Водолаз или режим ограниченной функциональности

Гани Искандер
 ©               

                Навсегда - «вечному пассажиру»,
                который уволил свою тень.

               










 
               
               

 «Человек – это канат,  натянутый между животным и сверхчеловеком. Канат над пропастью».
                Ф. Ницше.


                1

                ;

Я с силой раздвигаю руками, поднимаюсь с толчком и глотаю воздух резким дыханием. Опускаюсь и ненадолго глохну под толщей немой бездушной воды. Тело содрогается, от проплывающего рядом,  и  снова делает толчок  к поверхности. Медленно моё сознание поглощает одна жидкая мысль, которая, сливаясь с водой, преодолевает пространство маленького городского бассейна и устремляется далеко за горизонт этой вселенной.
После часа плаванья лёгкие расправляются и воздух, что попадает в них, сначала затрудняет, а потом облегчает дыхание. Я затянулся через фильтр городским воздухом и побрёл вдоль уже сонных улиц поближе к цивилизации - в какую-нибудь ночную забегаловку.
Самое ценное в этой жизни  то, что у меня есть сейчас: сумка за плечом, мокрые плавки, полотенце, очки и немного денег на пиво. Жизнь непредсказуема: завтра и этого может не быть. 

Я медленно вдыхаю аромат весеннего дождя. Медленно, чтобы не пропустить ни малейшего привкуса остроты и новизны. Закурив, эти ароматы притупились, но теперь в них появилось что-то неожиданное: то ли огонёк моей сигареты, то ли я сам. В этот момент я о чём-то серьёзно думал, но сейчас никак не могу вспомнить о чём. В весеннем дожде есть что-то необыкновенное. И под этим что-то время то сжимается, то растягивается, секунды становятся похожими на вечность, а часы на мгновенья и удержаться за них невозможно. Куда-то бежать и что-то делать становится бессмысленным. Всё становится бессмысленным в этом потоке вечно меняющейся вселенной, которая сжимается до пределов человеческой жизни и растягивается, преодолевая пространство огромного Космоса.
…и это всё тихий весенний дождь.
   Я заказал бокал тёмного пива и пару жареных сосисок, потом мне принесли что-то вроде овощного салата и пепельницу. Бокал холодного пива завершил ночной ужин, от  которого сразу поманило в сон. Я взял сумку, перекинул её через плечо и двинулся ему на встречу.
Я брёл по улицам Прошлого, - по улицам снов.
Все наши сны приходят оттуда, где мы уже были. Где нить с утраченным всё ещё сильна.  Они возвращают веру в собственные действия, в природу реального  бытия. Будто на контрасте показывая Мир Того, Что Уже Упустили и Мир Того, Что Имеем Сейчас. Грань между ними сильна, но лишь на столько – на сколько мы упустили.



                2

                •

Перед нами тихий вечерний пляж. Солнце уже село, но до полной ночной темноты ещё далеко. Сумерки поглощают в пустое пространство несколько ещё незажжённых фонарей и небольшой бар на песчаном пляже.  В баре ни души, кроме самого бармена, который в гипнотическом отупении смотрит на прибывающие издалека морские волны. Взгляд его пустой, устремлённый в неизведанное пространство собственного бессознательного, в котором сейчас и происходит всё его действие. Мы стараемся увидеть всю картинку в целом: песчаный пляж,  барная стойка под навесом, в ней мужчина лет сорока, два ещё не включенных высоких фонарных столба, медленные накаты волн и старый серый пёс, лежащий у входа.
Тишина. Самая обыкновенная. Тишина Пустоты. Словно на этом пляже стёрты все следы пребывания людей. Словно этот пляж существует параллельно настоящей реальности.
Мужчина, словно опомнившись, достаёт из-под стойки пачку, и, постучав ей пару раз, вытаскивает сигарету и закуривает. Немую сцену разбивает небольшой магнитофон.  Бармен нажимает стёртую кнопку «play» и по пляжу пролетает волна электрического звука. Но эхо не преодолевает преграду пространства, а наоборот – будто возвращается к тому месту, откуда ушло. Мы смотрим и ждём, что вот-вот из маленьких колонок послышится музыка, но её нет. Кажется, ещё минут пять и мы начнём улавливать связь вещей, но вещи и мысли, словно короткое замыкание, меняются местами так быстро, что уши не могут уловить ничего, кроме всепоглощающей тишины.



                3

                ;

Не так давно я потерял свою тень.
Случилось это, как всегда это бывает, в такой день, когда ты больше всего этого не ждёшь. В этот день я как всегда возвращался домой по изученному и привычному маршруту от городского бассейна «Темп», через спальные кварталы к закусочной и ещё через несколько освещённых улиц к дому. Выпил несколько банок крепкого пива и в затуманенном сознании еле открыл дверь. Доковыляв до кухни, выпил два стакана проточной воды и чуть не уснул полуодетым, съёжившись в кресле. Это не случилось лишь потому, что зазвонил телефон. В голосе звонившего мне узнался голос одного моего приятеля. Друзей у меня мало, а вот приятелей хоть отбавляй, каждый год новые, так что порой всех имён и не запомнить, а они меня почему-то помнят. Вот и названивают среди ночи, от нечего делать.
Он долго мялся в разговоре и всё-таки минут через двадцать попросил меня об одолжении. Как точно оно звучало, я так и не понял, слишком хотелось спать. Просил он меня сходить на какую-то встречу с важным человеком, и о чём-то с ним поговорить. Я что-то записал на жалком клочке бумаги, как потом оказалось, это была вырезка из газеты, где изображалось цунами: огромная волна, с бурлящей пеной накрывает маленький городишку Таиланда, и, поставив будильник на восемь утра, провалился в глубокий сон. 
На следующее утро я повторил свой ежедневный обряд: я встал, побрился, умылся холодной водой, и не торопясь, позавтракал. Что делать в очередной выходной  ещё понятия не имел. Собравшись с мыслями, я решил сходить прогуляться. Уже одетый я подошёл к телефонной стойке, и тут меня осенило: встреча! Какая и с кем я понятия не имел. Всё, о чём говорилось вчера, из головы выпало основательно, а человека подводить не хотелось. Я взял вырезку в руки, «тревожный знак», сказала бы моя бабушка. Телефон этого парня я, если честно, и понятия не имел. Знаком с ним лишь по хождению в бассейн и вижу его ровно три дня в неделю. Так что и приятелем-то тут тоже как-то плохо пахнет. О чём я вчера думал? Вроде и выпил не много, а решился на какую-то чушь. Делать, что ли нечего? Спрашивал я сам себя. И можно бы плюнуть и ни куда не пойти, да вот делать в этот день было действительно нечего.
Обычно я не встречаюсь с людьми, таким образом, поскольку на собственном опыте знаю – эти встречи не приносят ничего хорошего. Но на сей раз подумал: почему бы нет?
На газетной вырезке была написана улица, название какого-то заведения, как я предположил, и имя мужчины. Я захватил немного денег, вышел на улицу и направился по назначенному адресу.
Где-то к полудню я добрёл до нужного места. Это оказался небольшой бар на окраине города. Носившему название «Оазис», он был полной противоположностью. Маленькое помещение, полностью заполненное табачным дымом, где еле улавливались человеческие силуэты, длинная барная стойка, старенький телевизор в самом тёмном углу и шесть длинных деревянных столов со скамейками. Я присмотрелся: убрать бы дым, грубый мужской гул и шум телевизора, который постоянно показывает лишь рекламные ролики – и всё в порядке. В общем, заведение не из «худших». Я прошёл к барной стойке и попросил пепельницу. Потом достал газетный клочок и пробежался ещё раз по записанному мною вчера. Время, к которому должен подойти – 12.30. Я вовремя. Но пива заказать так и не решился, мало ли о чём пойдёт разговор. Хотя меня не пригласили бы в это место просто сидеть и разговаривать. Тот, кого я дожидался, в отличие от меня, знал куда идёт. Тогда на это другой вопрос – как я узнаю, кто назначил мне встречу?
      Заказав кофе, бармен наградил меня изучающим взглядом с ног  до головы и предложил сесть за столик у двери.
Понятно, кофе здесь не заказывают. 
Расположившись у  самого входа, я стал нервно рассматривать всех посетителей и тех, кто прибывал. За двадцать минут входная дверь ни разу не открылась, зато в туалет хлопала постоянно. Кроме меня и бармена в помещении находились ещё четверо: один за стойкой тупо пялился в телевизор, с сигарой в одной руке и с бокалом пива в другой, ещё двое через стол от меня, нервно обсуждали, видимо, ставки на какие-то соревнования, а ещё один постоянно бегал в туалет. Возраст посетителей, как мне показалось, не превышал сорока, хотя бармен на вид был старше их всех. Вроде бы смотришь – обычные люди, а такое чувство, что все они замешаны в каком-то вселенском заговоре.
Когда принесли кофе, я не успел сделать и глотка, как открылась дверь, и в помещение вошёл мужчина. Высокого роста, спортивного телосложения, весь в коже. В тот момент я подумал, что это обычный посетитель, больше похожий на байкера с первого взгляда. Этот мужчина прошёл мимо меня, подошёл к бармену и что-то у него спросил, потом развернулся и направился ко мне.
- Здравствуйте, это вы Флэш? – негромко произнёс он. Слова, словно отмеряя пространство, доносились до меня медленно и как-то успокаивающе.
- Да, – я ещё раз просмотрел под столом вырезку, на которой было написано имя Грэй, - А вы, …Грэй? – неуверенно произнёс я после глотка кофе, который встал у меня в горле как комок помоев. Вкус был отвратительным, но я его проглотил.
  Мужчина расположился напротив меня и заказал два пива. На вид ему было около пятидесяти, на лице проступала трёхдневная щетина, которая его даже красила (подумал в тот момент я, вспоминая свою трёхдневную щетину), на носу винтажные очки, с круглыми малюсенькими голубоватыми стёклышками. Волосы, чуть отросшие до плеч, были забраны на затылке в хвост.
Он немного поёжился на новом месте и подал мне руку. Мы обменялись не многозначным рукопожатием и замолчали. Когда принесли пиво, он заговорил снова.
- Давно сидишь?
- Ну, … может с пол часа, не больше.
- Знаю, заведение так себе, но спокойнее этого места мне ещё не довелось найти.
    Мы чокнулись и отхлебнули каждый по здоровенному глотку. Холодное пиво – начало удачного дня с «тревожным знаком» моей бабушки.
- Вы представляете, о чём будет идти речь?
- Если честно, нет, – я потупил взгляд и сделал ещё один глоток.
- Я собираю …, м… как бы это сказать. Я собираю странные вещи. Вернее покупаю.
- Вы коллекционер?
- Ну, можно и так сказать, - он с облегчением выдохнул.
Мужчины, что сидели за стол от нас о чём-то громко заспорили, и мы вместе оглянулись.
- Вы знаете, я не думаю, что у меня есть хоть что-то, что вас может заинтересовать. Никаких странностей.
- Понимаю, - будто в пустоту произнёс Грэй.
- А что именно вы коллекционируете?
- Сны, мысли, несбыточные желания, воспоминания, убийства, фрагменты жизни, которые люди с радостью отдают мне, чтобы избавиться от них навсегда, - он говорил это так спокойно, будто продавал дешевые утюги в метро: вот это для того, чтобы отпаривать, а вот эти по десять, включая стоимость моих затрат.
Я долго не мог сообразить говорит ли он серьёзно или просто шутит. Я пил пиво и смотря на него, делал такой же отрешённый вид, что и он. Кивал головой, поддакивал, будто понимал о чём идёт речь.
- Извините, я…
- Я думаю, мы можем перейти на «ты», - перебил меня Грэй.
- Да, конечно. Извини, но я никак не могу понять, чем я могу тебе помочь? Сны, воспоминания,… Причём тут я?
Он ничего не ответил, окинул взглядом заведение и, порывшись в кармане, достал пачку и предложил мне. Мы закурили.  Подошёл бармен и поставил перед нами ещё по бокалу пива. В продолжавшейся паузе я успел посмотреть по телевизору несколько рекламных роликов про косметику, пиво, презервативы и про телевизоры с жидкокристаллическим экраном, проследить краем глаза за всеми манипуляциями с бокалами, которые производил бармен, и выкурить повторно сигарету, что предложил Грэй. В общем пауза затянулась.
- Флэш, это имя? – разбивая наше молчание, произнёс он.
- Нет. Прозвище. Как-то с детства закрепилось, так, что и имя уже не важно.
- А почему именно Флэш?
- В десять лет мы с другом и его старшей сестрой пошли в лес. В весенние выходные набрали сосисок, хлеба, и всякой ерунды. Взяли палатку и отправились на встречу приключением. Лес находился прямо у дома, так что родители всегда знали, где нас искать. Не так далеко мы и уходили. Ближе к ночи решили вернуться, но пока собирались, пошёл дождь. Сначала решили переждать его в палатке, но потом он только стал ещё сильнее. Делать было нечего, надо было возвращаться домой, не было  никакого смысла ночевать в лесу в сырой палатке. Всё упаковали и двинулись к дому. И в этот момент в меня ударила молния, прошла через макушку и ушла через ступни в землю. Я стоял как вкопанный минут двадцать. Не мог пошевелиться и двинуться с места. Через тело будто прошло что-то чужое, нечеловеческое, но я не испугался. – Я отхлебнул пива, -  И с этого момента как-то и пошло Флэш  - «вспышка». Потом, правда, долго по больницам возили, всё никак не могли поверить, что я жив после такого остался. Мама долго переживала, даже рубашку, где виден след от молнии оставила на память.  Вот и всё.
- А говоришь, что нет ничего странного.
- Ну не продам же я вам молнию?
   Он рассмеялся, отхлебнул пива и покачал головой:
- Нет, мне не нужна молния, которой в тебе и нет. Мне нужна твоя тень.
- ТЕНЬ? – В недоумении спросил я. Теперь я действительно осознавал, что он не шутит. Но мне от этого легче не становилось.
- Да, твою тень, - он огляделся по сторонам и снова устремил свой взгляд на меня.
- Ты с ума сошёл! Как можно отдать то, что принадлежит моей сущности, как можно отдать или продать нематериальный предмет, как можно продать часть себя?
- Очень легко, - невозмутимо произнёс Грэй, - за большие деньги.
- Нет, ты точно сумасшедший, - в мой мозг стало явно закрадываться мысль о том, что это больной человек, хотя с первого взгляда я в нём это и не распознал. Пока я недоумевал, он достал из кармана белый конверт и протянул его мне. Моя рука и не дрогнула его взять, и он упал прямо рядом с пивом. – Что это?
- Это плата. Не бешенные деньги, но всё же…
Я открыл уголок и увидел доллары, потом закрыл конверт и глубоко вздохнул. Господи, какая чушь! Деньги за мою тень!
Я отодвинул конверт и встал. Выходя из бара, за спиной чувствовал пронзительный, но всё же растерянный взгляд этого человека, который только что предложил продать свою тень. 


По дороге домой я насвистывал где-то услышанную мелодию. Название никак не хотело вспоминаться.  Я дошёл и, упав на кровать ещё раз фразу за фразой начал восстанавливать сегодняшний разговор, но ясности это не прибавило. Либо это был плод моего воображения, либо это был кто-то другой.




                4

                ;

Я всё ещё хочу жить. А это много значит. Я не знаю, для чего я живу и какова моя цель, но мне всё-таки приходиться жить. Это своего рода стоицизм – выживать только на своей одержимости. Иногда это почти идеология. Жить бессмысленную жизнь только по своим принципам.
Мне двадцать три года. Говорить об этом можно долго. Ещё достаточно глупый. Но раньше был глупее. Можно напиться в подъезде до потери сознания и выйдя на улицу прокричать, что весь мир дерьмо! Кому-то я кажусь глупее, чем на самом деле, кому-то умнее. Мне же самому от этого  - ни жарко, ни холодно.
Я плыву по течению вот уже двадцать три года. А вот плыть по течению не так уж легко. Легче встать и удержаться за что-нибудь, но это мне не удаётся. Нет, не потому что это не по мне, а просто не получается. Не нашёл я ещё за что зацепиться.
Иногда я пытаюсь писать. С семнадцати лет завёл блокноты, куда и записываю всё, что приходит в голову. Когда один кончается, суммирую написанное. Выбираю главные и содержательные фразы, из которых и выходит очередной рассказ. Когда рассказ дописан, напиваюсь, не подхожу к компьютеру дня четыре, не открываю блокнот и не читаю написанное. Потом включаю любимую музыку и начинаю сочинять снова. Что-то в этом во всём меня спасает. Спасает и даёт надежную опору в завтрашнем дне, потому что знаю – именно завтра я напишу что-то стоящее. И пока я этого стоящего не написал, попытки мои не тщетны. Была бы цель поставлена, а цепочка проб и ошибок сама приведёт к желаемому результату.

                5

                ;

Когда я открыл глаза, на улице уже шёл дождь. Тихая и мелкая весенняя морось, единственная цель которой – слегка смочить землю. Весенний дождь, пока я спал, незаметно проник ко мне в квартиру, и теперь моё пространство  поменяло приоритеты.
Я снял куртку и кинул её на стул, потом стащил кеды и залез под одеяло, ожидая долгой дороги в мир сна. Поворачиваясь на бок, я увидел, как из снятой куртки вывалился белый конверт. В эту секунду тело моё  охватило жаром. Я вздрогнул и подтянул его к себе. Отвернув знакомый уголок, увидел - в конверте находились деньги. В горле пересохло, руки задрожали и, ужаснувшись ещё больше, я увидел в конверте около тридцати тысяч.
За эту ночь я выкурил пятнадцать сигарет, съел один гамбургер и позвонил брату. Алкоголь, как бы я его не хотел, тело отторгало с отвращением. Смотря на белоснежный проклятый конверт, меня воротило до тошноты. Под утро, часов в пять, я всё же заснул, с незажжённой сигаретой в одной руке и конвертом в другой. 
Проснувшись, я ещё долго не мог открыть глаза. Со мной такое часто бывает. Понимаешь, что уже не спишь, но увидеть реальность ещё не торопишься, так вот лежишь и машинально додумываешь то, что не успел увидеть во сне.
Когда я всё же открыл глаза, передо мной стояла банка с пивом. Я отложил конверт и, отхлебнув пива начал улавливать связь вещей. Брат приехал с выходных на учёбу. Я спрятал конверт в одну из книг и пошёл готовить завтрак.
Что теперь, я не отбрасываю тени,  узнал лишь на следующий день, выйдя на улицу. В прекрасный весенний день, под солнцем моё тело не отбрасывало ни малейшей тени.
Вот так.
Я продал свою тень, хотя  думал о том, что разговор наш с неизвестным коллекционером был исчерпан. Приятеля, который звонил мне предыдущей ночью, я больше не видел, а поиски лишь ещё больше уводили меня в тупик. Вот так исчезла моя тень. Как и зачем, одному богу известно. И то, что я ощутил в этот момент, когда понял это, не описать никакими словами. Просто нужных слов не подберу, а те, что придут на ум, наверняка, изменят суть происходящего до неузнаваемости.

