ГЛАВА 50
…Очнувшись и открыв глаза, первое что увидела, была черепаха: перевёрнутая на спину, без головы.
Я лежала на траве, надо мной стояла на коленях Услада и тихо плакала. Рядом с ней застыла гигантским гвоздём Спица. У меня слегка кружилась голова, подташнивало, но в целом чувствовала себя неплохо. Предплечье ныло. Глянула: часть доспеха срезана как бритвой, в центре дыры, там, где ныло, к коже прилеплена нашлёпка из сизой кашицы.
- Как наши дела?
Услада в последний раз всхлипнула, размазала слезы по щекам:
- И хорошо и плохо.
-Что плохо?
- Акине ожгло лицо,…и глаза больше не видят…
-Жаль. Где он?
Услада глубоко вздохнула, вновь всхлипнув, махнула в сторону леса.
-Миш прикладывает травки, боль унять…
-Больше ничего плохого?
-Нет. Остальное хорошее.
Хорошее, разумеется, то, что разрыв-трава у нас, что я отделалась небольшим ожогом. Услада по совету Миш приложила к ране пережёванную траву гониболь.
-А ящерка?
-Где-то кормится. Сказала: так проголодалась, что едва на лапах держится…
-Бывает. Ладно, подъём,- ухватилась за Спицу, резко встала, и опять натолкнулась взглядом на труп черепахи. С укоризной глянула на Спицу: - Обязательно было убивать? Могла ведь просто оглушить. Пусть бы жила себе и дальше. Вдруг ещё понадобится разрыв-трава…
-Ящерка лазил в нору. Там яйца, много, в прелых листьях. Жарко, говорит, как в бане.
-Что ж будем надеяться, что черепашки выживут без матери. Показывай где старички.
Людики стойко переносили несчастье. Ни ахов-охов, ни слёз. Дедулька полулежал на поваленной берёзке, а Миш жевала какие-то листочки и поминутно накладывала бляшками кашицу на его лицо.
-Как вы?
-Благодарствуем,- ответила Миш, вынув изо рта очередную порцию »зелья».
-Мне очень жаль, что так вышло…
-Не казнись,- подал голос Акиня.- Сам виноват: осторожничать надо было, а не.…Ведал ведь, что плюётся ядом.…Думал: увернусь…
Миш протяжно вздохнула:
-Старой, что малой… - проворно сняла подсохшие бляшки, и я увидела ужасные последствия яда: глаза выжжены, на лбу, у основания переносицы, на щеках и часть носа точно хищные зубы выгрызли ямки.
Услада ахнула, торопливо прикрыла рот ладошкой, на глаза вновь навернулись слёзы. Меня же передернуло, так что защемило сердце. И тотчас вспомнилось, что похожие раны-язвы я уже видела - у Бакуни. Она была в худшем состоянии, однако мне удалось возродить её заново. Может, и дедульку получится, только…
-Послушайте, что скажу. Мне надо спешить, сами понимаете. А вы подождите меня у Дикуши. Я обязательно вернусь и чем смогу помогу,- повернулась к Усладе:- Где трава?
- Здесь,- приложила руку к груди.- Я в лопуховый лист завернула. Варя,…а можно с тобой?
-Почему нет, конечно, можно. Только спокойной прогулки не обещаю.
- Пусть. Сдюжу.
-А меня?- ухнуло над ухом.- Меня здесь оставляете?
-А это как сам пожелаешь.
Небо куксилось, куксилось, и, наконец, пролилось обильными горючими слезами. Казалось бы, ничего особенного в этом нет: обычное атмосферное явление, в этих широтах летом дожди просто обязаны идти.… Но с этим дождём было что-то не так. Я снова и снова успокаивала, убеждала себя, что элементарное совпадение и глупо себя накручивать…
Первой странность приметила Услада. Едва Спица отсекла неугомонной черепахе голову, как тотчас небо затянулось серой пеленой. Услада хотела всех обратить на это внимание, но в тот момент было не то того: я в отключке, Акиня метался в горячке, и Миш с Усладой ходко челюстями творили целебные примочки. А ящерка вообще сказался жутко голодным и отправился подкрепиться.
