ГЛАВА 46
Жнивьё с его пряной духотой, стрекотанием кузнечиков и назойливыми мухами осталось позади: мы вошли в лес. Здесь было прохладно и сумрачно. Коктейль запахов приятно щекотал ноздри и слегка пьянил.
К своему стыду, за свои 15 лет я по настоящему ни разу не была в лесу. Некоторые мои одноклассники каждые выходные компанией выезжали на шашлыки, либо за грибами или ягодами, предлагали и мне, но я наотрез отказывалась. Меня загодя пугали комары, клещи, змеи. Да и ребята рассказывали, что позволяют себе пивко-водочку на природе и вольность в отношениях. Мне закомплексованной это было чуждо и неприемлемо.
И вот я впервые в лесу. Скажу честно: он напугал меня и подавил многие человеческие чувства, обнажив первобытный почти животный страх - от каждого шороха шарахалась в сторону, а сердце уносилось в пятки, за каждым деревом чудились звериные глаза, дальние кусты виделись чудовищами. И все хотели наброситься на меня, растерзать на клочки… Плюс комары, которые облачком окружили меня, однако почему-то не решались атаковать. Может, им противно было садиться на эту вспотевшую трусиху, и они кружили насмехаясь?
Пустомеля, оборвав словесный поток, вырвалась вперёд и с проворством ящерки преодолевала любые препятствия. А их было предостаточно: непролазные дебри. Живые изгороди из скопища стволов всевозможной толщины. Они стояли так тесно, что невозможно протиснуться между ними. Одни стволы свечкой уносились вверх, другие, изгибаясь, извиваясь, протискивались в узкие промежутки. В этом хаосе стволов, сучьев, веток совершенно невозможно было понять, что за порода дерева: то ли сосна, то ли осина, то ли лиственница. Солнечным лучам не в силах пробиться сквозь хвойно-лиственный шатёр, поэтому здесь внизу сыро и тоскливо. Под ногами пугающе пружинит бурый слой слежавшихся листьев, мелких веточек и рыжих иголок, местами слой прошит чахлыми ростками будущих деревьев. И всюду серый с жёлтыми пятнами коросты трескучий валежник. Трухлявые пни как гнилые зубы торчат. Упавшие стволы сопрели, напоминали гигантские размокшие сигареты, обнажив сквозь прорванную «бумагу» бурую начинку.
Я довольно скоро выдохлась от чудовищного путешествия: приседаешь, протискиваешься меж теснинами стволами, обходишь, перепрыгиваешь через завалы… Что бы всё это преодолевать, нужно иметь вместо костей сплошные хрящики, податливые как мягкая резина. А у меня были кости, и они от такого издевательства разболелись и вопили о пощаде. Ноги то цеплялись за присыпанный валежник, то проваливались в невидимые ямы, и я невольно вскрикивала от резкой боли в ступнях. Раздражало и давило на нервы и то, что ни спереди, ни с боков ничего не видно: чёрно-зелёные стены казалось, надвигались и вот-вот сомнут, сплющат…
Пустомеля же двигалась с невероятной лёгкостью точно ртутный шарик. Жгучая зависть меня угнетала: только присутствие девочки сдерживало рвущиеся на волю истерику и слёзы. Отчасти помогало держать себя в руках ругань сквозь зубы.
В какой-то момент, видимо почувствовав, что мои силы на пределе, Спица переместилась вперёд и принялась прорубать просеку. Стоявшие на пути деревья вздрогнув, заваливались на бок, и с оглушительным грохотом ломая ветви, падали к подножию соседей.
Пустомеля с визгом и побелевшим лицом метнулась ко мне, юркнула за спину.
-Спокойно. Ничего страшного. Просто железный дровосек решил размяться. Передохнём чуток,- я опустилась на поваленное дерево.
Пустомеля, всё ещё дрожа, присела поодаль, странно поглядывая на меня.
-Что? Что-то не так?
-Ты прогневаешь лесных духов…
-Это они меня прогневали. Запустили лес так,… что не пройти, не проехать. Дармоеды!- выпалив это, я облегчённо вздохнула: истерика и слезы, рвущиеся наружу пропали, освободив дыхание.
