Erinnerungen-xxvii

Ерин88 Сначала23
«1990»

Турин – один из самых унылых и угрюмых городов,
 сотворенных богом. Никакого общества.
Из письма Ф.Тютчева 1/13 ноября 1837

А затем – почему бы не признаться в этом?
Петербург, в смысле общества, представляет,
может статься, одно из наиболее приятных
местожительств в Европе, а когда я говорю –
Петербург, это – Россия, это – русский характер,
это – русская общительность.
Из письма Ф.Тютчева 13 ноября 1844

[…] – немцы, пожалуй, и есть тот народ,
у которого тридцать безразличных друг
другу людей могут, соединившись, болтать
с наименьшим недоверием и с наибольшей
сердечностью.
Стендаль. «Рим, Неаполь и Флоренция»

ГОСТЬИ ИЗ БУДУЩЕГО

   В свое время все считали Юльку моей девушкой, пусть только считали, но все же рядом с ней было не так одиноко.
   Много появлялось девушек после нашего расставания, но все это было не то. В начале этого года даже возник любовный треугольник после знакомства с Анной…
   Одной из «изюминок» Анны была ее принадлежность к известному дворянскому роду. Квартира в центре, набитая антиквариатом, конечно, еще ни о чем не говорила, но вот ее мама! Да, у мамы была породистая внешность! Мама-то как раз и являлась представителем этого рода, а папа Анны происходил из крестьян, что тоже как-то отражалось в его внешности. Впрочем, оба они были художники, а художник может принадлежать к любой среде, все равно, в какой-то мере, каждый художник -  «аристократ духа»…
   И вот как забавно вышло: Анне досталась папина грубоватая внешность и мамина утонченность внутренняя, а ее сестре Лиде породистая фарфоровая прозрачность кожи, тонкость черт лица, фигуры и совсем не соответствующее «сосуду» содержимое; сказать по правде, «содержимого» как раз и не было. Лидия не разделяла Аннушкину любовь к искусствам и т.п.; все, о чем она мечтала – роль домохозяйки в хорошем доме – полной чаше.
   Но Лидия в нашем «треугольнике» не участвовала; это Анна увлеклась мной, а Симсон втюрился в Анну, а меня устраивала просто дружба с обоими…
   Где-то в середине февраля я забежал погреться к знакомому портретисту Андрею. Он снимал квартиру поблизости от наших «ареалов», в доме на углу Невского и канала Грибоедова, фасадную часть которого занимал «Дом Книги». Забежал и тут же собрался выбежать, потому что там было полно гостей; да еще каких! Несколько удивительно красивых девушек и пара-тройка холеных мужчин.
- Куда ты?! Куда?! – остановил меня Андрей. – Раз зашел, садись за стол!
- Да неудобно! У тебя же гости!
- И ты гостем будешь! Проходи, проходи.
   Ну я и прошел. Усадили меня рядом с девушкой, похожей на Сабрину (была в то время такая итальянская певица).
   По ходу дела выяснилось, что все эти девушки – модели, а их спутники – кооператоры. Девушки участвовали в каком-то конкурсе, а как попали к Андрею, не помню.
   Сейчас моделей, как собак нерезаных, а вот в 90-м году это был эксклюзив; можно сказать, «гости из будущего». Что роднит моделей со спортсменами? Мнение, что и те, и другие «уходят в форму», а на содержание уже практически ничего не остается; так что окажись я по соседству не с Татьяной, все могло пойти иначе или не пойти совсем. Татьяна же оказалась исключением из правил, «читающей моделью»; так что мы долго и живо с ней беседовали, забыв об остальных…
   Нас прервали, когда им пришло время ехать на какую-то закрытую вечеринку, на прощание она спросила:
- У тебя есть на чем писать?
- Конечно, - я протянул ей блокнот и ручку.
- Вот мой телефон, позвони мне как-нибудь.
- Ой, а что это за номер?!
- А это таллиннский. Я живу в Таллинне.
- А вот мой номер. Будешь в Питере, звони. Только учти, это – коммуналка.
   После нашей встречи прошла пара недель и вот как-то вечером мы чаевничали у Петрухи, когда раздался телефонный звонок… Но еще до этого Петруха выудил откуда-то огромное яблоко, разломил его и вручил мне половинку; крупная блестящая семечка выпала мне на ладонь…
- Алекс, подай мне, пожалуйста, иголки. – (Петруха увлекся «царапками» и как раз начал делать какую-то работу).
- Эти?
- Да эти. Спасибо.
   Передавая иголки, я с идиотской мыслью: «Вот так кольнет ее сердечко и вспомнит обо мне!» - проколол семечко и вскоре раздался телефонный звонок…
- Алексис, - звенел в трубке взволнованный голос Симы, - тебе какая-то девушка из Таллинна звонила! Просила перезвонить. Я решил всех обзвонить, у кого ты мог быть, и сразу попал на тебя, представляешь!
   Поблагодарив Симу, я помчался на переговорный около Дворцовой. Оказалось, что на следующий день она приезжала в Питер и интересовалась, мог бы я ее встретить…
   Она спрашивала! Я звонок ее воспринял, как чудо, и я откажусь ее встретить! Это были только мысли, вслух же я сказал абсолютно спокойно: «Конечно, встречу. Когда прибывает поезд?»

