Операция Подарок

Павел Друзин
Вместо предисловия.

Дорогие друзья,

Текст, что вы прочтете ниже, не является призывом к изменению истории, восхвалением фашизма либо призывом к насилию, либо к эскалации религиозной или расовой розни.
Как не является всем выше перечисленным фильм “Семнадцать мгновений весны”, даже в своем цветном варианте:)

Данная книга есть фантастическая и вымышленная история, лишь в качестве антуража, использующая события двадцатого века.
Это еще одна попытка описать взгляд с “той стороны”. Причем не только с той стороны линии фронта, но и с той системы ценностей, мистических представлений и психологии представителей Третьего Рейха.
Мнения персонажей книги может не только не совпадать с мнением автора, но и кардинально ему противоречить, ибо сказано: "Я благословлю благословляющих тебя, а злословящих тебя прокляну; и благословятся в тебе все племена земные" (Бытие, 12,3)


+

Морозное солнце резко ударило в глаза, предательски привыкшие за три часа полета к полумраку пассажирского Юнкерса. Молодой сухопарый офицер СС с нашивками оберлейтенанта, также резко надвинул на тонкий нос козырек черной фуражки, победно блеснувшей замирающим винтам машины серебром черепа и перекрестья берцовых костей.

Он вдохнул ледяной воздух, сам ловко прикрепил трап и, поддерживая за старческий локоть, помог сойти на взлетную полосу обергрупенфюреру СС.
В черных круглых очках старика-генерала отражались ангары, дальняя полоса леса у замерзшей реки с труднопроизносимым русским названием и мягкие обводы встречающего их Бенца.
Прибывшие сдержанно ответили на восторженное приветствие круглолицего майора с интендантскими нашивками, и сели в машину.
- Простите, господин обергрупенфюрер! Простите, что, несмотря на свое обещание встретить вас лично, обергрупенфюрер Айке послал меня, - пыхтел майор с переднего сидения, стараясь устроится так, чтобы ехать вполоборота. От его раскрасневшейся на морозе ухмыляющейся рожи несло крепким одеколоном, которым он пытался заглушить еще более крепкий перегар вчерашней попойки. - Русские сейчас пытаются прорвать нашу оборону со стороны Демьянска. Вот он и готовит там для русского медведя очередной капкан из наших железных челюстей.
Расхохотавшийся интендант заметил на секунду позже, чем предполагает субординация, что лицо генерала осталось непроницаемым.
Он резко оборвал смех и отвернулся.

Оберлейтенант, улыбнувшись, указал своему спутнику на чудом уцелевший большевистский плакат на остове разрушенного дома: танкист и летчик на фоне своих наступающих на запад армад стоят плечом к плечу, на груди у обоих царапают взгляд золотые звезды, на их волевых лицах застыла абсолютная уверенность в победе на чужой земле и малой кровью.
Старик кивнул и произнес с мягким венским акцентом:
- Наивные уберменши.
- Даже не это. Внизу была надпись: "Слава героям СС!"

Поселив гостей в бывшей усадьбе графа Беккендорфа, майор поспешил удалиться на прибывшем из его части Опеле.
Бенц остался в распоряжении офицеров СС. Отправив шофера на кухню обедать, обергрупенфюрер изъявил желание прогуляться по парку.
Усталое зимнее солнце стремительно блекло, и зарывалось в наползавшие с запада низкие тучи.
Генерал неторопливо освободил переносицу от очков, глубоко вдохнул заметно похолодевший воздух, и произнес:
- Рудольф, мой мальчик, я был удивлен встретить здесь настолько замечательный парк. Обратите внимание на четкость линий аллей - чувствуется арийский дух его прежних хозяев. Посмотрите, деревья подбирались тщательно, исходя из породы. Судя по стволам, им больше ста лет. Осень превращала весь парк в удивительную по красоте мозаику. Большевики здесь все почти уже загубили, но время восстановить порядок еще есть. Мда...
Фон Либенфельс задумчиво выдохнул вверх. Затем он застегнул клапан своего утепленного доброй овчиной кожаного плаща, и произнес с определенной долей немецкой сентиментальности:
- Генносе Гиммлер не зря сделал мне этот подарок. Он знает о моей слабости к прекрасному...
Выждав положенную паузу, Рудольф не без иронии произнес:
- Господин обергрупенфюрер, думаю, что Вы меня срочно вызвали из Аргентины в Растенбург, и вплоть до этого времени соблюдали режим секретности не для того, чтобы насладиться этими чудными видами в моей компании.
Генерал взглянул из-под козырька фуражки на своего спутника с улыбкой на старческих губах. Он вытащил из кармана химическую грелку, сжал ее, согревая окоченевшие руки вмиг нагревшимся металлом.
- Время пришло, Рудольф. Вы правы. Время пришло.



Линия фронта дала о себе знать знакомым громом 340-миллиметровых французских пушек. Эти монстры обстреливали позиции большевиков с железнодорожных транспортеров.
Потом была и шальная пуля под Урицком, не сумевшая на излете пробиться в салон, но оставившая на стекле рядом с лицом Рудольфа паутину трещин.
Рудольф не обратил на это большого внимания, лишь осознал, что этот мир еще плотнее поймал его.
Мыслями он был сейчас далеко и от этой машины с ее молчаливым шофером, и от колонны пленных русских солдат, бредущих в утреннем холодном пространстве живыми мертвецами под вой поземки.
Его мысли были с Ней.
С ней, чей образ он увидел вчера в гостиной старой усадьбы, неподалеку от жарко пылавшего камина, на невиданных ранее цветных фотографиях из портфеля обергрупенфюрера Йорга Ланца фон Либенфельса.