                6

                ;

Я заказал кофе и салат. В этой ночной забегаловке я вообще редко видел официанток, но на этот раз подошла девушка в белом фартуке и, обращаясь ко мне, сказала:
- Кофейный аппарат сломался, если хочешь, я могу приготовить кофе.
Но придётся немого подождать.
 Я поднял голову, и она улыбнулась.
- Хорошо, - ответил я, и она незамедлительно удалилась.
  Я подвинул ближе соседний стул и положил на него сумку со всеми принадлежностями из бассейна. От неё пахло хлоркой и мылом.
  Через пять минут пришла девушка и принесла мне кофе. Горячий чёрный кофе успокоил нервы и согрел ладони. Я поблагодарил её и предложил сесть рядом. Она села, достала из моей пачки сигарету и закурила. Сделала пару затяжек и, покрутив её в пальцах, о чём-то подумала. Я заметил выражение её лица, будто материальная мысль встала у неё перед глазами и она на секунду потеряла ориентацию в пространстве. Совсем незаметно, словно в воздухе что-то дрогнуло.
- Спасибо, - сказал я, - очень вкусно, прямо как я люблю.
Она кивнула, будто думая о чём-то своём, и потушила сигарету в пепельнице.
- Я тебя здесь часто вижу в одно и тог же время. Заказываешь какую-то дребедень вроде жареных сосисок и куриного салата и куришь. Неужели тебе хочется именно этого в 11.30 ночи.
- Нет, - я улыбнулся. Что-то искреннее было во всём этом. – Может, сходим куда-нибудь, поедим?
- Не могу, работаю до шести. – Она встала и, одёрнув фартук, направилась на кухню.
Я достал сигарету и закурил. Дым обвивал кружку с кофе и, улетая к потолку, растворялся в воздухе, не оставляя следа.
Иногда мне кажется, что моя тень где-то совсем рядом. Совсем близко, где-то в темноте затаилась и ждёт. Ждёт, пока не наступит полная темнота, и мы снова станем с ней одним целым.
Я выпивал одну кружку кофе и выкуривал две сигареты в час, листал огромный телефонный справочник и бессмысленное меню. Когда она проходила рядом, я улыбался. Где-то в половине четвёртого она принесла мне кусок черничного пирога и чипсы, поменяла пепельницу и спросила, не нужно ли мне ещё кофе. Я согласился с её предложением и через пять минут  держал в руках ароматную горячую чашку с тёмной жидкостью.
В пять тридцать девушка села рядом, и снова достав из моей пачки сигарету, прикурила и жадно затянулась.
- Я закончила, - выдохнув, произнесла она. Дым выходил у неё изо рта с каждым новым звуком, - тебе в какую сторону?
И мы двинулись вместе по предрассветному городу.

Старое время сдаётся, отступая туда, откуда не возвращаются. Многие люди, по привычке говорят вчерашними словами. Но смысл этих слов меняется в лучах нового солнца, требуя новых определений. И пусть эти новые слова проживут лишь до вчера, - без них нам не сдвинуться во времени и не сделать, ни шагу вперёд.
Всё меняется в этой предрассветной весне. Я становлюсь мужчиной, а девушка, что идёт по правую руку от меня приобретает смысл утренней галлюцинации.   
На вид ей было около двадцати. Стройная фигура, невысокая – почти мне по плечо, с длинными тёмными волосами. Я шёл рядом и чувствовал, как ветер доносит от неё запах кофе, жареного мяса и табака. В её волосах всё ещё стоял воздух ночной забегаловки.
- Что у тебя в сумке?
- Да много всякой ерунды, но в основном мокрые вещи. С такой сумкой я по понедельникам, средам и пятницам. После бассейна  захожу сюда, потом домой. 
- Я давно за тобой наблюдаю, - произнесла девушка, - а тут решилась подойти. Уж больно жалко тебя стало.
- Чего жалко? – В недоумении спросил я.
- Твой желудок. Не уж-то после тренировки надо есть такую гадость?
- Нет, конечно. Просто иду туда, где больше народу. А что ты знаешь, где можно хорошо поесть?
- Да. Дома.
- Приходи ко мне завтра. Я куплю всё, что надо, а ты приготовишь.
- Завтра я работаю.
- Тогда после завтра.
- Хорошо, приду, - она настороженно замолчала, а потом прибавила,- Я не шлюха, на секс не рассчитывай! – И пригрозила мне перед носом маленьким пальчиком.
- Я живу с братом. Ему восемнадцать. Так что ужинать будем втроём. Не возражаешь?
- Нет.
Потом нацарапала мне на ладони свой номер телефона и удалилась. Оказалось, что я довёл её прямо до дома.
- Я снимаю здесь квартиру, - как бы оправдываясь, произнесла она, - с подругой.
Мы попрощались, и я пошёл домой. 

                7

                ;

 Часто просыпаясь по ночам, я, затаив дыхание, вслушиваюсь в темноту, но ничего не слышу. Только изредка ветер колышет весеннюю листву на деревьях под окном,  и ночной дождь выбивает знакомый ритм по карнизу. Тогда я долго курю и смотрю в окно на тень от фонарного столба, которая ровной полоской пролегает через тротуар.
Я сажусь на диван и просто так минут пять – десять сижу, убивая время. Закрываю глаза и собираю в пучок  сознание, надеясь отыскать хоть какую-нибудь зацепку. Меня окружает лишь тихая глубокая ночь, одна огромная тень, в которой найти мою собственную невозможно. Я знаю, что она сама ушла от меня, отделилась от моей сущности, чтобы в итоге привести меня к сверхъестественному одиночеству.
Иногда мне кажется, что я готов заплакать, - но слёзы не текут.
Такие дела. И что-то делать, куда-то бежать совершенно бессмысленно. Раньше мне казалось, что я где-то когда-то промахнулся и с этого момента всё пошло не так. А оказалось, что я постоянно промахиваюсь, и по сей день.
Иногда бывает больно, а иногда вообще ничего не чувствуешь. И знаешь: лучше бы было больно, чем чувствовать этот тупой осколок чего-то живого внутри себя. Я слился с ним, и мы стали одним целым. Он думает – и тогда начинаю думать я. А лучше бы было больно, и я думал бы сам за себя.
Но в этом уже нет ничего необычного. Всем нам сначала больно. А потом мы забираемся куда поглубже, холим и лелеем свою беду, и уже потом, привыкнув, становимся с ней одним целым. Мы перестаём вообще думать, а лишь делаем то, что приходиться.
И таких людей даже не тысячи, их миллионы. Вот он социум – система, которая способствует интеграции в ней боли, дарит иллюзию спокойного счастья, и превращает человека в бездушную, бездумную часть огромного организма высоко технологически развитого общества.


                8

                ;

Она пришла в пятницу, и с тех пор раз в неделю мы ужинали вместе. Я звонил ей в четверг и покупал то, что она просила. Потом звонил брату, и он приходил ровно к шести. Мы ели, разговаривали, запивали всё вином, которое я покупал или пивом, что приносил брат, потом садились к телевизору и долго пялились на бессмысленные картинки, которые только мог уловить сонный взгляд.
- Можно я сегодня останусь у вас?
    По телевизору показывали старый чёрно-белый фильм «Великолепная семёрка».  Брат долго не мог угомониться, насмешливо изображая ковбоя. Абсолютная классика жанра. Суровые и сильные мужчины, которым даже маленькие слабости к лицу, лаконичные диалоги, голая прерия, конные погони, стрельба с двух рук. Суть истории – как жители маленького мексиканского городка, доведённые до отчаянья местными бандитами, за мизерные деньги наняли для защиты семерых бравых и прекрасных ковбоев.  И всё же половина ковбоев гибнет в финале. В детстве я молился на этот фильм, боготворил Джона Стреджеса и мечтал научиться стрелять с руки.             Покривлявшись, как только мог, брат ушёл спать к себе в комнату, а мы поудобнее расположившись с пивом на диване, решили досмотреть его до конца.
- Конечно, какие проблемы. Я уйду к брату, а ты можешь спать здесь.
- Нет, не уходи, - тихо сказала она. Потом придвинулась ближе и положила голову мне на плечо, - я не усну.
Я поставил пиво на пол, и обнял её обеими  руками. Сначала осторожно просунул руку ей под голову, а другой коснулся её плеча. Она закрыла глаза и прижалась ко мне ещё крепче. Её темные волосы спадали мне за воротник и нежно щекотали шею, а левой рукой, что обнимал её за плечо, чувствовал, как опускается и поднимается при дыхании её маленькая грудь. 
- Мне иногда так плохо бывает, что и словами не описать.  – Она тяжело вздохнула, и бокал в её руке дрогнул. - Так хочется кому-нибудь об этом рассказать, а не получается. Не потому что некому, а потому что слов ещё не придумали, чтобы описать то, что я чувствую. Когда пытаюсь объяснить это сама себе, то слова меняют суть вещей до неузнаваемости. И вот хоть тресни, а ничего не поделаешь. Так хочется за что-то зацепиться, что-то поймать.
 Я молчал, вслушивался в каждое слово, но сказать ей на это ничего не мог. Потом отхлебнул пиво и сказал самую бессмысленную фразу, которая только могла придти в мою уже не очень трезвую голову:
- Множество вещей проноситься сквозь нас – их никому не ухватить. Так и живём.
Она закрыла глаза, и потекли слёзы. Они лились и лились по её щекам. Я почувствовал, как её тело задрожало. Я обнял её и бережно прижал к себе. Но слёзы течь не перестали. Очень легко и спокойно слёзы бежали по её щекам и капали мне на руку одна за другой.
- Неужели теперь всё будет так сложно? – уже позже сипло сказала она. – Так плохо.
- Понимаю.
- Что, правда?
- Я в этом немного разбираюсь.
- Что же мне делать?
- Придумай свой язык, как трио из Нидерландов и пой на нём о том, что с тобой происходит. Может, эти слова не будут искажать суть. Или напейся до потери сознания. Проснёшься – и, считай, - всё пройдёт.
- Я думаю не так всё просто,- уже улыбаясь, произнесла девушка.
- Возможно. Может, действительно всё не так просто. Может просто стоит это продать…
- Что продать?
- Это чувство.
- Дурачок, если бы это было возможно.
- Это и возможно, - с досадой произнёс я.
Когда слёзы её высохли, я решился рассказать ей о том, как я продал собственную тень. И она потом громко рассмеялась. Да, и я бы посмеялся вместе с ней, так вот только это была не шутка.
- Ты просто не представляешь себе, как порой хочется напиться до потери сознания, а, проснувшись понять, что был всего лишь сон. Так вот только это не сон.  Я знаю, что это НЕ СОН!
На какое-то время она замолчала, уставившись в стакан с пивом. Потом сказала очень серьёзно:
- И что ты собираешься делать?
- Кому суждено повеситься, тот не утонет.
- ?
- Это моя суть. У каждого человека есть тень. Потому что есть ты сам. Человек рождается с тенью и умирает вместе с ней, даже труп отбрасывает тень. Понимаешь?
- Не очень…
- Если нет тени, значит, нет и меня. Я потерял не только тень, - я потерял самого себя. И пока я не найду в этом огромном мире СЕБЯ, ни моя, ни какая другая тень ко мне не вернется. Но человек рождается с тенью, с тенью и умирает. Она вернётся ко мне. Вот это я знаю точно. Именно поэтому стоит жить дальше – хотя бы понемногу.
- Странно такое слышать. Не слишком ли ты спокойно к этому относишься. Я бы с ума сошла.
 - Ко всему привыкаешь. К тому же жизнь не такая уж несправедливая штука, а скорее наоборот. Она такая, как надо. Горя и радости пополам. Значит за что-то. Значит не очень-то и хотел её за собой оставить.

- Я с самого начала заметила в тебе что-то ненормальное, - произнесла она напоследок.
Мы досмотрели фильм и расстелили диван. Я сходил посмотреть, как спит мой брат, а когда вернулся, она уже юркнула под одеяло. Я лёг на одеяло рядом и закрыл глаза. Больше мы ни о чём не говорили. Постепенно сон навалился на меня. Сказывалось выпитое пиво.

                9

                •

Тишина. Мы невольно следим за каждым живым движением на этом пляже. Вечерние сумерки сменяются густой ночной мглой, которую разбивают два фонаря и огни в баре. Шум волн уже не такой отчётливый. В этой темноте он рассеивается, и доноситься до нас лишь монотонным шипением.
Словно в статистической съёмке обстановка не меняется, но в нашем сознании картинки сменяют друг друга под гнётом времени.
Это Тишина Времени. Теперь весь пляж поглощает ночь. Лишь видимый нами крытый бар и расстояние между фонарями освещено электрическим светом. Грань света чётко очерчена линией тьмы.


                10

                ;

- А как зовут твоего брата?
- Егор.
Шёл дождь. Мы сидели на скамейке под большим деревом в городском парке. Широкие листья скрывали нас от весеннего ливня, и лишь изредка капли долетали до лица и падали на сигарету.
- Ты его любишь?
- Я никогда об этом не думал, - затянувшись, произнёс я.
- Как это, не думал. Ведь он твой брат, ты заботишься о нём, отвечаешь за него…
- Он просто есть. А какая разница, люблю я его или нет. Ведь если бы я его люто ненавидел и презирал, он что, стал бы мне от этого меньше братом? Я и сам, если честно не знаю, что к нему чувствую. С чувствами всегда так – иногда вроде и надо их выразить, а их просто нет. Или ты не знаешь что это.
Девушка задумалась, перевела взгляд на озеро и медленно произнесла, будто для себя:
- А я не люблю.
- Кого?
- Сестру.
- У тебя есть сестра? – Почему-то удивившись, произнёс я.
- Да. А что в этом такого странного?
- Я просто представить себе не мог, что у тебя есть сестра.
- Да что ты вообще можешь обо мне представлять, ты меня совершенно не знаешь…
   Да уж, это, верно. Подумал я.
- Ладно, извини, - продолжил я, - а почему ты её не любишь?
- Я не знаю. Наверное, потому, что она вообще есть.
Мы ненадолго замолчали. Ливень стих, но до конца ещё не прекратился. С листьев стекали крупные капли и падали прямо на макушку. Запах приближающегося лета не давал мне покоя, напоминая о том, сколько ещё предстоит. Прошла осень, прошла зима, пройдёт и весна. Всё исчезает, уходит в Призрачное Никуда. А вместе с ним и я. Были, знаем. 
Смена времён года для меня не имеет особого значения – но когда уходит один сезон и приходит другой, моё сердце щемит от боли.
Прошло не меньше пятнадцати минут, пока мы не заговорили снова.
- В чём смысл жизни?
Я рассмеялся. Вот на это, я не мог ответить её вечно стремящемуся к познанию мира сознанию, совершенно ничего. Она обиделась.
- Я не знаю, - произнёс я довольно серьёзно.
- Так просто «я не знаю»? Даже не постараешься представить?
- Хотя, нет. Знаю, - я снова улыбнулся, - его нет.
- Ты хочешь сказать, что жизнь бессмысленна?
- Да.
- Неужели двадцать три года твоей жизни не несли, по-твоему, никакого смысла?
- Да, - я бы произнёс это, не задумываясь, раз тридцать. ДА, ДА, ДА…
Молчание…
- Я не говорю, что всё бессмысленно. Конечно, есть определённые вещи в этой пустоте, которые действительно имеют некий смысл – этого у них не отнять. Но в основном - пустота…
-?
- Понимаешь, моя жизнь – это моя жизнь, а твоя жизнь – твоя и больше ничья. Если ты чётко знаешь чего хочешь, - живи как тебе нравиться, и не важно что там о тебе думают остальные. Да пускай их всех черти сожрут!
Она снова замолкла, сделала серьёзную гримасу и, подняв голову, посмотрела на небо. Потом она глубоко вздохнула и, закрыв глаза, положила голову мне на грудь. Я чувствовал её. Ощущал тепло женской кожи, через мокрую от дождя водолазку, запах какого-то шампуня от волос и ровное медленное дыхание. Чёрт возьми, ей не больше девятнадцати!
- Знаешь, столько всего последнее время произошло. Я о смысле жизни вообще стараюсь не думать, а последнее время стал. Даже самоубийство на ум приходило.
- Эй, ты слишком далеко зашёл!
- Может быть. Со мной такое часто бывает.
 

                11

                ;

В студенческую пору у меня был один интересный друг. Звали его Марком. Высокий симпатичный парень, по уму, конечно в сотню раз отличаясь от меня, балбеса, но с параличом верхней части тела. Слегка неадекватные движения рук и головы придавали ему что-то особенно причудливое в общем поведении.  И даже не смотря на это что-то всё-таки в нём было! Что-то, что зацепляло внимание и располагало к разговору и чистой и откровенной дружбе. Нечаянно встретившись, мы сдружились надолго.  Ну, в общем, на столько на сколько смогли.
Открытый снаружи и загадочный внутри он никогда не преставал меня удивлять.  Он постоянно читал. Я иногда поражался, что то, что Марк читал вообще можно было читать, в перерыве лекций, в баре и где-нибудь на пляже под жарким солнцем.  В ярко-красном переплёте на длинной полке в его комнате в общежитии красовались: Ницше, Фрейд, Кант, Юнг, Шопенгауэр,…
Одной из таких излюбленных были книги под названием «Так говорил Заратустра» и «К генеалогии морали» Фридриха Ницше. В общем, фашистскую идеологию он знал на зубок. Ярко-красная обложка постоянно маячила в его сумке и при любом удобном случае она доставалась и открывалась на заложенной странице. Да, уж «человек – это канат натянутый между животным и сверхчеловеком, - канат над пропастью». А вот меня бы только подтолкнуть и баста*.
В его руках я так же видел Казандзакиса, Джона О’Хара, Фицджеральда и обязательно что-нибудь от Хэмингуэйя. И всё это составляла его самого – его неотъемлемую сущность. Хороший был парень, что тут теперь скажешь.
Марк был младше меня на год, но учился на том же факультете, что и я. Печатался с научными и публицистическими статьями в местном литературном журнале, учился на повышенную стипендию и умел хорошо отдохнуть. Кроме литературы и философии в мою жизнь вместе с ним вошёл никотин, алкоголь и Pink Floyd .
Хороший был парень, чёрт возьми! И уж, наверное, по лучше некоторых нормальных и здоровых людей, которые порой высмеивали его как могли.  Я даже могу сказать, что он был нормальнее нормальных людей.
  Но на следующий день, когда ему только пошёл первый год, приблизивший бы его к третьему десятку, Марк умер. Что-то вроде внутреннего кровоизлияния в мозг, в подробности я не вдавался, не такой я человек. Он был оптимистом до глупости. Думаю, он сильно удивился, когда умер.
Просто умер друг – из жизни ушёл ещё один хороший человек, а я остался. И как, оказалось, остался совершенно один. На протяжении дальнейшей учёбы дружбы больше ни с кем не получилось, хотя отношения были разные. Что-то в душе оборвалось после его смерти и больше не восстановилось. 
 
Всё когда-нибудь исчезает. Уходит в НИЧТО без единого звука.
  После его смерти я пришёл в комнату в общежитии, чтобы забрать его вещи и передать родственникам. Я передал всё, кроме этой коллекции книг. Я часто брал их от безделья и листал, словно телефонный справочник, особого значения они для меня никогда не имели. Но после его смерти я прочитал их все, не пропустив ни слова. Полтора месяца, как оказалось позже, я не выходил из дома, никого не видел, ничего физического не делал, - только читал. Словно взятые в долг перечитывал жадно и быстро, зная, что они останутся у меня навсегда.

Уходя, люди оставляют себя больше всего в тех вещах, которые были на них похожи.
Уж очень хотелось сохранить, оставить где-то рядом ЕГО, -  его сущность, его самого.
  В этой жизни он, наверняка, чего-то достиг. Он сделал всё, что мог на её данный момент и конечно мог сделать ещё очень много, если бы остался жив.

 …17 марта 1945 года лейтенант японской армии Курибаяси Тадамити, командующий гарнизоном в Иводзима, повёл своих оставшихся в живых солдат в последний бой. Перед этим он, согласно самурайской традиции, написал стихи и отправил их по радио в штаб:
    Враг не разбит, я не погибну в бою,
           Я буду рождён ещё семь раз, чтобы взять в руки алебарду!

Так заканчивался его последний рассказ под названием  «Синдзю». «Синдзю» - это самоубийство по сговору. Японская традиция, появившаяся более трёхсот лет назад. В пятидесятых годах происходило около тысячи двухсот подобных случаев ежегодно. И сегодня их число достаточно велико.


«Один мой сорокапятилетний пациент, - писал Юнг, - страдавший неврозом принуждения с двадцатилетнего возраста, как-то сказал мне: «Но не могу же я признаться себе, что потратил впустую лучшие двадцать пять лет своей жизни!»» … А никто не может!
Вот так и живём в Мире Закрытых Глаз, каждый со своими маниакальными идеями и каждый с новым бредовым смыслом собственного бытия. Когда его вовсе нет. Только слишком сложно открыть глаза.