А небо между тем мрачнело. Вскоре Усладе стало казаться, что на нас неумолимо надвигается плита, грозя расплющить в лепёшку. Помимо страха, сердце и душу заполнили до краёв незнакомые чувства, пропитанные щемящей болью.
Тут я пришла в себя, и неприятные ощущения Услады несколько отступили. Всё вернулось в тот момент, когда я сказала:
- А это как сам пожелаешь.
Услада вновь, с ещё большей силой, ощутила давление сверху и жгущую нутро боль. Но теперь это почувствовали и мы, кто-то слабее, кто-то мощнее. Даже ящерка, застонав, с тревогой глянула в небо. А оно напоминало замутнённый влажный от слёз глаз. Впрочем, это лишь мне так виделось. Я, как и Услада, ощущала давление надвигавшейся незримой плиты и острую боль в сердце. И ещё… огромное чувство вины. Словно я нечаянно смертельно обидела, нанесла урон незнакомому человеку, и вот стоит он передо мной, убитый горем, едва сдерживает слёзы. А я ничего не могу поделать, не знаю что сказать: слова колючим комом застряли в горле, чужая боль как своя терзает нутро.… Хочется выкрикнуть, выдавить: »Я не хотела! Без умысла случайно так случилось…» Но я молчу, поникшая, подавленная полуоглушённая болью…
«Ладанея! Что происходит? Это чьи-то чары?»
«Горе матери…»- обронила глухо Ладанея, причём дрогнувший голос прозвучал не где-то внутри меня, а в районе ушных перепонок, как если бы в ушах были наушники. Почти так же я слышала голос Кавардака-Вадима.
«Чьей матери? И причём тут мы?»
Ладанея тягостно помолчала, затем печально проговорила:
«Ты убила Ласку. Последыш, любимица…»
«Что за глупости?! Никого я не убивала!»
«Ласка была в личине жерлы…»
«Но…это не я! Это Спица…»
«Для Марцаны это твоё оружие…»
«Ничего себе! Я не согласна! Нет и нет! Как меня убеждают, ты избрала меня, наделила этой кровопийцей,…а расхлёбывать значит мне? Так да?»
«Не так. Погибель Ласки не ставят тебе в вину. Ты можешь продолжать свой Путь. А гнёт вины исчезнет…»
«Когда?»
«Как только покинешь это место,» - голос Ладанеи удалялся, точно громкость в наушниках убавляли.
« Постой, погоди! Может, знаешь про ящерку?»
Не успела: звук убавили прежде, чем я закончила фразу. Все попытки докричаться оказались безуспешными: «наушники» молчали.
Шесть пар настороженно-вопросительных глаз уставились на меня.
-Нехорошо получилось…- с трудом сквозь сухость горла прорвались слова.
-Мы зрим и слышим,- сказала Миш, по-детски жалостно вздохнув.
-Токмо не ведаем, что сие значит,- просипел Акиня.
Те же слова буквально читались в глазах Услады и в бусинках ящерки.
-А значит сие то.… Эта жерла…не просто жерла, а обращённая в жерлу Ласка, последняя дочь Марцаны…
Людики горестно всплеснули ручками, Миш захлюпала носом. Услада замерла, как замороженная с открытым ртом. И лишь в живых глазах плескались слёзы.
-Вот такая неприятная история,- продолжила я.- То, что мы испытываем,… это боль матери коснулась нас.…Потерпите: уйдём отсюда, и её влияние пропадёт. А сейчас надо бы похоронить…Ласку… по-людски…
-Не помню!- надрывно вскрикнула ящерка.- Знакомы имена,…а не помню, кто есть кто…
-Успокойся, мы в похожем положении. Я тоже многое не помню. Виновники у нас с тобой одни.…Да, как-то нехорошо, что ты без имени. Сам выберешь или наречь?