Первым в наше время ее увидел старый боцман с носа столетнего итальянского клипера 12 июня прошлого, 1941 года.
Она, чуть покачиваясь, стояла по бедра в синей глади спокойного моря, готовившегося принять в себя солнце.
На разведенных в стороны, будто для нежного объятия, руках покачивались чайки.
Когда стихли команды боцманского свистка и рыболовная сеть и водоросли упали к ее ногам, у команды судна, собравшейся перед находкой, подогнулись колени.
Это была не просто статуя. Это была Богиня, у которой, казалось, вздымалась грудь от спокойного дыхания, а смуглая кожа дышала изнутри жизнью.
Сделанная из неизвестной породы дерева, расписанная древними красками, не выцветшими за тысячи лет, она была не просто привлекательнее любой из земных женщин, виданных моряками, но внушала религиозный трепет.

Капитан судна, старый моряк с отстреленным еще в первую мировую ухом, сразу понял, что команда сходит с ума.
Лишь выстрелы в воздух вывели моряков из транса. Статую под дулом капитанских револьверов затащили в каюту капитана, где он всю ночь провел, плача и смеясь у ее ног.
Ближайшим портом к ним была Специя, куда они пришли к полудню следующего дня. Скрепя сердце, капитан передал статую директору местного морского музея.
Через несколько часов, несмотря на показания барометра, что упал до двадцати шести дюймов, он уже шел к Сардинии. Еще через час поднявшийся ураган уже рвал паруса с пушечным громом. Привязав себя к бизани, капитан с гомерическим хохотом стрелял во всякого, кто пытался встать к штурвалу или подойти к гитовым.
Обломки судна и нескольких выживших матросов нашел следующим утром на берегу смотритель маяка.

Уже 17 июня в морском музее Специи эту статую увидел, растолкав посетителей, Карл фон Блумберг, штурмбанфюрер СС, член партии с 1930 года, награжденный "Золотым испанским крестом". Он сразу же попросил удалить всех посетителей из музея, и, проведя время до официального закрытия в подобострастном созерцании, приказал доставить изваяние в свои апартаменты. Директор музея не решился протестовать и лично помогал грузчикам.
Карла фон Блумберга, участника ночи длинных ножей, личного друга Гиммлера, Франко и Муссолини, на следующий день нашла горничная в его номере.
Он лежал на предсмертной записке опаленным, простреленным виском. В ней фон Блумберг не клялся в любви к Фюреру и Великой Германии, как это принято сейчас даже у офицеров вермахта. Некоторые фронтовики в районе Невской Дубровки не выдерживают расстилающегося перед их позициями вида - все низины забиты десятками тысяч русских трупов, что, ежедневно пополняясь числом, медленно, но верно подбираются к ним.
Карл фон Блумберг написал только шесть слов: "Люблю тебя и остаюсь с тобой".
За его перстнем рыцаря СС вынужден был поехать лично обергруппенфюрер Йорг Ланц фон Либенфельс.

Специя не произвела на изрядно повидавшего старика никакого впечатления, пока он полностью не разобрался в причине смерти несчастного, но здесь его ждала новая неожиданность. Искусствоведы Италии разводили руками - они не смогли идентифицировать статую. Самый смелый из них предположил, что эта богиня имеет семитские корни, и, вероятно, появилась на поверхности моря после обрушения крыши затонувшего храма где-нибудь в районе Помпеи.
Во избежание утечки информации и последующего скандала, смелый любитель искусства по пути из музея домой был сбит неизвестным на автомобиле, с остальных взяли подписку о неразглашении.
Было принято решение вызвать настоящих экспертов - старик Йорг телеграфировал по каналу спецвязи в Ватикан.

Кардинал Витторио, ближайший друг папы Пия XII и добрый знакомый Йорга Ланца, прибыл из Рима через два дня на автомобиле инкогнито и, несмотря на преклонный возраст и соответствующую ему усталость после долгого пути, с плохо скрываемой дрожью в голосе изъявил желание видеть изваяние немедленно. Он даже отказался сменить свой видавший виды дорожный костюм из добротной английской ткани на более подходящее викарию одеяние.
Войдя в застекленную ротонду на крыше музея, где в центре, на коринфской колонне была размещена статуя, он после первого взгляда на вершину колонны закрыл глаза, воздел руки и принялся петь на латыни, совершенно не замечая собравшихся за его спиной людей в римских тогах.
Как показалось Йоргу вначале, это была Херувимская песнь, но ...
Йорг Ланц фон Либенфельс, некогда доктор философии и теологии, профессор и пресвитер ордена Цистерцианцев, отказавшийся от титулов и обета из-за слишком мягкотелого отношения официальной Церкви к еврейскому вопросу, понял, что ничего подобного он раньше не слышал. Осознание факта собственного профанства вывело его из равновесия настолько, что большую часть гимна он прослушал. Единственное, что он сумел ухватить - это неизвестные ему ранее семь имен Начал, которых постепенно, одно за другим, кардинал Витторио призывал в охранители его духа, души и тела. Когда этот необычный молебен был завершен, заметно побледневший кардинал резко повернулся к приглашенным обергрупенфюрером гостям, изрядно пораженным услышанным, и произнес:
- Возлюбленные сыновья матери нашей католической церкви, верные сыновья Италии и Германии, внемлите гласу Господню! Свершилось! Та, чье имя нельзя произносить; та, чье предназначение открыто лишь избранным; та, что принесет одним неисчислимые беды, а другим полную победу, явлена миру!..
Гости, в основном местные крупные функционеры с женами, были явно в замешательстве: бледный вид кардинала никак не подтверждал тезис об успешности готовящегося блицкрика. Но почуявший беду Йорг не растерялся и громко выпалил:
- Хайль Гитлер! Да здравствует Вечный Третий Рейх!
Ему на полном автоматизме завторил князь Отто фон Бисмарк, внук "железного канцлера", поверенный в делах немецкого посольства в Риме. Тут и все остальные собравшиеся громко, но, как и свойственно итальянцам, разноголосо завопили славу своему Дуче. Директор музея, бородач Джузеппе, экстравагантный, но всегда держащий нос по ветру, громко ударил в ладоши, и в резко распахнутую дверь ротонды впорхнули улыбчивые официантки с шампанским и легкими закусками, увлекшие с собой гостей на открытую веранду, где их уже поджидали музыканты и танго.