                12

                ;

Небо было безоблачным, но его затянуло мутной непрозрачной вуалью, обычной для весны. Сквозь эту неподатливую вуаль тут и там старалась пробиться небесная голубизна. Солнечный свет беззвучно падал сквозь атмосферу лёгкой пылью – и ложился на землю, не найдя, кого собой удивить.
Мы уже часа два шатались бесцельно по городу, и пили холодную колу, которую она принесла из кафе.
- Можно вопрос?
   Она кивнула.
- У тебя никого нет?
- В каком смысле?
- В смысле парня. У тебя нет парня.
- Почему ты так думаешь? – Она насторожилась.
Иногда это мелкое проявление агрессии, словно волной окатывало всё моё тело. Но я старался ей не поддаваться.
- Ну, просто ты столько времени проводишь рядом со мной. Что не мудрено подумать, что у тебя никого нет.
- Конечно, есть.
Я закурил и выпустил струйку дыма, целясь на полметра выше её головы.
- А ты его любишь?
- Какая тебе-то разница?
- Извини, больше не буду.
Мы пошатались ещё с полчаса и сели в тени большого дерева на скамейку с полтора литровой бутылкой, в которой «колы» уже оставалось на два пальца. Мы долго молчали, смотрели на людей, проходящих мимо и изредка друг на друга. Я от скуки стал напевать «Fever» Элвиса, услышанную по радио в парке пару минут назад, а она скрупулезно рассматривать свои сандалии.
              Now you listen to my story
              …
Дальше я не помнил английских слов и напивал что-то невнятное:
             Ту-ду ту-ду ту-ду ту ду.
            …
                Fever
            Ту-ду ту-ду ту-ду ту ду.

- А ты с кем-то встречаешься? – вдруг спросила она.
- Нет, - взгляд её оказался настолько глубоким, что  начало казаться, будто тело моё постепенно исчезает, - ну, не так, чтобы у меня вообще не было отношений с девушками, просто постоянных как-то не получается.
- Я соврала. Нет у меня никакого парня. У всех моих подруг есть, а у меня нет. Вот и приходиться выкручиваться, врать, рассказывать про несуществующего человека. Извини, завралась.
- Да ничего, со мной такое тоже лет в восемнадцать было. Все парни рассказывали, кто кого как… ну понимаешь. Вот и мне придумывать приходилось. Рассказывал про многих, а спал на самом деле с одной и очень редко.
Она улыбнулась какой-то наивной и детской улыбкой. Сейчас такое редко встречается - Девушки с Детскими Улыбками.
- А у меня ещё ни с кем не было, - она глубоко и неестественно вздохнула, - С одним правда занимались кое-чем, и дело-то может, дошло бы до секса, но он умер.
Она встречалась с ним два месяца. На рождество он с семьёй поехал отдыхать на какой-то горнолыжный курорт, и его завалило лавиной. Тело так и не нашли.
- Нет, я не плакала. Он был красивым, но ужасно глупым.
Так она говорила, когда её спрашивали о том, переживала ли она его смерть.


                13

                •

Я живу в небольшом городе. Но для меня самого этот город большой. Очень большой, просто огромный.
Мой город – это мой мир. Это мой земной шар. Я не могу сказать, люблю ли я свой город. Просто потому, что не знаю. Я в нём родился, в нём жили мои родители и добрая половина всех близких родственников. Но я могу сказать, что это мой родной город. И если бы я сказал, что я его терпеть не могу или ненавижу. То, что тогда? Он мне бы стал оттого меньше родным?
Мой город – это моя судьба. И не важно, буду ли я здесь жить до конца своих дней, или уеду из него навсегда. Этот город неизбежно будет связан с течением моей жизни. Здесь я ходил в садик, в школу, ездил на рыбалку, здесь в меня когда-то ударила молния. В этом городе я первый раз поцеловался, первый раз влюбился в девушку. Здесь я первый раз предал, унизил, унизили меня. Здесь мои друзья, мои враги, мои родные. И возможно  именного в этом городе будет жить моя собственная семья.
Мой город – это я. Его не вынуть из сердца и не вставить другой. Я не смогу в воспоминаниях заменить его на что-то похожее. Я рос вместе с этим городом. А город растёт вместе со мной и ещё со всеми его жителями. Это приятно осознавать, что ты можешь отложить отпечаток в становлении твоего родного города.
Конечно, моё описание того города, где я живу не сравниться с описаниями в краеведческих книгах. Да я к этому и не стремлюсь. Всё совершенно о другом. О том, что я считаю себя неотъемлемой частью того места, где живу. Это очень важно. Не все об этом думают, не все хотят в это верить, разъезжаясь по всему свету в поисках чего-то действительно родного. 

                14

                ;

На следующий день я пришёл с работы в восемь. Принял душ, съел салат, приготовленный братом, и сварганил незамысловатую яичницу с сыром. Достал из холодильника банку пива и уселся на диване поудобнее перед телевизором. Выпил пиво, позвонил родителям и,  не дождавшись брата, пошёл спать.
Я лёг и уставился в потолок. По стенам что-то бегало и исчезало. Какие-то тени – они уже не могли ни тронуть меня, ни чего-либо навеять. Сон подбирался незаметно. Я закрыл глаза и стал представлять восемнадцатилетнего чрезвычайно красивого юношу. В красно-синем горнолыжном костюме он лежит под толщей снежного покрова гор, всё тело белоснежно-мёртвое, глаза закрыты и на ресницах обледеневший иней. Можно подумать, что он бездыханно спит. Но он умер и уже остыл.  «Он был красивым, но ужасно глупым», -  говорит кто-то рядом, - «нет, я не плакала».
Ну что поделаешь. Такой финал – самый подходящий для тебя. 
Всё ещё находясь в сумеречной зоне между сном и пробуждением, я услышал телефонный треск. Пока я возвращался в реальность, он протрещал ровно четыре раза, на пятый я всё же  взял трубку.
- Привет. – Произнёс женский голос.
- Привет, чего не спишь? – спросил я.
- А я вообще часто не сплю. Иногда просто лежу и смотрю в потолок, пока все бредовые идеи в голове не переберу. Бывает, работаю по ночам, сам знаешь. Тебя сегодня не видела, вот хоть услышать захотелось.
- Ничего, я сам не спал. Так, дремал. Что-то про твоего друга умершего снилось.
- Что именно?
- Как он лежит под толщей горного снега. Обледеневший и совершенно мёртвый.
- Если честно, то мне это снится почти каждую ночь, - её голос притих, и я услышал, как на том конце провода чиркает спичка. Она затянулась и продолжила, - Тебе не бывает страшно?
- Бывает, но это, смотря чего.
- То, чего мы не ощущаем в обычной жизни, когда это вдруг начинает казаться живой реальностью.
- ?
- Извини, не могу выразить яснее. Ты же знаешь, у меня с этим проблемы. Когда со мной такое случается, хочется кого-то обнять, прижаться крепко-крепко и, закрыв глаза просидеть так всю ночь.
- А мне в такие минуты секса хочется.
- Идиот! Я не про это!
- А про что?
- Просто хочется, чтобы рядом хоть кто-нибудь сильный был.
- Кто угодно?
- Да, хоть кто. Хоть бы было, кого обнять, а уж кого, какая разница.
- Хоть чёрный бык Норроуэйский. 
- О чём ты? – снова затянулась.
- Есть такая английская сказка «Чёрный бык Норроуэйский». Не знаешь?
- Нет, а о чём там?
- Я буду рассказывать взрослой девочке сказку на ночь?
- Да. Обещаю, как закончишь, закрою глазки и буду спать.
Я начал рассказ:
- Жил некогда король и было у него три дочери.
- Какое банальное начало.
- Уж так повелось. Всё-таки сказка, а не меню в твоём кафе. - Продолжаю:
  Так вот, жил некогда король и было у него три дочери. Старшие дочки были очень некрасивыми и к тому же гордячки, а младшая…
- А младшая – такая красивая, такая кроткая, что не только родители, но и все люди в королевстве не могли на неё нарадоваться.
- Ты будешь слушать или продолжишь перебивать?
- Извини, все эти сказки на один лад.
- Ты права, она была очень красивая.
- А как её звали?
- Я не помню, но видимо как-то всё-таки звали.
- Наверное, очень красивое имя. Например, Рафаэль.
- Пусть будет Рафаэль, только слушай.
И вот раз вечером сидели все три принцессы вместе и говорили о том, за кого им хотелось бы выйти замуж.
- Я бы пошла только за короля, - молвила старшая принцесса.
Средняя принцесса сказала, что выйдет замуж только за принца или герцога.
- Ах, какие вы гордячки! – рассмеялась младшая. – А я бы согласилась пойти хоть за чёрного быка Норроуэйского.
 И больше принцессы об этом не говорили. А на другое утро только они сели завтракать, как за дверью раздался страшный рёв – это чёрный бык Норроуэйский явился за своей невестой.
А теперь закрывай глазки и спать.
- Но ведь это только начало.
- А дальше пойдёт такая банальность, которая даже мне «скрежетом по зубам».
- Ну и что ты этим хотел сказать? – спросила девушка чуть погодя.
- Бойся своих желаний, потому что они могут исполниться, - я широко зевнул и посмотрел на часы – 2. 37. На том конце снова чиркнули спичкой - она затянулась второй сигаретой. Но то, что я хотел сказать на самом деле, до неё наверняка не дошло.
  В этих нелепицах, сочинённых тысячу с лишним лет назад, - больше жизни, чем во всём бесчисленном множестве безликого народа, сновавшего на вокзале. Почему так бывает? Непонятно.
На какое-то время мы замолчали. Тишина телефонной трубки и её медленное дыхание давили на уши. Чуть погодя она спросила:
- А ты когда-нибудь думал, где сейчас твоя тень?
- Думал. Но чёткого места в воображении нет. Иногда я представляю какой-то заброшенный пляж, где собираются все потерянные тени. Наверное, кому-то они действительно нужны. Не знаю зачем.  Но какой-то человек их собирает.
- Кто? Этот Грэй? Странное имя.
- Нет, это не он. Грэй, если он вообще существует, лишь связной этого человека с существующим миром. Этот пляж оторван от существующей реальности, он находиться в Мире Теней.
- Ты ненормальный, - изрекла она, наконец, - Ты сам понимаешь о чём говоришь?
Может быть, оттого, что так сказала именно она, я вдруг и правда ощутил себя самым безнадёжным из всех неудачников на Земле. Вряд ли ей хотелось меня обидеть. Но как раз это у неё получилось не плохо.

Я часто думал о нём. Вспоминал этого странного человека: его голос, очки, его чертовски притягательный образ. "Грэй" – с английского означает серый цвет. Не думаю, что его можно считать серым, скорее наоборот.


                15

                ;

Когда в девятнадцать ощущаешь себя на двадцать (рубеж  необъяснимый, но очень важный) – это легко. А когда ты осознанно переходишь в третий десяток – тебя охватывает паника.
Делаешь вид, что всё в порядке, а на самом деле оказывается, что тебя уже нет. И хочется всем крикнуть: «ну не я это – не я!»
Может быть моё тело, мои глаза, только видят они не то, что раньше. Видят только что-то страшное – грязное, на что и смотреть-то не хочется, а смотришь, потому что все считают, что это и есть та самая «взрослая жизнь». А так хочется что-то изменить – вернуться к обратному, но не получается. Включаешь музыку, что слушал раньше – и музыка хорошая, и аккорды те же, и слова все знаешь, и вздохи и дыхание исполнителя, - а не то. Не радует, не пробирает до судорожного дыхания. Словно впустую. И страшно становиться, очень страшно. ТАМ был я. А ЗДЕСЬ кто? А кем я стану ПОТОМ? И думать-то об этом не хочется, а как же быть?
Словно детство умерло. А ты хочешь кому-то ещё что-то доказать, а всё равно рядом никого нет – все уже умерли. Умерли в детстве. Или просто боишься признаться, что родился уже в мёртвом мире. И вместе с этим миром потихоньку, шаг за шагом уходишь в призрачное НИКУДА.
Сколько ни жди, сколько ни думай, к прежнему возврата нет.
Всему приходит конец. Что-то исчезает сразу, без следа, как отрезало, что-то постепенно растворяется в тумане. Остаётся лишь прах. Странное чувство. Кажется, видишь сон, а вроде всё как наяву. Будто на самом деле происходит, но почему-то какое-то настоящее.

                16

                ;

Весна разгоралась. Изменился запах у ветра. Новыми оттенками заиграла тьма по ночам. Звуки отдавались непривычным эхом в ушах. С каждым днём всё отчётливей пахло летом.
Весна уходила. Всё ещё очень медленно, но лето потихоньку осваивалось в своих владениях. Даже весенний дождь стал пахнуть летним раскаленным асфальтом, сухой травой и грядущими надеждами. Всё, всё то же самое. Ничто не меняется. Всегда, всегда – порядок вещей на свете один и тот же. Ну, разве что номер у года другой, да новые лица взамен ушедших.
Из призрачных теней ночи снова встаёт знакомая действительность. Надо продолжать жизнь с того, на чём она вчера остановилась, и мы с болью сознаём, что обречены непрерывно тратить силы, вертясь, всё в том же утомительном кругу привычных стереотипных знаний.

Раза два в неделю я приходил в тот бар, где встретил Грэя, -  не знаю, на что я надеялся. Выпивал там два бокала пива, выкуривал несколько сигарет, и когда было уже невыносимо, выходил на улицу.
Бассейн закрыли на месяц. Я пытался несколько раз ходить по разным спортивным базам, но так, ни в одной надолго и не задержался. Когда брат уезжал на выходные к родителям, она приходила ко мне.
- Нет, что ни говори, а с именем всё-таки удобнее. Например: такого-то числа в парке у пруда повстречал очаровательную девушку по имени Катя.
- Почему сразу Катя?
- Тебе не нравится это имя?
- Отвратительное имя.
- Так как же тебя зовут?
- Ты же тоже не говоришь.
- Я сказал. Но условно. Условно я Флэш.
- Тогда я условно Рафаэль.
- Та, что из сказки?
- Да, та, что из сказки.
- Ну, хорошо, - успокоился я, - теперь хоть какое-то имя.
     Она ещё долго примеряла различные имена, что-то в них искала, но лишь сама с собой. Потом разделась до майки и трусов и юркнула под одеяло.
Нет, рядом с ней должен быть другой человек. Человек живой. Не я, - с потерянной тенью, с отсутствующим смыслом жизни.
Нет, не я.
Но сейчас она со мной. И с этим не поспоришь. Вот, -  протяни руку, коснись её волос, обними за плечо и поцелуй.
Нет. Не я.
С чувствами всегда так. Надо бы, да нету.
Я не на шутку испугался: а вдруг их так никогда и не будет. Жди, ни жди, а всё впустую. 
Я подошёл и лёг рядом на одеяло, закрыл глаза и глубоко вздохнул. Потом долго собирался с мыслями, хотел ещё о чём-то спросить, но она меня опередила.
- Я тебе нравлюсь? Ну, как девушка…внешность, тело? – Спросила Рафаэль.
Я задумался. В голову приходили мысли о сексе, но я гнал их прочь.
Она мне нравилась. Что-то необыкновенное и очень странное я заметил в этой девушке, ещё в первый день знакомства. Она была странной и простой одновременно. Это девушка отличалась от всех моих знакомых подруг. Желая выглядеть взрослой, она казалась ещё более ребёнком. Мне это было приятно.
- Ты мне нравишься. Как девушка. – Чуть подумав, ответил я.
- А как ты думаешь, у нас могли бы быть отношения? Ну, мы смогли бы жить вместе как пара.
- Да мы уже почти живём вместе.
Наши взаимоотношения развивались как-то параллельно. Параллельно ко мне, параллельно к ней, к нашему городу, к нашей жизни. Наши отношения были где-то совсем параллельно нам. Не называя своего настоящего имени, она мельком давала возможность посмотреть на свое обнажённое тело после утреннего душа. Один раз в неделю готовила ужин и ложилась спать одна. А я смотрел на неё и думал, думал. Думал о себе, о ней, о её жизни, о которой она не рассказывала, думал и боялся, что однажды мы станем близки.
- Ты странный, - чуть позже произнесла она, - но ты мне нравишься. Только ты не думай, что парню необходимо быть странным, чтобы мне понравится! Совсем нет.
- В каком смысле странный?
- Знаешь, у нас в кафе на стенах висит много всяких картин современных городских художников. Так вот на одной из них написано дно море: такое прозрачное, голубое. Видно всё: как плавают огромные рыбы, яркую морскую растительность, где-то вдалеке виднеется корма затонувшего корабля, покрытая зелёными водорослями. А вот в центре этой композиции сидит на камне водолаз в старом металлическом водолазном костюме, словно в скафандре с раскрытой книгой и вдумчиво смотрит в её содержание. Вокруг него много маленьких пузырьков, совсем крошечных рыбок, из которых часть поглядывает из-за плеча в книгу, а часть смотрит на толстый резиновый шланг с воздухом, тянущийся к поверхности. Вот смотришь: ничего из увиденного, в общем, взгляд не режет, всё как-то гармонично: и водоросли, и водолаз, и книга, и множество рыб. Но где-то в глубине закрадывается скользкая мысль, что всё это как-то странно. Проходя мимо, я всегда вспоминаю о тебе. Вот этот водолаз с книжкой и есть ты.
- Ну что сказать, это приятно. Значит, ты часто обо мне думаешь.
- Придурок, я не об этом!
- А интересно, что он там читает, что это за книга такая, которую интересно читать на глубине моря?
- Ну, всё, хватит! Пора спать, - Рафаэль повернулась ко мне спиной и закрылась одеялом с головой. Что-то бормоча себе под нос, она разделась под одеялом до гола и, повернувшись ко мне, выбросила майку с трусиками на пол.
Я потушил свет, разделся и лёг рядом. Она обняла меня и робко прикоснулась ко мне всем телом. Я тоже обнял её, прижал к себе и закрыл глаза.
Я знал чего она хочет, но не знал чего хочу я. Больше мы не произнесли, ни слова.
В доме тяжко повисла тишина. В ней шёпот исчезнувших теней, мыслей и воспоминаний, дыхание того,  что не живёт. Я огляделся, замер и поглубже вдохнул. Окружающая реальность постепенно исчезала, теряя очертания,  словно гаснущий экран в кино. Мы остались одни и погрузились мир, затаившийся до пробуждения. 


                17

                ;

- Может, когда мне будут нужны деньги, я продам воспоминание о тебе, - произнесла Рафаэль, как-то также засыпая у меня на кровати.
- Наверное, тогда я буду по тебе скучать.
   Больше мы ни о чём не говорили, потому что больше я её не видел. Её исчезновение я заметил лишь в середине июня. Начало лета поглотило меня целиком. Я работал, ходил на тренировки, ездил к родителям.
Когда я опомнился и бросился её искать, оказалось слишком поздно. С квартиры она съехала, с работы уволилась, и кто-то поговаривал, что она уехала из города.
Людской водоворот и поток времени поглотили её без следа. Лишь изредка, вспоминая эту девушку, я сожалею, что так и не переспал с ней. Но что бы со мной ни происходило – я никогда ни о чём не жалею долго.

Собственные глаза ничего не видят.

                18

                •

Медлить было нельзя.
Выбор сделан.
Он был уже сделан, когда я родился. Поэтому и этот выбор неизбежен по своей адекватности.
Впрочем думать тут было особенно не о чём. Решение уже давно густой серой тучей плавало у меня в голове. Я просто не осмеливался осуществить его, изо дня в день откладывая на потом…
Я должен вернуться туда, откуда всё начнётся.
В понедельник утром купил карту, билет на автобус  на деньги, оставленные мне в конверте, и позвонил брату. За два часа собрал всё необходимое, принял душ, побрился и надел чистое бельё. Ехать предстояло долго.
На море я был полтора года назад, поэтому, думаю, с размещением проблем быть не должно.

Может всё произошло на много раньше. Может, именно там я её и оставил. Оставил, чтобы вернуться и забрать что-то очень важное. Без чего не смогу двигаться дальше.