ПОХОДКА ИНДЕЙЦА

   С вокзала мы собрались ехать к Татьяниной подруге, где она планировала остановиться, но там были какие-то трудности, о чем Татьяна поведала по дороге к стоянке такси. Я тут же предложил:
- А поживи у меня?!
- А удобно? Что скажут соседи?
- А что они скажут?! Скажем, что ты моя родственница из провинции.
- А где я буду жить?
- Я тебе свою комнату уступлю.
- А сам?
- На раскладушке, в Симиной комнате.
- Кто такая Сима?
- Такой. Друг это. Поедешь – увидишь.
   Сима потерял дар речи от Татьяны, а Татьяна от коммуналки, но быстро пришла в себя, заявив мужественно: «Ничего! Жить можно!»
   Видимо, это было искренне, потому что она без всяких жалоб прожила у меня две недели. Впрочем, мы приезжали только ночевать, да и то не всегда…
   Оставив вещи, мы вышли на Суворовский ловить такси. По пути она от меня вдруг отстала…
- Ты чего? – обернулся я, притормаживая…
- Иди, иди, - махнула она рукой в «ленинском» направлении.
   Я пошел, она держалась позади, а когда я остановился на обочине и начал ловить такси, заявила:
- Алекс, у тебя «походка индейца»!
- Как это?!
- Ты при ходьбе ступни ставишь носками внутрь.
- Не замечал!
- Конечно, ты не заметишь. Ты же ходишь, как привык. Но это неправильно! Я буду тебя переучивать!
   Эта сцена повторялась не единожды: отстает, наблюдает, переучивает… Побольше бы таких «учителей» в школы, они бы привлекли мужской состав…

