ГЛАВА 45
За довольно короткое время я узнала следующее:
Когда успокоились от пережитого, когда иссякли слёзы, вдруг проявила себя Добронрава. Веско заявила: поскольку она здесь одна не из простолюдин, а дочь воеводы, то и Cтаршей по праву будет. Однако все душой тянулись к молчаливой и уверенной Дикуше, дочке коваля. Дикуша не претендовала на старшинство, она просто делала то, что подсказывало сердце. А оно в первую голову подсказывало: устами Пустомели глаголет истина. Стала прислушиваться. Некоторые взрослые женщины последовали её примеру. Добронрава почувствовала угрозу своему лидерству и всячески вызывала тихоню Дикушу на конфликт. Дикуша уклонялась от стычек, продолжая начатое: нашла место для новой веси, организовала строительство шалаша для всех, сбор ягод и грибов. А на зорьке с добровольцами сходили на пепелище. Собрали тела павших сородичей, совершили, как полагается похоронный обряд. Вернулись, пригнав двух коров и пяток коз. А так же принесли кое-что из съестного, обнаруженного в подклетях. Затем ещё дважды сходили: выбрали зерно из схронов. Попутно пособирали утварь и орудия труда.
Ночь прошла спокойно, а по утру обнаружилась утрата: все те, кто открыто ратовал за лидерство Дикуши, не проснулись. Умерли во сне.
-Так будет со всяким, кто осмелится оспаривать моё старшинство,- заявила Добронрава.
Её слова точно плетью стеганули. И вспомнилось оставшимся, что у Добронравы бабка по отцовой линии была ворожеей. Не бог весь какая, но кое-что могла. И внучка в любимицах хаживала, стало быть, старая Охожа передала науку в наследство. Испугались, понятное дело, и переметнулись на сторону Добронравы. А Дикушу определили в изгои.
Ушла Дикуша, слово не обронив. Выделили ей топор, куль зерна, немного соли. Иные и рады были последовать за Дикушей, да боялись, что "воеводша" нашлёт смертельное проклятье.
С той поры минуло три лета. Худо-бедно Добронрава справлялась с управой: поставили избы, хлеб растили, огородные растения. Скот неплохо плодился: бычок для коровушек сам приблудился. Ставили борти, силки, делали запасы на зиму. Вроде жаловаться было не на что. Только Добронрава с каждой седмицей всё жёстче становилась, помыкала каждым, ровно все её челядь. Одна женщина возроптала, так в одночасье слегла: зубы расшатались, волосья повыпадали, в три дня сгорела в лихоманке.
-Кому ещё не по нраву моё старшинство?
Более охотников перечить воеводше не нашлось. Три отроковицы прилипли к Добронраве готовые пылинки сдувать с неё. Позволяли помыкать собой, а дабы заполучить большее расположение, докладывали о каждом чихе остальных: кто куда отходил, что говорил, с каким выражением лица. Надо сказать, репрессий не следовало: должно быть, Добронрава не видела в том крамолы. Пока.
Зимой пряли шерсть, вязали одежду. Кто-то высказал осторожно: может сходить в соседнюю весь, разжиться полотном, да тройкой кур-уж больно яищенки хотца? Добронрава сказала, как отрубила: нет! что б больше я не слышала подобных предложений. Даже не удосужилась объяснить, почему нет.
Пустомеля уверена: Добронрава боялась обнаруживать себя. Нет, не татей она боялась, а своих: прознают тамошние парни, что здесь девицы свободные без родителей и без конкурентов, протопчут тропу. А там глядишь смекалистый найдётся и пожелает взять вЕсь под сильную мужскую руку. Что тогда будет Добронрава? Обычная девица.…Не люба ей такая перспектива.
В каждодневных трудах и заботах опомниться не успели, как пролетело два года. Отроковицы стали девицами, и по весне кровушка взыграла: удумали проситься в соседнюю весь на праздник. Добронрава наложила строжайший запрет. Но жажда любви была сильнее. И одна девица не стерпела: бросила в лицо Старшей обидные слова и намеревалась уйти. Только не прошла и десяти шагов, как упала, корчась. А вскоре померла от кровавого поноса.
Дабы впредь не дошло до подобного, Добронрава приготовила зелье и заставила испить всех девиц и отроковиц, а так же взрослых женщин. Облило ядом не только ростки любви, но и отравило почву, на которой они прорастали.
Но больная душонка Добронравы на этом не успокоилась. Что-то терзало и грызло её изнутри. Cказывали, что она первая испила своё зелье, едва приготовила, стало быть это были не муки жажды любви.
Спустя полгода её терзания вылились в очередное преступление: были умерщвлены все мальчики, не взирая на возраст. Заснули и не проснулись. Похоже, Добронрава заглянула в недалёкое будущее и увидела нынешних мальцов цветущими парнями, каждый из них мог по праву сильного претендовать на лидерство. Да и какой уважающий себя мужчина потерпит над собой власть девицы. Тем более такой, с изъяном.
Эта дрянь запугала всех так, что они радоваться разучились, с оглядкой улыбались. Поэтому и встретили меня не так, как должно быть: сдержано, глуша рвущиеся наружу чувства. Я пришла и уйду, а Добронрава останется…
Мой - точнее приход Ладанеи - Пустомеля предсказала ещё вчера. По обыкновению, рассказав свой сон. Внешне как всегда выслушали, снисходительно усмехаясь: мол, мели пустомеля, твоя неделя. А внутри каждая не сомневалась: так и будет! Явится Ладушка и.…Наверняка их жизнь круто поменяется.
Возможно, за глаза Пустомелю давно зовут Ведуньей. Добронрава в том числе: она потому и бесится, что сие ей неподвластно. Конечно, она может запретить Пустомеле, вообще открывать рот, на худой конец просто отправить несносную девчонку в царство Марены, но… тогда как она Старшая будет знать, что произойдёт завтра, через седмицу? «Вещие» сны Пустомели чрезвычайно раздражают, но из них можно черпать полезную для нее Старшей информацию. Поэтому и терпела Пустомелю, смотрела сквозь пальцы на её вольности. Одно время даже попыталась приблизить к себе, приручить, но скоро поняла: есть певчие птицы, которые в неволе не поют и чахнут. Пустомеля их таких.
Продолжая играть роль бестолковой дурёхи-балаболки, Пустомеля воспользовалась своей «льготной» свободой и проторила потайную тропку к Дикуше. О, Боги Светлые! как же ей не хотелось уходить от гостеприимной и радушной Дикуши! Зачем возвращалась? Опасалась за судьбу остальных: разгневается Добронрава, узнав о побеге, совсем ополоумеет, и…Страшно представить, что сотворит с теми, кто рядом: на ком-то надо отыграться, злость сорвать…