                19

                ;

Я долго в отупении бродил по вечернему пляжу. Жара немного спала, волны нарастали, и с моря подул холодный ветер. 
Первый день прошёл быстро и незаметно.
 Следующий день стал почти полным повторением предыдущего. Утром в то же время я встал по будильнику, заправил постель, взял зубную пасту, щётку и полотенце, и пошёл к душевой. Потом сходил в туалет и поставил кипятиться чайник. По радио вновь передавали жаркую погоду, прозвучала пара непонятных мелодий и короткий блок новостей. Ближе к полудню я взял покрывало, сигареты, солнцезащитные очки и пошёл на пляж.
А внутри кипело что-то страшное. И на это «страшное» было больно смотреть. Иллюзию всё ещё неисполненной надежды поддерживало только одно. Всего лишь одна фраза: «Ты всё делаешь правильно». С этой фразой я вставал утром и ложился спать. Зная, что, дав себе слабину, сделав дыру в этом иллюзорном вакууме, я стану белым пятном, пожирающим самого себя.
Задавать себе глупый вопрос «что я здесь делаю?», было для меня сложнее всего. Как я не старался, даже элементарного оправдания для самого себя я найти не мог. И вопрос-то даже заключался не в моём месторасположении,  ведь быть я мог сейчас где угодно, и это ничего бы не решило. Самый важный вопрос «что мне теперь делать?». А так как ответа я не знал, предстояло только ждать, пока что-либо не произойдёт само, что я и делал.
Теория эта была для меня утомительна. Быть полностью во власти высших сил, мне ещё не представлялось возможным. Но если подумать, почти любой выбор в этом мире – нелепость.
Двигаться надо только вперёд. Если война началась, остановить её бывает очень трудно. Меч, вынутый из ножен, должен обагриться кровью. Это правило.

К вечеру пляж постепенно пустел, людские голоса смолкали, и шум волн брал верх над всеми звуками природы. Ближе к одиннадцати зажигались фонари, и открывался одинокий бар под крытым навесом. За четыре дня, моего пребывания на этом пляже я решил впервые в него зайти.
- Нет на свете ничего прекраснее, чем море. -  Произнёс мужчина за барной стойкой, азиатской внешности.
- ?
- Сигарету?
- Пожалуй, да, – согласился я.
 Навалилась духота, и мир вокруг пропитался запахом влаги.
Через несколько минут где-то вдали глухо зарокотало и, как по сигналу, на землю упали первые капли дождя. Раскаты были слабые – казалось, кто-то ножом прорывал толстый слой газеты. Зато капли в один миг набухали и превратились в ливень.
 Я заказал один бокал пива и какие-то чипсы, а он поставил передо мной две рюмки водки. Не говоря ни слова, мы выпили по одной и закурили. Дым странно рассеивался в этой ночной духоте и исчезал в тени. Я только сейчас заметил, как тени странным образом окружили нас со всех сторон.
- Я Флэш. – Начал, было, я разговор.
- Гани, - сипло произнёс он, - ещё?
- Пожалуй.
Гани снова наполнил рюмки. Мы выпили и заели лимоном. Ни говоря ни слова бармен удалился, а я остался за стойкой. Через пару секунд зазвучала музыка, неестественная, странная. Словно из потустороннего мира я слышал призыв к чему-то. Мне захотелось встать и уйти. Но куда? Зачем?
- Не надо искать себя слишком далеко. А то заглядишься, не заметишь, что под ногами, и бац! – слетишь с катушек, - Гани закурил и предложил мне, - он ищет тебя.
- Кто  он?
       В это мгновенье небо один за другим располосовали причудливые серебристые узоры, от громовых раскатов земля заходила под ногами. Напоследок молния ударила ещё раз, совсем рядом – и сразу стало тихо.
- Он приходит сюда почти каждый день. Заказывает большой бокал холодного пива и много курит. Потом, как будто опомнившись,  оставляет деньги и уходит. Он ищет тебя. Он знал, что ты придёшь.
- Да кто это, в конце концов?
- Жди, он обязательно придёт, - Он слегка погрустнел и посмотрел на море. Похоже, собирался что-то ещё сказать, но передумал.
Я не стал больше ни о чём спрашивать. Этот Гани, словно его слова, растаяли в свете электрического освещения, растворились в пляжной ночной тишине. Я оставил деньги, собрался с мыслями и вернулся в номер.

Я приходил несколько дней на одно и то же место. Ждать было скучно. Когда он опять объявиться на пляже? Кто знает. Может, завтра, а может, через неделю. Или вообще больше не придёт. Такое тоже возможно. А внутри всё равно чувствовалась пустота. А пустота всегда и везде остаётся пустотой. Как я не стремился изгнать её из своего сердца, не мог. Она крепко зацепилась за внутренности и стала частью меня, и жить мне с ней до конца дней своих.

                20

                •

После её ухода осталось чувство гораздо большей опустошённости, чем я ожидал. Долго ещё потом глодала меня изнутри эта странная пустота. Я зависал в ней и никуда не двигался.
Я СТАЛ ЧАСТО ДУМАТЬ О НЕЙ. Меня тянуло и рвало на части. Никогда ещё от расставания мне не было так тяжело. Где она сейчас? С кем? С кем-то, но только не со мной. Я сам всё это сделал, чего я жалею?! И о чём жалеть, если ничего не было?!
Вот именно ничего. И вот в тот момент, когда она исчезла, оказалось, что всё что меня окружает это и есть ничто, а эта девушка была тем самым важным, что связывало меня с чем-то.
Где она сейчас? С кем?
Почему отпустил? Почему тогда ночью не переспал с ней?
А ничего бы это не изменило, - говорю я сам себе, - ничего…
Иной раз, мне казалось, что она это сделала специально. Специально ввела в это состояние. Она хотела этим что-то мне сказать, но достучаться до меня было нелегко. Я так и остался на дне моря, с немыми рыбами, с тяжёлой бронёй, читая что-то совершенно неинтересное.


Я растерялся. Что я ищу? Или кого? Я потерял всё то, что естественным образом было мне необходимо, но настолько привычным, что исчезновение это заметить смог не сразу.

                21

                ;•;

Открыл глаза. На кровати никого. Глубокая ночь. Темно – хоть глаз выколи, все часы куда-то подевались. Неизбежность, словно поток жажды нахлынула на меня и не давала дышать. Тысячу раз в этой жизни я испытывал что-то похожее, но никогда и в голову не могло прийти, что  это и есть та самая – неизбежность. Где-то на уровне солнечного сплетения стало холодно и страшно. Только сейчас я действительно осознаю – я один. Но рядом - ничего напоминающего меня. Я точно где-то есть, но ещё не знаю где. Но знаю лишь одно: в отличие от меня, он ищет.
Я вышел на улицу и закурил. В баре на пляже всё ещё горел свет. Медленно, докуривая последнюю сигарету, я направился на его огни. Других занятий мне в голову не приходило – и я решил опять побродить по улицам. Если умеешь бродить, частенько набредаешь на что-нибудь интересное. Открываешь что-то новое. В любом случае лучше шевелиться, чем без дела маяться. Всегда лучше что-нибудь пробовать.
…затаив дыхание я изо всех сил стараюсь разглядеть что-то в темноте. Вслушиваюсь в шум ветра, пытаюсь отыскать в нём какой-то смысл, уловить намёк на что-то. Однако вокруг нас только мрак. Он рядом. Проходит мимо, бросает сигарету и сворачивает с дороги. Я огляделся, замер и поглубже вдохнул. Следовать за ним, хоть и осторожно, но посреди тишины ночи, было очень трудно. Он свернул от пляжа в жилые кварталы, прошёл несколько узких улочек, перелез через железный забор и исчез.
Неужели Он обнаружил хвост? Наверное, остановился, затаил дыхание и прислушивается. Моё сердце сжалось во мраке. Но я выровнял дыхание и зашагал вперёд. Какая разница, если человек заметил слежку? Так даже лучше: можно открыто с ним заговорить. Однако переулок вскоре закончился. Тупик.
Я вжался в холодную стену, закрыл глаза, сжал голову обеими руками, вдавив пальцы в виски. Со мной определённо что-то происходило. От охваченного смятения во мне что-то резко менялось. Дыхание вдруг участилось, голова раскалывалась от острой боли. Всё вдруг поплыло пред глазами. Я гонялся за хвостом мрака, сидящего во мне самом.
Я явственно ощущал на себе чей-то взгляд. И моё тело, и кожа, и кости чувствовали этот взгляд.  Он шёл прямо на меня. Медленно, уверенно, с каждым шагом приближаясь всё ближе. Я не мог поднять глаз, сжимая руками голову, и видел лишь призрачную фигуру, выходившую из мрака на свет фонаря. Воздух вдруг стал тяжёлым, я задыхался, словно лёгкие были наполнены песком, во рту пересохло, а колени дрожали, как у сумасшедшего.
Усилием воли открыл глаза. Рядом никого. Кромешная темнота. Ещё некоторое время сознание возвращалось ко мне.
Я переждал некоторое время и решил вернуться назад. За кем я гнался? Чего испугался? Мысли были где-то далеко. "Не успел", - говорит кто-то рядом, "не сейчас", - повторяет тот же голос. Я знаю, это она. Это была моя тень, но она  ускользнула от меня.
Потому, что гнался я не за ней.

                22

                •

Кому суждено повеситься, тот не утонет.

Мы постоянно живём с ощущением лёгкой беды. И только чтобы что-то серьёзно  осознать, нам необходимо многое потерять.

Лёгкий вечерний ветер приносил на побережье морской запах и спокойствие. Он обвивал моё тело, кружил волосы и снова уходил куда-то к морю. Я чувствовал, как огромный диск уходящего солнца нехотя скатывается за горизонт и на прощанье даёт мне надежду в завтрашний день. Ведь завтра он взойдёт снова.

Песок у самого моря влажный и прохладный. Он легко поддаётся рукам. Я медленно опускаю пальцы в эту зернистую золотую массу и ожидаю наступления полной темноты. Я глубоко всей грудью вдыхаю и смотрю на небо, а может быть это полезно для нас – быть готовыми к неизбежному. 

                23

                ;

Белые пальцы рассвета пробираются сквозь щель в шторах и снова, словно с петлёй на шее я встречаю новый день. Начинается заново бессмысленная трата сил на поиски истины. Иногда, конечно, я видел в этом что-то похожее на торжественное предзнаменование, но обычно это было всего лишь утро.
В этой жизни условия у всех одинаковые. Мы все попутчики на тонущем корабле.
Все одинаковы. Те, у которых что-то есть, бояться это потерять, а те, у кого ничего нет, переживают за то, что так и не появиться. Главное, когда ничего нет, не потерять самое главное, что остаётся – не потерять себя.
               


                24

                ;

«То ли колодец был действительно уж очень глубокий, то ли летела Алиса уж очень не спеша, но только вскоре выяснилось, что теперь у неё времени вволю и для того, чтобы осмотреться кругом, и для того, чтобы подумать, что её ждёт впереди».

Сделав хоть какое-то дело, встретив напутствие судьбы, мне предстояло двигаться дальше.
Я не знал, кого я искал с самого начала. Не знал, потому что искал самого себя. Я всегда боялся сделать выбор, боялся бороться за жизнь, не решался верить в самого себя. Словно тот водолаз, с картины я нырял на глубину за тем, что было необходимо. Шторм утих, вода прояснилась.

Теперь я понял. Многое прояснилось. Как будто хаос в голове улёгся, всё встало на свои места. Я отчётливо видел, что, где лежит. Видел, но, к сожалению, не мог дотянуться. Чтобы всё действительно встало на свои места, нужны были действия, которые вдали от дома я совершать не мог. Как только эта мысль возникла в моей голове, я тут же упаковал вещи и отправился на автостанцию.
Купив билет, я отправился в столовую при автостанции. Ехать предстояло 28 часов, и, конечно же, с остановками. Стоило подкрепиться. День выдался на редкость холодным. После нескольких дней томительной жары наступила довольно прохладная погода, но все окружающие меня люди, всё ещё ходили в коротких шортах и сланцах. Я сложил сумки на стул, рядом со столом, чтобы занять место и пошёл брать обед. Я взял жареную картошку и что-то мясное к ней, похожее на котлету, борщ и салат из овощей. Напоследок я всё же решился взять пива в дорогу. Когда я вернулся, рядом с моими сумками лежали ещё чьи-то вещи. Я сел и стал есть. Через несколько минут за мой стол села молодая женщина лет тридцати, может старше. Её обед был похож на мой, не считая многочисленного количества шоколадок и каких-то конфет, в ярких цветных обёртках. Мы бегло оглядели друг друга и принялись за еду.
В столовой было не много людей, они находились всё больше снаружи. Через огромные, не завешенные занавесками окна, словно сквозь витрины, было видно отъезжающие автобусы, людей с сумками, лавочки с газетами и прочей требухой. Из небольших динамиков на стене звучала лёгкая ретро музыка.
На улице засуетились. Видимо отъезжал долгожданный автобус. Она тоже взглянула в сторону выхода и снова уставилась в тарелку.
На ней была тёмно-синяя толстовка, которая наверняка была одета ввиду сегодняшней погоды, трикотажные короткие спортивные серые шорты, что еле прикрывали ягодицы и резиновые сланцы. Тёмно-русые волосы были забраны в аккуратный пучок на затылке двумя китайскими палочками, на лице ни капли косметики, ни украшений. Женщина была высокой, стройной (про "таких" говорят: модельной внешности), худощавой, лишь глаза выдавали какое-то разочарование и надменное отношение к жизни.
Мне хотелось курить, но сигарет не было.
- Куришь? – Осторожно спросил я.
- Да,  - выдохнув, произнесла она, будто всё это время и ждала, что я, наконец, заговорю. - Пойдём.
Мы вышли на крыльцо. Я угостился её тонкой женской сигареткой, и одновременно прикурив, мы одновременно затянулись.
- Может, познакомимся? – произнесла она.
- С удовольствием. – Согласился я.
- Я Женя.
- А я Флэш.
- Прозвище что ли?
- Типа того.
- А что означает?
- С английского – вспышка, молния.
- А ты жаркий парень, - усмехнулась она.
- Да нет, долгая история… - я замялся.
- Не парься.
Мы снова затянулись. Поёжившись от ветра, девушка надела капюшон и стряхнула пепел с сигареты. С автостанции объявляли очередной отбывающий автобус. Мы прислушались.
- Ты как, один? – спросила Женя.
- Путешествую?
- Ну да, возвращаешься один?
- Да.   А ты?
- Я одна.
Мы вернулись к столику. Оказалось нам по пути. Мы доели и, взяв сумки, двинулись к автобусу.

- Огромный экарус со всеми удобствами! А нам повезло, тут и туалет, наверное, имеется, – она закинула сумки в багажный отдел и посмотрела на меня, - хотя думаю тебе всё равно. Видел бы ты, на какой развалюхе я сюда добиралась! Весь божий свет прокляла. Долго ехать. Сядем вместе?
- Не возражаю.
А чему тут возражать: красивая, сексуальная, да ещё сама предлагает. Я повиновался. Её энергетика меня радовала. Компания мне бы сейчас не помешала, хотя и без неё я добрался бы без проблем. Путешествовать в одиночестве я привык ещё с детства.
После того, как мы сели, автобус отправился где-то через пол часа. Женя села у окна, расстегнула толстовку и поставила между ног небольшую спортивную сумку. Я сел рядом. Впереди сидела молодая пара, наверное, муж с женой, подумал я, уж как-то гармонично они смотрелись друг с другом. Сбоку сидел пожилой мужчина в очках, позже в его руках появилась книга. Сзади сидел парень в наушниках, примерно моего возраста, а рядом с ним уже спала, видимо его мать.
- Ты не думай, я так легко на самом деле не знакомлюсь, - чуть позже произнесла та, что сидела совсем рядом, - просто обстановка такая сложилась, мне в дороге всегда попутчик нужен, - она достала по банке пива из сумки и предложила мне.
- Я не против.
- Я смотрю ты не любишь много говорить?
- ?
- Это не плохо. Вот встретились люди в дороге, случайно… И выходит, что от такой встречи может довольно много зависеть. Настроение и прочее…Знаешь, даже так -,  - она взяла паузу, чтобы точнее мысль выразить,- случайные встречи здорово на жизнь влияют. Во как! – Закончила Женя.
Автобус тронулся. Мы отхлебнули пива и замолчали. В тот момент я подумал: а ведь она права. Права на счёт случайных встреч. Последнее время именно случайные встречи мою жизнь и изменили, - Грэй, Рафаэль, а вот теперь и Евгения. Наверное, что-то ещё было впереди. Я закрыл глаза и вспомнил опять её: вспомнил Рафаэль, мою квартиру, последнюю встречу. Потом открыл глаза и глубоко вздохнул. Всякое исчезновение, в то же время возникновение. Где-то сейчас моя тень, где-то сейчас Рафаэль. Но где это где-то, чёрт возьми?

                25

                •

Она долго смотрит на машины, потом вдыхает, выходит на тротуар и направляется к ночной закусочной. Я не хочу отпускать её. Я хочу быть там, хочу крепко прижать к себе, понять смысл каждого движения её тела. Но меня там нет. Я торчу здесь в одиночестве, оторванный от всех людей.
Я ложусь на кровать, выключаю свет. Как бы мне хотелось, чтобы она появилась в этой комнате. Тишина...
Я хочу её видеть. Какая бы она ни была. Призрак, видение – всё равно. Только бы оказалась рядом. Такое чувство, будто тело во власти огромной волны. Но она не появится, сколько ни жди, сколько не надейся. Как и  не появится тот парень, погребённый под снежной толщей гор.

Она тоже сделала свой выбор. Но этот выбор был не связан со мной. Девушка с Детской Улыбкой покинула меня навсегда.


Мир, который окружает нас, не реален, как и не реальны мы в нём.


                26

                ;

- Слушай, а сколько тебе лет?  - спросила Евгения, засыпая у меня на плече.
- Двадцать три.
- Мне тридцать два, - тихо произнесла она. -  Почти десять лет разницы, а мне как-то с тобой легко.
- Мне кажется тебе со всеми легко. Ты красивая, весёлая, и тебе не дашь больше двадцати пяти.
- Спасибо.
Наступила ночь. В автобусе погасили свет. Хотелось спать, но глаза не закрывались. Я тупо пялился в окно: на проезжающие машины, невысокие здания, какие-то киоски, остановки вдоль дороги. Женя прилегла мне на плечо и закрыла глаза. Я чувствовал запах её распущенных волос, её кожи. Мне захотелось её поцеловать, но я удержался. Мы все попутчики: важно лишь откуда мы едем и куда.
- Ты отдыхал? С отпуска возвращаешься? – не поднимая головы с моего плеча, спросила она.
- Ну, можно и так сказать. Ты тоже?
- Я ездила на похороны. Моя лучшая подруга умерла. Там её родители живут, там же и похоронить решили.
- Соболезную, - только и мог сказать я.
- У тебя есть близкий друг?
- У меня есть брат.
- Ты славный парень, наверняка и девушка есть?
- Нет. Вот девушки нет.
- У меня тоже сейчас никого нет. Работа дурацкая, из-за такой работы никакой нормальной личной жизни. Одни уроды попадаются,  - она подняла голову, убрала с лица волосы и уставилась в окно. Она долго о чём-то думала, потом повернулась ко мне и посмотрела прямо в глаза.
- Знаешь, есть такие люди, которые полноценными людьми не являются.… А как бы знаки, что ли. Тебе встречается человек, а на самом деле – это напутствие судьбы… и несёт он, сам не зная того, огромную нечеловеческую ношу.  Понимаешь?
- Примерно…
- Я вот что думаю, только не считай меня сумасшедшей, - она пододвинулась ещё ближе и сложила ноги на кресле так, что коленками упёрлась мне в бедро, - мне эти люди, воплощением намёка судьбы  кажутся  в видимой человеческой оболочке. Вот появляется этот намёк и делать-то ему в принципе ничего не надо, в этот момент ты сам понимаешь что надо делать. Потом он исчезает: человек ли, намёк, а ты осознаёшь – так надо. Да всё это так незаметно происходит, что как определённое событие даже в голове не откладывается.
Она замолчала. Я тоже не решался говорить, прекрасно понимая, о чём она только что сказала. Затекли ноги, от алкоголя и бездействия. Захотелось размяться.  Я встал, потянулся и прошёлся вдоль салона автобуса. Все вокруг спали. Пейзаж за окнами сменился, теперь кроме деревьев вдоль дороги ничего видно не было, лишь изредка на встречу неслась какая-нибудь легковушка. Сделал несколько незамысловатых движений, размял спину, пару раз присел и решил вернуться назад. Она всё так же сидела, уставившись в окно. Я сел рядом и тронул её за колено, чтобы отвлечь.
- Ты, наверное, проголодался? – спросила Женя, словно очнувшись от сна.
Я пожал плечами.
- У меня бутерброды с колбасой и сыром, осталось немного зелени. Думаю, до приезда дотерпим и на этом.
Мы уплетали бутерброды, запивали пивом, и казалось, что всё в этом мире потихоньку глоток за глотком наполняется каким-то определённым смыслом. Смыслом бытия.