Рассказывая этот эпизод на заснеженной русской усадьбе, обергрупенфюрер даже позволил себе рассмеяться.
- Вы не представляете, Рудольф, - говорил он, ловко поправляя щипцами в камине потрескивающие поленья, - до чего поверхностный народ эти итальянцы. Греческая авантюра, что заварил Бенитто 28 октября позапрошлого года, нам уже обошлась очень дорого. Вы это сами знаете не понаслышке. Не хочу я в данном случае оказаться пророком, но платить нам предстоит за нее еще долго.
Им только с эфиопским негусом самим и удалось справиться. Даже хорваты, представители низшей славянской расы, гораздо их тверже и ближе к арийскому эталону.
Благо, фюрер прислушался ко мне в этом вопросе и теперь у нас есть верные цепные псы на Балканах.
Но давайте я продолжу о главном, мой мальчик...

Кардинал Витторио никак не ожидал, что его слова истолкуют так превратно и так бестактно сорвут назревающую проповедь о близких потрясениях.
Единственным слушателем оказался старый знакомый Йорг, который, не теряя времени, подхватил под локоть уже было вновь открывшего рот кардинала, и повлек к противоположному веранде выходу.

Либенфельс буквально силой затолкал упирающегося викария в роскошный кабинет директора музея. Затем он грубо усадил его в золоченое кресло в стиле рококо, водрузил свою фуражку на мраморную голову Юлия Цезаря, и, зависнув над трепещущей тонзурой кардинала имперским орлом, выдавил ему без обиняков:
- Послушайте меня внимательно, дружище Витторио! Я уважаю вас и ценю ваши заслуги по получению папского благословления на каждый наш шаг...
- Мы одно дело делаем... - с дрожью в голосе промямлил кардинал.
- Не перебивайте, прошу вас! Я уже не прежний святоша! Я, прежде всего, солдат фюрера и великого рейха! Я пригласил Вас как ученого создать приятную интеллектуальную атмосферу для этих ограниченных мужланов, а вы решили запугать их какой-то статуей.
При этих словах кардинал вновь побледнел и схватился за голову руками.
- Да что с вами, Витторио! Я не узнаю вас! - вскричал обергрупенфюрер. - Где тот смелый семинарист, кто обычной логикой и умозаключениями, словно Симон де Турнэ, мог доказать и опровергнуть все основы?! Где тот мальчишка, которого я знал пятьдесят лет назад?!
- О, Юрген! Если бы ты только знал, кто она...
- Ну, так скажи мне! Хватит секретов!
- Это очень длинная история, - продолжал отнекиваться старый кардинал.
- А мне спешить некуда. Благодаря тебе гости надолго потеряют охоту заниматься наукой.
- Ну что ж, - сказал викарий, впервые позволив себе улыбнуться. - Вот какая история и, как сам понимаешь, она не для всеобщей огласки.
Думаю, что тебе знакомо имя Амадеуса?
- Безусловно, - молниеносно ответил Либенфельс, открывая створки окна. - Но только то, что этот дворянин из Португалии своими блаженными видениями заслужил большую благодарность церкви. Если мне не изменяет память, папа Сикст IV доверил ему основать несколько монастырей в его отечестве. Как же жарко у вас в Италии.
- Да. Это все так. Однако я должен тебе пояснить, что это лишь официальная версия для мирских и клира вне Ватикана. Он приехал в Ватикан в 1460 году из Португалии, чтобы донести до святой римской иерархии великую весть, которую открыли ему небеса. Теперь весь христианский мир должен был измениться и вступить в еще более близкое общение с Божеством. В последнем видении пророка к нему явились сами Семь ангелов, высших помощников Бога.
- Так вот чьи имена ты упомянул сегодня. Держи, это лимонад.
- Благодарю, Юрген. Очень вовремя. Так о чем я?
- Имена, Витторио.
- Да-да! Микаэль ("подобный Богу"), Габриэль ("сила, мощь Бога"), Рафаэль ("божественное достоинство"), Уриэль ("Божий свет и огонь"), Скалтиэль ("речь Бога"), Иегудиэль ("слава Бога"), Барахиэль ("блаженство Бога"). Так они зовутся в книгах церковных богослужений. Именно эти имена использовал в молитвах и ты не один раз, - Йорг Ланс оживленно закивал, и тогда кардинал продолжил. - Ангелы пришли к Амадеусу, чтобы раскрыть другие свои мистические имена - подлинные. И ты их слышал в моей молитве. Только с ними люди получают полноту общения с Божеством. И теперь Семь Ангелов требовали восстановить справедливость: во-первых, чтобы церковь законно признала их под настоящими именами, во-вторых, чтобы им оказывали всеобщее публичное поклонение во всех католических храмах и, в-третьих, чтобы для них был построен их собственный особый храм. Однако Ватикан наотрез отказался это сделать.
- Почему? Почему, Витторио? - вскричал Либенфельс. - Ведь, по сути, мы стали бы ближе к Божеству! Уже тогда! И, возможно, наш арийский Христос пришел бы гораздо быстрее.
- Умоляю, дослушай меня до конца, Юрген, - осеняя себя крестным знамением, прокричал Витторио. - Амадеус был не единственным, кто рассказал нам об этом. Информация была подкреплена другими источниками. В тот момент, когда пророк разговаривал с Ангелами, в Палермо из-под руин одной древней часовни было извлечено изображение Семи с теми же именами, настоящими. Маркиз Евд де Мирвилль в своей "Пневматологии Духов" сообщает, что они были написаны "под портретом каждого ангела".
