ГЛАВА 49
Судя по одичавшим фруктовым деревьям, сиротливо прятавшимся в зарослях, здесь действительно когда-то было поселение. Семигорела - потому что семь раз выгорала дотла. После последнего пожара уже не возродилась: некому было возрождать. Жалкие осколки некогда большого рода после Последней Битвы были вынуждены покинуть отчий край: объявился Болотняник, учредил себя владыкой сей земли, и всех кто не принадлежал к нежити, попросту изгнал.
Своих примучивал так, что втайне желали владыке своему кары сверхвеликие, а себе тихой смерти. Однако охотников наказать самодура не находилось, а уйти из жизни не представлялось возможности, ибо каждый был как на ладони у болотника: все на счету, все под присмотром. Дозволялось исполнять лишь волю и прихоти владыки. Самоуход из жизни - это явный протест против его воли, его власти, крамола. Сие наказывалось жестоко и болезненно, причём так, что иным урок на долгие годы.
Алёску некогда красивую чистоводную реку обильную рыбой да раками болотник испоганил, замутил. Образовал болото, где и угнездился.
Многие века самодурно властвовал Болотняник, заставляя подвластную нежить воздавать хвалу и жертвы якобы праху Чернобога на месте прежнего его капища. Верил треклятый, что окупятся его старания: Дух Чернобога обещал возвеличить, сделать Владыкой морей и озёр.… С тех давних пор, как ушли последние жители веси, в эти края не ступала людская нога. Да и на сотни вёрст в округе.
Но однажды близ болота объявилась девица по-всему отмеченная Богами. И болотник получил ощутимый отпор. Смекнул, что рататься далее с любимицей Светлых Богов чревато уронами для него и поспешил заключить мир. Условились, что земля на семь локтей от края болота отныне подвластна девице и что будут впредь сосуществовать, не докучая друг дружке. Уговор исполнялся исправно. Правда, девица, явно не доверяя болотнику, проложила охранную межу вдоль границы. Той девицей была Дикуша.
Всё это мне поведал Акиня, когда мы прятались в кустарниковых дебрях в десяти метрах от норы черепахи. Нора находилась под полуобгоревшим пеньком, вокруг на метр так вытоптано, что даже травинки не видать. Запах близ норы жуткий.
Мы ждали уже с четверть часа. Акиня убеждённо заверил, что жерла в норе, стало быть, надо ждать, когда ей вздумается выбраться на прогулку. Нам обнаруживать себя никак нельзя, в противном случае черепаха поведёт себя не так как надо, и травы нам не видать, как собственных ушей.
Ждать.…Сколько? Час? три? десять? Может, черепаха уже выходила, подкрепилась и теперь преспокойно отсыпается? Я была готова убить! Будь одна, как пить дать, психанула бы и разворотила гнездо черепахи.…И прощай разрыв-трава.…Нет! только не это! Укроти свой гнев Варя, наберись терпения, а пока слушай историю родителей Юрика.
В отличие от меня Услада не маялась, а заворожено слушала тихое журчание: слова домового буквально текли, сливаясь в единый ручеёк.
Миш, мать Юрика, расположилась поодаль, присев у самой земли, молча погрузилась в думы о «занозке сердечной Юрасике».
Слушая вполуха Акиню, поглядывая на Миш, я вдруг поймала себя на мысли, что как-то несправедливо этих милых существ причислять к нечисти. Какая к чёрту нечисть, когда они имеют любящее сердце, страдающее, как и наше от разлуки, от тоски? Безобидные, живущие в согласии с Природой, следуя её законам. Да, из них часто получаются злыдни. Но в этом не они виноваты, а как раз человек разумный. Лиши домового дома, заботы о его жильцах, лешего-леса…одичают, озвереют - вот тебе и злыдни.
