «в зародыше»: бывает такой факел взвивается в летнем небе, что мороз по коже идет! А они - спокойно и деловито идут в огонь, умело и сноровисто справляясь со стихией. 

Наша-же с вертушкой, задача: подвезти запасы воды, да высадить ребят, как можно ближе к пожару. Ведь бежать с тридцатью-сорока килограммами за спиной, им безусловно тяжело. Но мы приноровились, и понимаем друг-друга с полуслова. А результат, налицо - как говорится.

После очередной дозаправки и небольшой передышки, взлетели с площадки "авиаотделения" разворачиваясь на привычный маршрут облета. Увидели заходящий на посадку, на «наше поле», самолет Ан-2.
Слышим, говорит "Целинограду" в эфире: Такой-то борт, "санзаданием" сажусь в Алексеевке. Стоянка пять минут.
Но обычной в таких случаях машины скорой помощи, внизу - не узрели, и отправились на второй, изматывающий жаром и дымом рейс.

     Вернулись под заход солнышка, увидев посреди поля, там где садился Ан-2, какой-то огромный белый ящик.
Я передал диспетчеру: Конец работы на сегодня. План полётов на завтра прежний. До свидания!
- До завтра, конец связи! - ответили доброжелательно.

Мы сели, зарулили на заправочную стоянку и выключили двигатели. Усталость от напряженного рабочего дня давала о себе знать, нытьем поясницы и горящими подошвами ног, но предвкушение отдыха в вечерней прохладе совмещенного с лёгким ужином, настраивало нашу команду, на бодрый лад.Не торопясь собрали нехитрые вещички, вышли из вертолета, и побрели в «свой домик».

Странный ящик белел, отчетливо выделяясь, на ещё не выгоревшей и сочной от близости озера, траве поля. 

Почему-то чувство тревоги коснулось холодящей лапкой груди. Когда вошли в полутёмную комнатку нашего заказчика и хозяина авиаотделения - летнаба, то еле заметили там, темнокожую и сгорбившуюся женщину, почти старуху. Услышав шаги она встрепенулась, а я обомлел: перед нами сидела вовсе не старая женщина! Просто у неё был странный, землистый оттенок лица, и очень усталый вид.

Мы поздоровались, и она устало кивнула в ответ, а "летнаб", вдруг спросил:
- Скажите, это ваш гроб стоит на поле?
Меня как током ударило: Точно! Это же "цинк", обитый досками стоит на летном поле. Я ведь хорошо помню, как "они" выглядят, по армейским-то годам.

Выяснилось, после короткого и еле слышимого рассказа, что эта почерневшая от горя, женщина, мать привёзшая своего сына - бывшего танкиста, работавшего после армии "на Северах" и погибшего в перевернувшемся в воде тягаче. И у неё просто не осталось ни сил ни денег, на последнем отрезке пути домой. А осталось «им обоим», всего-то девяносто или сто километров до родного посёлка, с обычным русским названием.
Впереди - жаркая ночь в чужом доме для матери, и одиночество в поле, для сына.

Мы, не сговариваясь поднялись и на ходу бормоча "мол, скоро они с сыном будут дома" - выскочили из комнаты, рванувшись к вертолёту.
Запустив один двигатель, подруливаю к ящику боковой-задней дверью. Но «он» не хочет влезать, в небольшой салон вертолета - ни прямо ни боком. Снова выключил двигатель, и подумав, стали быстро сбивать доски, посчитав, что сам-то гроб по-меньше размером будет. И точно: вскоре с трудом - сначала боком, а потом - горизонтально, втиснули таки его, в салон вертушки.

Все желающие помочь на борт не помещались и оставив женщину, ребята понятливо отошли в сторону. Быстро отыскав на карте нужный посёлок прикинул: "Туда-обратно" сто шестьдесят - сто восемьдесят километров. Это около часа с небольшим полета, да там разгрузка три-пять минут.