- "Пневматология Духов"?! Что-то новенькое, - нахмурился Йорг Ланс.
- Мы ее только что рассекретили.
- Мда. Не зря я ушел от вас. Сплошные секреты, причем от верных, - пробубнил себе под нос Либенфельс, всегда с завистью смотревший на Витторио, в чьем распоряжении была секретная библиотека Ватикана, включающая все апокрифы, книги по черной, белой и красной магии.
- А в тот же день в Пизе таким же образом было открыто древнее пророчество, написанное на очень старой латыни, предвещавшее возрождение культа Семи Ангелов. Однако, как бы ни был папа Сикст потрясен, он остался непоколебим. Требованиям Великой Седмицы Святая Церковь уступила только в шестнадцатом столетии. К тому времени в каждом нашем храме, в каждой часовне уже имелись копии откопанного пророческого изображения в виде фрески или мозаики. Но без истинных имен, конечно же.
В 1516 году в Палермо недалеко от той разрушенной часовни, под руинами которой оно было найдено, был построен "Храм Семи Духов", целиком и полностью посвященный Семи Ангелам. Все службы в этом храме проводились под их собственными именами и все молитвы в нем обращались только к ним, но Великая Седьмица не была довольна одной лишь Сицилией и тайными молитвами. Они хотели всеобщего поклонения и того, чтобы их всенародно признал весь мир.
К Антонио Дука, назначенному священником в новый Храм Семи Духов, так же, как в свое время к Амадеусу, стали в видениях являться те же Семь Ангелов. Они через этого нового пророка обращались к Ватикану с требованием установить им регулярное всеобщее поклонение. Плюс к этому выдвигалось одно новое условие: построить для них еще один, но уже персональный храм - "Церковь Семи Ангелов". И не где-нибудь, а на том месте, где когда-то располагался роскошный комплекс бань Диоклетиана - в самом сердце Рима...
- Я одного не понимаю. Почему я, доктор доктор философии и теологии, ничего об этом не знаю.
- Здесь не твоя вина, Йорг. Моими предшественниками была проделана огромная работа. Мы называем это "освящение прошлого". К примеру, ты знаешь о том, что в центре Лиссабона вплоть до конца шестнадцатого века стояли развалины огромного римского храма Юпитера. Более того, полы храма были покрыты мозаиками, на одной из которых громовержец был изображен летящим на круглой машине без крыльев? А то, что тамплиеры, так любимые тобой, в свое время наводнили Европу американским золотом и заморскими овощами?
Йоргу ничего не оставалось, как выпучить морским окунем глаза и молча уставиться на старого друга. Кардинал Витторио, довольный произведенным эффектом, продолжил:
- Итак, по заказу папы Павла IV Микеланджело возводит грандиозный храм. Тебе, я уверен, он прекрасно известен. Добавлю, что строительство шло так гладко и споро, что представляло собой одно непрерывное чудо. Казалось бы, справедливость восстановлена. Но не проходит и ста лет, как по распоряжению кардинала Альбиция происходит очередное "освящение прошлого" - вытравливание металла, затирание дерева и стен, а также изъятие и сжигание книг. Теперь настоящие имена Семи Ангелов можно узнать только в апокрифах, каббалистической еврейской литературе и книгах магов, то есть только будучи еретиком, раввином или своим в Ватикане. Тебе их знать было просто не положено, вот ты их и не знал.
- Хорошо, Витторио. Ну а причем же здесь статуя?
- А притом, что эти благословленные ректоры мира справедливо обиделись на нас, грешных, и, прейдя к отцу Марио, настоятелю церкви Пречистой Девы, в 1741 году в Мехико, сообщили, что ровно через 200 лет будет явлен знак. Знаком будет появление статуи древней богини, которая сообщит нам ее местонахождение.
- Витторио, я не уловил. Кого? - нахмурился Либенфельс.
Кардинал замялся и отвел глаза в сторону и тихо произнес.
- Души нашего мира.
- Что?! - вскричал Либенфельс. - Да вы еретик, кардинал! Семитская богиня - душа мира?! Я лично позабочусь о вашем аутодафе.
- Послушайте, Юрген! - дрожащими от смеси страха и гнева губами прошептал викарий. - Я знаю, что за такие речи любой был бы отлучен от церкви, но я передаю вам послание Седмицы. Более того, существование ангелов народов подтверждал в своих посланиях сам апостол Павел. Почему, в таком случае, не может существовать Ангел всего человечества о котором попросту не упомянули?
- Да еще и в женском обличье? - саркастично спросил Либенфельс и так нервно расстегнул верхнюю пуговицу мундира, что забросил железный рыцарский крест себе за спину.
- Если Вы мне не верите, то вспомните Песни Песней - именно в этой книге рукой пророка Соломона сам Господь говорил о ней, а вспомните Пресвятую Деву Марию, вспомните, наконец, Жанну Д'Арк!

