не совсем этичные забавы с русским языком)
– Кто звонил? – поинтересовался грузный, с отвислыми щеками парень, утонувший в таком же грузном, под цвет его волос кресле, отчего создавалось впечатление, что парень и кресло составляли единое целое.
– Ка… Ка… Ка… Какашкин, – ответил такой же грузный парень, укладывая трубку на телефонный аппарат.
Различие между находившимися в комнате заключалось только в том, что волосы говорившегося по телефону были немногим темнее, чем у его товарища, а еще он немного заикался. То есть, нельзя сказать, чтобы он сильно заикался, но что было, то было. А еще у него бывали минуты послабления: он мог долго бороться с произношением какого-либо одного слова, а потом совершенно без запинки произносить целые длинные фразы. К тому же он был еще и не брит. Бесцветная недельная щетина на лице делала его похожим на щетку для одежды.
– Кто? – изумился толстячок.
– Я же ска-а-а-а-зал, Ка… Ка… Какашкин.
– Толстячок выпучил от удивления глаза и прыснул со смеха.
– Т…т…ы ч…ч…его сме-е-е-ёшься? – поинтересовался заика.
– А ты чего сказал? Неужели есть такие фамилии?
– А ч… что в ней такого, – удивился заика. – Кашкин да Кашкин и ничего в этом особенного.
– Как Кашкин? Ты же сказал Какашкин.
И только тут до заики дошел весь юмор сложившейся ситуации.
– Так ведь я заикаюсь, – с улыбкой ответил он.
– Да я понял, отчего фамилия так трансформировалась, – продолжая хохотать, ответило кресло. – А кто это такой Кашкин? Что-то фамилия мне эта знакома. Это не тот, что в политехе преподает?
– Нет, это совершенно другой парень. А того я знаю. Тот Кошкин.
– Точно, – раздался из кресла довольный голосок. – Кошкин. Гад первостатейный. Я бы даже сказал, гад первой гильдии.
– Ну, ты это брось. Нормальный вполне парень. Очень даже адекватный.
Несколько минут они молчали. А потом из кресла забулькало:
– Да нет же. Я вспомнил. Гад, он и есть гад. Это же он мне тогда по сопромату поставил…
– Ах, по сопромату? – быстро отозвался заика. – Так это не Кошкин. Это тогда Кишкин. Высокий такой, рыжий и с залысинами. У него еще сестра преподает там же. К… кажется ее зовут К… К… Клавдия Оле… Оле… г… г… говна.
– Точно, тот был рыжый. Вот он муфлон… А она точно «…говна».
– Вот и разобрались, – довольно подытожил заика. – А то ты наехал на Кашкина. А он, понимаешь, мой друг.
– Какой же он твой друг, если я никогда о нем не слышал?
– Мало чего ты не слышал, – возмутился заика. – Мы сейчас где по-твоему находимся?
– Дома у кого-то из твоих друзей, – довольным тоном изрыгнуло кресло. – И этот твой друг обещал нам с тобой дать денег. Ты сам этого не забыл?
– Я-то не забыл. А вот помещение это и есть квартира того самого Кашкина. Кстати, с самим Кашкиным мы еще в школе в ансамбле пели и играли.
– На чем же вы играли? – язвительно спросили из кресла.
– Как на чем? – удивился вопросу заика. – На гитарах, конечно.
– Да ну? – стараясь придать голосу как можно больше сарказма, спросило кресло. – На настоящих?
– Да пошел ты.., – отозвался заика.
– Ладно, ладно, шучу, – булькнуло кресло, но дальше продолжать не стало, видимо поняв, что заика стал раздражаться и так недолго и до ругани дойти.
Однако кресло долго не вытерпело, и уже через минуту поинтересовалось:
– А какие песни вы пели?
– Где мы пели песни? – удивился заика.
– Как где? Ты же сказал, что с Кашкиным, с другом твоим, в школе, в ансамбле…
– А, там.., – встрепенулся заика. – Там песни были разные. Вот мне особенно нравилась песня.., – он немного задумался. – Нет, названия не помню. Но слова помню. Там еще были такие: «Вы… вы… вы… ебери меня, вы… вы… ебери меня, птица счастья, за… а… автрашнего дня».
– Что она должна была с тобой сделать? – удивилось кресло.
– Кто? – не менее откровенно удивился заика.
– Ну, – нетерпеливо молвило кресло. – Птица. Ты же говоришь, что бы она тебя вы… еберла.
– Я такого не говорил, – растерялся заика.
– Как же не говорил, если ты только что так и сказал «…выебери меня…», – ухмыльнулось кресло.
– Так это же я заикаюсь, – нервно сообщил заика.
– А? – с усмешкой отозвалось кресло. – А я подумал чего другого.
– Чего это ты подумал? – со злостью отозвался заика.
– Ладно, проехали, – пробулькало кресло и, взяв со стола бутылку пива, присосалось к горлышку. Затем по-хамски громко и смачно отрыгнуло и замолчало.
