"Если найдётся в среде народа твоего
мужчина или женщина, кто сделает зло
пред очами Господа, Бога твоего,
преступив завет Его;
И пойдёт и станет служить иным Богам,
и поклоняться им, чего Я не повелел;
И ты узнаешь об этом, то хорошо расследуй,
если это точная правда, если сделана
мерзость сия среди народа Моего.
То выведи мужчину того или женщину ту,
которые сделали зло сие, к воротам твоим,
и забей их камнями до смерти".
ВТОРОЗАКОНИЕ Гл.17, п 2-5.
Люблю мальчишники. Только с умеренной выпивкой, и с людьми интересными.
Пригласил меня, как-то, к себе в гости на виллу знакомый, не очень давний. Знал я о нём только, что он биолог, доктор наук.
Сидим мы, значит, в полукруглой зале, на столе уже ополовиненная бутылка доброго коньяка, ну и закуска, кой – какая, немудрящая. Да не в ней дело, не в закуске, это женщины неправильно думают, дело в задушевности.
А за окнами арочными, Израиль плещется вечнозелёной листвой, да пальмами колышет, и волны подкатывают чуть не к самому подножью обрыва, где дом построен. Дом стоит на высоком берегу, и отсюда, кажется, что волн нет, а вода в море стоячая. Но плеск ритмичный, коль окно приоткроешь, не даёт обмануться. Да окно и приоткрывать опасно: вся ширь морская, неоглядная, вся сверкающая под солнцем вода, как ринутся тебе в глаза и в душу твою, так и забудешь сразу, о чём мысли твои были.
Беседуем так, о том - о сём, о жизни прошедшей, о биологии и теологии, и обратно. Зашла речь об Иудаизме и Христианстве, о крещении.
Вот хозяин дома Михаил и говорит:
- Работал я в Научно – Исследовательском Институте в посёлке Буерак, Ярославской области. В нашем институте парень один был, дружили мы, вот он и уговорил меня, еврея, покреститься, да и сам еврей, покрестился тоже.
- А как же еврей может креститься?- спрашиваю его, - ведь после этого он уже не может считаться евреем.
- Теоретически – да, поскольку, еврей – это не национальность, а вероисповедание. И в этом случае, оно меняется.
- И кем же тогда становится еврей? Русским, греком или сербом?
- В том-то и беда, что он остаётся в пустоте, и не может принять какую – либо национальность, поскольку не рождён в ней.
- Но ведь в документах должна стоять какая-то запись, - утверждаю я.
- В документах остаётся запись – еврей, то есть пытаются закрепить за этим словом национальную принадлежность, что невозможно. И это ещё раз доказывает, что еврей по рождению навсегда остаётся евреем. Даже если он перешёл в другую религию, это только внешнее проявление, а в глубине, по сути, он остался иудеем.
- А как же православные священники – евреи, - спрашиваю, - ведь, хотя это и редкое явление, но люди эти всегда глубоки, необычны и искренни.
- Вот эта двойственность, конфликт внешнего с внутренним, и порождает необыкновенные качества человека, углубляет его способности, заостряет ум, возвышает духовность и искренность. Такие люди притягивают к себе, часто обладают гипнотическими и лечебными способностями. А некоторые и скрывают, по возможности, свои еврейские корни. Но за это, за служение чужим Богам, всегда следует наказание. Почти все евреи-священники кончали жизнь смертью насильственной. Александр Мень - яркий тому пример.
Собственно, как ты знаешь, все первые христиане были евреями. На протяжении многих лет это была еврейская секта внутри иудаизма, которую не признавали ни иудеи, ни весь языческий мир. Первые христиане приняли множество страданий, поскольку, были рождены евреями. И лишь, когда они полностью отошли от иудаизма, эта секта стала расти и развиваться. Сам-то Иисус, рождённый евреем, никакого другого Бога, кроме иудейского не проповедовал. Может быть, только свыше было предопределено создание новой религии, и он был провозвестником её.
- А знавал ли ты когда-нибудь православного священника - еврея, - спрашиваю Михаила. Много ли их нам известно, кроме знаменитого Александра Меня.
- Да вот тот парень, о котором я говорил, он и стал священником.
У меня, вдруг отчаянно забилось сердце, сумасшедшая мысль пришла мне в голову.
- А скажи Михаил, как звали того парня?- спрашиваю я, и не дожидаясь ответа, - не отец Роман, случайно.