На этом месте фон Либенфельс вновь прервал свой рассказ и сделал глоток уже остывшего бразильского кофе, явно смакуя момент развязки.
- И представьте себе, Рудольф. Этот старый иезуитский лис тут и поддел меня на крючок. Он поставил мне ультиматум – либо он получит ночь с этой статуей, либо он немедленно уезжает. Конечно, я согласился на первое.
Итак, он заперся на целую ночь один на один с этой прекрасной богиней. Единственное что я слышал из-за дверей ротонды - это его завывания на старой латыни, от которых у меня до сих пор мурашки на коже. Утром он выглядел как уставший любовник – помятый, но невероятно счастливый. Засыпая прямо на ходу он сообщил мне, что новое воплощение Души Мира сейчас находится в Петербурге.
Рудольф, наконец, отвлекся от созерцания фотографии, на которой лицо статуи было сфотографировано крупно.
- Да-да, мой мальчик. Именно здесь. В этой бывшей столице русских ей захотелось вновь показать себя миру, - сказал старик, хитро прищурившись.
- Герр Йорг, как я понимаю, мне необходимо будет выкрасть ее? - с железными нотками в молодом голосе спросил штурмбанфюрер.
- Что мне в вас нравится, Рудольф, так это то, что вы не задаете лишних вопросов, а только главные. Но я бы хотел, чтобы вы просмотрели вот это ... - с милой улыбкой сказал обергрупенфюрер, пододвинув к молодому офицеру большой темно-желтый конверт.

Весь остаток ночи Рудольф при тусклом свете керосиновой лампы разбирал документы Ананербе, переданные ему для изучения фон Либенфельсом.
Каждый лист был под строгим грифом "совершенно секретно" и аккуратной визой Генриха Гиммлера - "HH", перечеркнутыми посередине общей для каждой "H" поперечиной.
Информация викария была перепроверена штатными медиумами СС под управлением Вольфрама Зиверса в Вевельсбурге.
Все шестеро, независимо друг от друга, подтвердили, что нынешнее воплощение Души Мира - Анна Штурм.
Рождена в 1926 году в Петербурге.
Осиротев в раннем детстве, передана в детский дом.
Причина смерти родителей - большевистский расстрел.
Местонахождение в данный момент - Петербург.
Активизация миссии - февраль 1942 года.

Расшифровок последнего сообщения Рудольф так и не обнаружил. Однако из купированной в некоторых местах стенограммы совещаний в штабе рейхсфюрера, он понял, что в феврале, буквально через три недели, эта маленькая голубоглазая девочка сможет осознать, кто она.
И вот тогда для Рейха могут наступить тяжелые времена. Особенно если исходить из посылки, что в прошлом воплощении она была спасительницей Франции.

Однако в гениальном мозге Йорга Ланца фон Либенфельса, единственного в их ведомстве официально освобожденного от ирминистких ритуалов по религиозным соображениям, родилась потрясающая идея. В пику своим оппонентам, предлагавшим попросту стереть Петербург с лица земли вместе со всеми его обитателями, он предложил рейхсфюреру выкрасть Анну Штурм. Судя по имеющимся данным, она является чистокровной арийкой, и после соответствующей обработки в Вевельсбурге вполне сможет подойти на роль спасительницы Рейха в той самой "битве у березы".

