МЕНТ

Владимир Рубанов
- Ты на каком километре?
Устало беру микрофон, отвечаю.
- Разворачивайся, вооруженное ограбление на дороге, твой район. Остановил некий тип польскую фуру. На костылях, разжалобил видно водилу видухой своей, а после распахнул телогрейку и сунул сердобольному в  раскрытую дверцу ствол ППШ. Пальнул для острастки, крышу в машине навылет прошил, до смерти перепугал мужика, деньги забрал. Лицо без примет, маской прикрыто. Уже вызвали опергруппу, пока доберутся, а ты совсем рядом. Не ввязываяся, заметишь, на связи держи. Удачи.
           Притормаживаю УАЗ-ик, еду обратно и думаю: »ППШ – антиквар. Ограбление с автоматом Великой Отечественной. Шикарная  новость. Для этого его  мастерили в свое время ночами не спавши  многострадальные папы и мамы? А тип этот - ищи теперь ветра в поле.»
           Сворачиваю с автострады на проселочную, тут рядом деревня, может что-то удасться заметить. Как пить дать, кто-то из местных. Всю эту ночь я дежурил, глаз не сомкнул.
Поздняя осень, пасмурный день, не дождливый. Опускаю боковое стекло, свежий ветер бодрит и приходят разные всякие мысли, о том, что кто-то ворует ни свет ни заря, кто-то должен присечь, кто-то спит безмятежно. Дышу глубоко и растворяюсь в аромате  увядшей травы, мхов, палых листьев, хвои, грибов, зеваю устало.
             По левую сторону, впереди, силуэт. В деревню? Ранним утром,откуда?
Услышав мой хрюкающий, добитый  движок с прогоревшим глушителем , силуэт оглянулся. Жму на педаль газа. Человек шагает  в сторону от дороги и бегом бросается к лесу. И больше ни запахов осени, ни размышлений. Чтобы скрыться в  лесу – считанные минуты. Включаю вторую и делаю шумный рывок. Дальше мне не проехать. Оствляю машину. Не до рации, пистолет в руке, мчусь следом к опушке. С бегом –  у меня все в порядке, лес может оказаться густым – возникнет проблема. Оружие в руках не заметно, видимо,  где-то запрятал. Смелею. Да он ли вообще?
- Стой! – ору во все горло. – Стреляю!
               Силуэт застыл на мгновенье, развернулся, тускло сверкнул автомат с круглым диском и прогремел одиночный выстрел уже у самого леса. Падаю. Целюсь. Далековато для пистолета. Стрельба по ногам бегущего – стрельба  на авось. В спину? Не промахнусь. Но я не хочу убивать. Да и не в меня он стрелял, ясно  виден был задранный ствол. Хотел припугнуть, чтоб отстал. Прыгает в прорезе пистолетная мушка. Не дышу, но избавиться от волнения  -  невозможная прихоть. Стреляю.
             Человек упал, как спотнулся. Встаю. Иду осторожно. Шаг, еще и еще.От  выстрела  звенело в ушах.  Растерянно смотрю на потрепанную телогрейку, зимнюю шапку со  опущенными ушами, светлые джинсы. Правая нога ниже колена окрашивается в бордовый цвет...  Оружие предков валяется рядом. Прячу пистолет в кобуру, присаживаюсь на корточки и слышу, как бешенно стучит мое сердце, слышу сдавленный девичий голос и цепенею...
-  Что ты наделал, мент? Мне теперь ногу отрежут. Сволочь!                Я не обиделся. Не пробило. Не впервой. Все очень серьезно, нужно спасать человека. Снимаю ремень и туго перетягиваю ногу выше колена. Легкий стон. Плачь.
- Потерпи. В машине аптечка и жгут. Мы будем в больнице через десять минут. Ничего с  ногой не случится, заживет. Знаю, что говорю.
               Я нес ее на руках напрочь потеряв связь с окружающим. Шаги, движения рук – все не мое. Машина, аптечка, резиновый жгут, мои руки в крови. Потом сирена, мигалка, больница. Сижу в приемной и жду. Операция длилась не долго. Пуля навылет и кость не задета.
- Можете с ней говорить. - разрешает хирург. - Случай конечно неординарный. Девочка с автоматом на трассе... Дожились. Наши милые девяностые. Десятиклассница, между прочим, отличница. Вызов шлюхам, что ошиваются на дорогах и нам с вами, строителям светлого будущего...
               Мы посмотрели друг другу в глаза. Я подумал над тем, что услышал, но ничего не сказал. Молча пожал ему руку.
                Больничная палата. На подушке разбросаны темные  волосы, бледное, почти детское лицо, в глазах тревога и боль.
- Мент, сколько лет мне дадут? Не хочу я в тюрьму.
Мне вдруг захотелось погладить ее по головке, успокоить и защитить. Проглотил подступающий к горлу комок и деланно сухо спросил:
- Откуда у тебя автомат?
- Начинаем допрос? – тяжкий вздох безысходности.
                Я не выдержал и сломался. Выпалил, что за эти часы наболело. Никудышний я мент. К черту пошло! Не моё!
- Не хочу чтоб тебя посадили. Внуши себе и поверь.
- Хорошо, попытаюсь, что еще остается. Ствол достался от брата. Он в армии. Скоро вернется домой и прибьет.
- Не прибьет, пальцем не тронет. Дедушка воевал?
- В партизанах. Он умер.
- Это его автомат, поняла? С войны, как сувенир прихватил, бывают такие любители. И меня ты выстрелом не пугала, хватит поляка-шофера. А я обобью все пороги... – я смутился и кажется покраснел.
- Зачем ты все это? Совесть замучила, мент, что девушку искалечил?
- Не зови меня так, имя ведь есть.
- Извини, я еще сомневаюсь.
- Хочешь, я женюсь на тебе?.. – показалось, что  это кто-то сказал за меня, голос был явно чужой. Девушка растерялась.
- Крыша поехала?
Я улыбнулся устало и нехотя согласился.

4 июля 2010г.

На фото автор рассказа. Девяностые годы. Не лихие, как любят называть, а позорные для нашей огромной страны и её дерьмовых правителей.