А разве у нас у людей не так? Вот в России в результате так называемых демократических реформ появились два новых «низших» агрессивных племени людей - бомжи и беспризорники. Правда, глядя на них грязных, вонючих, роющихся в мусорных баках и контейнерах, язык не поворачивается назвать их людьми. Обозлённые на весь мир, одичавшие, либо отупевшие от разной дряни,- палёный алкоголь, наркотики,- они попросту потеряли человеческий вид, превратились …в зверей. Именно зверей! Я сама видела дикую драку бомжей возле помойки. Из ближайших ларьков выбросили изрядно просроченные продукты. В момент слетелись бомжи, как гиены на падаль. За каждый пакет, за каждую банку дрались жутко, рвали друг друга зубами и забывшими о ножницах ногтями-когтями.…Приехала милиция и разогнала дубинками, пинками, как свору диких собак. Хорошо, что отстреливать не начали. А ведь могли… Я где-то читала, что в своё время Бразилию захлестнули «полчища» беспризорных детей. Сбивались в стаи, совершали налёты на продуктовые склады, магазины. Полицейские получили право отстреливать детей, как крыс…
Не от сырости, не от чёрной магии появились они, а от «разумной» деятельности человека. Так кто после этого нечисть?
А эти людики – вот, пожалуй, приемлемое определение!- милы, забавны, как персонажи добрых мультиков. Да, они грязны, но это не та грязь, от которой мы человеки шарахаемся, это…сама земля, и пахнут они лесом, травой…
Ну, чем они отличаются от нас людей? Маленькие? Слегка уродливы черты? Да среди людей таких хоть пруд пруди: карлики, генетические уродцы, инвалиды. Не называем же мы их нечистью! Скорее Морок, Середа и им подобные кавардаки подходят под это определение, нежели родители Юрика.
Юрик.…Совсем не помню. Чёрт, когда же восстановится память?! Чувствую себя ущербной.… Ау, Ладанея, может, хоть что-нибудь сделаешь? Шевельни своим божественным мизинцем, верни мне память, и можешь уйти в бессрочный отпуск. Слышишь?
«Учиню в урочный час»- как бы нехотя отозвалась.
«А точнее если можно, пожалуйста».
А в ответ тишина. Ждать, ждать, и ещё раз ждать? Нет проблем. Я только и делаю в последнее время, что жду, жду чего-то.…Как вот сейчас, рептилию. Что б её жажда замучила! Как там Ярик, один на один с зажатым в камень великаном? Держись, бедолага: смертельно обидишь, коль все мои ожидания окажутся впустую…
Над головой зашуршало, затем струя прохладного воздуха ударила в ухо. Я вскинула голову: сантиметрах в двадцати в воздухе висела ящерка.
-Шустра! Опередила меня.…Ба, да у тебя помошнички.
Людики с любопытством взирали на ящерку. Наконец, кашлянув, Акиня заговорил:
- Кто будешь любезный? Чую: чары на тебе крепкие.
-Не ведаю старче отколь и кто. В заточении пребывал неведомо сколько. Отроковица вот извлекла из схрона…
- Где терпел заточение? Чтой-то я не припоминаю тебя…
-Под требищем Чернобога.
-Давненько навроде я слыхала,- подала голосок и Миш,- что болотник вошёл в сговор с супружницей Морока.…Обещала подмогу и участие за схрон тайны. Блудили слухи, что один из младых Сварожичей нашёл упокоение в капище Чернобога. Знать о тебе шла молва.
-Выходит так. Сварожич.…Как думаете, остался ли кто в живых, кто сможет поведать мне обо мне? - Ящерка опустилась на ветку рядом с Миш.
- Вот Варя сказывала: нашла ещё одного заточенца. Из волотов, а они завсегда ближе к Сварожичам были.…И в Последней Битве рядышком, плечо к плечу приняли смертную сечу.…Думаю: он сможет порассказать…
-Так чего мы ждём? - вспорхнув, зависла перед моим лицом ящерка.
-Когда жерла изволит выйти погулять…
- Только то,- неопределённо хмыкнула ящерка и метнулась в сторону норы.
Мы все словно подстёгнутые ринулись сквозь заросли, но метрах в трёх от норы замерли, затаив дыхание.
Ящерка трепыхалась у самой норы, затем как подстреленная упала на вытоптанный участок, забилась, издавая пронзительный щемяще - болезненный писк. Кажется, так кричит мышь, угодившая в капкан.