Лучшего подарка фюреру на день рождения и представить нельзя.
Рейхсфюрер всегда был осторожным руководителем и в начале июля 1941 года попытался донести известие о новом воплощении древней богини до своего патрона.
Однако Адольф Гитлер, как глава германского государства, занимавший с 4 февраля 1938 года должность верховного главнокомандующего вермахта, просто отмахнулся от него, как от надоевшей мухи. Он был окрылен стремительным продвижением его армий на Восток и, с упоением водя руками по карте театра военных действий в своей ставке в Растенбурге, не оборачиваясь, сказал Гиммлеру, продолжая близоруко изучать линию фронта:
- Вчера я взял Ригу, а уже в августе, усилив через 2 недели группу армий "Север" 3-й танковой армией Гота, возьму Петербург и сравняю его с землей гусеницами моих танков! Идите Генрих! И прекратите меня отвлекать по пустякам!
Возможно, фюрер уже через несколько дней понял, что имел в виду его преданный рейхсфюрер СС. Особенно настоятельно он стал добиваться взятия города в ходе своей поездки в группу армий «Север» 21 июля 1941 года. В этот день он заявил, что «в сравнении со значением Ленинграда, Москва для него всего лишь географический объект».
Однако, ни в августе, ни в сентябре город взят не был, хотя все для этого было готово: после взятия Шлиссельбурга 8 сентября на Ладожском озере замкнулось кольцо блокады. Более того, для усиления группы "Центр" фюрер 16 сентября приказал Риттеру фон Леебу, возглавлявшему группу армий "Север", немедленно снять с фронта 41-й танковый и 8-й авиационный корпуса. Так фон Лееб лишился своей основной ударной силы и остановился, уже практически вступив в городскую черту Петербурга.
Рудольфу, что в сентябре был в Южной Америке на очередном задании рейхсфюрера, этот приказ до боли напомнил другой.
В мае 1940 года танковая группа Пауля фон Клейста, находившаяся на острие клина группы армий "А", прошла через Арденны, как раскаленный нож через масло, и вышла в тыл англо-французским войскам. Рейх одержал одну из самых блестящих побед в своей истории!
21 мая 19-й корпус Гейнца Гудериана вышел на берег Ла-Манша, отрезав основные силы англичан и французов, и уже приготовились к их полному уничтожению.
Вот так сказалась выучка, полученная в секретной танковой школе вермахта "Кама" под советской Казанью.
Но вдруг 24 мая, когда танки Гудериана уже неслись к Дюнкерку - последнему порту, оставшемуся в руках этих трусливых союзников французов - англичан, пришел странный приказ фюрера: "Прекратить наступление на Дюнкерк. Удерживать побережье Ла-Манша".
Быстрый Гейнц и весь его штаб лишился дара речи. Адольф сам остановил молот Тора, который должен был сокрушить оказавшихся на дюнкеркской наковальне британцев.
Тем временем Томи, воспользовавшись неожиданной передышкой, стали спешно эвакуироваться из Дюнкерка, задействовав сотни больших и малых кораблей, вплоть до яхт и катеров. Только 26 мая фюрер разрешил продолжать наступление, но было уже поздно - англичане окопались, подготовившись к обороне, и удерживали Дюнкерк до утра 4 июня, дав возможность спастись от справедливого возмездия за Версальский позор почти 340 тысячам англичан и французов.
Капитуляция спесивой Великобритании теперь отодвинута до срока падения большевистской России. Жирный боров Винни теперь заключил в кровавые объятия иудобольшивика Иосифа ...
От резкой остановки машины Рудольф вышел из дремотного состояния, в котором он любил медленно обдумывать события, и понял, что они прибыли в заданную точку. Следует помнить, что согласно плану операции под кодовым названием "Подарок", для всех, кроме доверенных лиц, он здесь играет роль инспектора по политической подготовке. Новыми плакатами и брошюрами фон Либенфельс забил весь багажный отдел машины.
Сквозь лобовое стекло просматривались в потустороннем свете луны, только занесенные снегом развалины города, что раньше носил имя Моисея Урицкого - большевика, убийцы и черного каббалиста.
Попрощавшись с уставшим шофером, он открыл обледеневшую, включая и боковое стекло, дверь, и сразу же провалился по колено в рыхлый снег.
- Добро пожаловать в Асгард! - услышал он над собой чей то сиплый бас.
Подняв голову в теплой овечьей ушанке с нашитым впереди имперским орлом, Рудольф увидел в стороне от себя двух офицеров. Пританцовывая на морозе, ставшим с недавнего времени уже немецким, они топтались в двух метрах от машины. Защитой от пронизывающего ветра и русских пуль им служил торец полуразрушенного здания, в бетонном цоколе которого легко угадывался ДЗОТ.
- Хайль Гитлер! - приветствовал их Рудольф. Он отметил про себя странность ситуации, когда вместо постов охранения его на жутком морозе уже не менее получаса, судя по белесой опушке на щеточке усов и бровях штурмбанфюрера, поджидают офицеры SS. Выбравшись к ним из снега, он продолжил, обратившись к старшему по званию. - Господин штурмбанфюрер, оберлейтенант Манштейн прибыл для проведения инспекционной проверки!
Рослый и широкоплечий штурмбанфюрер, протягивая руку для формального рукопожатия, неожиданно схватил Рудольфа за пряжку ремня, и с криком "За Сталина!" сделал ногой подсечку. Однако Рудольф уже за долю секунды до этого подпрыгнул и нанес ему удар пальцами в кадык, а стоящему рядом гауптштурмфюреру - носком сапога в солнечное сплетение. Сразу же он ощутил боль в пальцах и понял, что не учел возможной защиты на горле. В любом случае, оба офицера рухнули в притоптанный снег.
"Русские взяли Урицк!" - мгновенно пронеслось в его сознании. В этот момент из ДЗОТа, аплодируя и ухмыляясь в седые усы, вышел в сопровождении четырех автоматчиков фельдмаршал фон Лееб:
- Рудольф! Ваш дядя не преувеличивал, рассказывая о вашей кошачьей реакции. Но разве вы не узнали ваших знакомых?
Рудольф, на мгновение усомнившись, покосился на его погоны с двумя перекрещивающимися маршальскими жезлами, и, убедившись, радостно отсалютовал фельдмаршалу. Как положено уставом, он уже хотел подойти и, щелкнув каблуками сделать доклад, но по глазам фон Лееба понял, что в действительности хочет старый риттер, учивший его двадцать лет назад в парке Тиргартен верховой езде.
Он сразу же перевел взгляд на пытающихся встать с добрыми немецкими ругательствами и хриплым смехом офицеров, и вдруг рассмеялся сам:

- Курт! Михаэль! Ну, вы и разыграли меня! - Рудольф радостно обнялся сначала с бригадефюрером Куртом Меером, а затем и с унтершарфюрером Михаэлем Витманом, устроившим маскарад с капитанской шинелью. Много событий произошло со дня, а вернее ночи, их первой и последней попойки в Афинах.
Но воспоминания о трех страшных сутках греческого плена и этих бравых вояках, освободивших его, когда он уже успел попрощаться с жизнью, стоили для Рудольфа очень дорого.

Когда офицеры наконец выстроились в одну шеренгу, командующий группой армий «Север» генерал-фельдмаршал Вильгельм Риттер фон Лееб подошел к ним с грустной улыбкой. Возможно воспоминания молодости, охватившие его на мгновение, вновь перенесли старого пса войны в охваченный восстанием боксеров Китай, где он впервые узнал цену боевому товариществу.

- Господа офицеры, - сухо начал он. - Мороз и вероятность русского артобстрела располагают к краткости. Вы все трое в курсе ваших боевых задач по ходу операции "Подарок". Да, Рудольф, не удивляйтесь. Штурмбанфюрер Меер введет вас в курс дела по своей части миссии и роли унтершарфюрера Витмана. Со стороны местного командования вы получите полное содействие. Проспоренный вами коньяк, Курт, оставьте себе. Рудольф, как я и говорил, достоин теплого приема. Удачи вам. Хайль!
- Хайль Хитла! - с воодушевлением рявкнули ему в ответ эсесовцы.
Фельдмаршал уже было повернулся к подъехавшему бронированному Бенцу, но резко обернулся к ним и тихо, почти шепотом, произнес:
- И поберегите свой пыл для войны, господа офицеры. Она будет долгой и возможно не кончится никогда.
Рудольф удивленно посмотрел вслед своему первому учителю, чья спина всегда была для него образцом осанки, и понял, что старый рыцарь, так и не вступивший в ряды НСДАП, именно сегодня стал просто стариком.