ПО ГОСТЯМ, ПО ГОСТЯМ, НЫНЧЕ ЗДЕСЬ…

   Уезжая утром, мы возвращались домой поздно ночью. В течение дня она покидала меня на какое-то время по каким-то своим делам, но потом мы снова были вместе. Гуляли по городу, навещали то ее, то моих друзей и т.д. и т.п.
   Как-то идем по Невскому, а навстречу нам такая пара, что люди оборачиваются; девушка с парнем; эффектные во всем: рост, внешность, одежда… Вдруг девушка бросилась на Татьяну! Объятия, поцелуи, радостные восклицания… Оказалось, «коллеги».
   Мы выпили кофе, а потом парень с обычным именем Володя и редкой фамилией Бросси пригласил нас на вечеринку…
   Просторная квартира в районе Стачек оказалась набита народом. Тут были модели обоих полов, кооператоры, актеры, актрисы и т.д. и т.п.
   Много выпивки, еды; пахло травкой и дорогими сигаретами. Атмосфера свободная, никто никого не напрягал: хочешь сидеть один – сиди; не хочешь танцевать – не танцуй; не хочешь пить – не пей и т.д. Впрочем, мне всегда больше нравились маленькие компании, хотя посмотреть на эту публику было любопытно…
   (Володя часто устраивал такие вечеринки. Я бывал у него и после Татьяниного отъезда. Возил к нему своих друзей, а Авдеевы, будучи там, почему-то попали в одно из моих стихосложений…)
   Среди прочих, нанесли мы визит и Потапычу. «Перманентный запой» Потапыча все же имел свои фазы: «черный запой» и «запой светлый». Первый – это когда Потапыч забивался в свою комнату и никого не хотел видеть, кроме Водки; в такие периоды он был невнятен. «Запой светлый» - это Потапыч, который двигается по городу, шутит, все понимает и вообще становится обаяшкой…
   Мы как раз попали на «черный запой». Надо сказать, даже его друзья детства долго не могли с ним находиться в такие периоды, а Татьяна ничуть не стушевалась. Впрочем, увидев ее, Потапыч впервые надолго забыл о водке. Он расцвел, заобщался, в какой-то момент начал рассказывать об Италии, и тут Татьяна возьми и скажи: «Вот было бы чудесно, Сережа, нам втроем поехать в Италию! Ты был бы нашим чичероне!»
   Тут уж Потапыч не только расцвел, но и «заблагоухал»; он даже спрятал початую бутылку водки куда-то в свои тайники ( и пару дней о ней не вспоминал) и тут же огорошил нас:
- А можно, если хотите, хоть завтра поехать в консульство и сделать приглашения?!
- А давай, - поддержала почин Татьяна, - я еще не скоро уезжаю, думаю, успеем все сделать!
- А там и недолго, - ободрил ее Потапыч.
   За все наше с Потапычем недолгое знакомство у меня и мысли не возникало просить у него приглашение в Италию; из элементарного соображения, что уж если он отказал в этом всем своим старым друзьям, включая лучшего друга Петруху (а они просили его об этом не единожды), то кто я такой, чтобы заикаться об этом! Татьяна же в первый день знакомства не только просит, но и получает согласие. (Ох, права была Раневская! Хорошо бы и Федор Михайлович оказался прав).
   Отправив водку «в отставку по выслуге лет», Потапыч на следующий день, как «суворовский штык», ждал нас у консульства точно в назначенное время.
   В первый день мы не прошли очередь, но потом Потапыч вспомнил, что ему можно без очереди и мы попали внутрь; там он блеснул знаниями итальянского и все формальности: заполнение анкет и т.п. не заняли много времени. Назначили время явки за приглашениями и мы откланялись…
   Вскоре откланялась и Татьяна и умчалась в свой родной Таллинн. Приглашения можно было забрать и без Потапыча, так что, зная его нелюбовь покидать родные стены, в назначенный час я поехал в консульство один…
   Приехал как можно раньше; консульство еще не открылось, а очередь уже собралась изрядная. Быстро познакомившись с соседями по очереди, я предложил пойти погреться в парадное, потому что день был морозный.
   Не знаю, что там произошло, в этом парадном, но большая часть стен и потолка была в каких-то наростах, наплывах, типа сталагмитов-сталактитов. Выглядело это фантастически и так мне понравилось, что несколько дней спустя я специально привез туда упирающихся Потапыча с Петрухой. Они ошалели:
- Блин, Алекс, - восхищенно заявил Петруха, - да это же Гауди!
- А кто это? Или что?
- Гауди! О, я тебе покажу, - пообещал Петруха, - возьму у друга фотоальбом!
   Мы в тот же день заехали к его другу, взяли книгу и я познакомился с Гауди. Его работы мне напомнили «песочные замки», которые мы так любили строить около моря в далеком детстве…



АВДЕЕВЫ

   Вообще-то, когда я раскачивался, начинал писать «ERINnerungen» и дошел до Авдеевых, то написал: «Где и когда я познакомился с Авдеевыми, не помню»…
   А потом мне попалась старая тонкая тетрадь, то ли с большим стихотворением, то ли с маленькой поэмой, которая начиналась со слов:
Я их увидел вместе
На полу
Они сидели и курили хэш…
   И тут я все вспомнил! Я даже явственно представил тот вечер на квартире у Володи Бросси и их…
   Они были хорошей парой, поэтому и запомнились. Чем-то похожие, чем-то разные, но оба очень обаятельные…
   Сергей, мой земляк, занимался музыкой; где-то у него была группа; какой-то свой мир; но почему-то этот «мир (для меня) остался за кадром»…
   Татьяна, русская немка, приехала в Ленинград из Новгорода; поступила в «Крупу», где и познакомилась с Сергеем…
   Ну, а если мы познакомились у Бросси, значит, это была весна или лето 90-го! Скорее всего, весна, потому что почти все лето мы провели вместе, часто виделись и часто бывали у них на Разъезжей.
   Для нас с сережиной женой пребывание на Разъезжей выглядело символически: мы оба собирались в дальние края; она в Канаду, на три месяца; работать официанткой в каком-то яхт-клубе…
   А я в Италию; неизвестно зачем, а в то время еще и неизвестно как…
   Действительно, в этом оказалось что-то символическое, потому что сразу же после нашего отъезда (а мы уехали почти одновременно) Сергея попросили съехать с квартиры, что они снимали на Разъезжей…

