«Там всё хорошо, прекрасно,
Но нету дороги обратно...»
Виктор Карев, 28.06.10,
о. Большой-Уссурийский
По традиции ежегодно, в первые дни летнего преподавательского отпуска, мы с другом Петровичем, выезжаем на два-три дня на рыбалку на верхогляда. Как всегда, поехали на лодке на Большой Уссурийский остров, где на берегу когда-то было десять дач, а сейчас осталась только одна. Хозяева этой дачи наши давние хорошие друзья. Вернее, хозяином был Александр Балов, страстный рыбак и любитель природы. А в помощниках и сторожах был Витя-ветерок. Почему его так называли, нам с Петровичем не было известно. Александр был крепкий здоровый мужчина, а Ветерок был худеньким, ниже среднего роста мужичком. И весу в нем было не больше пятидесяти килограмм.
В эту холодную зиму Ветерок впервые остался зимовать на даче. Дачный дом в позапрошлую зиму спалили какие-то злые люди. И хотя хозяева дач знали, кто спалил их дачи, но «не пойман – не вор». Все побросали свои участки, кроме Александра. Он завез на участок вагончик-кунг, и последних два летних сезона Витя-ветерок постоянно жил в нём. А на зиму уезжал в город к родственникам.
Но город «давил» его. Он не мог больше недели жить в четырех стенах и через окно смотреть на пятую. И даже когда он выходил прогуляться по городу, то кругом были стены, стены и стены... Он выходил на городскую набережную и с тоской смотрел на противоположный берег, свободный от каменных стен. Город с его тесными каменными многоэтажными домами располагался только на правом берегу самой большой реки России. На левом берегу были только дачи и останки полузаброшенных деревушек, в которых сохранившиеся домишки также были приспособили под дачи.
Поэтому в этом году они с Александром решили осенью построить прямо на дачном участке землянку. Землянка была рассчитана на двух человек, но в случае надобности могла вместить и больше. Строили с расчетом, что постоянно в ней будет жить Ветерок, а Александр более-менее регулярно будет приезжать к нему из города на рыбалку и привозить провиант и курево. Для этого и были сооружены в землянке двое нар, так как Александр рассчитывал ночевать по несколько ночей за приезд. Землянка была построена с умом. Даже можно сказать, с применением инновационных методов её обогрева. Наряду с обыкновенной железной печуркой для обогрева землянки использовалось солнечное тепло. Для этого в восточной и южных стенах были сделаны широкие оконные проемы с двойными стеклянными блоками. Расчет оправдал себя – даже за короткий зимний день солнце так нагревало внутренность землянки, что дополнительного тепла горения печурки при приготовлении ужина в течение часа хватало на всю долгую зимнюю ночь.
Всё было прекрасно. Ветерок жил на природе, на просторе, а не в каменных катакомбах. Притом не лишен был и некоторой городской роскоши. Землянка была оборудована аккумуляторным освещением, а также сотовым телефоном, телевизором и радиоприемником с питанием от того же аккумулятора. Сейчас это не проблема. Китайцы делают для нас не только сотовые телефоны с русским интерфейсом, но и портативные цветные телевизоры с электронно-лучевой трубкой, так как они не выходят из строя при отрицательной температуре – отогрел телевизор и он снова работает. Можно было бы и китайский жидкокристаллический телевизор повесить в землянке – он, конечно, меньше места занимает, но при первом же охлаждении вышел бы из строя.
Александр часто приезжал на рыбалку один или с друзьями, жил по несколько дней. Тогда было веселей. Гости привозили выпивку, притом довольно много, так как водка помогала согревать душу и тело на морозе. Когда ты зимой на рыбалке находишься на льду реки восемь часов подряд на ветру и на морозе, то пол-литра водки на брата – это тьфу, раз плюнуть, ни в одном глазу! Все водочные калории достаются морозу и ветру! И приходишь со льда в землянку холодный и трезвый как стёклышко. Ну и как тут не выпить за ужином, чтобы разогнать кровь по жилам, чтобы отошли окостеневшие руки и ноги. Чтобы перестали тянуть застывшие мышцы и отошли все окаменевшие внутренности! Чтобы размякла душа и готова была слушать друга-рыбака про сегодняшнюю удачу и невезуху, про прошлую фортуну и фарт завтрашний.
Так Ветерок и жил этой зимой – тихо и скучно в рабочие дни недели, шумно, весело и пьяно в выходные дни. Его все угощали водкой, пытаясь выведать рыбные места. Он всем обещал показать наутро эти самые клёвые места и напивался до того, что утром его еле поднимали с нар. Он просил водки – ему совали полстакана, надеясь на его невнятные обещания опохмелиться и пойти вперед всех. Он медленно, и давясь глотками, выпивал водку и тут же замертво падал на нары. И никакая сила уже не могла привести его в чувство. Разочарованные рыбаки одевались и уходили на лёд самостоятельно искать своё рыбацкое счастье, прихватив с собой бутылочку водки для согрева.
Когда наступало время обеда, и рыбаки доставали из рюкзаков водку и снедь для перекуса, Ветерок появлялся на берегу с пешнёй на веревочке и парой удочек за голенищем валенок. Он окидывал мутным взглядом рыбаков и, заметив блеск бутылки в какой-нибудь группе, направлялся туда. Его конечно угощали, и ни в чем не укоряли. Ну что возьмешь с пьяного!?