Пустомеля продолжала сверлить меня взглядом, в котором ясно читалось: ага, тебе хорошо так глаголить - ты исчезнешь, а мне здесь ходить…
- Успокойся глупенькая. Никто тебя не тронет. Если пристанут, скажи: придёт Зазирка и выкорчует это место, в пустыню обратит…
Тщетно я себя одёргивала: хватит чушь пороть! Слова без моего ведома сыпались как зерно из дырявого мешка.
-Далеко ещё идти?
- Не…Поприща три…
Это сколько же кэмэ? Ладно, будем считать, что три, три с хвостиком.
Спица удалилась от нас метров на двести, оставив после себя ровную в метр шириной просеку. Поразительно ювелирная работа: пеньки вровень с землёй, все выпирающие ветви отсечены и отброшены в стороны.
Я вскочила и ступила на дивную тропу «вымощенную» белыми кругляками.
- Другое дело! А то, как зверь продираешься сквозь дебри. Пошли Пу…Да, а как тебя родители нарекли? Настоящее твоё имя?
Девочка, еще более поражённая, едва слышно с запинкой обронила:
-Ус…лада.
-Услада? Классное имя, в смысле замечательное. Пошли Услада: торопиться мне надо. Хороший человек там мучается.
-Где мучается? В Пекле?- переборов страх, девочка уверенно зашагала рядом.
Идти по «мостовой» было сплошным удовольствием: ничего не препятствовало, не цеплялось за ноги, за одежду. Как по тротуару идёшь. Можно и расслабиться, поговорить по-человечески. Я вкратце рассказа о «находке» в горах - о замурованном в камне великане, о том, что сейчас за ним ухаживает Ярик. Где это? Понятия не имею.
-Да, ты случайно не знаешь: далеко ли отсюда Оберег Ладанеи?
-Оберег? - Услада тормознула, на лице недоумение: о чём речь?
-Долина Ворожей,- подкинула я подсказку.
-А-а,- встрепенулась Услада, указала влево:- Там. Тётушка Малка сказывала: четыре дня ходу.…Там мёртвое место…
-Чушь! Кто тебе сказал?
- Тётушка Малка. За Оберегом лютый холод, все ворожеи умерли…
-Вот кто Пустомеля: твоя тётушка! За Оберегом живут и здравствуют. И лютого холода там не было никогда. Снег, правда, был, но уже десять лет как его нет.
Я стала рассказывать, что и как в Долине Ворожей. Услада слушала, что называется раскрыв рот, как маленькая девочка увлекательную сказку. Услышав имя «Яга», Услада ойкнула, точно обожглась, остановилась:
- Дева Яга?! Жива?!
-Как я и ты. Только хромает.
-Я вспомнила! Я знаю, кого ты нашла! Это Дрогич! Суженный Девы Яги. Тётушка Малка…
-Пустомеля твоя Малка. Выдумывает, чего не знает…
-Нет! Нет! Это старая-старая быличка. Её все знают…
Cуть былички такова: давным-давно, когда ещё Боги были живы и в силе, жили по соседству с обычными людьми великаны. Волотами их называли. А в степях Дикого Поля проживали поляницы, Девы-воины, богатырки. Они охраняли рубежи государства и брали в мужья волотов. Но прежде вызывали на бой. Если верх одерживал волот, он становился суженым. Если верх одерживала поляница, то поступала, как сердце повелит. Чаще убивали побеждённого, реже- с позором прогоняли, поставив на лоб метку побеждённого. Дрогич и Дева Яга девять раз сходились в поединке, и никто не одерживал верх. Ибо были лучшие из лучших. Богиня Лада наблюдала их поединки: оба пришлись ей по душе. Дабы соперники не погубили друг дружку, Лада пришла им на помощь: подослала к ним сына своего Леля, а он исполнил то, что всегда делал - поразил сердца супротивников огнём любви. А к тому времени на Дрогича уже положила глаз распутница Середа. Подступила с ласками да сладкими речами, только Дрогич отверг их. Словом и делом. Шибко обиделась Середа и замыслила поганое дело: мол, раз не мне, то и никому. Обманом заманила Дрогича в горы, где, сказывали, подло в спину поразила. Кинулась Дева Яга искать любимого, да тут как раз началась Последняя Битва…
В быличке Дева Яга погибает на поле брани бок о бок с младшими Сварожичами и собратьями Дрогича. Автор былички, похоже, слышал звон да не знал где он. Либо выполнял заказ: героев умертвить - нечего слушателей вдохновлять на подвиги. Пусть запомнят одно: кто пойдёт против Морока и его соратников так же сгинет…
-Получается…быличка - кривда?- не то, спрашивая, не то, утверждая, протяжно вздохнула Услада.