МЫ ЕДЕМ, ЕДЕМ…

   Приглашения на руках; теперь с ними надо идти в ОВиР, чтобы получить загранпаспорт. Мне в Петроградском РОВД на Скороходова, а Татьяне у себя в Таллинне.
   Звоню ей, она просит привезти его, если у меня есть возможность, я даю согласие.
   За несколько дней до поездки, вечером, соседка кричит из глубин коридора:
- Алекс, к телефону!
- Это Алекс? – спрашивает незнакомый мужской голос.
- Да.
- А я… Мы могли бы с вами встретиться, допустим, завтра днем, где-нибудь в центре?
- Конечно. А зачем?
- Ах да! Я ведь главное забыл сказать! Вам привет от Розеллы из Рима! Она передала вам письмо и подарок.
- Да! Здорово! Как насчет Думы?
- То есть?
- Ну встретиться около Думы; где художники?
- Хорошо, можно и там.
- А время назначайте любое, все равно я почти весь день в центре.
   Мы встретились, он вручил мне письмо и красиво упакованную коробку. За кофе он рассказывал мне  о семье (они работали в модельном бизнесе) Розеллы; о том, какие они открытые, гостеприимные, чудесные люди; о том, в каком «земном раю» они живут и т.д. Он был в таком восторге, что я даже немного пожалел, ведь в каждом письме Розелла намекала, «как ей хотелось бы увидеть нас в Риме», а мы не догадались попросить приглашение!
   Подарок оказался странным: набор для женского туалета, для косметики, или вроде того. Изящные вещички и по виду недешевые. Странность заключалась и в письме: «Я передаю это для твоей подруги». Я никогда не писал ей о своих подругах, как и она о своих друзьях. С чего бы вдруг такой подарок?! Но он оказался в тему. Как раз появилась подруга, и я как раз мучился, чего же ей подарить?

«ФОТО» ДАЛЕКИХ ДНЕЙ

      Еще в «первые» ленинградские месяцы у меня, неизвестно откуда, появилась идея вести дневник. Я купил толстую тетрадь и начал «фотографировать» дни, но примерно через месяц дневник бесследно исчез…
   Позже я предпринял вторую попытку и она закончилась так же. Тогда я понял, что дневник, как кошка или книга, «требует дома» и оставил это занятие… Но иногда, «на колене», все же записывал происходящее…
   В истрепанном черном блокнотике, который, в отличие от тетради, легко умещался в карман и поэтому сохранился, между счетом карточной игры и неудавшимся стихотворением остались две записи, связанные с «предытальянскими хлопотами»:





;

   Получил приглашения в консульстве. Диляра с Германом обиделись, поэтому встреча с Заславским не состоялась. Вместо этого Герман выпил бутылку, предназначенную Заславскому, и уговорил меня ехать к Шуре…
- Ты что – малохольный? – говорил мне Потапенко в метро. – Едешь в Италию с такой дамочкой!
   Шура тяжеловата в общении, ее муж, негр, полегче…
    И Петруха тяжеловат, даже очень, после общения с Шурой. Нет, больше я сюда ни ногой! Тащить пьяного Петруху – занятие утомительное.
   Как будто в знак благодарности, что я все же дотащил Петруху до дома, у Шалина меня ждал обильный и вкусный ужин. Людмила потчует и рассказывает про Игарку: «Летели в «кукурузнике» с подружкой и через какое-то время после взлета дым повалил в салон. Кто-то в панику; кто-то к летчикам кинулся, те не открывают, а мы с подружкой сидим сзади абсолютно спокойные. Мама нам пирожков в дорогу напекла, вот я и говорю подружке: «Давай пирожки есть, а то если упадем, то так и не попробуем!»
   Потом оказалось, летчики что-то не так включили, и газы, вместо того, чтобы в воздух выходить, внутрь пошли…»
1.03.90. Ленинград