Прошла целая вечность, прежде чем из норы высунулась голова черепахи. А в следующую секунду она уже решительно двигалась к ящерке. А та забилась ещё больше, задёргалась рывками, удаляясь от места падения. Вскоре она скрылась в траве, колебания которой выдавали её местонахождение. Черепаха ускорила шаг. Она была невелика, размером с перевёрнутую дном вверх суповую тарелку. Толстые морщинистые лапы цвета кожи старого слона с мощными рыжими когтями. Такого же цвета уродливая голова. Окрас панциря напоминал очень старую деревянную шахматную доску с наполовину стёртыми клеточками.
Когда крик ящерки, треск сучьев и шорох травы значительно удалились, Услада вскочила и, волоча мечи, побежала к норе. Спица опередила её: вонзила себя ломиком поперёк входа в нору. Услада вогнала мечи по обе стороны Спицы. Я свои - воткнула вокруг пенька.
Последними к норе прибежали людики, с пучками каких-то листьев. Торопливо растирая их в ладошках, хаотично разбрасывали вокруг пенька.
-Это зачем? - полюбопытствовала я.
- Дух людской скроет. Учует жерла, уйдёт и боле не вернётся.
-Ясно. Всё, уходим.
И опять потянулось невыносимое ожидание. Минут через пять, которые мне пятью часами показались, с лёгким шорохом рядом со мной на высохший сучок опустилась ящерка с уморительно довольным выражением на мордочке.
-Возвращается,- возбуждённо выдохнула.
-Спасибо за помощь.
Ящерка буркнула что-то неразборчиво, осторожно почесала коготком в уголке глаза.
Прошла ещё уйма времени, прежде чем показалась черепаха, натужно дыша, приоткрыв зубастую пасть. Из глаз её текли обильно слёзы, оставляя чёрные дорожки.
Короче, дальше было так, как и следовало ожидать: увидев железо, закрывшее вход в нору, черепаха шумно выдохнула, повертела головой в разные стороны, чутко нюхая воздух. Мы как по команде затаили дыхание. Не учуяв ничего тревожного, черепаха тяжело удалилась в заросли.
К всеобщему удивлению и ещё большей радости черепаха вернулась намного быстрее, чем мы предполагали. В её пасти был зажат пучок серебристых тоненьких стебельков с едва уловимыми лепестками.
Черепахе оставалось преодолеть последний метр, когда вдруг с неуместным воинственным кличем метнулись к ней Акиня и ящерка. Дедулька вооружился сухой щепкой, размахивая как мечом, храбро ринулся в атаку. Черепаха лишь на мгновенье опешила, удивлённо вытянув шею. Ящерка лихорадочно замельтешила у неё перед глазами.
Черепаха хладнокровно сунула траву под себя, зашипев, как рассерженный гусь, дёрнула головой, клацнув челюстями,…дедулька пошатнулся, взвизгнув, выронил щепку, схватился за лицо. Поразительно: черепаха плевалась! И первый же плевок попал в цель. Второй, правда, ушёл в «молоко»: зелёный сгусток пролетел в опасной близости от мордочки ящерки.
Миш кинулась к мужу, обхватив за плечи, повела куда-то влево.
-Будь здесь!- осадила я Усладу, последовавшую за мной.
Прикрывая лицо рукой, я приближалась к черепахе. Развернув голову в мою сторону, она замерла, полураскрыв пасть. Её стального цвета глаза буквально сверлили меня.
Я опомниться не успела, как зелёный сгусток врезался мне в плечо, растёкся кляксой по коже доспеха. Машинально потянулась рукой смахнуть.
«Не тронь!»- вскрикнула во мне Ладанея так, что заныло в висках. Я отдёрнула руку. В ноздри ударил удушливый мерзкий запах. К горлу подступила тошнота, земля качнулась и поплыла.… А потом я закричала, как резаная: к плечу, словно раскалённый утюг приложили….Мой собственный крик оглушил, сбил с ног и швырнул в бездонную жаркую пропасть…