                27

                ;

                Работа для водолаза

Я постоянно вижу себя разным человеком. Успеваю посмотреть на себя со стороны и  разных точек зрения. Просто я выполняю разную работу: где я специалист, дилетант или мной пользуются для мелких поручений. Когда-то я видел смысл в таком образе жизни. Но теперь он потерялся. И идея превратилась просто в работу.  Это тяжело воспринимать, но ко всему привыкаешь. И мысль о том, что есть работа – это уже хорошо. Что не говори, а деньги откуда-то должны появляться, и каким-то способом их надо зарабатывать. Если ты умеешь зарабатывать их, не тратясь на размышления в роде моих – ты сверхчеловек. И перед тобой стоит задача не  идейного удовлетворения, а посредственного становления себя как частицы этого общества, после получения белого конверта в конце месяца.

                28

                ;

Приехали в город мы только к полудню.
- Может на такси до дома? – спросила она.
Я согласился. Мы взяли сумки и двинулись к первому такси, что увидели на остановке. Женя достала из кармашка сумки маленький чёрный сотовый телефон.
- Номер не оставишь?
- У меня нет телефона.
- Очень смешно!
- Нет, я серьёзно. У меня нет, и никогда не было сотового.
- И как ты с людьми связываешься?
- Для этого мне не нужен сотовый, - я пожал плечами и улыбнулся, - у меня есть городской.
- Ну, хоть так, - выдохнула она, - я уж думала ты совсем нелюдимый.
- Если я мало говорю – это ещё не значит, что я нелюдимый.
- Не обижайся, просто я… таких, как ты мало встречала.
- Каких таких?
- Ну…- она задумалась и как бы оценивающе посмотрела на меня, -  ты молодой, ездишь отдыхать один, будь у тебя мобильник, может и девчонок было бы побольше. Не любишь разговаривать, но с тобой не тревожно… вот как-то так.
- Во-первых: я ездил не отдыхать; во-вторых: в мобильниках и девчонках не нуждаюсь, а в третьих: я вполне коммуникабельный человек, чтобы разговаривать столько, сколько разговариваю. – Женя засмеялась. Она смеялась долго и как-то по доброму, потом обняла меня и поцеловала в щёку.
- Ты отличный парень, таких, как ты всё же мало.
Мы сели в такси и назвали два адреса.

После приезда я ещё некоторое время приходил в себя. На море я пробыл около двух недель. Оставалось пара дней, и отпуск заканчивался. На работу я не торопился.
Ещё через пару дней мне пришло письмо и посылка. Я не верил своим глазам – письмо от Рафаэль: белоснежный конверт, несколько строчек, четыре штампа и четыре марки. На строчке Кому:… было написано: Флэшу, Человеку Без Тени на строчке от кого…: Рафаэль. Обратного адреса указано не было. Я взял письмо, прошёл на кухню и сел. Брат что-то делал у плиты, на подоконнике стоял старенький отцовский приёмник, по которому в тот момент звучала хорошая вещь Depeche Mode: "It's no good". Егор посмотрел на меня как-то настороженно, но ничего говорить не стал. По радио мужской голос передавал погоду на завтрашний день. Этот голос, будто перечислял овощи в моей тарелке, так монотонно и беспристрастно, будто из другого мира, где погоды вообще не существует. Потом ведущий стал вести программу по заявкам или что-то в этом роде. В прямой эфир звонили разные люди, передавали привет и заказывали музыку. Радиоведущий глупо шутил, смеялся, задавал никчёмные вопросы дозвонившимся, чтобы хоть как-то заполнить эфир и с лёгкостью находил все песни, о которых спрашивали.
Слушая этот голос, мне захотелось представить этого человека, но у меня ничего не получилось. Голос звучал громко и настойчиво, слова проговаривались с великолепной точностью, которая, к сожалению присуща не многим радиоведущим. Но что-то в его интонации чувствовалось не так. То ли настроение не располагало, то ли работа надоела, не знаю, но слушать его спокойно я не мог. Внешность и рабочее место, как старался, представить я не смог. Голос звучал из кромешной тьмы. Что он там делал? Зачем шутил? Как с такой неимоверной скоростью находил песни, которые слушают уже, наверное, только меломаны и преданные поклонники? Но и те, кто звонили в его эфир, в моём воображении представлялись некой размытой серой дымкой. И казалось, будто они звонили из одной тьмы  в другую.
Какой-то смышлёный парень заказал Queen, и под «Under Presser»  я затянулся второй сигаретой.
- Как тебя зовут, умник? – спрашивал голос из тьмы.
- Алексей, - отвечал ему другой голос из другой тьмы.
- Чем сейчас занимаешься? Маешься?
- Нет, я на работе. Целый день слушаю ваше радио, вот и решил позвонить, когда выдалась свободная минутка. Хочется послушать хорошую музыку, - как-то совсем робко произнёс парень.
- Нравиться, наверное, работать, когда слушаешь весь день радио, и еще, получается, дозвониться? – ехидно произнёс голос с радио.
- Не очень.
- А кем ты работаешь?
- хм…
- Не хочешь говорить? Ну и ладно. Только не обижайся! Я на самом деле не такой дотошный. Просто если я сейчас замолчу, то будет пустовать несколько минут эфир, а так нельзя! Так что парень,… извини. Алексей, что будешь слушать? Тебе ведь хотелось послушать хорошую музыку?!
- Хм…
- Не торопись, выбирай, поройся у себя в памяти, у меня есть всё. Если конечно ты о хорошей музыке?
- Хм…
- Ты опять забыл наши правила – не молчать, а то я превращусь в пустоту, а ведь ты  не хочешь, чтобы я превратился в пустоту?
- Давно не слышал Queen.
- Хороший выбор! Одобряю.
- «Under Presser» можно? – неубедительно произнёс юноша.
- Ну же, смелее! Ты думаешь, что я сейчас скажу, что у меня такой песни нет?! Ты не угадал. Я же сказал, у меня есть ВСЁ! – Воскликнул ведущий, -  Хорошая вещь. Одобряю.
Зазвучала музыка. Радиодиджей замолк. Но теперь и голос певца звучал из какого-то кромешного мрака.
Словно в трансе я слушал музыку, смотрел в окно и держал в руке письмо. Так продолжалось, пока не кончилась песня. После Квинов включили опять же иностранщину, но уже мне неизвестную. Брат предложил кофе и открыл форточку.
- Какая-то важная вещь? – указал он на конверт.
- Я бы не сказал, но… – я задумался, - … в каком-то смысле важная,… наверно.
Я отхлебнул из горячей кружки, брат поставил на стол макароны с сыром и стал есть.
- Если не решаешься открыть, - чуть прожевав, сказал он, - надо как пластырь – оторвал и всё, а потом думай!
Столько раз  я прокручивал в голове, где она может быть, что с ней происходит. И вот она хочет общения, а я даже не решаюсь прочитать её письмо. Идиот!?
Надо как пластырь!!! …

Здравствуй!
Соскучился?
Хотя о чём я?! Ты никогда ни о чём не скучаешь долго. А я соскучилась. Наверное, не ожидал, что я вот так исчезну, ничего тебе ни сказав, прямо как твоя тень. Думаю, ты её нашёл, ну, по крайней мере, я тебе этого желаю. Я долго о тебе думала. Да что там, долго, я о тебе каждый день думаю. Влюбилась, наверное? Может и так. Только от этого чувства тяжело мне. Первый раз такое. Вот думаю о тебе и тяжело в груди как-то, в комочек внутренности сворачивает так, что дышать трудно. Думала, что не буду тебя видеть, легче станет. Это я подумала на то утро, когда ночью ты не ответил мне взаимностью. Ну что ж, - думала я, - значит так надо. Я ведь тогда ещё ни с кем…
Я ведь действительно тебя полюбила. Так этого боялась, и вот...
Ты очень необычный человек, но совершенно обычным образом теряешь  важные вещи необходимые для того, чтобы просто жить. Ты сам создаёшь вокруг себя этот загадочный мир, не понимая на сколько высокую стену ставишь для дорогих тебе людей. Знаешь, чем больше о тебе думаю, тем чаще вспоминаю того водолаза на картине в кафе. Вспоминаю дно море: такое прозрачное, голубое. Видно всё: как плавают огромные рыбы, яркую морскую растительность, где-то вдалеке виднеется корма затонувшего корабля, покрытая зелёными водорослями. В центре этой композиции сидит на камне водолаз в старом металлическом водолазном костюме, словно в скафандре. В руках раскрыта книга, он так серьёзно читает, что порой мне кажется, что эта книга повествует о земном мире. Вокруг него много маленьких пузырьков, совсем крошечных рыбок, из которых часть поглядывает из-за плеча в книгу, а часть смотрит на толстый резиновый шланг с воздухом, тянущийся к поверхности. Вот смотришь, всё как-то гармонично: и водоросли, и водолаз, и книга о наземной жизни, и множество рыб. Но где-то в глубине закрадывается скользкая мысль, что всё это как-то странно. Вот это твой загадочный мир. Он глубоко под водой и тот слой, что отделяет тебя от земной жизни, отдаляет нас друг от друга. Отдаляет ровно на столько, на сколько ты сам это решаешь. Это не снаружи, это идёт изнутри, - вот что страшно.
Я вовсе не хочу тебя пугать, пишу лишь о том, что чувствую. А чувствую я сейчас много чего.
Ты многого обо мне не знаешь, да ты особо и не стремился к этим знаниям . Я не жалуюсь, мне это даже нравилось.  Многое в моей жизни поменялось. Я тогда с сестрой жила, квартиру снимала. Предложили работать за границей. Долго не решалась, а после той ночи, собрала документы и отправилась в агентство. Я ведь с детства занималась спортом. Вот и работу предложили с привычным режимом.
Я далеко. Но как ты видишь, хочу быть ближе. Очень хочу, но пока не могу. Что-то должно во мне измениться для того, чтобы приехать. Или в тебе…

                29

                •

Всё происходящее вокруг воспринимается посредственно. Будто это вовсе не со мной происходит. Я в стеклянной бутылке, заткнутой пробкой: всё вижу, но ничего сделать не могу. Этот мой загадочный мир, как написала Рафаэль, соприкасается с внешним, но дело в том, что только я знаю, что он существует.
Это как из песни «Парень из пузыря». Где же это? Ах, да, в фильме «Парень из пузыря».
- О чём же он был?
Родился ребёнок без иммунитета, и любое соприкосновение с внешним миром могло его убить, поэтому его поместили в специальный загерметизированный пузырь. Даже родители не могли к нему прикоснуться. Ел он обезжиренную, обеззараженную, продезинфицированную еду, в общем, дрянь всякую. И жил так, не жалуясь до двадцати пяти лет. А в двадцать пять он влюбился в девчонку, жившую по соседству, а она в него. Они дружили около года. Ну, как дружили? В общем, он сидел в пузыре, а она всё время была рядом. Так они и дружили. Потом она решила выйти замуж, а он ей не препятствовал, очень испугался за свою жизнь, ведь для этого ему пришлось бы выйти из пузыря, - а, следовательно, умереть. Так она и уехала, а он, подумав, решил ехать за ней. Соорудил себе передвижной пузырь и «две пары рук, две пары ног»,  как пелось в песне, и двинулся на встречу приключениям. Преодолевая различные преграды, он всё-таки добрался до церкви, где она должна была венчаться. И вот этот момент, ради которого стоило смотреть фильм: он снял с себя пузырь, чтобы просто поцеловать её. Он, наконец, решился на неминуемую смерть ради того, чтобы ощутить вкус её губ, тепло её тела и нежность дыхания. Так вот он целует её, и все думают, что он скоро умрёт. Но оказывается всё не так просто. Оказывается, иммунитет у него восстановился уже в четыре года, и он может спокойно жить как все.
В итоге они поженились и жили долго и счастливо.
 Долго и счастливо… как будто название чудодейственного зелья. Сделаешь глоток – живёшь долго, ещё один – счастливо и всё у тебя хорошо.


                30

                ;

Прошла паре недель. Отпуск закончился, и я вышел на работу. Стараясь не ломать размеренного темпа жизни, я по-прежнему ждал, пока что-нибудь не произойдёт. Так же ходил в городской бассейн, в ту закусочную, где когда-то работала Рафаэль. Так же, как и всегда заказывал пиво, жареные сосиски и кофе. Ходил за продуктами, готовил еду, а по вечерам слушал музыку и читал книги. Так же, как и всегда засыпал один в пьяном бреду. Казалось мне не двадцать три, а пятьдесят, а от чего понять не мог.
- Слушай, эта коробка тут уже знаешь сколько времени?! – как-то сказал мне Егор, указывая на посылку, - Ты бы открыл, вдруг что-то нужное, а может и от родителей.
Я совсем забыл про посылку, которая пришла вместе с письмом. Я взял её в руки, покрутил, обратного адреса не нашёл, но моё имя и фамилия указаны были точно. Это уж точно не от Рафаэль. Картонная коробка небольшого размера, весила не тяжело. И вот только я собрался её распаковать, как в дверь позвонили. Брат поспешил открыть, а я одеться.
- Тебя там девушка какая-то спрашивает… - нерешительно произнёс он через пару минут,- красивая… я её ни разу не видел, может с работы?
- Может и с работы…
Я натянул пижамные штаны и выбежал в прихожую.
- Нет, ты действительно не от мира сего! На тебя не угодишь! – Произнесла та, что стояла в дверном проёме.
Я сначала не поверил своим глазам. Такое бывает, когда форма одних событий резко сменяется на что-то нереальное. Передо мной стояла высокая красивая женщина: в лаковых чёрных туфлях на высоченном каблуке, в узкой чёрной юбке по колено и приталенном пиджачке, внутри которого виднелась прозрачная белая блузка с глубоким декольте. С безупречным макияжем и аккуратно уложенными длинными волосами передо мной стояла та Евгения, которая оказалась мне попутчицей в автобусе. Я замялся: в руках коробка, на ногах пижамные штаны в клеточку с оттянутыми коленками и пятидневная щетина. За спиной чувствовал взгляд Егора, скорее на меня чем на неё.
- Я могу зайти? – уже тоже немного испуганно произнесла она.
- Конечно, - ответил Егор и поспешил закрыть за ней дверь, - чай, кофе?
- Пожалуй, кофе…Я думала, что с посылкой проблем не будет. Прогадала…, - она сняла туфли и убрала назад волосы, - сначала думала, что тебе не понравилось, а сейчас понимаю в чём дело.
- Привет, -  только и прохрипел я, - так это от тебя?
- Извини, не знала, как обратный адрес написать, переезжала с одного места на другое. Открывай уже, она у тебя почти месяц.
Мы прошли на кухню. Егор сделал кофе и какие-то бутерброды, хотел сесть рядом, но что-то его остановило. Он словно опомнившись, поспешил к себе в комнату. Я сделал большой глоток кофе и стал открывать коробку. В ней оказалась ещё одна картонная коробка из-под сотового телефона, а уже в ней я обнаружил крохотный чёрный телефон.
- Включай, - настойчиво произнесла Женя.
Я нажал на маленькую кнопочку включения, и дисплей загорелся голубым светом. Чуть позже на экране возникла памятка о том, что у меня пропущено пятнадцать вызовов от Жени.
- Я вставила туда сим карту, забила свой номер телефона и подумала, что как ты получишь сразу включишь. Но, как видишь, этого не произошло. Потом подумала, что ты мог разозлиться и просто его выбросить. После этих мыслей подумала съездить поболтать.
- А адрес, фамилию?
- Помню куда на такси приехал. А потом по знакомым пробила, всё узнала. Это не так тяжело, как кажется.
На какое-то время мы замолчали, я пил кофе, а она, достав пачку сигарет, закурила.
- Странный ты какой-то, - затянувшись, произнесла она, - а брат у тебя хорошенький.
Мы позвали Егора и сели втроём завтракать.

                31

                ;

Осень – самое странное время года. Всегда ждёшь его с неохотой, зная, на сколько оно неизбежно. Меняются мысли, поступки. Меняется привычный образ жизни. Но всё новое не всегда воспринимается положительным. Меняется запах у ветра. Земля под ногами каменеет и кажется, будто ты каменеешь вместе с ней, кажется.…  Но всё вроде по-прежнему, только слова вчерашние, словно этим ветром подменные, непонятные уже, ни тебе, ни грядущему настоящему.
Это было и будет.
Вот только осень – это и есть настоящее. Лето позади, зима ещё впереди, и вчерашние слова уже надо заменять на сегодняшние и идти, пусть с неохотой, но по привычной дороге вперёд.

                32

                ;

На следующий день, где-то в области обеда она опять заглянула к нам. Мы с братом купили пива, пожарили сосиски и, усевшись перед теликом, собрались посмотреть взятые на прокат диски "Туман" и "Лунатики" по Стивену Кингу. И вот только мы открыли пиво, как зазвонил мой маленький чёрный "чёртов" мобильник.
- Привет! Чем занимаешься? – весело спросила Женя.
- Отдыхаю, выходные же.
- Ах, вот почему ты не бреешься какой день!
- ?
- Ладно, не обижайся. Может, отдохнём вместе? Я тебя свожу куда-нибудь, только что машину из ремонта вернули, не буду так много пить, как раньше.
- Слушай, я вообще-то никуда не собирался. Хотели с братом дома посидеть.
- Насидишься ещё! Я через пол часика заеду. Пока! – и повесила трубку.
Я вернулся к дивану, отхлебнул пива и глубоко вздохнул.
- Иди, - произнёс Егор, - я позову кого-нибудь из своих, заодно о тебе расскажу, какая фифа за тобой ухлёстывает.
- Она не фифа.
- Да ладно, такие женщины на дорогах не валяются и в твой муниципальный бассейн не ходят. Отдыхай, пока есть время. Я весь за тебя. Затебей, чем ты сам!
Егор демонстративно поднял банку с пивом и рассмеялся.
 Я залез в душ, побрился, надел чистое бельё и, посмотрев зеркало, подумал: "ну что ей действительно от меня надо?" Развлечений такая женщина и без меня найдёт, может что-то в поездке зацепило, а может и действительно во мне. Из головы не лезло только одно: возможно и у Рафаэль кто-то появился, возможно, она впервые с кем-то переспала, я вспоминал ту фразу из письма "Я ведь тогда ещё ни с кем…", наверное, сейчас она уже с кем-то.  Как бы я хотел, чтобы это она мне звонила, она приходила, она хотела. Но её рядом нет, также как и меня нет рядом с ней. Но будь она сейчас здесь, что бы это изменило?

На этот раз Женя была одета по проще: джинсы, ботинки мужского типа и кожаная куртка на разноцветную футболку. Я тоже надел джинсы, ботинки и только что  наглаженную рубашку. Во дворе стоял  её чёрный Лэнд Ровер.
- Это твоя? – в недоумении спросил я, - не ожидал, что ты водишь, а что такую машину тем более…
Она только улыбнулась и села за руль. Мы доехали до ближайшего Макдональдса и купили немного перекусить. Я взял себе пива, а ей колы. Она расплатилась. Я предложил ей половину суммы, но она наотрез отказалась.
- Ну что ты, ей-богу! Это же я тебя сюда заманила. А это всё так, пустяки…

- А вот ты так всегда легко встречаешься с незнакомыми женщинами? – С ухмылкой произнёсла Женя.
- Мы ведь уже познакомились.
- Это было месяц назад. Ну, в общем, я имею в виду, тебя ничего не настораживает?
-  Нет, - сухо произнёс я, - Просто я в данный момент ничего особо серьёзно стараюсь не воспринимать. 
- Ты странный, - рассеянно произнесла она.
- Ты не первая, кто мне об этом говорит.
- Подтверждение – лишь доказательство факта.
- Чушь! Ты себя со стороны слышишь?!
- Ладно тебе… не начинай. Это была девушка?
- ?
- Сто процентов девушка. Хотя, ты знаешь, наверняка и парни тебе об этом говорили.
- Парни об этом не думают.
- Ты имеешь в виду странности?
- Это женщины… хотят найти обыкновенного, а находят странного. Странность моя не так велика, как кажется. Я самый обыкновенный человек. Наиобыкновеннейший.