;;
ТАЛЛИНН

   Я все-таки взял эту куртку у Симсона. Еду в ней, с подарками от Rossella, с рукописями, с теле, с надеждой…
    На Варшавском ночью неуютно… В вагоне толстая немолодая проводница, говорящая с акцентом…
   Прохожу весь вагон, мест нет, возвращаюсь на «исходную позицию». Рядом человек машет билетом и что-то требует от проводницы; потом пристает к проходящим парням; он не забияка, он просто пьян; а пьян по уважительной причине, у него умер брат.
- Что вы здесь стоите? Нет места? Подождите, я вас сейчас посажу, - с легким укором и акцентом полная проводница.
   Дорога усталости. Многие умудрились забраться на багажные полки и хотя на них чувствуешь себя, как в гробу, но они все равно спят.  Нам, внизу, гораздо хуже. Мы сидим тесно, мы сидим жестко; мы не можем уснуть и не можем говорить; мы боимся; друг друга? Темного вагона? Будущего? Как встретит нас, русскоязычных, эстонский Таллинн? Может, мы просто боимся говорить по-русски?
   В соседнем вагоне начинает звучать пьяный голос; много, громко, о политике, и о том, и о сем; женщина рядом шепчет: «Вот разговорился». Другая соседка молча кивает в знак согласия…
   Говоруна находит «приставала»:
- Ты что кричишь на весь вагон?!
- Я вот думаю…
- Кто тебя спрашивает! Что ты людям мешаешь! Давай-ка помолчи!
   В вагоне снова тишина дремы или оцепенения, иногда лишь прорываются покашливания или вздохи и только колеса несут околесицу не умолкая…
   Иногда «приставала» на правах «старшего по вагону» скажет в общую безответность что-нибудь пустое, а дальше снова – молчание…
   Поезд останавливается и как раз в отсек «приставалы» садится дядька. Такой большой, молчаливый и со взглядом угрюмым. Вот теперь замолчал и «приставала»…
   Под утро (некий абсурд: вечером проводница разносила чай, а утром – шиш с маслом) вагон оккупируют эстонские подростки; видимо, едут на экскурсию в Таллинн. Впервые слышу эстонскую речь; вроде, похоже на финский…
   На боковом сиденье о чем-то шепталась по-русски супружеская пара; пара эстонских парнишек  умудрились сесть между ними, и они, как-то сжавшись, перестали говорить…
   С верхней полки парень уронил газету. Эстонский тинейджер подал ее.
- Большое спасибо, - поблагодарил его великоросс.
- Большое пожалуйста! – ответили эстонцы с тяжелым сарказмом и легким акцентом…
   Слава Богу, наконец-то добрались! Вот он – хмурый Таллинн!
   К Татьяне нужно явиться в 10 утра, а сейчас только восемь, решаю потусоваться на пустом вокзале. Для начала иду в туалет; долго сижу в кабинке, а куда спешить. Потом собираюсь также долго «чистить перышки»: побриться, умыться и т.п. И вдруг,  на тебе! У соседней раковины вижу Марата! Это знакомый с Невского; то ли фарцовщик, то ли жулик; кто он, что он, с кем он – неизвестно; появляется – исчезает. Встреча и радует и огорчает: знакомое лицо в незнакомом месте милый «бонус» свыше; огорчает то, Марат, по выражению Вика и прочих, человек «душный». Он постоянно напрягает. Может подолгу что-нибудь выпрашивать, причем именно то, чем ты дорожишь и даже не продашь ни за какие деньги; может полдня говорить о миллионных делах, а потом попросить пятерку в долг; или может горько сетовать на ранний подъем следующим утром, а когда посоветуешь ему выспаться, заявит, что надо брать билет в Финляндию и без раннего подъема никак… В общем, все его «фишки» перечислять долго. Но надо сказать, этим утром Марат оказался не «душным», вполне терпимым, видимо, незнакомая среда подавляла его способности. Более того, именно Марат напомнил и убедил купить цветы, а я обошелся бы конфетами и подарком из Рима.
   Расспрашиваю людей, как мне добраться до нужного района, оказывается, и Марату нужно в этот район.
   Едем на четвертом троллейбусе, выходим в спальном районе и идем к одному и тому же дому, в один и тот же подъезд; его девушка жила на два пролета выше Татьяны, вот такое совпадение…
   Это у меня обговорены и день, и час встречи, а Марат привез себя как сюрприз, поэтому, заприметив неподалеку телефонную будку, он решает сначала позвонить Анжеле по телефону. Увы, ее нет дома и хотя ее родители приглашают Марата зайти, он отказывается и собирается приехать попозже, ну а я поднимаюсь к Татьяне.
   Звоню, как всегда, настойчиво, открывает мама, за ней появляется Татьяна; кажется, мама рада мне больше. В Ленинграде казалось, что она почти меня любит, а здесь ее будто подменили… Нет, конечно, она радуется приглашению (P.S. – 2007. Так вот почему я приехал к ней в Таллинн и даже был принят дома! Я привез ей приглашение в Италию, с которым она могла оформить паспорт в ОВиРе. А я ведь вспомнил о нем, только переписывая эту запись) и «подарку из Рима», но не мне…
