Она писала ему письма, а он думал, какая она хорошая, но хорошо бы ей быть здесь, рядом... сейчас. Они и виделись всего один раз, на нейтральной територии – два провинциала приехали в столицу на Праздник Города с разных концов страны. Праздник, конечно, был пышный – столько людей, идущих парами, группами, по одному, смеющихся, разговаривающих (даже на разных языках), всё украшено флажками, разноцветными гирляндами, то и дело проезжала машина с музыкой – а вечером был большой концерт. Но разумеется, праздник – только повод; с самого начала их знакомства подразумевалось, что они встретятся. Однажды. И вот... Он как-то пил пиво, сидя скраю на лавочке в парке, и мимо всё шли пары, одна за одной – как парад! – и он вспомнил о ней. Она за сотни километров – надо было только вздохнуть и переключиться на что-то... Стоп! На работе сегодня говорили о столичном Дне города, в следующее воскресение, «Я была в прошлом году и...», «Мы тоже ездили с мужем..», «Погода как раз отменная, мы целый день...» и т.д. – почему бы не предложить ей?.. И в тот же день (радуясь хоть какому-то воплощению сердечной и иной жажды, большей частью перекладывая её на будущее...) в коротком внеочередном письме он изложил своё предложение, запечатал и понёс.. «Подождите!» - остановил почтальйона с мешком, уже садящегося в машину, и отдал ему прямо в руки. «Ушло», - подумал он, глядя вслед удаляющемуся автомобилю. Пока дошёл домой воодушевление не исчерпалось, он взял деньги и пошёл на вокзал за билетами: туда и обратно. Уверен ли он был, что она согласиться?. – просто это чувство, что всё хорошо и ладно... Это как история: ты уже почувствовал её дух – она не может закончиться иначе! «..А если что, билеты можно возвратить» - но "если что" это так сухо, совсем не вписывается в настроение – ну его! Вот билеты уже и в кармане..
...А вот он уже на вокзале, приехал на час раньше её, теперь ждёт – совсем немного осталось до прибытия.. В письме она очень его напугала: «Ну не знаю – и сессия на носу, и вообще...» «Вообще»? что это значит?.. – может, для неё это забава, их отношения, их... дружба, - и совсем она не хочет с ним встречаться, – вот дурак!., ну что ж, ладно, завтра утром сходим на вокзал, сдадим.. Хотя, конечно, чуть глубже сердце затаилось и ждало, веря... «Ну что я тебе скажу, - писала она после целой страницы запутанной болтовни о своих делах, о том, что поклеяла новые обои в спальне («...а они все скукожились, представь?») и купила к ним недорогой, но милый торшер – и вот после целой страницы.. да нет же, листа!. этого мрачного и надеющегося напряжения: - Мой поезд 342-й, пятый вагон, прибывает в восемь тридцать. До встречи!» Ну хулиганка, фуух, – как же хорошо!
Объявили 342-й, он напрягся – неужели сейчас это случиться? Поверить трудно... В третий раз за этот час ожидания закурил, но почти сразу выбросил – встречать с цыгаркой в зубах!. А познакомились они просто – через газету; есть такие объявления, не то чтобы о знакомстве – обсуждают разные темы, дискутируют, но в конце многих писем адреса – дескать, пишите, сойдёмся ближе. Он как раз тосковал в то время – да, всё чаще это случалось... – и газета эта попалась случайно... Она писала, пытаясь помочь одной девушке, что просила совета: «У меня тоже такое было, и знаешь, это совсем не конец света.. Может даже сложиться очень хорошо»; он никогда ни с кем не переписывался (только сестре в детстве слал открытки, выписывая поздравление разными фломастерами, – теперь сестра за границей, звонит иногда), но ему вдруг так захотелось написать этой Тайне.. Она подписалась так, там в газете редко кто указывал своё настоящее имя, встречаясь иногда, оно выглядело даже как-то... странно.
И он написал; сказал, что думает о той проблеме, что ему нравиться та же музыка, что в их городе во всю идёт подготовка к Новому году – «А у вас?»... Но когда писать уже было больше нечего, оставалось чувство неудовлетворённости, говорящее: ты ходишь, друг, вокруг да около – а главное-то где? А о главном можно было написать совсем немного: «Я почувствовал в твоём письме что-то родственное, что-то притягательное для себя – просто захотелось написать, и вот...», вместо того два листа обычного трёпа. Он подписался «Сокол» - это было немного смешно.. но красиво и благородно. Под стать «Тайне».
Она ответила ему. Почти через месяц, когда он почти разуверился, - тем больше была радость. Уже почерком и приветствием своим («Здравствуй, Сокол» - не какие-нибудь «Приветики!», этого он не любил) она понравилась ему; и дальше сердце билось всё сильней (ему даже стало неловко: вдруг кто услышит... ну увидит - что он так возбуждён), она писала так хорошо, и таким всё казалось ему знакомым, родным. Так легко и загадочно...