- Какой отец, Ромкой его звали, Ромка Березницкий.
Боже мой, неужели это тот человек, тот священник, который так сильно повлиял на меня в своё время. Я ещё не верил в это невозможное совпадение и стал выяснять детали:
- Он работал раньше в Дальневосточном институте, во Владивостоке.
- Да, оттуда и приехал к нам.
- А что он заканчивал, не Московский университет, случайно.
- Да, МГУ, получил диплом с отличием.
- Небольшого роста, коренастый.
- Ну, да.
Никаких сомнений быть не могло, это был он.
И мы начали, перебивая друг друга, рассказывать о тех периодах своей жизни, когда судьба свела каждого из нас с этим необычным человеком.
Сначала держал речь Михаил, поскольку, был с ним с самого начала:
- Понимаешь, он всегда отличался от всех окружающих, всегда искал что-то запредельное. Эзотерикой занимался, агни-йогой, ещё чем-то экзотическим. А семья была нормальная, жена вместе с ним в университете училась, двое детей. Однажды, совершенно случайно, он поехал с какой-то компанией знакомых в «Оптину пустынь», и после этого произошло чудо с ним. Он покрестился, а жена и была крещёная, потом и нас всех начал агитировать. А через пару лет поступил заочно в семинарию и приход ему дали. Вскоре я уехал, и что было дальше, не знаю.
Теперь и я начал вспоминать.
В середине девяностых, жил я в промышленном, новом городе, в самом центре Курской магнитной аномалии. К тому времени у меня уже было крупное предприятие и большой двухэтажный офис в центре города. И вот однажды секретарь мне докладывает:
- К вам пришли.
Тут она запнулась, и кто пришёл назвать не смогла. Дверь открывается и входит священник. Священник, как священник, сутана, борода окладистая. Но глаза…, из них какой-то внутренний свет исходит.
Часа два мы проговорили. Он стройматериалы на ремонт Храма попросил, и я пообещал ему, и, конечно, дал, но не только их. И в гости он меня пригласил, к себе в Храм.
В ближайшее воскресенье поехал я на службу. Церковь почему-то стояла на самом берегу водохранилища, в отдалении от деревни. Уже потом, когда мы сблизились и подружились, он рассказал мне историю Храма.
Строили горно-обогатительный комбинат и запрудили реку. Она разлилась. Деревню перенесли, а Храм не тронули, невозможно было перенести древнее каменное строение.
На Руси строили церкви с луковицами, а этот почему-то был шатровый, очень старый Храм. В восьмидесятых годах, на церкви ещё мало внимания обращали и решили, пусть идёт под затопление. Вода дошла до Храма и остановилась. Так Храм и остался чуть поодаль от перенесённой деревни. Деревня маленькая, полсотни дворов не наберётся, на самой окраине Курской области. Дорога поначалу грунтовая была, в дождь не проехать.
Вот отца Романа и рукоположили на служение в этом Храме. Храм в разрухе, ни икон, ни окон, прихожан нет, и денег нет.
Несколько лет, упорно и настойчиво, в дождь и снег, мотался он по дорогам двух областей на своей старенькой Ниве, просил помощи на Храм. И что удивительно, ему никогда не отказывали.
Когда я познакомился с ним, в Храме уже вовсю службы проводили. Там множество интересных и известных людей можно было увидеть, из дальних городов и весей, из Москвы и Питера приезжали, чтобы пообщаться с ним, послушать мудрость неторопливую, воды благодатной испить из чистого источника, самому очиститься, и уехать просветлённым.
У меня было хобби - любил роспись и резьбу по дереву, даже цех свой организовал, лучших мастеров с округи собрал. Свою Хохлому и Палех разработали, красотища была…
И резчиков по дубу человек десять набрал, и мебельный цех создал; резную, дубовую мебель делал.
Иконы писать я не рискнул, здесь особое благословение нужно и умение, а оклады к иконам и резной, дубовый иконостас для Храма, сделал.
Подружились мы с отцом Романом. Теперь я каждое воскресенье в Храме службу стоял, потом шли домой к батюшке, там уже матушка хлопотала. Народу много к нему приезжало, а ночевать негде было, домишко-то небольшой. Вот и решили мы двухэтажную пристройку сделать, и сработали её, и я там ночевал, когда за полночь наши беседы заходили.