   Вечером мы в гостях у Влада, который взял ее на работу, на которой она не работает, но зарабатывает; и неплохо. С Владом она ведет себя, как со мной в Ленинграде. Рассказы, которые, по ее заверениям, Влад напечатает, я даже не достаю из рюкзака…
   Квартира ничего, но я ждал большего, наслушавшись о нем историй…
   У Татьяны есть свита: Вероника и Вероника. Они полные и некрасивые, так что служат для «моей» фотомодели замечательным фоном.
   Позже, в сопровождении брата приходит «соперница по красоте». Их партия так и не примыкает к нашей, видимо, потому что лидеры настроены враждебно друг к другу…
   У Влада скучновато. Правда, Татьяна предупредила, что будет знакомить только с «некрутыми» друзьями, но мне почему-то кажется, что с крутыми было бы еще скучнее…
   Наконец мы разъезжаемся. В такси тесно и Татьяна сидит на коленях у Влада… Вспоминаю слова Симсона: «Ты философ, Алекс, ты должен страдать».  Сейчас я предпочел бы видеть философом Влада…
   09.03.90. День прошел тихонько, на цыпочках, а вечером мы попали в местечко повеселее, чем квартира Влада…
   Да, днем мама подарила мне юбилейную монету в честь тысячелетия крещения Руси; с Татьяной полдня играли в карты, тоже было скучновато, если не считать слишком бурных реакций партнера как на выигрыши, так и на проигрыши…
   К вечеру она начала рассказывать о своих отношениях с мужиками. Уверяла, что была любовницей Бутусова, но я ей не поверил…
   Уже в такси начала рассказывать о человеке, которого любит, но которому не верит, но как-то так туманно…
   Местечко оказалось чем-то вроде ресторана; то ли при Доме Кино, то ли при Доме Журналиста;  такое, что с улицы в него не попадешь, но Татьяна прошла без проблем.
   Место было уютное и оживленное, много разных людей, хорошая музыка, хороший кофе и т.п.
   Основной состав компании был почти тот же, прибавилась еще Наташа, кажется, журналистка, но на вид не хуже фотомодели, чуть позже подсел Володя, степпер, а красавица с братом не подошли…
   Я увлекся разговорами с Наташей и Татьяна стала смотреть на меня каким-то странным взглядом, вдруг она кинулась на Вадика, стала его обнимать, целовать, тогда я встал и пошел в туалет…
   Вернувшись, узнаю о себе, что живу в Италии! Это Татьяна рассказывает Наташе. Думаю, что еще придумает эта выдумщица…
   К нам подходят разные люди, некоторые на вид и такие, с которыми Татьяна не хотела меня знакомить; здороваются, целуются, о чем-то договариваются или просто перекидываются парочкой фраз, угощают выпивкой и т.д. и т.п.
   Какой-то мужчина изъявляет желание подсесть к нам, а мест нет, он окидывает взглядом зал в поисках свободного стула; но куда там! Татьяна предлагает Наташе:
- Садись к Алексу на колени.
- С удовольствием, - приподнимается она.
- Хотя не надо, - одергивает ее Татьяна, - это мои колени! – И занимает «свое» место на них.
   Ламбада, рок-н-ролл, шампанское, свечи, даже танго, томные взгляды, шепот интриг, короче говоря, страсти; - зато дома – ходьба на цыпочках…
   Ночью мне устроили «представление»: пошел снег. Спать не хотелось, читать тоже (Татьяна вручила мне томик Достоевского, узнав, что я его совсем не читал), уселся на подоконник, как в персональную ложу и всю ночь почти наблюдал за его «падением»…
   Место удобное – второй этаж, не слишком приземлено и не слишком оторвано от земли. Напротив электролиния. Пространство между двумя столбами, освещенное фонарями, напоминало сцену, за этим «квадратом света» - чернота, скрывающая снег, но в квадрате огромные влажные хлопья плавно кружились, как балерины-пенсионерки… Казалось, в любой момент они могут передумать и отменить выход и также степенно воспарить обратно… Но размеренный ход снегопада порой взбудораживали порывы ветра; все мешалось, металось, не находило себе места, и вдруг, подчиняясь силе воздуха, «балерины» организовывались в строй и сплоченно, как на параде, мчались в одну сторону… Может быть там, во мраке, главный балетмейстер стоял на трибуне и, помахивая рукой, приветствовал шествие в никуда…
   Под утро мне захотелось спать, но перед этим требовалось сходить в туалет… А в гостях у меня, как и у Потапыча, с этим проблема; кажется, будто все так и прислушиваются к каждому звуку «оттуда». Так что иду на цыпочках, чтобы не потревожить ничей сон…
10.03.90. Встал без будильника в 10 утра. Мама Тани напоила чаем и я поехал за билетом…
   Билет взял сразу же, но снова в общий, если бы я знал, что меня ждет в этом общем…(на этом записи в блокноте обрываются…)