Когда добрый коньяк, оказавшийся не французским, а русским трофеем, приятно расслабил согревшееся тело, Рудольф позволил себе откинуться на податливую спинку дивана в импровизированной кают-компании ДЗОТа.
Даже лампочка в 40 ватт светила в подвале бывшей русской школы, которая благодаря предусмотрительности советских архитекторов всегда может быть переоборудована по плану в госпиталь либо в долговременную огневую точку, теперь гораздо ярче и милее.
Штурмбанфюрер Манштейн уже узнал, что его старые приятели, что сейчас рядом с ним так славно ухмылялись и с энтузиазмом потирали полученные от него синяки, были отобраны ему в помощь самим рейхсфюрером неслучайно.
Оказалось, что Михаэль, когда-то просто сын бедного бауэра из Фогельталя, стал уже настоящей ходячей, а вернее лязгающей железными гусеницами, легендой.
К 13 подбитым им танкам во французской, польской и балканской кампаниях прибавились еще 37 русских. Так что за эти первые полсотни надо выпить еще по 50!
Да и как не выпить за его здоровье и новенький железный крест, когда последние шесть машин он отправил в танковый ад в битве против восьми, хладнокровно подпустив их поближе и также нордически стойко уничтожив.
Более того, свою самоходку Михаэль две недели после этого боя ремонтировал и модернизировал с командой толковых русских хиви в брошенном МТС под Мариуполем. Дополнительная броня, мотор позлее, и, что очень важно, снарядный ящик с водой - пожар внутри уже не так страшен. Теперь его штурмгешуц StuG III Ausf A лучший не только в родном "Лейб штандарте Адольф Гитлер", но и во всем SS. Так что завтра к вечеру, как гласит приказ, пойдем на Петербург, сметая все на своем пути. Михаэль - командир, наш Панцермеер - механик-водитель, а ты, Рудольф, будешь почетным пассажиром. Ха-ха!
До этого слова боевых товарищей падали в сознание Рудольфа словно камешки из детской руки в пруд с кувшинками, но здесь, на слове "пассажир", его мозг включился и резко протрезвел. Во всяком случае, ему так показалось:
- Позвольте! - поднял он вверх указательный палец. - Я с вами никуда не поеду! Это же верная гибель! У русских там артиллерийские батареи, огневые точки - эшелонированная оборона, короче говоря. Вы видите этот саквояж? - нетвердой рукой он достал из-под своих ног небольшой чемоданчик коричневой кожи, напоминающий сумку семейного доктора. - Вот мой пропуск в Петербург! Дайте мне пять часов, и я стану русским преподавателем музыки, шестидесяти лет отроду. Больным астмой, с крупной лысиной и дряблой шеей. А этот приказ - полный идиотизм, более того - полный бред.

Курт, герой Польской, Балканской, а теперь и Русской кампаний, командир разведки дивизии СС "Лейб штандарте Адольф Гитлер", известный в среде войск SS как Панцермеер - за свою удивительную живучесть (ведь недаром и удар по горлу, полученный им около двух часов назад от Манштейна, что должен был отправить любого на тот свет, лишь привел к трем царапинам от рыцарского креста) и Шнеллемеер - за стремительность в тактических операциях, быстро взглянул на Михаэля. Старые друзья одновременно расхохотались Рудольфу в лицо. Еще не уняв хохот, Курт попросту пропищал ничего уже не понимающему Рудольфу:
- А ты думал иначе, Руди?
Через узкий столик с нехитрыми закусками он крепко схватил его рукой за затылок и уперся в лоб Рудольфа своим лбом.
Его синие глаза блеснули сталью и сотнями отнятых жизней, и он зашептал одними губами через плотно сжатые зубы:
- А разве дать уйти англичанам из Дюнкерка не бред? А разве нападать на Россию в июне было не идиотство, Руди? А не безумием ли было сначала пытаться захватить Петербург, а потом отступить в шаге от победы? Рвать к Москве, зная, что Сталин ни в грош не ставит жизни своих людей? Что наши танки просто в человеческом мясе увязнут на подступах к Кремлю? Рассчитывать только на блицкриг, ни разу не вспомнив, ни о зимнем топливе, ни о смазке, ни даже о нормальном зимнем обмундировании?! И летя на волне этих неудач, объявить войну Соединенным Штатам! Мы все части одной паранойи, Руди! Но именно этим мы и счастливы! Мы, дети голодных и нищих окраин, теперь сидим за одним столом с вами, аристократами, и жрём вот эту трофейную тушенку и шоколад...
Он оттолкнул обескураженного Рудольфа, достал еще бутылку с коньяком, разлил в хрустальные рюмки и, как ни в чем не бывало, держа рюмку на уровне третьей сверху пуговицы своего серого мундира, весело объявил тост:
- За Фюрера и за данное им нам боевое товарищество!