Выпив водки, Ветерок оживал и становился красноречивым. Он направо и налево критиковал снасти рыбаков, говорил. что все их блёсны - фуфло, хотя их никогда даже в руках не держал, и тем более, не ловил! Что на это фуфло никакая рыба не клюнет, тем более что её здесь вообще нет. А то, что они поймали здесь, то это чисто случайно. Он с хитрым и умным видом видом просил налить ещё и он тогда расскажет, где надо ловить крупную рыбу... Если ему снова наливали, то он от этой группы не отходил до тех пор, пока не кончалась водка. Если рыбаки отказывали или засовывали остатки водки в рюкзак, он вставал и вновь оглядывался кругом, чтобы засечь рыбаков, которые собрались перекусить. Так как в выходные дни на этом месте собиралось до трех-пяти десятков рыбаков, то такая рыбалка заканчивалась обычно тем, что он доходил до состояния полной невменяемости, и после очередного падения на лёд оставался лежать неподвижно. Через десять-пятьнадцать минут рыбаки начинали обсуждать, что Ветерок так может замерзнуть насовсем. Кто-нибудь двое из самых сердобольных мужиков бросали рыбалку, поднимали его за руки и волоком тащили на берег в землянку. Там бросали его на нары, растапливали печурку и оставляли высыпаться. До конца рыбалки Ветерок уже не появлялся на льду. Уезжая, рыбаки заходили в землянку, удостоверялись, что хозяин дышит, подбрасывали дровишек в печку, оставляли на столе остатки провизии, и уезжали на своих джипах в город, почти всегда удовлетворенные уловом или прекрасной погодой, или тем и другим в «одном флаконе». Иногда кто-нибудь из сердобольных оставлял на столе полстакана водки, чтобы он мог опохмелиться.
Когда бывало мало водки, то он болтался между рыбаками до конца дня, занимая их разговорами и советами типа «где какая рыба и почём». Изредка ему наливали, поэтому он провожался до последнего рыбака, надеясь, что ему достанется «на посошок».
И вот однажды, после последнего «посошка», оставшийся совсем один на берегу замерзшей реки, он поднялся на берег и по тропе направился к землянке. При подходе к ней у него в глазах внезапно всё побелело и он почувствовал, что земля уходит из-под ног. Как он говорил, он попал в светлый мир. Он увидел одноэтажные светлые дома, утопающие в светлых садах. В них жили счастливые люди в светлых одеждах. Вначале он ничего не понял, но когда и увидел живыми в светлых одеждах умерших брата и сестру, то до него стало доходить, что он лежит на пороге потустороннего мира. Он несколько удивился, что выглядели они гораздо моложе, чем когда помирали. Множество полузнакомых и малознакомых людей спешили к нему, махали призывно руками. Но почему-то все останавливались в метрах десяти и не подходили ближе. Он ясно разбирал их лица, пытаясь вспомнить, где и когда он встречался с каждым. Но никак не мог этого сделать и чувствовал стыд и мучение из-за того, что множество людей узнали и приветствуют его, а он не может их вспомнить.
Вместе с братом и сестрой они радовались его появлению, говорили приятные слова и звали идти за собой. С каждым их словом он чувствовал себя всё лучше и прекраснее, всё здоровее и легче... Куда-то уходили и пропадали все заботы и обязанности, все болячки и недомогания, все обиды и несправедливости. Он уже представлял себя в таких же светлых одеждах, как и встречающие его радостные люди, брат и сестра.
Одно никак не мог понять, почему его родные брат и сестра не подходят к нему ближе и не помогут ему подняться и проводить в свой светлый дом.
Вдруг он увидел мать. Он удивился, что в отличие от всех других, лицо её было строгое и суровое. Она подошла к нему ближе, чем другие и строго приказала ему, чтобы он уходил отсюда поскорее, что ему ещё рано сюда... Она требовательно смотрела на него, и он видел, что в её глазах не было ни капли жалости. От обиды на такие горькие слова от родной матери у него помутилось в глазах от слез...
Сквозь слезы, как бы сверху, увидел он покрытую льдом реку, запорошенное мелким снегом поле, себя, лежащим ничком на тропе к землянке. В следующий момент он ощутил, что лежит на холодной мёрзлой земле. Он не мог определить, сколько времени он здесь лежал – часов у него не было. Страшная слабость ощущалась во всем теле. Он осознавал, что надо подниматься и хотя бы на четвереньках добраться до землянки, преодолеть во что бы ни стало эти двадцать метров до её двери... Там было тепло, там была спасительная печка и дрова. Там была вода – во рту страшно пересохло.
Он приподнялся на руках, медленно и удивленно повел глазами вокруг. Светлый мир бесследно пропал... Наступали сумерки. Кругом было до боли знакомое поле с редкими развесистыми ивами и возвышающей дамбой на близком горизонте. Дамба разрезала большой остров пополам и земляным лезвием обрезала взгляд, вспарывая небо своей линией горизонта буквально в трехстах шагах. Но он знал, что если пройти эти триста шагов и подняться на насыпь дамбы, то видны будут необозримые луга поймы острова с далекими редкими осиновыми рёлками. И что в этих неоглядных лугах скрываются большие и маленькие озёра с бесчисленной рыбой и дичью.
С большим трудом он дополз до землянки и два дня не выходил на улицу. Отлёживался на нарах и пил только воду. Когда от холода было совсем невмоготу, он вынужденно сползал с нар и подкидывал дровишек в печку. К концу второго дня он понял, что будет жить, и дал себе зарок, что бросит пить...
PS.
Это было в начале декабря прошлого года, а рассказал он это мне в конце июня...
Мы сидели на берегу за раскладным столом, разговаривали, ели уху, но он ни разу не пригубил, хотя и перед ним стояла кружка с водкой... Уходя поздно вечером к себе в землянку, наш разговор он заключил словами строк, что приведены в эпиграфе рассказа.
05.07.10 Владимир Вяземский