ОБЕСПЕЧЕННЫЙ ЕЗДОК

   Ненастной мрачной ночью простился я с Татьяной и Таллинном. Застегнув куртку наглухо и придерживая вместо шарфа рукой воротник у подбородка, отчаливаю…
   Эта джинсовая куртка на меху попала ко мне на «комиссию» примерно месяц назад; Симсон увидел ее первый и не мог с ней расстаться, хотя это был не его размер и стоила она очень дорого. У него как раз появились деньги, и он купил ее, мотивируя тем, что перепродаст какому-то другу, когда тот вернется. Вообще, это был «Levi's», самая уважаемая джинс-фирма у фарцы, да еще и «родной» (то есть сделанный в Штатах, а не во Франции, к примеру, или в Польше), так что качество почти достигало идеала, видимо, это поразило Симу, и ему не захотелось с ней расставаться…
   (Думаю, сейчас я понимаю, почему он так наряжал меня в Таллинн (впрочем, кроссовки «New Balance» и джинсы «Wrangler», про которые хиппи, щелкая языком, говорили: «О, улетный джут!» были мои собственные); ему казался выгодным мой роман с Татьяной, ведь в случае чего я освобождал ему путь к Анне…) Но хотя куртка сидела на мне идеально, брать ее с собой я почему-то не хотел, Сима полдня уговаривал…
   В моем вагоне повторялась прежняя картина; картина под названием «Засолка русскоязычной сельди эстонскими железнодорожниками». На этот раз я решил не втискиваться куда попало, а пойти по вагонам дальше, поискать, где посвободнее; все равно понятие «мое место» здесь, похоже, выродилось…
   Прошел один вагон, второй, везде такая же давка… Вдруг в следующем слышу гитару, какую-то дворовую песню… В первом же отсеке пьяная компания русских ПТУшников обоих полов; шум, хохот во все молодые глотки; на столе батарея бутылок… Прохожу мимо, они разглядывают меня, я их. С удивлением обнаруживаю, что кроме них никого в вагоне нет, а в следующем та же давка; получается, никто не захотел стать их соседями! Что ж, а я не прочь!
   Честно говоря, Татьяна вымотала меня за эти дни и ночи! Так хочется спать, что плевать, с кем по соседству! Тем более, в вагоне тепло, и я уже начинаю клевать носом. Выкуриваю сигарету на сон грядущий; взбираюсь на верхнюю полку и под размеренный клац колес начинаю засыпать, так что даже и шум мне не помеха…
   Вдруг кто-то дергает за рукав. Приподнимаюсь на локте…
- Брат, спички есть? – спрашивает один из той компании, еще несколько парней стоят в проходе.
- Не, нету, - отрицательно машу головой, - не курю я.
- Ну извини, брат, что разбудили, - чуть смущенно произносит парнишка и они исчезают…
   Среди ночи меня будит какой-то скандал в их стороне, раз уж так иду отлить, благо туалет в двух шагах…
    Когда я вернулся на свою полку, скандал утих и я снова отключился по полной, до самого  Питера…
   Приходя в себя за чашкой кофе в каком-то кафеюшнике, удивляюсь: «Неужели у такой толпы не нашлось спичек?! Я вот без спичек никогда никуда не ездил!»
                Продолжение следует…