-Нареки, сделай милость. Сочту за благость.
-Хорошо, только без обид.
Не знаю, почему, но в эти горестные минуты вдруг подумалось о папке, чётко увиделось его печальное лицо, застрявшие слезинки в усах и бороде, побелевшие губы, произносящие: »Варюшка, где ты, ребёнок? Сыта ли? в тепле?..»
-Фёдором будешь. Федей. В честь моего отца.
- Ф е д я,- произнесла ящерка по буквам, точно конфетки-горошинки во рту перекатила. - Благодаренье тебе, Ладушка!
- Зови просто Варя.
Федя хотел что-то сказать, но осёкся: внезапно пахнуло лёгким жаром, а метрах в пяти от нас почти касаясь земли, повисла белая дырчатая занавеска. Сильно походила на тюлевую. Неощутимый ветерок колебал ее, образуя волны и складки. »Занавеска» посекундно меняла окрас и плотность. Менее чем через минуту она стала плотной нежно-сиреневой завесой. И в центре её как трафарет проступал силуэт животного. Странное дело: в глаза не видела такого зверя, но почему-то твёрдо знала - это росомаха.
Не знаю, прихоть ли Богов, или уже люди наделили их этой особенностью, но, как известно каждый Бог и каждая Богиня имели определённую личину животного, в которой чаще всего и являлись пред людьми. Чаще всех использовал личину Велес (или Волос) - медведя, реже всех - Сварог и Перун. Таже Ладанея в образе белой кошки…
Взглянув на изображение росомахи, я каким-то образом сразу поняла, что Дух Марцаны прибыл к месту гибели обожаемой дочки. Осознав это, я тем паче почувствовала боль и вину. И меня будто подтолкнули в спину: шагнула к «занавеске».
- Извини и прости меня, Марцана. Я понимаю твоё горе, и поверь, всем сердцем разделяю твою боль…
«Занавеска» колыхнулась, пошла рябью - изображение росомахи стало объёмным и перестало быть изображением: в нежно-сиреневой дымке стоял живой зверь. И пристально смотрел на меня.
-Прими мои искренние соболезнования. И не беспокойся: мы позаботимся о Ласке, не оставим на растерзание.…Похороним, как полагается…
Росомаха продолжала смотреть, и её взгляд казалось, просвечивал меня насквозь, как лучи рентгена. По телу побежали зябкие волны. А затем в мозгу зазвучал удивительно спокойный красивый грудной девичий голос:
«Ликом Ладушка, а нутром иная. Кто будешь?»
« Я Варя…Зазирка».
«Зазирка?! Слыхала.…Сказывала Ладушка о твоём приходе, да только не верилось в то…»
«Почему?»- невольно вырвалось у меня.
«Люди простые животные, ленивы и глупы. Участь человеческая чтоб радоваться о дурачествах кои проходят без наказания. Считают себя лучше всех и пороки свои чтут за прикрасы своих совершенств…Дурачьё! Не отягчают умишки свои тем, что, творя сие, приближают погибель свою. Ибо гадят и насилуют, насилуют Мать-Сыру Землю и гадят в её чрево…Чем дальше от сотворения, тем скорее движутся к исходному. Потому и не верилось, что явится Зазирка.…Считалось: всё выдумки Гамаюна, напел в чёрный час, дабы ободрить…По-всему, Ладушке удалось сотворить невозможное. По образу своему…Добре,- росомаха помолчала, горестно вздохнув.- И помочь-то тебе некому. Путь твой Зазирка велик и труден. Вернуть Лад, восстановить Правь…по силам лишь Богам, волотам да поляницам. Мы оказались в забросе: каких изничтожили, каких забвеньем сгубили.…Не тебе смертной отроковице тягаться с силой многомощной…»
«Я не одна! Со мной Ладанея, Дева-Яга,…сейчас вот освобожу из каменного плена Дрогича. Ещё Зевана здравствует! Вы не сомневайтесь,…у нас получится. Вернём Лад и Правь!»