Раздумываю: ...Говорить о моем взлете и полете с таким грузом, "Целинограду" не стоит, так как диспетчер получив доклад о конце работы на сегодня, передал всем службам и каналам, в том числе военным, информацию. А для того, чтобы вновь взлететь нужны веские основания. Что-нибудь вроде «спасения погибающих, доставки врача к больному или наоборот».

Вот и попробуй объясни диспетчеру, то, что увидел - вкратце и понятно. Ведь светлого времени осталось совсем мало, и назад наверняка придется идти после захода солнца, а это - сурово карается, если не было разрешено предварительно на "самом верху Аэрофлотовской власти". Так попробуй, до «неё» дозвонись, объясни, расскажи!  Как раз и рассветёт.

За годы работы в авиации я уже привык почти неукоснительно подчиняться её законам, большей частью написанных "кровью" работавших до меня. Но когда надо рискнуть, дела для - рисковал и буду рисковать. Не всегда ведь, есть время для согласований и одобрений, разрешений и подготовки. Да и, если всё "просчитать", подготовиться, аккуратно сделать и не лезть наобум, то риск сводится к минимуму.

Решено:  Летим молча, «по-партизански». Не выше ста метров над землей, что в центре Казахстана практически гарантирует быть невидимым, для локаторов военных коллег, ПВО-шников. 

Керосина в баке чуть меньше пятисот литров. Нам - вполне хватит.
- Ну, вперёд! На - восток.

...Когда пришли на место и стали заходить на посадку на окраине деревеньки, я понял, что «нарублю» сейчас здесь "много голов": чёрная туча людей, видно давно ожидавших моих пассажиров, хлынула навстречу.
Увернувшись от них, перелетаю через толпу, и быстро плюхаюсь на противоположной стороне деревеньки, споро выключив движки и затормозив бешено вращающиеся винты.

И вовремя, потому что в следующее мгновение волна людей нахлынула, и одним движением вынесла и гроб и женщину, из вертолета.
Не давая людям опомниться встав на пороге передней двери, кричу: Отойти вперёд и сесть на землю, чтобы всех было видно! Я очень-очень спешу.

Все присели на корточки окружив вертолёт полукольцом спереди. Немая картина перед глазами: Народ сидит молча, опустив головы и потупив глаза словно принимая на себя часть горя землячки.
Быстро как только мог, запустил двигатели, боясь, что кто-нибудь влезет в хвост или в несущий винт в этой кутерьме.
И точно! Оторопело вижу, как прямо на вертолет едет трактор с поднятыми кверху «вилами». Тракторист, видно засмотрелся, и катится не замечая вращающийся винт.

Отсчитываю убывающие метры глазами, чтобы успеть вырвать вертолет от столкновения с железом, так-как двигатели очень медленно раскручивают остановленный несущий винт.
Но под колёса трактору уже кинулся кто-то из опомнившихся мужиков, и обалдевший тракторист затормозил было. Краем глаза замечаю, что громоздкий механизм все-таки продолжает, медленно-медленно двигаться к нам.

Да только движки - уже набрали обороты, и свечкой ввинтившись в небо мы понеслись на пятидесяти метрах домой, вслед за скрывшимся за горизонтом светилом.

С чувством облегчения, словно попросил прощения у женщины, иду назад.
Зря только ребята с Ан-2 не сказали нам ничего. Не надо было бы сейчас гнать - в ночь и «по партизански». Ведь каждый час проведенный на такой жаре, для них обоих страшен. А мы с летнабом, смогли бы найти приемлемое решение, выбрав,"что главней" - сокрушенно качаю головой.

Ну да, дело сделано и мы - облегченно возвращаемся. Возвращаемся туда, где уже горят по углам посадочной площадки банки с тряпьём, смоченным в керосине, подавая мне "световой сигнал", да бродит ожидая вертолет, «летнаб», обнимая отмахивающегося и напряжённо вслушивающегося в сумеречную тишину, родного авиатехника.

Правду говорят: «Нет ничего хуже, чем ждать да догонять».
И нет страшней наказания для родителей, чем хоронить своих детей.