Эмансипация и сюрпризы.
Друг наш - баламут и плут: тридцать с лишком и не жениться!? Конечно же, плут! При всём изобилии женщин в его-то жизни, для нас он, человек несчастный - у нас уже скоро внуки, а он всё никак, да никак!
У всех у нас семьи и, как раньше, когда хотел тогда и ехал на природу, теперь не поедешь - дела и обязанности семейные сдерживают даже и самых заядлых любителей таких выездов!
Но, хотя бы раз в год, да и собирёмся, и поедем, чтобы просто посидеть у костра, посмотреть в не городское небо, поговорить за жизнь и увидеть настроение своих вечных друзей.
Тут мы и пытаем Сашку: что с ним, да почему? Неудобно и трудно начинать такие разговоры, но, вдруг ему помощь нужна, совет какой: кто, как не друзья, может про тебя прямо тебе же и сказать, понять и правильно посоветовать?
Всегда сомневаемся: начинать не начинать? Может он сам какой-то дефектный, может потревожим чего: что-то личное, от природы и не для всех?
Санька умный, образованный и выдержанный, и язык на месте, такие ли речи двигает: а почему не устроится никак, хотя, если его послушать, вроде бы, как и хочет?
Вопрос ставим ребром и в лоб: а чего темнить-то? Мы ведь не на саммите, где слова говорят нужные и для всего мира - мы друзья с детства и на одеяле лежим, брошенном прямо на землю у костра, пьем водку и уху хлебаем!
- Чего же ты не женишься-то никак, Саня? Столько женщин вокруг тебя вертится, а ты всё никак, да никак? Чего-то особого ищешь? Не заблудился ли ты навсегда в этих бескрайних джунглях милых женщин? Они, Саня, по-своему все красивы и интересны...
Саня остановил наши бесконечные и обычные размышления про женщин:
- Да, это так! Но только откуда потом ведьмы-то берутся? - он засмеялся, хитро поглядывая на серьезных друзей. - Да, ищу, хоть это и не ваше дело, и вам легко говорить, потому что проблем нет: всё под боком, когда захотел и как захотел, так вот оно и всегда рядом...
Мишка засмеялся:
- Да, рядом! Только, то мигрень мешает, то перемена погоды, по природные особенности организма приспичили аж на целую неделю!
Сашка засмеялся, но продолжил:
- Да, особого я ищу, для нашего времени особого, а не таких, как все вокруг! Древнюю женщину ищу, такую, как Ева чтобы была, которая у Адама была.
- Вроде, как все такие: и яблоки на грудях и страсти пониже! - Мишка тоже - палец в рот не клади, он и пытает всегда Сашку, а я смеюсь с них, с обоих.
- Так, да не так: устарелые вы потому, что женатые! Толи вам повезло, толи наоборот, что раньше меня вы всё успели? Скорей всего, повезло вам и я рад за вас!
И понёс, травить, почему он воздерживается от этого шага, который на всю жизнь:
- Вот, в последний раз: лежу на диване, ноги кверху, кровь чтобы сошла, потому что работа весь день у меня вся на ногах была, присесть некогда за всю смену было. Потряс головой - из уха закапало, да и из носа, вроде? Растер на пальцах, то что капает, запищали спермаживчики, понял, что на волю просятся и места им во мне не хватает уже...
Артист он и юморист, за что, видать, его женщины-то и любят, а мы ржали, пока он прикуривал, а потом ржал вместе с нами.
- Собрался я в прилично и пошел в город, привести какую-нибудь «уборщицу-утешительницу» этих, беспокоящих и невидимых простым глазом, зудячих гадов. Зашел в первое кафе - нет таких! Таких я «стригу» сразу: опыт, накопленный десятилетиями и если каталог составить, а я их всех помню, я всех их любил, то этот каталог потолще «Войны и мира» будет - только национальностей штук двадцать! Вначале этого каталога и были бы настоящие женщины - те, ещё ранешные, неиспорченные временем. Упустил я момент и не женился тогда, когда вы, а вот теперь, жалею - все женщины стали одинаковыми, похожими друг на дружку, не то, что тогда: какую не встретишь - самородок!