«Выходит не всех нас под корень извели…Коли так, ступай Зазирка по праведному Пути, и да помогут тебе Боги! А что касаемо Ласки, так сгладь зарубку на сердце: не ты сгубила чадушку мою.…Подлячка Середа сгубила…ещё в те лета, когда верх одержали.…Эта жерла лишь напоминание о моей кровинушке.…Прощай Зазирка!»
«Погодите! Есть заповедное место недалеко от Оберега Ладанеи, там подруга моя, Бакуня собрала…Духи всех ваших…Странно, почему вас обошли? Не хотите присоединиться?»
«Я бы рада, только хотенье моё мне неподвластно…»
«Так скажите где…останки - перенесём».
Ничего не сказала Марцана, только шорох трепыхнулся у меня в голове. »Занавеска» потемнела, точно её обмакнули в воду - росомаха исчезла. А в следующее мгновение, будто мощный порыв ветра дёрнул «занавеску», сорвал с креплений и швырнул на землю, закрыв от нас труп черепахи. Лишь пару секунд оставалась без движения «занавеска», затем её сотрясла крупная рябь и…»занавеска» обратилась в плотный пласт сиреневого дыма. Клубясь, он сворачивался в рулон. Свернувшись, померцал, и быстро стал гаснуть, растворяясь в воздухе. Наконец мигнула последняя искорка…. Там, где минуту назад находился труп черепахи, в более светлом пятне, лежал бурый сгусток похожий на оплавленную пластмассу, а по форме…ну, точь-точь раздавленное варёное куриное яйцо.
Услада и Миш приблизились к пятну. Федя шустро присоединился к ним и даже, совершенно непонятно зачем, рискнул лизнуть сгусток, удивлённо вскрикнул:
-Тёплый!
Акиня не стронулся с места по причине своей слепоты, а я…Поразительно: я почему-то была спокойна, как танк, и…отстранённая что ли. Подумалось: что ж, проблема с похоронами отпала, я могу спокойно удалиться…
-Варя,- окликнула меня Услада.- Можно мне…взять?
И опять отстранённо кивнула: бери, раз хочется.
Услада присела, бережно взяла в руки сгусток, с нежностью протянула:
-Тёплышко.…Сделаю оберег…
Миш, подавшись к Усладе, стала что-то быстро-быстро шептать.
- Дозжик буде,- шелохнулся рядом со мной Акиня. - Морось…Небушко оплачет Ласку…
Я глянула вверх: небо, точно глаз с бельмом, нависало.
-Всё уходим!
И тут словно врубили над нами гигантский душ. Мелкий и частый дождь, морось, с какой-то яростью точно плетьми стегал. Что-то не похоже на печальное оплакивание. Скорее на истерику и негодование…Кого-то явно взбесило освобождение Ласки от злых чар, даже в результате гибели. Этим «кто-то» мог быть тот, кто наложил чары, следовательно, сама Середа…Лихо работает здесь связь! Ограничится моросью или сама пожалует? Только её мне для полного счастья и не хватает…
Ладно, чему быть того не миновать. Сейчас главное - Дрогич.
Мы, разумеется, вымокли как цуцики. Дикуша встретила нас внешне спокойная, но чувствовалось: сдерживает буйную радость. Торопливо снабдив нас сухой одёжкой, засуетилась, собирая стол.
-Погодь,- мягко остановила её,- некогда мне рассиживаться. Сама знаешь: ждут. Дрогич слаб, истощён, я доставлю его к тебе…
-Добре. Поставлю на ноги.
-Тогда всё. Услада, ты не передумала?
-Про меня не забудь, Варя!- вскрикнул Федя.