Заика некоторое время подозрительно вслушивался в тишину, ожидая от кресла еще каких-нибудь подвохов, но кресло молчало. Немного успокоившись, он тяжело упал на диван и, нащупав пульт от телевизора, начал перещелкивать телевизионные каналы. Повсюду шел маразм. Толстые разукрашенные дядьки вместе с корявыми теткодядьками инфантильно бесновались на сцене, а потом на экране возникали нескольких зрителей, едва не писающих кипятком от смеха. И было непонятно, то ли они действительно так радовались, то ли фрагменты с их смехом были вставлены из других программ. На другом канале кто-то на джипе подъехал к берегу озера и, тыкая пальцем на мальчишечьи следы, которые те оставили на берегу, когда купались в этом озере, совершенно серьезно рассказывал о русалках, якобы здесь обитающих. На третьем канале на диване лежал мужик, а у его ног стояло сказочное существо с накрытой капюшоном головой, а диктор при этом загадочным голосом убеждал зрителей в том, что перед ними лежит писатель-фантаст, а существо никто иное, как инопланетянин, прилетевший к нему с непонятными целями, и теперь молча и непонятно зачем стоящий у его ног. А потом ведущий программы покажет одетого в плащевку мужичка, опрашивающего под сенью дерева старушку. У старушки окажется невнятный взгляд, направленный в никуда и, похоже, что ниоткуда, но мужичок задает ей серьезные вопросы, а старушка согласно кивает головой. При этом мужичок делает на листе бумаги какие-то наброски, напоминающие высокие суповые тарелки. Ведущий программы еще скажет, что НЛО в этих местах появляются с завидной частотой, то есть местные жители видят их ежедневно, и сразу же становится непонятно, почему бы исследователям не задержаться здесь хотя бы на сутки, чтобы своими глазами, воочию, так сказать, не проследить за непонятными явлениями, но исследователи с завидным упорством будут опрашивать неадекватных местных жителей и с еще более завидным упорством игнорировать наблюдение НЛО собственными глазами.
Нажатие кнопки пульта дистанционного управления, и толстый низкорослый мужичок с диким лохмом волос на голове, одетый в нелепый желто-розовый костюм, будет прыгать по сцене, прижимая надувной шарик к своему причинному месту, делая при этом некие эротические движения. Шарик не выдерживает наглой эротики и лопается. И сразу же на экране появляется дико хохочущий мужик из зрительного зала, показывающий толстым замасленным пальцем то куда-то на сцену, то, тыча им в свою соседку, и становится совершенно очевидно, что с психикой у мужика непорядок. Причем не только у того, который заходится в истеричном хохоте, но и у того, который кочевряжится на сцене. То есть с их психикой надо работать специалистам и совершенно серьезными и современными методами корректировать ее.
– Ты не заснул? – пробулькало кресло.
Заика вздрогнул от неожиданности и повернулся в сторону звука, исходящего из кресла.
– Ну т… ты к… к… клоун, – молвил он и, подумав, добавил: – И юмор у т… тебя ф… ф… фельдф… ф… ****ьский.
Кресло опять прыснуло со смеху.
– Слушай! Ну, ты сегодня в ударе! Такие слова подбираешь! – голос из кресла сквозил восхищением.
– А я что, виноват, что ты сам все время так спрашиваешь.
Почти неслышно тренькнул телефон.
Заика вопросительно посмотрел на кресло. Оттуда согласно кивнула заплывшая жирком голова.
– Бери уж. Чего смотришь?
Заика быстро схватил трубку и, прикрыв ее ладонью, начал с кем-то вести неспешную беседу. Минут через десять он нехотя положил трубку и посмотрел на кресло. Толстячок спал. Бутылка пива, зажатая в его правой руке, касалась донышком пола и, похоже, была совершенно пуста, но отпущена из руки не была. И тогда заика, стараясь не шуметь, медленно подошел к креслу и попытался вытащить бутылку из руки спящего толстяка. Тот засопел и зашевелился. Затем поднял руку с зажатой в ней бутылкой, прижал ее к груди и буркнул:
– Отстань, чудовище. Не мешай мне потреблять любимый напиток.
– Так к… к… как же это отстань? К… к… как же это не мешай по… по… потреб… б… блять? – удивился заика. – Ты же сейчас нальешь пиво на дорогущий ковер. И тогда уж Кашкин точно не даст нам денег.
Глаза у сидящего в кресле дрогнули от нового перла заики и он тут же протянул вперед толстую руку с закатанным рукавом рубашки, предлагая немедленно взять пустую бутылку пива.
– На, подавись.
– Не хами, – быстро отозвался заика, принимая в руки бутылку.
Убедившись, что она действительно пуста, отнес ее в кухню, где поставил ее в мусорное ведро. Бутылка весело звякнула, сообщая всем, что она там не будет одинока, что подруг у нее в ведре в достатке. Затем вернулся в комнату и уставился в экран телевизора. Там по-прежнему нелепо барахтались представители нового направления клоунов, неестественно выкидывая ноги, издавая ужасные фонемы, неправильно артикулируя и удивительно неестественно произнося такие же нелепые, как и они сами, слова.
Заика потянулся к пульту дистанционного управления, как в коридоре треснула дверь. Он быстро подскочил с дивана, но это все, что он успел сделать.
Пока он соображал, что же произошло, всю комнату заполонила укутанная в спецодежду со шлемами, автоматами, пистолетами, дубинками, особыми перчатками и еще невесть во что спецгруппа, которая, страшно матерясь и громко выкрикивая гортанные команды, в доли секунды уложила заику и толстого лицом в пол.
Лишь только через полчаса заика и толстый поняли, что зашли не в квартиру Кашкина, а в такую же по расположению, только в соседнем подъезде. Каким образом сработал ключ от входной двери, еще долго будут ломать голову и следователи и сами заика с толстяком, но тайна эта так и останется нераскрытой.
Впрочем, сидеть им придется недолго, а вот Кашкин денег им впоследствии не даст, чем крайне оскорбит своего бывшего так странно заикающегося друга, у которого заикание тем не менее пройдет бесследно. То ли от переживаний, то ли само собой.