Он опять смеялся и, казалось, что и не врал - хорошо сказал слово «самородок», от души!
- Во второе кафе зашел, в третье, наконец, вот она: сидит, курит, вино пьет и на меня выставилась - то, что мне и надо!
Мы порадовались за него, а он хитро и таинственно заулыбался:
- Теперь, слушайте, что я вижу:
- Майка белая, как мужская, с лямками и вырезом - вот-вот яблоки повыкатятся, над ней черная, как смоль, волосатая голова! Тело, чересчур загорелое под искусственным светом и правильными кремами, выдает неестественность. Синие глаза, скорее всего цвет вставленных на вечер цветных линз, синие веки, хлопающие сантиметровыми ресницами, через правую ноздрю, в слегка загнивающий прокол, продето кольцо: вот этого я не люблю, когда в носу, потому что в носу самые глубинные жировые поры и тут всегда гниет и плохо заживает, но привык, меня даже и не тошнит уже.
Дальше: надутые силиконом, черным крашеные, губки-губищи - на верхнюю посажена черная мушка. Явно выправленные корсетом, выращенные в неволе, белые зубки до того блестят белизной, что даже последний Шрек позавидует! На плече тату - роза трехцветная...
Сашка передохнул, раскурив сигарету и презрительно глянув на раскрывшего рот Мишку, продолжил:
- Но, я купился на майку и надпись на стороне грудей, сделанную по-английски: «Кряканье утки не имеет Эха!». То, что утка крякает, а эха не дает, я это давно знаю, и почему так, никто не знает. А о чем же это говорит на майке-то? Ничего не понял, а тут она покосилась на меня, заметила и повернулась, а сзади еще надпись: «Мой друг на два дня за городом!». Про утку с эхом я не понял, но тут понял, что это - объявление и скучно ей без уехавшего друга. В общем, подсел, присел итд, итп - оказались через час у меня дома...
Тянуть сейчас не принято, она и говорит:
- Вдруг ты мне в интиме не понравишься, так можно еще назад, в кафе успеть вернуться...
- Ну, ты и оторву нашел! - Мишка, очень внимательно слушавший весь монолог, перебил разоткровенничавшегося Сашку. - Это же панкуша? Панк! А зачем возвращаться-то?
- Дурак ты, Миша! - обиженно сказал Сашка. - Но, люблю я тебя за твою прямоту и нетронутую временем и городской жизнью крестьянскую простоту - это, Миша, нормальная, эмансипированная, современная девушка: ей лет-то, всего двадцать три и что такого если кольцо в носу? И это, Миша, я не вру, вот такие сейчас девушки и хоть одну деталь от этой, да и найдешь ты в любой!
- Ну, ладно... - пробурчал ошибшийся, отсталый от времени Миша. - Я не про кольцо: дальше-то что было, поехали или назад пошли?
- Поехали, на диване... Схватил я соску и почувствовал себя нашим колхозным жеребцом-производителем: у нас ему узду надевали, железо в рот, когда к лошади в стойло вели, буйный он был. Погремел я этим, похожим на спичку пирсингом по зубам своим, выплюнул и взялся за вторую сторону: а там, тоже пирсинг, но уже, как кольцо - еще хуже стало, взял и включил свет...
Мишка замер и сократился в шее, наклонившись и открыв еще шире рот.
- Она мне говорит, ничуть не смутившись этого света и удивленного меня, увидевшего, что голова у нее стала белая и лысая: я даже подумал, что на оперированного транса-пидора нарвался - морда пацана и даже где-то я такого видел.
- "Ты тоже любишь при свете?" - заявила она и, не выслушав меня, стала греметь металлическими шариками на языке, о собственные зубы, зачем-то выпуская слюну на мою голову, уткнувшуюся носом в ее грудь...
Сашка замолчал, вроде бы набирался сил, как спортсмен для прыжка, а Мишка тер ладошкой голову, будто бы растирал воображаемую, капающую на нее слюну этой оторвы.