Ехали и говорили ни о чём. Потом выехали за город, подъехали к озеру и остановились. Мы вышли, расположились у самой воды и стали есть.
- Ты отличный парень, - чуть позже сказала она, - я с мужчинами мало вот так общаюсь, всё больше по работе получается. Пол жизни прожила, а всё у меня "так": ни то, ни сё. Ничего настоящего. А время проходит, вот в чём беда. Прошлое растёт, а будущее сокращается. Всё меньше шансов что-нибудь сделать – и всё обиднее за то, чего не успела. Что-либо взвешивать, что-либо доказывать самой себе становиться всё сложнее.
Женя замолчала. Я тоже молчал, смотрел на неё и видел перед собой слабую, не познавшую счастья женщину. Это зрелище не вдохновляло. Я чувствовал себя в ответственности за это состояние: то ли из-за моей молодости, то ли из-за умения слушать, но всё это было не моё. Я вдруг отчётливо понял, что быть здесь больше не хочу.
- Я понимаю, что вывешивать свои болячки, при такой встрече – совсем не дело. Но…вот вижу тебя, и обо всё рассказать хочется. Слишком долго внутри держала.
- Ты о чём?
- Послушай, может это звучит совершенно нереально, но я знала, что ты появишься в моей жизни. Поверь мне и не считай сумасшедшей, я говорю совсем не о судьбоносных событиях, не о людях намёках, я говорю совершенно конкретно о тебе.
- Я не понимаю. Что значит "ты знала"?
- Пусть в моей жизни нет настоящей любви, настоящей дружбы, не нашла я ещё за что держаться и что ценить, но в этой моей жизни было много чего. Однажды я убила человека…
Она выпалила это на одном дыхании, затянулась только что прикуренной сигаретой и на томительном выдохе, дым вышел через ноздри.
Я смотрел на воду, она тоже не поворачивалась в мою сторону. Тучи над озером густели, и уже где-то на горизонте зарокотало. На сигарету упали первые капли, и всё в мире, нас окружающем, замерло. Вязкая осенняя тишина в неизбежности грозы замкнулась на нас. Будто мы сейчас и здесь решали – быть ей или не быть. И мы решили – быть. Потом дождь разошёлся сильнее, и нам пришлось снова сесть в машину.
Между нами повисла тишина. Тишина, подобная мёртвой петле: чем дальше, тем рискованнее. Я будто слышал её мысли, словно понимал каждое дыхание этой женщины, - но она молчала. Прошло ещё минуты две, и Женя включила дворники. Потом глубоко вздохнула и собралась что-то сказать, но я её опередил. Я положил руку на её кисть, сжал в своей ладони и посмотрел ей прямо в глаза.
- Ты мне ничем не обязана. Наша встреча была случайной. И, наверное, ты хороший человек. А скелетов в шкафу каждого хватает достаточно. Истории, за которые мы будем каяться, будут существовать до конца наших дней.
- Знаешь, разговор начну, а до конца довести – кишка тонка. Хватит и того, что ты знаешь.
Она включила радио, настроила какую-то местную волну и мы тронулись с места.

                33

                •

После выходных, идя домой с работы, я заглянул в почтовый ящик. В нём лежал точно такой же конверт, который пришёл мне месяц назад.

Представляешь, просыпаюсь однажды утром, а из головы мысль не идёт, что у тебя уже кто-то есть. И чего, дура, переживаю, -  думаю я, - сама от него уехала и ещё хочу, чтобы он один остался. Да и у самой тут ухажёры есть, но не то это всё, не те.
Я о тебе думаю. Думаю, переживаю, мучаюсь. Мучаюсь, а по-другому не могу. Не могу я с тобой. Вот пишу, а сама думаю, какая чушь: без тебя страдаю, а с тобой не могу. Но как эту фразу не пиши, как её не говори, не верти туда-сюда, так всё и есть. Я с тобой как с петлёй на шее.
Вот лежишь с тобой ночью, ты спишь, я тебя обнять хочу, касаюсь руки, а она холоднющая, как лёд, - как мёртвый лежишь. Дело не в руке, дело в тебе, - ты и снаружи и изнутри – лёд. Хочется с тебя скафандр снять, а ты не даёшь, упираешь, будто говоришь: как же, мне же ещё на глубину уходить?
Помнишь, ты говорил, что жизнь справедливая штука: горя и радости пополам. Время для меня не имеет значения. Сейчас не имеет. Пусть всё сложиться так, как сложиться. Я вернусь, и сниму с тебя этот чёртов железный, ржавый скафандр.

                Твоя Рафаэль.

P.S. : Эй водолаз! Пора всплывать!

                34
   
                ;

Иногда мы оказываемся по ту сторону времени. Нам сняться сны, наше воображение играет с нами, а мы всё убеждаем себя: нам это кажется, это был всего лишь сон, наяву всё не так, мы всё контролируем, обо всём знаем. А бывает и так: кажется, видишь сон, а вроде всё как наяву, будто на самом деле происходит, но почему-то какое-то настоящее.
Не помню месяц, день и время. Ночь. Я что-то читал: то ли книгу, то ли журнал… Помню – было много литературы вокруг, какие-то бумаги, много кофе и красный свет ночника. Егора дома не было, поэтому, когда в дверь постучали, я решил, что это он и поспешил открыть. Но это был не брат.
- Слушай, так выпить хочется, у тебя есть?
- Откуда? Завтра на работу.
Передо мной стояла Евгения. Опять в каких-то шикарных кожаных сапогах, обтягивающем коротком чёрном платье и вязаном пальто. Ремешок дамской сумочки был запутан в расстёгнутом пальто, а волосы забраны в хвост. Женя устало облокотилась на полку с телефоном, и не удержав равновесие, чуть не рухнула на пол. Она была пьяна, но как всегда идеальна.
- Ну что ты всё один, да один…- она взяла паузу, чтобы собраться с мыслью, - Поехали в какой-нибудь кабак что ли?
- Ты с ума сошла? Ты что ещё и на машине сюда приехала?!
Женя выронила ключи и сползла вместе с полкой, за которую усердно держалась на пол.
- У меня ведь сегодня день рождение… тридцать шесть… тридцать шесть…- произнесла она шёпотом.
- Ты же говорила, тебе тридцать два.
- Я… соврала…Не хочу никуда. Можно я тут посижу?
- Пойдём, пойдём.
Я помог ей встать, снять сапоги, пальто, сумочку. Она попросилась в туалет, а я отправился стелить ей у брата. Домой она точно не собиралась. Прибрал бумаги в комнате, спрятал грязное бельё и включил телевизор. На часах было половина третьего. Женя вышла из туалета и направилась в ванную. Зашумела вода, но не надолго.
- Слушай, я могу у тебя остаться?

Что-то повторяется, сюжет всегда один и тот же, только лица меняются, да ты растёшь.

- Конечно.
Выйдя из комнаты, я услышал, как она  разделась и легла под одеяло. Наверное, после выпитого, она уснула моментально, не задумываясь. У меня же сон, как рукой сняло. Я зашёл на кухню, поставил чайник, достал сигарету и открыл форточку. Потом взял лист бумаги и ручку. Стал писать. Я писал Рафаэль. Почему-то именно сейчас мне захотелось рассказать ей обо всём, что со мной произошло. Я писал о своих мыслях, о том, что очень по ней скучаю. Но зачем? Разве я смогу доставить это письмо до той, кому оно предназначено?
Письма.
Я начал думать о почте. О почтовых отделениях, о почтальонах, которые разносят письма, о маленьких почтовых ящичках, висящих у двери в подъезде. Вот написал письмо, запечатал, и положил в почтовых ящик на улице. Потом твой конверт попадает в почтовое отделение, где его доводят до целостности отправки: клеят марки, проверяют вес. А уже оттуда почтовыми машинами, самолётами, кораблями доставляют в то место, которое написано на конверте. А уж там, почтальоны доводят твоё письмо до адресата. Вот тебе и Всеобщая Коммуникация.
Но на сколько несовершенно это средство связи. Эти средства ни с кем не соединят нас, пока у нас самих не возникнет желание пообщаться. Более того: даже если и желание есть, но нет адреса отправки (как в моём случае) – тоже не получиться, ни черта. Не говоря уже о случаях, когда нужный адрес вылетает из головы или теряется записная книжка. Это тебе не телефон, здесь коммуникация возможна и только в одну сторону. С тобой общаются, шлют определённую информацию, а ты ничего сделать не можешь. Вот, например, я: ну, сколько бы ответов я Рафаэль не написал, хоть всю тетрадку испиши, никуда это деть не смогу, - до неё донести не получиться. Это, конечно, очень эгоистично с её стороны – писать в одну сторону. Она ведь даже не даёт мне шанса. Это тебе не сотовый с определителем номера и автоответчиком. Это всего лишь листок бумаги и конверт с кучей марок.
Но это ещё не всё! Допустим даже, я выполню всё вышеописанные условия – и отошлю своё письмо на определённый адрес. А она возьмёт и разорвёт письмо или, прочитав, не захочет больше со мной переписываться, а то и вообще забудет посмотреть в почтовый ящик (как это часто бывает). А что ещё хуже – бывает письмо теряется на почте, его могут перепутать с чем-нибудь или почтальон забудет на дне сумки, а потом чтобы скрыть просто выбросит.  То есть бывает и так, что контакт установлен, а общения – ноль. Односторонний выплеск чьих-то эмоций, и все дела. Вот такие мы несовершенные и непрактичные существа.
Да…, подумал я, отхлебнув чая, что не делай, а всё каким-то странным образом замыкается на Рафаэль. Может быть это действительно те чувства, что надо. То есть, то, что я должен испытывать к ней…
Да…, опять подумал я, сделав ещё один глоток чая, что не говори, а с чувствами всегда так: надо бы, вот они, а что делать с этим не знаешь. Я действительно живу в каком-то странном мире, где Любовь и Потерянная Тень – вещи совсем не из этой оперы.
Ну и ночка выдалась! Раз уж не суждено уснуть, я решил прогуляться до магазина. Холодильник был совершенно пуст, а на утро всё равно Евгению кормить придётся.
Я купил яиц, немного овощей на салат, кофе, хлеб, сигарет, что-то ещё и размеренным шагом вернулся домой. Принял ванную, побрился, поменял бельё, заправил машинку и, наконец, посмотрел на часы. Шёл восьмой час. Потом сварил кофе, позавтракал, собрал бумаги, и  стал одеваться на работу.
Женя спала. Безгранично и глубоко. Дышала ровно, глаза плотно закрыты и иногда губы подёргивались от нечаянных сонных слов.
Её грудь поднималась и опускалась в ровном дыхании. Глазные яблоки медленно перемещались под закрытыми веками – ей что-то снилось. Комната, в которой она находиться казалась совершенно не живой. Время не остановилось, но вдруг потекло с какой-то загадочной скоростью – скоростью сна. Мне вдруг вспомнилась сказка про Спящую Красавицу. Всё вокруг неё замерло. Всё сейчас и здесь существовало в её реальности. Я не мог нарушить ход этих событий и решил её не будить. Лишь подумал: какие всё таки разные бывают женщины. Какую сильную энергию она излучала во сне. На сколько же она была идеальна, что только одним своим присутствием делала прекрасным и гармоничным всё вокруг.
Перед тем, как выйти, я написал небольшую записку для Жени.

Я на работе. Захочешь есть – открой холодильник. Я приду часа в четыре, тебе лучше не уходить, ключей я тебе не оставил.
С днём рождения!


* *  *

    На работе разобрался с парой неотложных дел, пообедал с напарником, сделал несколько телефонных звонков и купил в ближайшем магазине бутылку красного вина. Во время обеденного перерыва позвонила Женя и справилась как у меня дела. Я ответил, что закончу в два и сразу домой.
- Сегодня в гости собираешься что ли? – спросил меня напарник, когда увидел в пакете бутылку.
- Да нет, просто поужинать.
- С девушкой?
- А что?
- Да так, … ну я тебя с девушкой ни разу не видел. У тебя кто-то есть? Или так, развлечься?
- Знаешь, а я тебя с девушкой тоже ни разу не видел. Это что, намёк?
- Ну что ты!?   Хотя,  знаешь,  - слишком хорошо за собой ухаживаешь. Первое время, когда работать стали вместе, даже думал, что ты «нетрадиционал».
- Что???
- Да ладно, не кипятись! Ты нормальны парень, я понял, - он потупил взгляд и выдохнул, - просто «голубых» ненавижу.
- За что ты их так?
- У меня отец долгое время скрывал, а когда исполнилось пятнадцать, ушёл из семьи.
Больше мы ни о чём не говорили. Молчали. Каждый о своём.
Всю дорогу домой я думал о нашем разговоре. Мы работали вместе чуть больше года. Но никаких разговоров о девчонках и родителях. Да, что там говорить, мы вообще мало разговаривали о личном. Всё больше по работе. Но никакой скованности и недосказанности между нами я не чувствовал. Андрей был старше меня лет на семь, но мы это мало замечали. А это очень важно в работе. Многих очень волнует возраст. Молодым не доверяют сложную работу, не поощряют, и не считают нужным вообще с ними дружбу водить. Конечно, разница между нами была не столь велика, но для многих хватало и этого. Я часто на себе это чувствовал. Вот эта откровенность меня и поразила.
Он довёз меня на машине до дома. Я чувствовал, что ему хотелось ещё что-то сказать. Но он удержался. Мы попрощались и опять разошлись каждый в свою сторону.
Перед тем, как открыть квартиру, я ещё раз проверил почтовый ящик. Ничего.
Когда я зашёл, Женя сидела с чашкой кофе на диване перед включенным телевизором.
- Привет, - тихо произнесла она,  - знаю, вчерашняя ночь была не из лучших. Прости.
- Да что ты, я привык. Такое со мной, почти каждую ночь: вваливаются бывает симпатичные девчонки часа в два ночи и просятся переночевать. А что делать? Ну не отказывать же? Сплошь и рядом. Сплошь и рядом.
- Да хватит, - она засмеялась, - я ведь искренне.
- Что делала без меня?
Я сел рядом на диван и отхлебнул у неё кофе.
- Спала. Приняла душ. Позавтракала. А ты чем сейчас собираешься заниматься?
- Я вина купил. Думал выпить за твоё здоровье.
- И не напоминай! Будешь пить в машине. Собирайся! Поедем на лошадей смотреть.
- С ума сошла?
- Время, время! Давай собирайся!

Мы сразу же выехали загород и ехали около часа. Сначала слушали радио и разговаривали. Потом я уснул. Сказалась бессонная ночь.
И уже часа в четыре мы решительно подходили к зданию ипподрома. Очередь в кассу была небольшая, поэтому я решила предположить, что трибуны будут пустыми, но ошибся. Несмотря на то, что заезды начинались только через час, трибуны были полны. И в этот момент мне стало жутко не по себе. Я раньше никогда не был на ипподроме, слышал о нём только от дяди и от отца, а сам особо этим не интересовался. Женя приобрёла какую-то программку и стала что-то отмечать на полях.
« 1-й заезд 16.00. Дистанция 1600 метров…Рысь – жеребец, немецкий. Наездник второй категории К. Горг – камзол бардовый, кокетка синяя, шлем белый…Колокол – белый жеребец… Рыцарь. Маус. Счастливчик». И так далее. Не скажу, что я разобрался сразу, но вот Евгения уже вооружилась ручкой и стала отмечать различные имена лошадей, участвующих в заезде. Она выбрала Мауса, Рысь и Фокса.
    Из громкоговорителя раздалась громкая музыка, очень похожая на ту, что звучала в фильмах шестидесятых годов. Зрители оживились и Женя вместе  с ними. В основном трибуны заполняли мужчины средних лет и, которым уже за шестьдесят. Последних явно было больше: старые выцветшие кепки, белые костюмы, ботинки с дырочками. Не хватало только, дам с сигарами и в шляпках. Правда вдалеке я всё же усмотрел довольно симпатичную бабушку, которая азартно что-то кричала в след убегающим лошадям.
  Я сидел с совершенно непонимающим видом и совершенно без интереса смотрел на лошадей, которые красовались внизу. Евгения это вскоре заметил и стала осторожно объяснять, что к чему:
-  На ипподроме существуют пять видов игр. Самая простая игра, как мне кажется, под названием «Четверной экспресс». Ты должен угадать победителя забега, а также второго, третьего и четвёртого призёров. Здесь самые минимальные ставки … - громко произносила она над моим ухом, так как из-за голоса комментатора и оглушительного гула зрителей услышать что-либо было очень трудно.
  Женский голос из громкоговорителя комментировал происходящее: «Бег ведёт Маус, на втором месте…» Трибуны же заполнились гулом и из всего, что они кричали, я смогла различить лишь то, что они кричали что-то в поддержку. Через пару минут всё кончилось.  Ожидая результатов, зрители громко спорили, какая лошадь пришла первой. Но, услышав всё тот же женский голос, притихли. «Прослушайте результаты заезда. На первом месте Маус. Резвость две минуты сорок три и три десятых секунды. На втором месте Счастливчик. На третьем…» Я даже не понял, выиграли мы что-то или нет.
  Мы пробыли на ипподроме до 20.00 и успели посмотреть семь заездов, но игровой азарт во мне так и не проснулся. Хотя, лошади, бегущие аллюром, - зрелище захватывающее. И каждый раз, когда они приближаются к финишу, хочется вскочить  с места и прокричать что-нибудь в поддержку какой-нибудь Рыси.
- Ты что-нибудь выиграла?
- Конечно. Но это не всегда получается. Мне с тобой везёт – с тобой всё получается, - Женя улыбнулась и села в машину, - Ну что, домой?
- Да, - только и произнёс я.
Когда въехали в город, остановились у первой закусочной. Взяли с собой кофе, жареного мяса, какие-то бутерброды. Время было около десяти. Женя остановила машину у платной автостоянки: перед нами были гаражи, за нами пустошь, а рядом какой-то завод. Мы заглушили мотор и стали есть.
35

                •

В тот день собирался пойти дождь. Тучи сковали небо, воздух стал влажным, ленивым. Деревья шумели тихо, словно в пол голоса. Осень стирала грани, время превращалось в жевательную резинку, которая потеряла вкус уже очень давно.
Сюжет моей истории, едва закрутившись, безвольно повисает и превращается в вязкую непроходимую субстанцию. Происходит нечто неопределённое. Я деградирую и жду, что кто-нибудь заберёт меня из этого вязкого болота серых мыслей куда-нибудь, где лучше, но, скорее всего везде только хуже.
После бассейна я приплёлся домой и, уставившись в телевизор, стал вспоминать вчерашний день. Стойко вещали лишь три канала. По всем остальным программы уже закончились, и теперь их эфир заполняла серая масса, которая сейчас занимала всё моё внимание. Будто из параллельного мира кто-то посылал сигнал. Но он постепенно таял, рассеивался и превращался в хаотично-движущиеся частицы, которые уже не несли никакой информации. Наверное, стоило сконцентрироваться. Поймать некий ключ. И возможно разгадка была бы рядом, но у меня на это уже не было сил.
Я нашарил в темноте проигрыватель и поставил диск Gotan Project. И под лёгкий джаз в моё сознание стала пробираться какая-то другая темнота – она отличалась от той, что я ощущал прежде. Вероятно, я засыпал.