Проснулся Рудольф от жуткого разрыва снаряда прямо у него в голове, как показалось ему спросонок. Открыв глаза, он ничего не увидел, кроме кромешной темноты, и от этого испугался еще больше, и предпочел немедленно зажмуриться.
Однако снаряды продолжали рваться и он, как учили, вставил указательные пальцы в ушные отверстия и открыл рот, сопровождая каждый разрыв непрекращающимся криком.
Когда уже ему показалось, что артобстрел никогда не кончится, а потолок рухнет уже через секунду, все стихло. Только струйка бетонной крошки просыпалась за ворот его серого полевого кителя.
Где-то затарахтел генератор, и лампочка, нехотя замигав, вновь вырвала этот кусок пространства из небытия. В этот же момент железная дверь его отсека со скрипом открылась.
Зевая, вошел Курт. Он подозрительно держал правую руку за спиной.
Увидев все еще сидящего на коленях Рудольфа сказал:
- Доброе утро, дружище! Бог исполнил твое желание выжить! - и с очаровательной улыбкой спросил: - Ну а что ты хочешь от доброй феи Панцермеера?
- Чашечка кофе была бы кстати, - отряхивая пыль с колен, буркнул Рудольф.
- Пожалуйте откушать, милая крестница! - расхохотавшись, Курт виртуозным движением извлек из-за спины роскошный серебряный поднос сервированный завтраком, среди блюд которого находился и неизменный кофейный набор, доставшийся Курту после разгрома штаба 20-й греческой дивизии в Кастории.
Насладившись видом ошарашенного Рудольфа он, наливая ароматный кофе в маленькие чашечки, продолжил:
- Да, дружище! Кофе настоящий, греческий, хотя там он и не растет, но так его обжаривать, как эти хитрые бестии, мало кто умеет.

Рудольф отпил глоток бесподобного напитка, и вновь перед его глазами заблестела на апрельском солнце сочная зелень виноградных лоз над столиками деревенской кофейни, суматошные крики хозяйки и далекие звуки выстрелов среди зеленых холмов.
Бодрый голос Панцермеера вернул его к реальности холодного бункера:
- Ну, и чтобы хоть немного настроить тебя на боевой лад сообщаю следующие известия: твоя карета ждет тебя в ближайшем капонире - в далеком и прекрасном дворце тебя поджидают преданные слуги, и, так как я решили не пускать тебя на бал в твоем мышином платьице, есть еще тебе подарочек. - Курт повернул голову к двери и крикнул голосом старого дворецкого: - Михаэль!
Поприветствовав офицеров, бодро зашел унтершарфюрер Витман, и положил на диван поношенную форму капитана Красной армии, включая полушубок, сапоги и вещмешок. Рудольф при виде этого костюма чуть было не поперхнулся печеньем. Курт, сразу отметая все возражения, произнес безапелляционно:
- Сам рейхсфюрер, то есть самая главная наша фея-крестная, прислала мне сегодня шифровку, что все должно быть именно так. Наши верные ребята тебя будут ждать на окраине завода имени Кирова, на улице Стачек, в черной эмке. Надеюсь, ты знаешь такую русскую тележку с мотором. Пароль ты должен сказать им по-русски: "Хрустальный башмачок", ну а если в ответ не услышишь отзыв "Медный купол", то скорее всего твоя голова превратится в тыкву.
Рудольфу стало совсем не до смеха, несмотря на озорство его товарищей. Он сухо поблагодарил и выпроводил всех вон.
Через полчаса, приняв импровизированный душ в эмалированном тазу и побрившись, Рудольф уже входил в образ капитана РККА. В правом кармане гимнастерки он нашел узкую книжицу в серой дерматиновой обложке - командирское удостоверение на имя Семенова Петра Григорьевича, 1913 года рождения, отметив про себя, что они с этим русским почти ровесники. Жаль, уже посмотреть каким он был нельзя - умельцы Абвера заменили его фотографию на фото Рудольфа. Очередное воинское звание "капитан" получено им было 17 июня 1941 года. Военная часть номер 22343, должность - командир пехотной роты. Запись об ордене "Красной звезды" сделана в январе 40-го, орденская книжка есть. "Вероятно за участия в "финской" кампании ему вручили это проклятое каббалистическое насекомое", - предположил Рудольф, и, скривив тонкие губы с явным омерзением на своем правильном светлобровом лице, поправил на груди орден. Он впервые прикасался к большевистским наградам, пистолету и форме, и теперь чувствовал себя не в своей тарелке. Особенно ему неприятно было в этих диагоналевых брюках из плохой и уже заношенной ткани и в жмущих в носке хромовых сапогах. Однако он усилием воли подавил в себе желание содрать со своего тела эту нечисть и трижды повторил про себя слово, которое всегда его успокаивало и давало новые силы: "Gottesweltanschauung!"
Сияние снега и льда, конные войны в красных плащах и блистающих доспехах, победный голос длинных золотых труб у входа в белый круглый храм, поражающий своей высотой и строгостью линий.
Там, в месте движущегося перекрестья солнечных лучей, в прозрачном саркофаге среди вечно благоухающих цветов лежит Нетленное Тело показавшего нам свет. Ултима Туле - земля племени Русь, обратившего своих сыновей в рутцариев для защиты Нетленного Тела с 53 года от Рождества того, кто был его обладателем...

- Рудольф! Рудольф! - взволнованное лицо Панцермеера заслонило вид на мираж. - Ты как, брат? Что с тобой? Пять минут тебя трясу.
Манштейн резко зажмурился и вновь открыл глаза - перед ним в стремительно наступающих сумерках были лишь занесенные снегом развалины Урицка и выкрашенный белой краской штурмгешуц, с башни которого хмуро смотрел в сторону больницы Фореля из под черной фуражки крепыш-Михаэль.
- Так... Видение мне было, - прошептал потрясенный Рудольф и потер замерзшее ухо.
- Ладно, расскажешь после! Давай уже, дружище, залезай! - суетливо бросил через плечо Панцермеер, запрыгивая на броню самоходки.
Уже забираясь в люк, он добавил осклабившись:
- А то сейчас наши снайперы снимут такого красавца Ивана.

…Требуйте продолжения почтой:)