- Я промолчал, но лучше бы свет не включал: в лебяжьей канавке, самой привлекательной божей черте женщины, сидел возле норки, затянутой паутиной, огромный, огородный тарантул с длинными, полосатыми лапами и большущими глазами смотрел прямо мне в глаз! Эта наколка напугала меня своим натуральным живьем - мастер-искусник делал! С испугу, я пополз вниз: над пупком, пробитым пирсингом, похожим на миниатюрную гантель с шариками, такие у меня в детстве были, надпись - остановился, читаю, опять английский: « Начал здесь и пошел...» и стрелочка вниз? Пошел по стрелке вниз, над лобком снова тату: орел раскинул узкие, длинные крылья до самых торчащих тазовых косточек, прямо как живой, вот-вот полетит или уже летит. Дошел до абсолютно лысого лобка с надписью над входом: «Добро пожаловать, гусар!»
Раскрывший рот, напряженный, затаивший дыхание Мишка, выдохнул и нервно захохотал:
- Хорошо тебе, ты английский знаешь! Я же говорил, оторва? Ну, разве на такой женятся? А как она теперь детей-то будет кормить, если у нее соски пробитые и в дырках все?
- Не знаю я, как? - Сашка что-то собрался доказывать Мишке. - Да они сейчас и не рожают так, как Богом положено - через резаный живот, Кесарево, ребенка вынимают и кормят его искусственно: фигура испортится, титьки отвиснут и еще что-то будет - искуственное кормление сейчас и оно, будто бы еще и лучше, чем естественное и муж рядом сидит и наблюдает за рождением. Ты, Мишка, как Чапаев, вопрос задал Петьке, когда тот с Марса вернулся: - А бабы там, как?
- И что сказал Петька? - Миша оживился, встрепыхнулся - любит он Сашкины анекдоты, хотя и плюнул оттого, что муж сидит и наблюдает, как его же жена ему же и рожает!
- Сказал, что красивые, фигуристые на Марсе женщины, но вот, никак наши - титьки у них сзади. - Да как же они детей-то комят? - вскричал Чапаев. - Не знаю как, не видал я, - сказал Петька, - а вот танцевать с ними приятно! - Так и ты, Миша, «как она будет детей-то кормить?»! Ты бы лучше подумал: а они у нее вообще-то будут? Она их и не планирует, вроде, а вольно и для себя живет, и наука движется вперед, и кому-то уже и титьки мешают: зачем они ей? Мешки она давно не таскает, детей рожать не собирается и недалек тот день когда и их на спину переселят!
Сашка ржал, закатывался!
Миша тоже посмеялся, но немного и только над чапаевским Петькой, потому что понял, что над ним, отсталым, Сашка смеется, но потом дернулся, будто бы что-то забыл, лег на спину и зарассуждал, уставив свои черные глаза в черное небо:
- Вот дуры: через живот, искусственное кормление, фигура испортится... Вот у меня, Галка рожала, без меня конечно, кормила потом всегда грудью и фигура - балерина! С недельку дома пробыла, снова начали, она и говорит:
- Вот, когда Сашеньку рожала, вот это был оргазм, от счастья, что вылез он! Эти, что с тобой, пустяк, четверть от того счастья - снова хочу и, наверно, рожу еще одного!
Миша спустился с небес, понял, что разговаривает сам с собой, а вокруг ухмыляющиеся рожи, от его откровений, заторопился, сел, и вернулся к основной теме снова:
- Ну, так ты ее того или не того? Ну, эту, оторву-то? Я бы не стал, напугался бы сразу: а вдруг еще и заразная? Именно в случайных встречах вся зараза и сидит. Нее..., вокруг СПИД и вообще, всякая зараза: как хорошо, что я давно женился! У нас тогда нечего было бояться, только триппер иногда, да сифилис ходил, но они лечатся. Сифилис - редко, он, как эпидемия приходил, про него сразу в газетах писали, чтобы пивные кружки хорошо мыли в пивнушках, руки с мылом после выхода в город, а так, тихо было и никакого СПИДа - культура половых отношений была! Никаких голубых и "трансоформеров" не было, ни этих не было, как их? - Миша поскоблил макушку, видно вспоминал. - Лесбиянок и онанистов! Онанизм был постыдным делом, никак сейчас, вроде бы даже и полезное занятие. Давай, лучше выпьем, Сашка, а то меня от заразы и онанистов тошнит, я же брезгливый!
Выпили. Всезнающий и просвященный могучим, сексуальным опытом Сашка, зафилософствовал:
- Самоудовлетворение - это вред! То, что он не вредит и даже полезен, придумано для того, чтобы снизить количество сексуальных преступлений в Америке. Это они придумали, с подачи немцев, проводивших какие-то бессмысленные исследования на эту тему - деньги им некуда девать! Да, преступлений стало меньше, но стало больше импотентов, хоть мужчин, хоть и женщин в самом продуктивном возрасте, в сорок лет! Истязая себя с детства, молодежь порой и не знает, где у противоположного пола что находится и для чего оно есть? Случаев полно, могу рассказать.
- Ты, лучше, закончи про ту, которая оторва? Чем кончилось-то? Ты как раз уже у конца был, у самой цели. - напомнил ему Миша.
- Ах, да, «...того или не того», как ты говоришь? Так вот, не того мы! В прорези, с почти коровьими, растянутыми губищами, торчал маленький клитор, с таким же вбитым кольцом-пирсингом, как и в груди - веревку привязывай и вешай, как раз центр тяжести! Во вход что-то вшито: что это такое, я ещё не знаю, но встречал уже, по пьянке было и не понял, что это и для чего и неудобно было спросить у Ёськи-гинеколога, что это за новый прибамбас?
- Во, блин, девственница что ли? Искусственная что ли? И так бывает?
- Девственница - давно не показатель целомудренности и честности: Еська, за восемьсот евро, из многодетной старухи такую ли девственницу смастрячит, что сам Бог ее от девочки не отличит - руки у него золотые и через три дня может уже под венец идти, непорочною!
- Осподииии! - перекрестился неумело неверующий Миша, - у меня ведь Танька уже заженихалась и я ведь не смогу её проверить, что у нее и где. Осподи, хоть бы мать-то чего не прозевала...
- Мишка, ну? Потом Сашка вырастет и чтобы не наткнулся на такую, искусственную девственницу снова переживать будешь? Ты не перебивай и не переживай - время такое! Девка у тебя натуральная, без искусственных приемов выращенная - внуки у тебя будут красивыми, без сюрпризов! А то, сейчас бывает, родится ребенок - сюрприз эмансипации: кривозубый какой-то, глаза цвета скисшего молока, никак у мамы карие, сразу с проплешиной и ни на кого не похож? Ты помолчи, а то с мысли сбиваешь. Так вот, с этим, изобретеньем новым: помню, что толкали вдвоем и мучались от боли. Но, самое непонятное с этой оторвой, Миша - сухота там... Ей ведь двадцать три? Мужчина новый, неизвестный, прополз сверху до низу, всю обслюнявил, а ей хоть бы что. Это что, нет желаний? Или они притупились от лишних излишеств?
- Дааа... - Миша, ухмыляясь, недоуменно снова чесал макушку и крутил головой. - В двадцать три, мы с моей не знали какие бы тряпки под себя подстелить - заливало и память теряли. Да и сейчас не жалуемся! Нет, хорошо, что я тогда еще женился! А вы что, так и не смогли что ли? Так и пошли что ли? Снова в клуб что ли отправились?
- Тюбик у меня был, со спецгелем, а куда он делся, не помню. Может кот мой им игрался, было уже такое, забыл я его под матрац сунуть, он его потом под койку загнал, а тут и под койкой его не было, обыскался, а без него, никак. Она заклацала своим языковым пирсингом опять по зубам: скребучий какой-то пирсинг у нее был, нешлифованный что ли? Да и вообще, я не знаю, для чего такая женщина вообще есть, и чего она хочет от такой жизни? А где взять ту, что натуральная, такая, какой ее Бог создал - ну, нету же их! А вы, все время трындите: когда, да когда ты женишься?
Миша сочувственно наливал в стаканы, даже вытер глаз, будто бы проникся горем товарища и сказал загробным голосом:
- Всё равно где-то есть: надо её искать, наверно, Саня, а не на каждую встречную-поперечную? Женщины, они все разные: хорошие и плохие, с железом и без железа в грудях, с татуировками и без, есть приятные, а есть, что и не побрезгаешь: тебе какую надо-то? Ты душу и сердце ищи, Саня, это поважнее!
- Расстроился что ли, заныл? - Сашка недовольно всунул в рот сигарету. - Моя проблема, а тебе, вот, про женщин история, чтобы повеселел, про разность их и брезгливость, и не брезгливость. Старое, но, правда, современная тема: мать дочке говорит: - Три года прошло, мы внука ждем, а ты доча всё никак, да никак? Я тоже боялась, но тебя ведь смогла? - Мам! - говорит ей дочка. - Ты, наверное, крепкая женщина и не знаю, будут ли у вас внуки когда-нибудь вообще, я ведь эту гадость никак проглотить не могу...
- Подлец! - закричал Мишка, а Сашка подумал, что он на него так, подскочил и отпрыгнул от него в сторону. - Да не ты, а этот дурик, муж ее! Что, все три года? Может правда, как ты говоришь, некоторые не знают, что у бабы вообще что-то есть? Вот, осёл!
Сашка сел снова, Миша выпил, закусить собрался, а он рассказывал снова: - И другая, небрезгливая, выплюнула всё изо рта в ладошку, прямо горячее, и говорит, глядя ему в глаза: - Слышь, ты, гусар? Если ты еще и заразный, с..., я тебя, падлу, найду и уничтожу! - И, швырк, то, что на ладони было, только зачмокала!
- Подлец! Меня сейчас вывернет, что ж ты под руку-то? Это вам, врачам, ничего не стоит покойнику желудок вскрыть и холодные макароны из него выжрать!
- Да ладно, Миша, скажешь тоже, холодные! - Сашка стоял в двух метрах от него и издевался. - Мы их из бабушек берем, у них зубов нет, желудок плохо работает, макароны прям целенькие лежат, как в кастрюлке, их и подогреваем: глотаем, потом два пальца в рот и тебе на тарелку! Горячие они, с подогревом...
Сашка кинулся совсем убегать, Мишка догонять, но, вроде, обменялись пинками, перехлопались дружески, успокоились и сели снова разговоры про искомую жену водить.
Миша уже хорошо поддал, подавлял тошноту от сашкиных анекдотов, а тот будто бы и не пил:
- К концу лета поеду в деревню и может быть там найду женщину нетронутую извращениями цивилизации...
- ...с длинными волосами и шерстью, и "...подмышками всё взопрело"! - продолжил теперь Миша, подкалывая Сашку. - С крутыми рабочими бедрами и широкоп....ю!
- Я не брезгливый, а ты, поработай в деревне, на сенокосе или уборке в жару и сухоту, так и не в подмышках взопреет, но и с ... твоей закапает - я ведь там вырос и знаю это. А мне нравятся женщины с крутыми бедрами и, как ты говоришь, широкоп...дые - мучится не надо с гелями, ни туда, ни сюда, так и должно быть! И, как знающий физиологию, могу сказать, что эти органы, через месяц-другой, друг к другу приспосабливаются: и сужаются, и расширяются, и даже удлиняются, и с такими, привыкшими органами, чем больше, тем больше охота! А шерсть, если она есть и «поперек горла тебе стоит», долго ли от нее избавиться? Может быть она и должна быть такой, с шерстью, моя Ева, и без всяких современных прибамбасов, которая родит мне не сюрприз, а то, что похожее на нас обоих будет?
- И женишься? - Миша, как и в прошлый год, не веря, выставил на Саньку хитрые глазки.
- Как только такую встречу - сразу! В этот год мне должно обязательно повезти...
***
Сашке не повезло. Прошел год и мы опять лежим на том же одеяле, на том же месте, у того же костра, смотрим в ничуть не изменившееся, черное небо и ведем будто бы другие разговоры про то, как Сашка найдет себе нетронутую эмансипацией женщину и женится на ней. Грустно, но, иногда, смеемся мы с Сашкиных анекдотов и рассказов о случаях из его холостяцкой жизни.
Он хороший рассказчик, симпатичный человек, смеется тоже, но не так, как мы - мы свободнее и веселее: мы женились еще тогда и у нас скоро будут внуки похожие на нас, не попавшихся на удочки этой, современной эмансипации!
Иван Атарин.