И всё же пусть это останется...
Обычное субботнее утро. Нормальные люди ещё досматривают цветные сны, а мы с Ангелинкой уже «на рабочем месте», в музыкальном зале моего маленького детского сада. Так вышло, что племяшка учится в Академии музыки и театра на фортепианном отделении, а я в свои 45 с хвостиком так и не обзавелась квартирой, и фортепьяно в семнадцатитиметровое пространство моего жилища просто не входит. Приходится по выходным 3-4 часа проводить в саду, где стоит старенький «Енисей», вытерпевший на своём веку немало «исполнителей» всех возрастов.
Ангелинка готовится к академическому концерту и вдохновенно тарабанит Прелюдию до-диез минор Рахманинова, а я с не меньшим вдохновением брожу по страничкам стихи.ру вместо того, чтобы печь пироги или, на крайний случай, лепить сибирские пельмени для мужа и сына. Хорошо, что они могут обойтись пельменями из супермаркета, а к мучному довольно равнодушны оба!
Музыка плюс поэзия делают свое дело: я уже где-то очень далеко от земли, досматриваю почти наяву картинки оборванного утреннего сна: сцена небольшого концертного зала, подсвеченная софитами, на ней невысокая женщина с чайно-карими глазами читает свои стихи. Время от времени, в зависимости от содержания стихотворения, выражение её глаз меняется от загадочно – грустного до упрямо – дерзкого и вновь становится глубоким, тёплым, ласкающим, как море, увиденное мною в далёком детстве.
Так знакомы её глаза, её почти неуловимо-краткая улыбка, её голос, негромкий, с твёрдыми упрямыми нотками…. Почти забывая дышать, только движением, губ я беззвучно проговариваю за ней знакомые строки, а каждая клеточка меня самой заполняется каким- то удивительным, неподдающимся описанию чувством, которое, наверное, и называется - счастье…
- Ира, а кто она, Ини ? Ты знакома с ней? Это имя у неё или ник?
Оказывается, музыка звучит теперь только в моей «шизокрылой душе», а настоящий её источник- Ангелинка вот уже несколько минут стоит у меня за спиной вчитываясь в строки стихотворения, высвеченного на мониторе компьютера, и теперь почти без перерыва на вдох сыплет вопросы один за другим, как мои детсадовские почемучки.
- Ини? Я бы очень хотела считать себя её знакомой, Ангел, но знакома только с её стихами…вот прочти!
Достаю прошнурованную стопку листков с распечатанными мною строками и указываю на небольшое философски-шутливое: «Что подумала моя кошка».
- А другие? Можно мне прочесть другие?
- Давай, я тебе покажу самые любимые, не теряй времени, твои занятия…
Но Гелька уже выхватила у меня из рук всю подборку и стоя, не обращая внимания на мои вопли протеста окунула свой взор в тексты. Ушла в зал, молча присела на вертящийся стул у инструмента и беззвучно шевеля губами (привычка из детства) пробегает глазами отвоёванные странички .
Я наблюдаю за Ангелинкой, не решаясь прервать ‘эту работу мысли и ощущений, тайно надеясь, что она прочтёт не всё или, хотя бы, не станет задавать вопросов, ответы на которые я и сама не могу знать.
- Ира, хочешь, я с одного раза угадаю твои любимые? Вот этот, например, «Моё имя», да?! У тебя я что-то похожее читала. Нет! У тебя не такие… А можно я его себе откопирую? И вот это тебе явно нравится – «Отпусти меня капитан», не улыбайся, я ведь знаю! А это…
Читает вслух медленно: « Я даже повод могу найти - любовь несчастная или двойка
Мама, я видела её вблизи – мрак да и только…»
Поднимает глаза на меня, пытаясь найти ответ на какой –то свой вопрос по выражению моего лица.
– Она правда видела?! … не дожидаясь ответа ,торопливо дочитывает до конца, почти с облегчением и с каким-то торжеством, что ли, пытаясь меня (или себя саму!) в чём то убедить:
- У неё взрослый сын! Значит всё уже хорошо! И стихи… Какие стихи, Ира!
Поддавшись этой неожиданной для меня самой, восторженной волне непосредственного, так схожего с моим, восприятия ЭТИХ стихов я сижу и глупо улыбаюсь, не имея сил что-то возразить или добавить.
Вдруг, совершенно ни с того ни с сего, брякаю:
-Знаешь, Ангел, она говорит о себе - колючая. Но мне почему-то не верится.
- Ира, это как розы! И шипы в руку до крови и красота … до слёз! Интересно, Она сама любит розы?
- Она любит рок. И, кажется, блюз. – глупо продолжаю я.
- Хочешь, хочешь я сочиню для неё БЛЮЗ! И назовём его: "Блюз для Ини"!
Я, почти придя в себя, уже строго, как и подобает крёстной матери этого юного улетевшего вслед за мной в облака Ангела, подвожу итог нашей беседе:
- Кто знает, нужен ли ей наш блюз, давай хотя бы спросим у неё об этом вначале!
А пока разберёмся с программой твоего академического концерта. Марш за инструмент, «композитор»!
Гелька, хитро улыбнувшись, возвращает мне листы со стихами, повернувшись к фортепиано роняет кисти рук на клавиши, изобразив торжественный аккорд, немыслимой громкости и тихо, но твёрдо, будто от этого зависит что-то очень важное в её такой короткой ещё жизни, произносит:
- Я СОЧИНЮ ЕЙ БЛЮЗ. Твоей… нашей Ини. Вот увидишь!
Зазвучало нежно Адажио Альбинони, сопровождая мысли о том, что всё удивительно и не зря придумано кем-то в нашем пестром мире: это субботнее утро, подарившее Ангелинке радость открытия красоты, эти стихи, способные разбудить желание написать музыку для их автора, и сам автор – удивительная женщина с именем, похожим на звучание хрустального колокольчика…