О чём только мы не переговорили, спорили, иногда, только спорить с ним трудно было: ум и эрудиция, широта взглядов необыкновенные, и какое-то видение, далеко проникающее…
- Я, рассказывал о.Роман, - уже и кандидатскую защитил, но всё-время чувствовал что-то не то. Однажды, попал в «Оптину пустынь». Место намоленное, старцы там веками народ просвещали, последние десятилетия заброшено было это святое место, а когда я приехал, только восстанавливать начали. Там и духовника своего встретил, к которому сейчас езжу, когда требуется что-то решить, а как решить правильно, не знаю. Он мне всё расскажет и подскажет, старец весьма мудрый, далеко в глубину видит. От него и благословение на служение получил.
Когда сердца коснётся благодать, многие вещи открываются на другом уровне.
Родители о.Романа - крупные партийные работники, были в шоке от его такого решения: еврей, кандидат наук, перспективный учёный и, вдруг, православный священник. Да и лет ему было, когда рукоположил его митрополит, уже за сорок. Но не отторгли сына, смирились, видимо, сами вину свою чувствовали за измену Богу с компартией.
С такими людьми много чудес происходит. Вот, одно мне в память запало.
Работала у о.Романа бригада строительная, шабашниками их называли, но работали хорошо. Крышу Храма ремонтировали, и для этого нужно было железо оцинкованное.
О.Роман договорился с начальником строительного управления, что завезут оцинковку.
Осень уже заходила, сезон строительный сворачивался, рабочие домой собирались.
Неделя кончается, бригадир подходит к батюшке:
- Батюшка, нам сидеть без работы нет резона, нам домой уезжать надо, материала, как видно не будет, рассчитай нас, и мы уедем.
- Подождите до пятницы,- говорит о.Роман.
Вот и пятница проходит, рабочий день заканчивается, нет машины с оцинковкой. Да и не будет, наверное, кто это после работы в деревню технику погонит.
Поехал о.Роман за деньгами для рабочих, а сам чуть не плачет и молится сквозь слёзы:
- Боже, Боже, зачем Ты меня оставил. Во имя Твоё Храм восстанавливаю, дом Твой. Сил и трудов сколько положено, ужель допустишь Ты Храм свой без крыши оставить в непогоду, ужель допустишь разрушение святых икон капелью небесной.
Плачет так, и молится, молится и плачет. Подъезжает к Храму, а там во дворе стоит машина грузовая, а в ней железо оцинкованное. А вокруг машины прораб бегает, усатый, в кепке-аэродроме. Увидел о.Романа, подбежал, чуть не в ноги бухнулся:
- Прости, дорогой, мне ещё с утра начальник управления поручение дал. Но не мог я раньше, запарка такая была, объект сдаём. Хотел на понедельник эту поездку к тебе перенести, да и шофёр ехать отказывался, рабочее время вышло, но что-то заставило меня поехать, и шофёра смог уговорить. Даже и не представляю, как мне это удалось.
Посмотрел о.Роман на небо, на крест на куполе, перекрестился, молитву благодарственную Господу сотворил, да за дело взялся…
Эту, и множество других историй поведал мне о.Роман за нашими неспешными беседами. И давно известное, вдруг открылось мне с иной стороны, с какой я и смотреть, и думать не отваживался. Много дней потом, и много лет, вспоминал я эти его рассказы, и находил в них вновь какие-то чёрточки глубинные. И представлялся мне тогда мир, как единое, сотканное из душ человеческих покрывало, где ничего случайного не бывает, и каждый вздох, каждое движение, каждая встреча отзываются на другом конце мира, и возвращаются к тебе...
Потом уехал я из города и встречи наши прекратились, а позже узнал, что перевели его в город областной, в Собор кафедральный, да в звании повысили. И что он теперь лекции в университете читает на факультете теологии, по курсу «Наука и религия».
И даже написал целую серию статей по биологии: "Взгляд учёного на эволюцию и теорию Дарвина в свете Божественного творения".
Вот такой подарок подготовила мне судьба потому, как встречи с людьми этими редко случаются, а у многих и никогда, да и люди такие редки.
А знакомый мой, Михаил, всё мечтает увидеться с о.Романом, да вспомнить годы молодые в ярославской глуши, но сдаётся мне, что маловероятно это, жизнь, увы, не только разводит нас, но и делает другими.