Мама, вернись!

Александра Камышова
Здравствуй, мама, это я. Прости, долго не приходила, никак не могла вырваться. Эти три месяца какие-то суматошные были, то дети болели, то я с гриппом слегла. Ну, а ты-то как? Я так соскучилась по тебе…
Знаешь, а у меня новости. Катька и Игорек в сентябре в садик пойдут. А я на работу устроюсь, хватит уже дома сидеть. Ой, чуть не забыла, я же цветы тебе принесла, сейчас воду налью в банку, у меня тут бутылка минералки с собой.
Ну, вот. Твои любимые, лилии. Правда, только две. Хотела четыре купить, а мелкими деньгами только на две хватило, тысячу менять не стала. Но не в количестве ведь радость, правда?

Хорошо тут у тебя, тихо. И деревца как здорово принялись, зеленые, листиками шелестят. Небо что-то хмурится, хоть бы дождь не пошел, я зонтик не взяла. Июнь такой жаркий в этом году, ужас просто.

Надо же, мамочка, у тебя здесь соловьи поют! Да как поют! – заслушаешься. Ты так любила их пение, вот они и стараются для тебя. Помнишь, как мы с тобой ночью ходили слушать соловья в Сокольники? Я тогда совсем была маленькой, еще и в школу не ходила, а вот ту ночную вылазку с тобой очень хорошо помню. Соловей тогда старался, словно знал, что мы специально пришли послушать его, и эти трели даже меня, ребенка, не оставили равнодушной. И луна в ту ночь была такая волшебная, круглая, желтая, словно смазанный яичным желтком пирожок. Как это было давно.

А знаешь, Катька с Игорем на великах начали кататься. Мы им купили такие, с двумя большими колесами и двумя маленькими, по бокам. Эти маленькие колесики ужасно гремят, когда касаются асфальта. Игорек уже на следующий день потребовал отстегнуть оба мелких колеса, хотя и свалился с велосипеда несколько раз. Но мы ему пока только одно сняли, завтра пообещали второе убрать. А Катюха боится, ездит осторожно и медленно. И все время останавливается проверить – на месте ли маленькие колесики?

Они такие смешные и такие разные, твои внуки. Катька внешне на тебя похожа, те же светлые волнистые волосы, зеленые глаза, тот же взгляд упрямый. А вот характер не твой. Она мягкая и уступчивая. Думаю, не боец она по жизни.

А Игорек, наоборот, в тебя характером пошел. Своего добьется. Если поставил цель – идет вперед без сомнений. А внешне он совсем другой, чем Катя. Темные волосы, взгляд исподлобья, и глаза тоже темные. Не знала, что у двойняшек могут быть разного цвета глаза. Волосы у Игоря жесткие, как проволока, хоть ему всего-то три года. А у Катьки мягкие волосики, шелковые. Говорят, по волосам можно определить характер.

Ты бы их не узнала теперь, ведь с тех пор, как ты виделась с внуками, прошло два года. Дети научились ходить, бегать, говорить. Они выросли, и теперь многое понимают.

Фотография твоя висит в маленькой комнате, как и раньше. Та, где ты в пшеничном поле с васильковым венком на голове, помнишь? Самая удачная твоя фотография, по-моему. Дети смеются, когда я говорю, что это – бабушка. Не верят, что бабушки бывают такими молодыми и красивыми.

Нам не хватает тебя, мама. Нам так не хватает тебя. Ты ушла слишком рано. 50 лет – ну разве же это возраст? Я до сих пор не могу поверить, что тебя больше нет, и я часто разговариваю с тобой, когда дети спят. Беру в руки твою фотографию, и обо всем рассказываю. Но ведь ты и так знаешь о том, что я с тобой говорю, правда?
Я вспоминаю твою улыбку. От твоей улыбки даже камни могли расцветать. Ты заражала своим оптимизмом и энергией всех вокруг, и к тебе постоянно обращались за помощью люди, а ты никому не отказывала – помогала, чем могла. Мне так не хватает тебя, мама…

Знаешь, а я ведь спросить у тебя хотела. Еще в тот раз хотела, но не решилась. Теперь вот спрошу. Как ты думаешь, я была плохой дочерью? Только скажи правду, не нужно меня, как обычно, жалеть.

Ты молчишь… Я и сама знаю, что плохой.

Почему-то последнее время я не могу спать. Мне снятся твои глаза, какими они были в то утро, когда ты провожала Петра Николаевича. Ты долго смотрела ему вслед в окно, а потом, когда повернулась ко мне, глаза твои были полны слез. Но ты тут же улыбнулась, давая понять, что все в порядке. А я, глупая 14-летняя дура, решила, что значит, все правильно, и раз ты улыбаешься, значит, я была права, когда заявила тебе со всей юношеской категоричностью: “или я, или он”. И я просто быстренько выкинула эту историю из головы, вычеркнула из своей памяти, а заодно и из твоей жизни того мужчину.