Началась переписка: одно-два письма в месяц; всё о том же, о каких-то проишествиях, повседневных делах, какие-то лёгенькие темы: мысль туда – мысль сюда – но просто получить письмо, кажущийся таким тяжёлым свёрточек, подписанный знакомым почерком – а внутри ещё больше!, внутри тайна.. и сразу даже не важно о чём там, - потом, поднимаясь с письмом домой, начинаешь угадывать, предполагать... Наконец вскрываешь – и на время погружаешся в безмолвное (внешне) общение; кажется, вот он, этот человек, ты его видишь так хорошо.. Читаешь, невольно улыбаясь, то замирая, то радуясь – простым вещам! – и уже откуда-то начинает надиктовываться ответ. Хорошо бы эти слова, такие точные, уместные, только тобой слышимые, сразу же передать по какому-то телеграфу, с помощью какого-то прибора туда, в другой город – ведь можешь растерять (даже если сразу сесть за письмо), и потом кажется, что пишешь совсем не то, сердишся на себя: не удержал! ..А в другой раз сядешь, ни о чём особо и не думая, - напишешь одно слово, затем второе – а вот уже и письмо готово; и чувствуешь: то.
Родители над ним посмеивались: «Что там за Тайна тебе пишет? Она хоть фото тебе прислала?», и младшенький то и дело прососвывал свою наглую голову в дверь, когда он писал письмо, и потом на всю квартиру вопил: «Пишет! Пишет! Любовное письмо!» Он очень сердился на них, и настроение могло быть совсем испорчено – сбитый на полуслове, он мог потеряться: что дальше? – иногда приходилось заканчивать чем-то по смыслу – мысль никак не хотела возвращаться. Попадая в поле чужого зрения со своим занятием, он, не сознавая, чувствовал себя виноватым – желание писать отпадало... На какое-то время; о его «писательстве» забывали за другими занятиями да и он начинал чувствовать нехватку чего-то – незавершённое письмо ждало его, он вспоминал её (виденную в почерке, в особенных словах) и чувствовал, что сейчас может сказать. Хоть он и чувствал порой стыд, но не хотел оставлять эти отношения, тем более перспектива, что они когда-то изменят форму и станут более непосредственными, близкими, не покидала воображения; тогда можно будет и родителям ответить: видел, дескать, и...
Когда она сошла с поезда, в белой кепке (как и условились, - он был в красной футболке), он почувствовал некторое разочарование: это совсем не та девушка, не его Тайна – но они приветствовали друг друга..
-Ну вот.. привет.
-Привет...
...вошли в здание вокзала, осторожно завязался разговор, - через час он уже заключил для себя: она, она. Но всё-таки именно в письмах была та Тайна, особенная и, кажется, совершенная, и он был отважным и быстрым Соколом, – тут они просто Люда и Сергей, она скромная, далеко не красавица, может, даже боялась его, а он... кто знает, как он видиться ей.
Но продолжали общаться, и всё легче это становилось, - звучали шутки, лился смех – неужто двое людей не смогут найти общего языка, тем более прообщавшись до этого полгода? Они бродили по городу, выбирали сувениры, фотографировались, молча смотрели на закат со смотровой площадки, потом опять говорили о чём-то, уже задушевным тоном, а когда вечер начал скручивать яркость, влились в большой поток, направляющийся на площадь, где должен был проходить концерт. А там совсем уже много людей, впереди мелькающая, иногда проходящаяся лучом по народу и жужжащая настраиваемыми инстументами, гитарой, барабанами, то обзывающаяся по человечьи: «расс-рас» сцена. Он предложил ей пива.. «Я не пью». Он слегка смутился; опять лёгкое разочарование, ощущение, что это не то, он ошибся... – но тут грянула музыка и забрала всё внимание себе. Они качались вместе со всеми в ритм, не слыша себя, но как свой голос слыша всю толпу, напевали знакомые слова, потом кричали, когда песня кончалась, хлопали – она один раз завизжала – и уже беззвучно (в окружающем шуме) рассмеялась сама себе, – он свистел, кричал «Давай!», тоже смеялся.. Потом она показала ему на часы и они выбрались из толпы на тёмные и всё-таки людные улицы – хотя казалось, что все там, на площади, звуки которой становились всё тише за спиной... (совсем стихли за каким-то поворотом). Они шли медленно (до поезда ещё час, они уезжали с разницей всего двадцать минут), тихо незнакомый город проплывал мимо них фонарями и тёмными закоулками... Она взяла его под руку, и это было неожиданно: внутри заколотилось, поднялось волнение – но наверху ни движения; потом он успокоился, и рука эта стала чем-то особенным, источником жизни (и, если б он мог тогда сравнивать, может понял бы: ценее любых слов – и тем более образов, представлений о человеке, игры во что-то особенное...)
..Они стяли перед её вагоном – в некотором замешательстве, надо было, видимо, сказать что-то особое – но не находилось, а то, что приходило на ум, казалось лишним. Она стояла, опустив голову, делала вид, что с интересом наблюдает за работой железнодорожников на соседней платформе... Потом она подняла голову и посмотрела прямо на него – он (смотревший тоже куда-то) увидел и тоже повернул голову. Она пристально смотрела на него несколько секунд, он, смотря на неё, очень волновался, уже хотел отвести взгляд.. но она сама – вновь опустила голову, потом начала что-то неспеша искать в сумке...