Мне снился вечерний пляж. Тот самый пляж, где я был пару месяцев назад. То же море, тот же песок, тот же бар со странным барменом, тот же шум прибывающих волн, тот же мягкий южный ветер. Я огляделся, - вокруг ни души.
- Тебя тут ждали, ждали… А ты? – тихо произносит Гани, разливая водку по маленьким рюмочкам.
- А что я?
- Садись. Выпей.
Я подошёл к барной стойке, и взял рюмку. Мы чокнулись и выпили.
- Кто меня ждал?
- Разные люди. Приходил молодой человек, спрашивал о тебе. А что я? Что я о тебе знаю? Говорю, мл,…был такой. Видел пару раз. А что с этого?
- Кто? Кто ещё? – кричал я.
- Девушка была. Тоже молоденькая. Красивая. Тебя ждала…
- Ушла?
-Ушла, - разочарованно произнёс Гани.
- Что же теперь делать?
 - Сколько не ищи – ничего кроме себя не найдёшь.
 - Слушай, Гани, а почему здесь? Ну, я имею в виду, почему ты, они, - почему я здесь опять?
- Здесь, видимо, осталась часть твоей души. Вот и всё.
- Да…уж. Вот и всё, - тупо повторил я.
- Море – это жизнь. Это неизбежность. Люди часто оставляют здесь часть своей души. Были, знаем.– Это были последние его слова.
Всё вдруг поплыло перед глазами, стало темно. Откуда-то подул холодный ветер. Гани исчез, барная стойка опустела, волны нарастали и разбивались о берег с животным рёвом.
Меня кто-то звал.
Сначала мне казалось, это был всего лишь шум волн, но вскоре отчётливо услышал собственное имя.
- Флэш… Флэш…- кричал женский голос.
Я изо всех сил старался рассмотреть в темноте человеческие очертания, но всё было тщетно. Ветер был невыносимо жесток. Меня буквально сносило в сторону моря. Я еле держался на ногах. Всё оглядывался и оглядывался, - но вокруг никого. Я дёрнул за рубильник собственного воображения, и погрузился в тишину. Встал как вкопанный, не открывая глаз.
- Привет, - произносит кто-то рядом.
- Привет, - говорю я.
Я с трудом открываю глаза. Передо мной стоит Женя, за ней моя комната, точно такая, какая есть.
- Я тебя кричу, кричу… Чуть голос не надорвала! Совсем ничего не слышишь?!
- Что это, - слышу. Ветер сильный был, - вот твой голос и терялся.
- Я ведь давно уж-же здесь, - призналась она. – Всё жду, когда ты придёшь, а тебя всё нет и нет. Х-холодно у тебя тут. Страшно.
- Да перестань, мы же дома, - отвечаю я и подхожу к ней ближе.
Женя стоит в том самом платье, в котором я видел её последний раз и вся дрожит. Губы трясутся, зубы постукивают, руками плечи обтирает.
- Это энергия уш-шла – рас-стратилась, - трясущимися губами произносит Женя, - под-делись…
Я подхожу и обнимаю её. Она ещё некоторое время дрожит, а потом, расслабившись, обнимает меня крепче и касается носом моей шеи.
- Уж-жасно замёрзла.
Она прижимается ко мне всем телом и засовывает холодные руки под одежду. Я терплю и стараюсь как можно больше дать ей своего тепла. Мы стоим так посредине комнаты и передаём друг другу энергию. Я потихоньку чувствую, как её тело наполняется жизнью, а вместе с ней и моё. Она это чувствует и опускает руки ниже. Я нежно глажу её тело в платье и целую волосы. Ощущаю её тёплое дыхание у себя на шее, чувствую, как доступна эта женщина в моих руках…Она целует меня в шею, а руками ласкает мой член.  Мне становиться невыносимо жарко. Я поднимаю голову вверх и вижу,  как с какой-то огромной картины за нами наблюдает тот самый Грэй.
Он сидит в большом кресле. На вытянутой руке от себя держит какую-то огромную рыбу головой вниз и ехидно ухмыляется, искривляя губы в одну сторону.  Вокруг него много обнажённых девушек: они как змеи вьются у его ног. Я пытаюсь сказать об этом Жене, но она меня не слушает. Моё тело раскалено, энергия вот-вот вырвется, но она не останавливается. Я обнимаю её крепче и отдаю всего себя без остатка.
Время неожиданно сжалось, и будто на убыстрённой плёнке я увидел мельком её белоснежное испуганное лицо. В ту же секунду оно неожиданно исчезло, и я потерял ориентацию. Словно невидимыми волнами моё тело содрогнулось и тьма, заключающая меня в себе, поменяла значение, и я не на шутку испугался.
          Комната куда-то исчезла вместе с Евгенией. Я оказался один посреди незнакомой мне темноты.
Тишина.
Я всматриваюсь в темноту, но ничего не вижу, только ощущаю, будто кроме меня в комнате есть кто-то ещё. Я чуял тепло его тела, дыхание, запах. Но по всем признакам это был не человек. Воздух вокруг заметался так, словно в квартиру ворвался неожиданный сквозняк. У меня одеревенела спина. Я судорожно огляделся. Но, само собой, никого не увидел.
- Ты пойдёшь со мной, - сказал кто-то рядом. Мужской сильный голос. Его хозяина я не видел, но сам он казался мне уж больно знакомым.
- А что если не пойду? – отвечаю я.
- Тогда я убью его раньше тебя.
- Кого?
В пустоту.
- Кто это? – я пытаюсь увидеть его, но он не показывается.
- Кто это? – повторяет голос.
- Ты, верно, знаешь, кто я. Я хочу знать кто ты?
- Ты, верно, знаешь, кто я. Я хочу знать кто ты? – снова повторяет он.
- Да что это? Чёрт возьми!
- Да что это? Чёрт возьми!
Я бродил в темноте собственных страхов. Собственного ничтожества. Задавал вопросы самому себе.
Реальность и сон перемешались. Как сырая и кипячёная вода.
Открыл глаза. На часах у изголовья половина пятого.
Внутри беспокойство. Трусы в выплеске энергии.
Да уж, - подумал я, - по обменивались.

Но иногда сны – это просто сны.

                36

                ;

Сколько себя помню, - я всегда хотел повзрослеть. Хотел…хотел… В общем жутко хотел. Нет, я, конечно, ничего для этого не делал. Не старался особо. Просто хотел. Вот думал, стану взрослым и буду делать то, сё…
И только на секунду задумался, - бац! Я взрослый. Конечно, не такой взрослый, о котором мечтал. Но ничего не поделаешь.
Ну и что с того? Вроде бы и делать могу и то и сё. А чего-то не хватает.
А чего? К чему стремился – забыл. И никак вспомнить не мог. Сел, основательно подумал и решил: а гори оно всё синим пламенем! К чёрту! Стану таким, каким был до этого. Только это оказался необратимый процесс. Оказалось, что невозможно стать таким, каким был раньше. И в тот момент, как я это понял, мне не захотелось двигаться дальше. Двигаться то двигался: ходил, ездил, спал, ел, жил и живу по сей день. Мне больше не захотелось меняться.
А куда ещё меняться? Кем я ещё могу стать? Я и так уже взрослый. 
Но оказалось и это не так легко, как говориться. С каждым новым годом я меняюсь всё больше и больше. Это не так страшно, как кажется, но не так желанно, как хотелось.
С каждым годом я менялся, рос. Где-то наоборот деградировал. По чуть-чуть, но развивался. Хоть небольшой, но прогресс всё же, был. К чему всё это меня приведёт? Неизвестно. Но на данный отрезок моей жизни… Я такой, какой есть. Вот с такой жизненной позицией и именно такими мыслями в голове.
Конечно, отрезок жизни, - это звучит как-то странно. Точка отсчёта естественно есть, но до конца, я надеюсь ещё далеко. Поэтому горизонтальная линия, по которой я движусь, пока уходит в бесконечность. Из этого следует, что двадцать три года, - это не отрезок жизни, а сама жизнь. Ну не могу же я сказать, что мой друг, который умер в двадцать один, прожил отрезок времени. Нет. Он прожил хоть и не большую, но полноценную жизнь.

                37

                ;


На следующее утро я сам набрал Женин номер, но она не ответила. Я попробовал ещё пару раз, но попытки мои были бесполезны, - она не брала трубку. 
Я от безделья занялся домашними делами. Прибрался, приготовил обед, погладил накопившуюся одежду. И собрал все принадлежности в бассейн. До тренировки осталась пара часов, и я решил почитать. Времени свободного предостаточно, а вот садиться за книгу стало не так охотно как раньше. Я порылся у Егора и нашёл диск «Французского сопротивления». И под лёгкую, ненавязчивую музыку отправился на маяк к «лягушанам» Пиньоля . «Познание истины не изменит течение жизни», - говорил герой этой истории. Я соглашаюсь и погружаюсь туда целиком.

Вообще я не всегда так любил читать.
В детстве я ненавидел книги и всё, что связано с чтением. В школе много читал по программе, но особого интереса к этим книгам не испытывал. С возрастом интерес к чтению стал для меня неожиданно возрастать.
В старших классах с жадным упоением читал исторические книги, но не потому, что увлекалась историей, а просто потому, что письмо у историков выглядело как незамысловатые математические формулы. Просто, лаконично, и  для меня понятно.
Вскоре книги стали попадаться самые разные. Под влиянием друзей стал читать современную литературу, но симпатию всё же питал к классике. Стал с новым интересом перечитывать те произведения, которые проходил в школе. И с течением времени и моего взросления, видел в них новый смысл. Когда хотелось ощутить что- то неизведанно читал произведения французского дегоданса.
Вскоре книги стали составлять неотъемлемую часть меня самого. Я не читал, - я просто глотал книги одну за другой, словно пыталась одним большим прыжком наверстать упущенное. Читал я везде: дома, в библиотеке, в автобусе, на лекциях в институте, если те казались мне ужасно скучными. Литература захватывала и уносила в далёкую нереальную, наполненную чувственностью даль. 
Прочитав книгу, я несколько дней не мог браться за другую. Слишком велико было эмоциональное впечатление.
На книги я особо не тратился, - не считал нужным. Брал их в библиотеке, у друзей, а стоящие дома, меня не прельщали. Никогда на показ не выставлял те книги, которые читал.
Любил ходить по книжным магазинам, но не покупать книги, а просто смотреть новинки, красивые новые обложки, трогать свежие переплёты и впитывать запах типографической работы. Иногда брал их в руки: открывал, трогал ещё ни кем неприкосновенные, белоснежные страницы и читал рецензии.  Некоторые книги нужно было сразу взять и читать, некоторые имели красивые обложки, на которые просто достаточно было смотреть, и мне совершенно было не интересно, что они в себе содержат. А некоторые уже на первых страницах утомляли своими искусственными ситуациями и неискренними чувствами. Точно такое же описание я мог бы подобрать и для людей. Люди как  книги. Книги, самые обыкновенные, с такими же, зачастую, красивыми обложками и пустыми внутренностями. На одних достаточно было просто посмотреть и ничего не почувствовать, а другие  хотелось забрать с собой и перечитывать снова и снова. У каждой своя история: своё начало и конец, свои фальшивые и искренние чувства. У каждой своя история, основанная на опыте Коллективного Бытия.
Перед тем, как зайти в бассейн ещё раз набрал Женин номер, - но всё в пустую. Длинные синтетические звуки отчетливо дали понять, что соединение невозможно. После гудков включился автоответчик. Я не успел среагировать, не знал, что такого важного оставить в сообщении, и уже забыл для чего звонил. Я не оставил сообщения. Засунул телефон поглубже в сумку и пошёл в душ.
После бассейна я вышел на улицу и по привычке закурил.
Осеннее солнце спадало всё ниже по заданной траектории. И очередной день, как утренняя галлюцинация, уже подходил к концу.
Я не стал ждать автобуса и пошёл домой пешком.
Казалось, город вот только ожил. Вдоль дорог зажглись фонари, рекламные щиты; заиграли разноцветной подсветкой витрины магазинов. Люди никуда не спешили, кучки молодёжи встречались то тут, то там. Пройдя по центральной улице, я встретил несколько знакомых, девушку с которой когда-то спал и огромную кавказскую овчарку с хозяином. Прошёл через парк Гайдара и по ярко-освещённому проспекту двинулся к дому. И прошёл бы ещё пару домов, если бы передо мной не выросла телевышка. Конечно, она не выросла ни с того ни с сего. Просто я поднял голову вверх и увидел её. Город у меня не большой, телевышка тоже не высокая. Да, если честно, я других телевышек и в жизни-то своей не видел. Все мои нынешние планы резко отпали, и я двинулся к ней на встречу. Мне показалось, что сегодня она горела ярче обычного. А я как заворожённый шёл на этот огонёк. Подойдя ближе, я встал у её основания и посмотрел наверх, - теперь я понял, что город у меня не такой уж маленький. И я почувствовал, на сколько ничтожно моё существование по сравнению с этим достижением человечества.
Я огляделся. Вокруг никого. Но я в этот момент, всё же, был. Я существовал, не смотря ни на что. 
Я представил, как жители моего маленького города сейчас (именно на данный момент) получают определённую информацию благодаря этому достижению человечества. Как они смотрят телевизор, слушают радио, говорят по телефону.… И в этот момент мне как-то тоже захотелось поучаствовать в этом процессе. Я достал телефон, положил его в карман куртки,  серьёзно его застегнул. Перебросил ремень спортивной сумки наискось через грудь и просто полез наверх. Поднялся по железным выступам в виде лестницы на первый ярус, а потом по её креплениям отправился дальше к вершине. Конечно, до её вершины я не добрался. Что-то одёрнуло меня на уровне пятого этажа. Я смог дотянуть до приличного выступа, где можно было обеими стопами твёрдо встать. Как только я там очутился, присел на корточки и дрожащими руками достал пачку сигарет.
Да…- на выдохе произнёс я, - но дальше никакой мысли не последовало.
Я смотрел на свой город, неспешно куря, и чувствовал, как потоки информации проходят сквозь моё тело призрачными порывами и уносятся вниз, - к людям. Полезные, бесполезные, - не важно, они стремительным потоком реки врываются туда, где их ждут. Ждут ту самую информацию, которая в данный момент, проноситься сквозь меня.
Я сидел и смотрел в сверкающую кое-где городскими огнями даль. И чем усерднее старался всмотреться и увидеть хоть что-нибудь отчётливее сверкающих от дождя крыш, мне начинало казаться, что из этой неощутимой темноты кто-то столь же одержимый смотрит сейчас на меня.


                38

                ;•;


Женя позвонила ближе к полуночи. Я уже спал. После бассейна и телевышки на меня навалился сон, как только  коснулся дивана. Когда я проснулся, телевизор ещё вещал, брат копошился на кухне.
- Привет! Разбудила?
- Да…
- Не буду извиняться. Я хочу тебя увидеть.
- Что-то срочное?
- У меня всё срочное, - живу один раз.
- Приезжай!
- Нет. Приезжай ко мне. На такси есть?
- Разумеется.
- Записывай адрес!

Я не спеша оделся. Умылся, чтобы прогнать сонливость. Пытался расчесать отросшие волосы, но после бассейна и сна они перестали мне повиноваться. Надел маленькую чёрную шапочку, натянул осенние ботинки, и вызвал такси.
Сейчас я твёрдо решил ей рассказать о моей потере. Не знаю почему. Почему-то мне казалось, что она единственная, кто это сможет понять.
Таксист увёз меня в другой конец города. Но ехали мы не долго. Я расплатился и вышел. Передо мной стояла новенькая пятиэтажка, а у второго подъезда стояла Женя. Мы поднялись на пятый этаж, и зашли в квартиру.
- Теперь она моя, - гордо произнесла Евгения, показывая свою двухкомнатную квартиру,- месяца три назад приобрела.
Я разулся и огляделся: комнаты были пустые, на окнах правда уже висели занавески, в прихожей стоял огромный зеркальный шкаф, а на кухне, кроме стола и холодильника имелась разве что плита и пара стульев.
- Как ты тут живёшь вообще? – в недоумении спросил я.
- А тебе много для счастья надо?
И показала на спальню. Где кроме кровати еще стоял компьютер на полу и валялись какие-то книги. Я прошёл туда и расположился на ковре, возле компьютерa, а Женя принесла бутылку водку, пепельницу и что-то там ещё. Что-то в этом во всём меня насторожило. Но, видимо, не на столько серьёзно, чтобы об этом задуматься.
Ни говоря, ни слова, она разлила водку по рюмкам и предложила мне. Также ни говоря, ни слова мы выпили. В этот момент я понял, что предстоит серьёзный разговор.
Она глубоко вдохнула и не торопясь выдохнула…
- Поверь, в одиночку сдерживать свои тайны очень нелегко. Что было, то было. Этого уже не изменить, не поправить.
- Ты о том разговоре на озере?
- Да, – сухо произнесла она, - но до моей истории я должна сказать самое главное: Я обязана тебе помочь. Это даже не долг, - это какого-то рода искупление, отказаться от которого я не имею права.
- О чём ты? 
И тут я понимаю. Даже не то, чтобы понимаю, а на секунду чётко осознаю, что она всё знает. Знает обо мне, о моей сущности всё, о чём я так боялся признаться самому себе. Она знает о том, что сейчас со мной происходит.
Женя ещё раз разлила водку по рюмкам, и мы ещё раз выпили.
- Не так давно я работала проституткой. – Начала она так сразу свой рассказ. - Высокооплачиваемой и высококлассной проституткой. Можно даже сказать элитной. Работала я в столице. Работала довольно долго. Каталась как сыр в масле. Всё у меня было высший класс! И друзья и подруги, и любовники и любовницы! Дорогие подарки и покупки! Всё было! Только ни уважения, ни любви, ни дружбы, ни имени. Ничего искреннего и настоящего. Хотя,… наверное, секс был настоящим. Я им владела действительно хорошо. В общем, всё это было тем, что в отдалённой степени напоминало меня саму. И на столько я запуталась, где есть кто. Где я настоящая, где эта девушка по вызовам. Что в моей голове что-то щёлкнуло. Что-то там перевернулось на столько, что обратного процесса не последовало. Где-то в сознании произошёл раскол. Одна сущность меня хотела нормальной жизни, а другая требовала сложившегося существования. И на столько серьёзно я потерялась в этом выборе, что не заметила, что со мной происходит.
В это время, в конторе, на которую я работала, начали происходить странные вещи: пропадали девушки, а через пару дней их находили убитыми в собственных квартирах, со вспоротыми животами. После второго такого случая началось расследование. Контора была серьёзная, владельцы её тоже не последние люди в столице, поэтому запускать это дело было нельзя. Конечно, это расследование скрывали от прессы, поэтому мало кто об этом знает. Клиенты были совершенно разные, афишировать их имена было нельзя. Работа на время встала, но совсем не прекратилась. Расследование велось около двух месяцев. За это время мы все порядочно перенервничали.