- Разумеется кривда! Просчиталась Середа. Вот встретятся Яга с Дрогичем и разберутся с распутницей…
- Хорошо бы и с Мороком…разобраться.
-И с ним поквитаемся, накостыляем. Грядут Услада большие перемены. Пора навести порядок…
-Ты сказала…»Зазирка придёт»…Тётушка Малка говорила: Середа обратила её в рыбу…
- Глупости! Ну, точно Пустомеля.
- Ты её видела?
- Зазирка перед тобой.
Услада изменилась в лице, отпрянула.
- Ты же…Ладушка…- судорожно сглотнула.
- Ладанея здесь,- я приложила руку к груди.- Не вынесла, бедняжка, заточения в Пекле…Дух её перешёл в меня. А зовут меня Варя. Зазирка - это…прозвище. Как твоё Пустомеля. Так что зови меня - Варя.
- В а р я,- медленно и трогательно произнесла Услада, с наслаждением повторила:- Варя. Фу! значит ты не Богиня?
-Я такая же богиня, как и ты.
- Нет,- мотнула головой Услада. - Не такая. Я поняла: ты - Избранная. И у тебя Дар.
-Увы. К счастью или несчастью…
Услада неожиданно рассмеялась, раскованно, с удовольствием.
-А я иду и дрожу вся внутри: Богиня рядом.…Говорю и боюсь: осерчает…и превратит меня в трухлявый пень или лягушку.…А ты не Богиня!
Внезапно грохот падающих деревьев стих. Я глянула вдоль просеки: в полукилометре от нас она упиралась в молочно-белую стену.
-Что это?
-Белян,- просто ответила Услада и сочла нужным перевести:- Берёзовый лес. Немного осталось идти.
C каждым метром белая стена росла и, чудилось, двигалась нам навстречу. Однако это не пугало, а напротив, заставляло ускорять шаг, словно там тебя даруют желанным отдыхом и глотком вкусной водицы. О том, что нестерпимо хотелось пить, я всячески отмахивалась.
И вот, наконец, белая стена встала перед нами, впрочем, сейчас она больше походила на складчатые шторы из лёгкого прозрачного полотна. Солнечные лучи за ним дробились, блестели, сверкали. На время даже пришлось постоять, зажмурившись, дабы успокоить поражённые глаза. Да, это был удивительный берёзовый лес. Я была не просто поражена - ошарашена: больше двух рядом стоящих берёз сроду не видела, а тут сотни. И все ровненькие, чистенькие, блестят ровно отполированные и лаком покрытые. Не предупреди меня заранее, я бы с ходу решила: эти колоны из гипса, а смолисто-чёрные пестрины нарисованы тушью.
Удивляла и странная, нет, напряжённо - настороженная тишина. Словно лес затаил дыхание и гадает: что за гости пожаловали? чего от них дурного ожидать? Похоже, эта красотища поразила и Спицу: зависла перед длинными изумрудными косами, нервно подёргивая крылышками. Каким нужно быть чёрствым чурбаном, чтобы рубить этих красавиц! Неужели у этой железяки есть душа, робеющая перед красотой?!
Как же мне хотелось неспеша бесцельно побродить меж белых колон, потрогать каждую, послушать затаённый шелест листочков.… Но, увы, увы, увы: надо спешить.