Ты приняла это, мама. Зачем ты приняла это? Ведь ты очень любила его, я знаю. Я и тогда это знала. И все-таки я сделала вид, что так и должно быть. Я разрушила твою жизнь, хоть ты не раз говорила мне, что счастлива. Говорила, что о лучшей жизни и не мечтала, ведь у тебя есть такая дочь, как я. То есть была… Почему ты всегда жалела меня, мама?

Мама, прости… Прости меня, родная.

Только сейчас я, взрослая женщина, понимаю, насколько сильна была твоя любовь. И чем ты ради меня пожертвовала. Твой женский век был слишком коротким. Брак с моим отцом, погибшем почти сразу после моего рождения. Работа в трех местах, чтобы прокормить и одеть свою ненаглядную доченьку. Как же, я ведь не должна была чувствовать себя в чем-то ущербной, у меня должно было быть все самое лучшее!
Но почему ты всегда забывала о себе, мамочка моя?

Я помню, сколько тебе пришлось вытерпеть от меня. Мой несносный характер был притчей во языцех. Все, кому не лень, ругали твою дочь. А ты всегда верила в меня, поддерживала, мягко и незаметно направляла. И постоянно твердила мне, как мной гордишься. И только теперь я понимаю, что жертвовала собой ты все время.

Твоя жизнь была подчинена лишь моим интересам, и при этом ты никогда не жаловалась, а, напротив, радовалась жизни. Я видела только твою улыбку, радость, счастье, любовь. И никогда – слезы. Но они ведь должны были быть, мама! Почему ты прятала их от меня, почему всегда оберегала? Ты всегда жалела меня, думала лишь о моих делах и проблемах, забывая о себе.

А потом этот щедрый подарок судьбы, встреча с Петром Николаевичем. Этот дар небес тебе, заслуживающей счастья, как никто другой. Но ты, не раздумывая, пожертвовала этим подарком ради меня, избалованной и капризной малолетней дуры. Ты просто светилась от счастья во время ваших встреч, я видела это и ревновала. Ужасно ревновала. И еще боялась, что Петр Николаевич разрушит наш уютный привычный безопасный мирок. Поняв, что творится у меня на душе, ты, как всегда, решительно, порвала эту связь, похоронила свое женское счастье, чтобы сделать счастливой меня.
Мамочка моя, единственная, родная, прости.
Прости...

Я так скучаю по тебе. Чем дальше, тем сильнее. Мне порой кажется, что ты просто вышла ненадолго. Может, обиделась на что? Хотя ты не умела обижаться.
Хочется сказать: “Мама, вернись!” и, как в детстве, топнуть ногой.
Когда я была маленькой, ты всегда поступала так, как я хотела. А сейчас я так хочу, чтобы ты снова была рядом. Мне нужно сказать тебе кое-что очень важное, я не успела тогда, все думала: потом когда-нибудь, при случае, скажу тебе те заветные слова. Расскажу о том, как ты дорога мне.

Но теперь ты не вернешься.

Это так больно. Я не увижу тебя больше, не возьму за руку, не вдохну запах твоих волос. Как странно, они почему-то всегда пахли апельсиновой цедрой. Я не увижу морщинок в уголках твоих глаз. У тебя рано появились эти морщинки, потому что ты часто смеялась. Я не увижу тебя никогда. Это больно. Говорят, боль утихает со временем, но это неправда, она становится все сильнее и невыносимее, и мне хочется просто кричать от этой боли.
Мамочка моя…

Ну почему же уходят те, кого мы так сильно любим? И почему уходят так рано, когда мы их еще недолюбили, не сказали им самых главных слов? И почему мы слишком поздно понимаем, что нужно говорить, говорить, говорить слова любви нашим самым близким? Говорить, пока они еще рядом с нами.

Спасибо тебе, мама. Спасибо, родная, за все. Я даже сейчас чувствую твою любовь и поддержку. И даже понимаю, что ты говоришь мне сейчас. Нет, знаю, надо быть сильной, ты права, мама. Нет, мамочка, конечно, я не буду больше плакать.

Твои внуки, мама... Как же им нужна такая бабушка, как ты. Ты нужна нам всем, мама.

Нет, нет, я знаю, что ты не любишь, когда плачут. Это просто в глаз что-то попало. Так много тополиного пуха в июне.

Что? Нет, спасибо, бабушка, не нужно валидолу. Нет-нет, все нормально. Да не слезы это, а просто дождь. А? Небо ясное? Правда, тучки рассеялись. Да это из-за пуха тополиного слезы текут. Сейчас пройдет. Со мной все в порядке, спасибо Вам, бабушка.

Ну вот, видишь, мама, я с тобой тут заболталась, а проходившая мимо старушка предложила валидол. А со мной, правда, все в порядке.

Знаешь, я пойду, а то боюсь в пробку попасть. В следующий раз приеду к тебе через две недели. И постараюсь розы привезти.

До свидания, мамочка.
...
...
Я только на минуточку вернулась, сейчас уйду. Я никогда не говорила тебе этого, мама, потому что ты не была сентиментальна… Или просто у нас это не было принято. Не понятно, почему. Но я все-таки скажу тебе то, что должна была сказать очень давно.
Я люблю тебя, мама.
Я люблю тебя.