Женя взяла паузу, чтобы прикурить. Потом спокойно прошлась по комнате, словно собираясь с мыслями, и снова села на пол рядом со мной. Я тоже закурил. Мы, молча, выкурили по сигарете и как-то напряжённо выдохнули.
Она продолжила:

-Так вот из всех девушек, с которыми я работала, всё-таки была у меня одна близкая подруга. Мы вместе снимали квартиру, вместе отдыхали, иногда даже вместе работали. Звали её Кларой. Хорошая девушка. Добрая была, отзывчивая. Весёлая. Всё всегда легко воспринимала, - оптимистка до мозга костей. Никогда ни на кого зла не держала. Бывают такие положительные люди, что не любить их просто невозможно. А ненавидеть можно разве что за это же. 
Клара всё мечтала побыстрее с этим делом завязать и замуж выйти, но что-то её (как, впрочем, и всех нас) всегда останавливало. Детей иметь хотела. Но там, в другой жизни. А сейчас нет. За свои двадцать пять три аборта. Мучилась, но делала.
И вот рассказывает она мне как-то: сняться малыши ей, к себе зовут, плачут. Она их пожалеть хочет – на руки возьмёт, а они холодные, как ледышки, глаза закрыты и дрожат.
Так вот прихожу я как-то домой после очередной отработанной встречи и захожу в ванную. А там на полу Клара лежит. По плитке кровь струится, ноги раздвинуты, а от промежности до пупка разрез. Она молчит. Дрожит от боли, зубы скрепят, одной рукой на унитаз опирается, а в другой руке окровавленный кухонный нож держит. Я совершенно растеряна. Хочу скорую вызвать, а она мне запрещает. Еле слышно, шепотом, сдерживая боль, говорит:
- Не надо. Это всё я…
- Что ты?
- Это я их всех…и Оксану и Ленку и Ирину. Это я…
- Молчи! Я тебе помогу!
- Не надо мне помогать.… Хотела наверняка,…а кишка тонка. Видишь, ещё жива.
- Дура! Что ты наделала? – Я села с ней рядом и заплакала. Глажу её по голове, целую, а она мне и говорит:
- Помоги мне. Помоги умереть… мне нельзя жить.… Помоги, я тебя прошу. Всё равно не спастись. А спасут…всё равно…опять. Нельзя мне. Сил нет…до конца не смогу,  - рука ослабла.
Я сидела и рыдала. У самой всё тряслось, вот-вот сознание потеряю. Никак в этот момент в моём мозгу не укладывалось, что эта жизнерадостная Клара так жестоко убила своих подруг, а сейчас и с собой пытается покончить. Я долго собирала в пучок сознание, не зная, для чего оно мне пригодиться. Она крепко держала меня за руку и смотрела в одну точку. Вокруг нас образовалась лужа её крови и казалась, она только росла.
Время шло. Я собралась с мыслями, взяла несколько салфеток, обхватила нож, который был в руке у Клары, и опять вложила ей в руку. Обхватила двумя руками её руку с ножом и посмотрела ей в глаза. Она медленно моргнула в знак согласия. И на этом я ещё раз прошлась по её разрезу вглубь. Когда нож поднялся выше пупка, Клара судорожно выдохнула, продержалась ещё секунд тридцать и обмякла.
На этом расследование было прекращено. Дело закрыли. Я рассказала, что перед смертью она призналась в убийствах, и мне как-то сразу поверили. А вот признаться, что сотворила я, мне человеческой смелости не хватило. – Женя выдохнула, потушила начатую сигарету, а я разлил водку. Мы выпили и она продолжила: - После этого, наша «контора» распалась. И у всех как-то сразу жизнь наладилась. Никто к этому делу больше не вернулся. Кто замуж вышел, кто нормальную работу нашёл. Она словно всех нас отпустила. Страшным, странным образом, но отпустила.
На момент её смерти Клара была беременна в четвёртый раз. Она не поделилась со мной, за что убила своих коллег, но всем и так было ясно. В этой маленькой, весёлой головке пряталось очень много зла к другим из-за несправедливости к себе. «В тихом омуте черти водятся». Рассудок был больным, но видимость была слишком приятной, чтобы это заметить.
После случившегося я вернулась сюда, в свой родной город. Вместе с хорошей знакомой открыла небольшой бар (благо помогли бывшие клиенты), купила квартиру, - и вот я здесь. Я проработала в этой сфере почти семь лет. Достаточно накопила. Машину, кстати, тоже один из клиентов подарил. И, заешь, всё бы было замечательно, если бы не одна злополучная встреча.
Не так давно, в мой только что открытый бар заглянул странный посетитель. Это был седой мужчина, лет шестидесяти, но с телосложением атлета. В маленьких старомодных очках с зеленоватыми стёклами. Так вот этот человек, особо не распинаясь, предложил мне продать тайну, которую я скрываю. Я рассмеялась ему в лицо. Смеюсь, а сама в панике. Откуда он знает?! И тут же себя успокаиваю, тайны есть у всех, и разные. А он мне на это: « Может у всех и разные, только скрывают об убийстве не все».
- Так откуда вы знаете? – спрашиваю я.
- От вас. Я там, где всё нежеланное. Я обо всём знаю. Не переживай, у тебя не было другого выхода.
- Что вам нужно?
- Я даю вам денежное вознаграждение, а вы забываете, обо всём, что не хотите помнить.
В это время у меня действительно были денежные трудности. Я с этим баром чуть не обанкротилась. Он мог закрыться, ещё не открывшись.
- Я хочу об этом помнить, - говорю я. - Пусть мне и не хватило смелости в этом признаться, но теперь это со мной до конца.
После этих слов он нахмурил брови и посмотрел мне прямо в глаза. Хотел что-то сказать, но удержался. А уходя из бара, сказал:
- Она будет приходить к тебе каждую ночь, пока парень без тени меня не убьёт.
 В роде бы чушь! Но теперь Клара и в самом деле каждую ночь со мной.

- Теперь ты понимаешь, о чём я?! – уже обращаясь ко мне, произнесла Женя.

Поток информации обрушился на меня тяжёлой глухой волной. Я снял шапку, что скрывала мои растрёпанные волосы, носки и босыми ногами пошёл искать ванную. Открыв воду, я ещё долго стоял, смотрясь, на своё отражение в зеркале над раковиной. Наверное, пытался увидеть в этом лице, напоминающем меня ответ на заданный вопрос. Но то, что смотрело на меня с зеркала, было жалким и слабым. Я умылся холодной водой и вернулся к Евгении.
- Я собирался тебе обо всём рассказать. И вот сегодня решился, но ты меня опередила, - растерянно произнёс я.
- Как только я тебя увидела,  всё сразу поняла. Я уже давно искала тебя. Поверь, я так больше не могу. Я с ума сойду или покончу как Клара. Она сниться мне, видится мне. Она, словно сама смерть, ходит за мной повсюду и от неё не убежать. Ты должен убить его. Так же, как я убила Клару. Это просто необходимо. Другого выбора нет.
- С ума сошла?! … Я не могу убить человека!
- Это не человек.
- Но я-то человек! Да кто бы это ни был! Какая разница?  Зачем его убивать?!
- Тогда ты не получишь обратно свою тень.
- Ну и ладно! Я ведь уже достаточно без неё прожил, - смогу и дальше.
- Нет. Не сможешь! А ты уверен, что это ты потерял её?
- Что ты имеешь ввиду?
- Ты жить хочешь?
- Конечно. Ты не смотри на меня так, - я глубоко вздохнул и опустил взгляд под ноги,- какой бы я ни был, как бы я не размышлял, - жить я хочу.
- А теперь слушай меня, - уверенно произнесла Женя и тронула меня за плечо, словно пробуждая ото сна. - Твоя тень за это время перестала быть тенью. Она сама ушла от тебя. Вот тебе – решение внутреннего конфликта. Она ушла и стала человеком. Но не полноценным. Таким же неполноценным, как и ты. Теперь её цель – сделать тебя тенью. Кстати, что у неё почти получилось. Ты посмотри на себя! Ты становишься тенью самого себя. Бедненький… Ты ещё такой юный…
- Бред…
- Ты сам прекрасно знаешь, что это не бред. Я лишь озвучила то, о чём ты думаешь каждый день, смотря на себя в зеркало. Так получилось. Так вышло. Но это не судьба, - понимаешь? Тебе просто необходимо убить Грэя. Иначе не ты – тот другой сделает это раньше. Грэй не человек, но чтобы убить его, нужно поступиться своими моральными и нравственными принципами. К сожалению, убить его надо в настоящем времени, как настоящего человека. Только пройдя через это, - ты станешь полноценным человеком.
- Извини, конечно. Но мне всё это очень не нравиться.
- Дорогой мой, весь мир нелогично устроен и нет смысла пускаться сейчас в объяснения. Никого не волнует, нравиться тебе это или нет.
- И как, по-твоему, я должен это сделать? Я ищу его уже больше года. Пока, как видишь, никаких результатов.
- Результаты есть – ты встретил меня. А я знаю, как его найти…
Она растерянно закончила фразу. Обхватила руками колени и посмотрела сквозь меня.  Я почувствовал, как она далеко ушла в какой-то другой мир, где не было ни мыслей, ни слов, ни чувств. Она провалилась куда-то и забыла об этой комнате, обо мне, о себе. Женя на мгновенье поместила свою душу в поток Коллективного Небытия.
Вот уже, в какой раз, я смотрел на эту женщину и удивлялся, на сколько она многогранна. Я наблюдал за её эмоциями, движениями. Я видел проявление её чувств, - открытых, искренних. Но вместе с этим мне теперь с трудом представлялось в этой женщине та самая проститутка, о которой она рассказывала. Наверно, она тоже вот так искренне с кем-то разговаривала, потом они решали заняться сексом, а на утро она забирала деньги и уходила. А возможно брала деньги сразу, отрабатывала их и сразу уходила, даже не спрашивая его имени.
Я стал представлять её в объятиях разных мужчин, - весёлую, жизнерадостную. Я не чувствовал разочарования в ней, не испытывал отвращения. Почему-то в моём воображении Женя опять была идеальной. И мужчины, что заключали её в своих объятиях, тоже были идеальны и кровать, на которой они спали и деньги, которые они ей платили. Всё вокруг неё становилось идеальным, словно в кино.

За время нашего разговора мы выпили пол бутылки водки, съели четыре бутерброда с ветчиной и выкурили по три сигареты. Я не чувствовал себя пьяным, но чувство Всечеловеческой Усталости охватило меня целиком.

- У каждого должен быть шанс на возможность другой жизни. – Вдруг вернувшись из другой реальности, сказала Женя. Она села ближе, положила руки мне на колени и посмотрела в глаза. – У меня эта возможность появилась. И я ей воспользовалась. И у тебя эта возможность – Возможность Другой Жизни есть. И тебе только надо решить: воспользоваться ей или нет. Ты получил этот шанс, за то, что когда-то что-то сделал правильно. Это твой шанс. Твой выбор. Слишком много раз упускал. Теперь нельзя, - шепотом произносит она.
- Теперь нельзя… - Повторяю я и касаюсь своими губами её губ. 

Там, в Другой Жизни меня ждёт Рафаэль. Да какая, к чёрту, Рафаэль?! У неё наверняка, какое-нибудь обыкновенное, приятное женское имя. Я пока не знаю какое, но оно обязательно мне понравиться.
Там, в другой жизни меня ждёт любовь. Наверное, меня ждёт самое обыкновенное человеческое счастье.
Но всё это там…
В Другой Жизни.

                39

                ;

В эту ночь мы тоже, в каком-то смысле, не упустили свой шанс.

Я трогал её так, будто уже делал это когда-то. Трогал и чувствовал, как плоть наполняется необъяснимым наслаждением. Трогал и знал, каждый уголок, каждую родинку и складочку, и в то же время видел её тело впервые.
Наши вещи беззвучно падали на пол. Но в это время я отчётливо слышал, как заполняется пустота внутри этой женщины. Мир вокруг нас наполнялся тёплом, становиться влажным, зыбким, и только мой член остаётся твёрдым и налитым. Время расплывается, начисто лишаясь определённости. Её физическое удовольствие продолжается во мне.
Моё тело раскалено, энергия вот-вот вырвется, но она не останавливается. Я обнимаю её крепче. Наступает прилив. Я больше не в силах себя сдерживать, и извергаюсь в неё несколькими мощными толчками.
 - То, что с тобой происходит – сильнее тебя, - произносит она в этот момент, - отдающий без сожаления всегда получает.
Мы любили друг друга долго и самозабвенно. Именно в этот момент, вот сейчас. Пусть эта ночь была небольшой, но именно в эту ночь два человека на короткий миг полюбили друг друга. Может быть, в этом был её талант? Может быть, это ощущение она дарила тем людям за деньги?
Короткий миг счастья обязательно закончиться. По-другому быть просто не может. Но пока ты весь в нём это счастье кажется безграничным, нежность зыбко обволакивает тебя, и ты влюблён в весь этот несовершенный мир, с безрассудством, жадно поедая каждую его секунду.

Представляю, что сейчас бы сказал И. В. Сталин: "Поздравляю, товарищ, вы вошли в историю». 

Как     бы    теперь    из    неё    выйти?!
 
Когда волны улеглись, любовь закончилась, я крепко обнял её и закрыл глаза. А когда открыл, Женя уже спала. Мы лежали полуодетыми на ковре. Я стянул с кровати плед и укрыл им Женю. Немного прибрался в комнате и унёс бутылку с пепельницей на кухню. И лишь открыв на кухне форточку и закурив, я глубоко и облегчённо выдохнул.
Да…как всегда произнёс я. И как обычно никакой мысли после не последовало.
Именно сейчас я вдруг вспомнил свой сон, и всё встало на свои места.
Я стал вспоминать его лицо. Лицо того, кто мне приснился. Того, кто сейчас становился мною. Кто говорил моим голосом, моими словами. Того, кто приказывал пойти с ним.
Но я никак не мог сосредоточиться.
А что если он – это уже не я? Я не хочу быть призрачным повторением не себя. Неужели так легко потерять себя?
Да…
Пора всплывать. Слишком глубоко я ушёл под воду. Слишком толстый скафандр надел. Не моё всё это, - подумал я. Не моё.
Я хочу жить. Хочу любить и быть любимым. Хочу жить долго и счастливо, как тот парень из пузыря. Он снял пузырь, и я смогу. Смогу начать всё заново. Новую жизнь с собой настоящим, свободным. Чёрт возьми, всё проноситься мимо, пока я тут. Хватит уже плыть Бог знает куда в мутной воде!

Пора всплывать.

                40

                ;

Женя дала мне на раздумье неделю. Сказала, что если не суждено будет этому свершиться сейчас, то не свершиться никогда. Я старался, но мне было очень трудно воспринимать её объяснения. Всё это казалось мне какой-то злой сказкой, которая скоро кончиться. Уж никак не думал, что кончить её предстоит именно мне.
А я всё думал о той, которая сейчас находилась далеко. Ждал писем. Но их не было. Может она и не уезжала никуда. А так, живёт где-нибудь в соседнем подъезде и наклеивает марки на конверты. Что бы я там себе не думал, писем от неё всё равно больше не было.

В конверте, который когда-то мне оставил Грэй, было достаточно денег, чтобы купить квартиру или дорогущую иномарку. Первое время я безбоязненно тратил их по мелочи, а потом, стал вновь откладывать из заработанных денег, пока не возобновилась первоначальная сумма. Какое же непрактичное и несовершенное человеческое существо!

В общем думать тут было нечего.  Двигаться надо только вперёд. Если война началась, остановить её бывает очень трудно. Меч, вынутый из ножен, должен обагриться кровью. Это правило.
- То, что с тобой происходит – сильнее тебя, - произносит женский голос.
- То, что со мной происходит сильнее меня, - гипнотически повторяю я.
- Отдающий без сожаления всегда получает.
- Отдающий без сожаления всегда получает…
Немой диалог с самим собой продолжался очень долго. Я не ел и не спал. Только пил, пил, пил…Время шло, но я его не замечал. Для меня перестало существовать пространство, заключающее меня в себе, для меня перестало существовать само время, его интервалы, его последовательность. Для меня перестало существовать отражение в зеркале. Я по не многу, сам переставал существовать, превращаясь в серую тень не себя, с надеждой, что всё это скоро кончиться. А что именно должно кончиться меня не сильно интересовало.
Я закрывал глаза, и начиналась ночь. Когда открывал, наступал день. Так и прошла неделя. Только сейчас понимаю, если бы это продолжалось чуть дольше, я бы просто растворился в воздухе затхлой квартиры.

И что ужаснее, это происходит не только со мной. У многих людей жизнь становиться похожей на случайное отсутствие справедливости. Словно неизмеримое поле тёмных представлений, из которых нет выхода.
Но что бы там ни случилось «Добродетель высшего разума – не иметь страха».  И двигаться необходимо только вперёд. Меч, вынутый из ножен, должен обагриться кровью. Когда человек очень сильно чего-то хочет, ничего не получается. А когда пытается избежать чего-то, это обязательно происходит. Хотя это всё, конечно, теория.
Да сколько тут не рассуждай – всё будет так, как должно быть, и никак иначе.

- Иди. Тебе пора, - говорит кто-то рядом.
- Пора…- гипнотически повторяю я.

                У каждого должен быть шанс

Главное – никаких колебаний. Настраиваешься, как следует против человека, которого нужно убить. А потом - быстрота и решимость.

Никаких сомнений, - он был мёртв. Его сознание померкло и утонуло в непроглядном мраке.
Воздух вокруг остро пропитался только что пролитой кровью.

Я закинул остатки земли и примял их лопатой. Потом ещё долго выравнивал и закидывал руками снегом. Лопату и перчатки завернул в бумагу, оставшуюся у Жени  от каких-то покупок, сменил куртку и вытер пот концом футболки. Когда дрожь в руках унялась, ещё раз оглядел место с разных сторон.
Нет, успокоил я сам себя, ничего не заметно.
Но незаметно лишь для меня! А вдруг какая-нибудь собака, учуяв запах, начнёт рыть?
Нет,  в таких местах собак не водиться.

Налетавший время от времени порывистый ветер шумел высоко над головой, словно какое-то знамение. Я старался не паниковать, тем более что уже поздно, паниковать надо было раньше. Теперь остаётся ещё некоторое время перетерпеть психические нападки собственного разума. И главное не поддаваться им.
Я сел в машину, глубоко вздохнул. Женя повернула ключ зажигания. Машина послушно завелась. Положив руки на колени, я долго молчу, зажмурившись. И во мраке закрытых глаз пробую собраться с мыслями.

Бесполезно.

Я ступил в поток мыслей, как в реку, и пытаюсь удержаться на ногах, но у меня ни черта не получается. Вещи, явления и события этого мира – всё, что хранилось в моём мозгу до сих пор, - вдруг утратили всякую взаимосвязь.
Я удивился сам себе: ни дрожи, ни нервной истерики, ни спешки в покидании мета преступления, - совершенно ничего, я ведь совершенно не похож на хладнокровного убийцу.

Я не такой!
… а может и такой. Я мало чего о себе знал до этого дня. Теперь, наверное, я такой. И что ещё страшнее осознавать – наверняка был таким всю свою жизнь.
Никогда в своей жизни к осознанному убийству не стремился, но мысли часто приходили. Они приходили, когда был сильно обижен, кем-то предан, унижен... Но ведь это только мысли! Наверняка они приходят ко всем. Нет, я не убийца! Я не жесток и не хладнокровен!

Выехав на шоссе, Женя включила дальний свет. Сквозь плотный утренний туман я с трудом различал встречные автомобили.  Я уже не помню, когда  в раннее ноябрьское утро видел такой туман.
В густом, всепоглощающем, будто потустороннем мире мы ехали наугад в никуда. Всё, что вставало на нашем пути через несколько секунд бесследно исчезало. И казалось, что там, куда всё это уходило за гранью реального и потустороннего, превращалось в огромных монстров и безжизненных чудовищ. Как бы мне хотелось, чтобы этот туман был бы только в моих глазах, и открой я их шире, всё бы прояснилось. Но как широко я их не открывал, яснее не становилось.

Сердце колотилось как бешенное. Оно начало отсчёт другого времени.

Всегда. Всегда в этом мире порядок вещей один и тот же. Неизбежность смерти и неизбежность рождения. Всегда, всегда – порядок вещей на свете один и тот же. Ну, разве что номер у года другой, да новые лица взамен ушедших.
Из призрачных теней ночи снова встаёт знакомая действительность. Надо продолжать жизнь с того, на чём она вчера остановилась, и мы с болью сознаём, что обречены непрерывно тратить силы, вертясь, всё в том же утомительном кругу привычных стереотипных знаний.
 Но мы можем, всё же, в этом мире что-то поменять. Можем пройти через испытания. Решиться. И выбрать другую жизнь. Можем изменить эту непоколебимую геометрию.

 «… Была ясная тихая сентябрьская ночь. Луна так ярко светила в воду, что он не мог спать, хоть изо всех сил закрывал глаза. В конце концов, Том поднялся на поверхность и сел на выступ скалы. Он смотрел на полную жёлтую луну и размышлял, что же она такое, и думал, что она смотрит на него. Он любовался лунным светом, отражающимся в покрытой рябью реке, и чёрными верхушками хвойных деревьев, и серебрящимися от первых заморозков лужайками, слушал крик совы и глухое пощёлкивание бекаса, лай лисицы, и смех выдры, вдыхал аромат берёзы и принесённый ветром издалека с болот запах верескового мёда. Он чувствовал себя очень счастливым, хоть и не мог понять, почему» .

Всё в этом мире меняется. Каждый раз ночь кончается, начинает светать. Но мир уже изменился, уже не такой как вчера. И ты уже другой, - не вчерашний.



Март 2010г., Арзамас.
Гани Искандер.
Есть истины, на которых стоит задержать наше внимание, а есть и такие, соприкосновения с которыми следует избегать.

Эту историю приходилось переписывать несколько раз. Исходное её название было «Ничего напоминающего меня». Но начав переписывать рассказ с середины, оно как-то само собой изменилось. Так что получилось даже понятнее и интереснее чем предыдущее.