-Барышня, вы сюда? Отходим..
-Сейчас! – Она выдохнула и подалась вперёд обнять его; он тоже приблизился, зная, что разлука сейчас всё сгладит. Мгновение тепла.. и быстрое прощание: - Ну пока. Пока... Сокол. Пиши!
-Пока. Обязательно..
...и расстались. Он остался один на перроне, с неясным волнующим чувством – и стоял до тех пор, пока не объявили прибытие его поезда. Но стоило тронуться по пути к дому, и всё отошло – стало легко и понятно. Он вышел курить в тамбур и с удовольствем наблюдал, как чёрные деревья мелькают за стеклом в синей ночи. «Можно? – въехала подвыпившая дама. – Не дадите женщине огня..» Он щёлкнул зажигалкой, пламя на секунду осветило её лицо (казалось спящее – только сигарета торчит в вытянутых губах); погасив окурок, он пошёл в своё купе.
*
Вот встреча -
и мечта
Волной прибойною
разбилася о скалы...
Ей в океане дом,
но всё ей было мало.
Она всё мчалась,
зная, что пуста..
Она искала Суть!
Кому-то ветер раздувал ветрила -
Она ж быстрее ветра
неслась вперёд:
За годом год;
Под небом серым;
таща немалый груз
того, что было...
Полка преград.. -
Сметя, пройдя сквозь них
и не заметив,
Туда, вперёд,
где долгожданный брег,
Где после лет и киллометрв
окончен будет бег.
И вот оно!.
Угрюмые громады...
Не верь, не верь! -
Земля полна чудес!
...Лишь лёгкий всплеск -
алмазный бисер на камнях
слезой Паллады..
«Вот если бы она была сейчас здесь!..» – но её не было, что поделаешь, да и письма он уже давно от неё не получал...
Изменилась ли переписка после встречи, того, на что втайне рассчитывали оба (если можно было бы измерить и сравнить, может, оказалось бы, что кто-то больше), что представляли и время-от-времени тонко или или совсем недвусмысленно намекали друг другу? Да, что-то изменилось.. Прежде всего, конечно, в них, в их отношении, в надеждах, мечтах – ну и отразилось на письмах; они стали более... формальные?
Он, как только вернулся домой из столицы, тем же вечером начал письмо, откровенно описывая свои ощущения от обратной дороги, радость возвращения домой, хоть и отстустсвовал всего сутки, - ему будто хотелось сказать: всё так же, всё по-прежнему. Он хотел сохранить их отношения, хотя... Проснувшись на следующее утро и позавтракав, он хотел дописать письмо, кое-какие наметки остались в голове.. – но, сев за стол, понял, что не может: вчерашнее настроение ушло, и то, что он хотел сказать, выглядело теперь глупо, бессмысленно. Просидев над листом минут двадцать и всё больше раздражаясь, он наконец встал – «Потом допишу», – но появиться ли потом смысл?..
Он всё-таки дописал и отправил – когда понял снова, что не хочет терять эти отношения, что... Это случилось через неделю после прибытия и начала письма, он всё это время пытался разобраться в себе (что было не совсем характерно для него – непривычно и напряжённо), и наконец состоялся откровенный разговор – которого он всю эту неделю боялся, но теперь, выражая, освобождал душу. «Может быть, ещё что-то получиться.. Может быть?» – спрашивал он себя и вспоминал моменты их встречи. А там было разное: и разочарование, когда впервые увидел её, и узнавание потом знакомых штрихов в её манере общаться, и много нового, чего, кажется, совсем нельзя было увидеть в письмах... так много разного, что-то радовало, что-то огорчало и смущало, но главное – перед ним обычная девушка; живи они в одном городе.. да, скорее всего, даже проходя часто рядом друг с другом, не обратили бы на проходящего/проходящую мимо внимания – только короткий взгляд, и дальше.. Столько людей проходит рядом с тобой каждый день - что, смотреть на них всех! да и смотря, что ты увидишь? Он смотрел, смотрел в троллейбусе – на стоящих рядом и на проходящих или ожидающих чего-то за окном, - смотрел, идя по улице, смотрел на работе в офисе... Многие ему нравились, но, даже если не брать в рассчёт его застенчивость, которая, к тому же, в последние пару лет сдала позиции перед его решительным напором, мыслями о фактической взрослости, он не стал бы знакомится с девушкой просто по первому впечатлению, ослеплённый блеском красоты. Не более ли важно то, что за красотой.. – это он так думал; когда же они встретились, понял (в долю секунды), что просто не сможет влюбиться в ту, которая перед ним, это не то, что он ждал (и, скажем по секрету, она сразу уловила это замешательство в его глазах).
Идя с ней тогда по вокзалу, было две паралельные мысли, внимание перескакивало то на одну, то на другую, – он думал, что надо не показать своего разочарования и сейчас же как можно скорее начать разговор (о чём, о чём?!. все темы и заготовки вылетели из головы!..), и он думал, что ему всё-таки нужна красивая – красота, оказывается, не такой и маловажный фактор, конечно, не только она, но без неё... