О романтике

Вадим Фомичев
- А говорил "романтик", - разочарованно подытожил Робот Вертер и всадил Коле Герасимову под ребро заточенное древко швабры. Худощавое тело школьника рухнуло на пол. Бутылки из-под кефира выпали из авоськи и разбились, вызвав оглушительное эхо в пустынных коридорах Института Времени. "Цирк на льду не хочешь, роботов-гитаристов не хочешь..." - бормотал Вертер, оттаскивая Колю в утилизационную камеру.

Вертер тщательно оттер тряпкой пятна крови с белоснежной искусственной кожи рук и критично осмотрел свой блестящий костюм, не осталось ли где следов биологической жидкости этого презренного юного материалиста. Все чисто. Шаркая ногами, прошел в Комнату Архивов. Посередине комнаты, освещенный лампой дневного света, стоял высокий столик с раскрытой шахматной доской. С Вертером в редкие свободные минуты поигрывал директор Института Литвак. Эта партия, которая длилась уже несколько недель, клонилась, к плохо скрываемому удовольствию Вертера, к его безоговорочной победе. Радовался робот и оттого, что вечно спешащий Литвак также был человеком прагматичным и предельно критично относящимся к современному искусству. "Другое дело спорт!" - наставительно изрекал тот, съедая пешку. "Х*ёрт" - мысленно отвечал Вертер, мстительно ставя конем вилку между слоном и ладьей.

Вертер достал из ящичка бокового столика ветхий блокнотец, оставленный кем-то из пожилых профессоров на конференции по проблемам тайм-трэвеллинга. Робот заботливо хранил его и все пытался дописать поэму в старательно разлинованные страницы. Вертер выудил из внутреннего кармана старинную ручку с чернильным стержнем и задумчиво пососал ее кончик. Конечно, у Вертера не было слюны, и жест этот впрочем был подсмотрен, но робот тщеславно полагал, что он изрядно его очеловечивает.

Блокнот привычно открылся на развороте. На верхней строчке идеально ровным почерком Verdana, который Вертер предпочел использовать для заголовка, стояло обращение ПОЛИНЕ.

Полина... Строгая и недоступная. При этом - бесконечно женственная и хрупкая. Только она одна во всем Институте могла сподвигать Вертера ежедневно включаться после ночного standby и составлять смысл его унылых перемещений по зданию по заданному маршруту в надежде случайно увидеть ее. Вертеру было неприятно встречать ее, беззаботно щебечущую с другими сотрудниками Института. В такие моменты он сердито кричал "Тут не ходите, я полы помыл!" Но когда он замечал Полину, задумчиво смотрящую в окно, он как будто зависал, борясь с желанием подойти и заговорить с ней, и одновременно не зная, о чем. Так и стоял, пыхтя и ругая самого себя за нерешительность.

ПОЛИНЕ. Вертер походил по комнате, пытаясь найти слова, способные вместить в себя всю бесконечно сложную матрицу своих поведенческих алгоритмов, которые он мнил собственными эмоциями. Слова, которые смогли бы описать, что она для него, какая она, когда она... КОГДА ОНА! Вертер улыбнулся. Расправил лист блокнота и, выбрав шрифт Century Gothic, вывел Когда она. Написав, с удовольствием отметил идеальное расстояние между буквами. Когда она. Вертер вновь задумался. Когда она - что?! Робот вновь сунул кончик ручки в рот и затоптался на месте.

Когда она... Когда она... Когда она... Когда она...

Вертер отчаянно скрипел процессорами. Но ничего не мог придумать. Увы, у него был крайне узкий ассоциативный ряд, и программное обеспечение не предполагало наличия столь активной речевой и интеллектуальной деятельности. Вертер в отчаянии запустил ручку в стену.
- Говно! Говно! Говно! Говно, ****ь! - вскричал робот, сметая со стола шахматные фигуры. Короли и пешки звонко падали на пол.

Вертер бросил блокнот в мусорное ведро, в ярости схватил швабру и вышел из Комнаты Архивов. По темным коридорам разнесся звук шаркающих шагов.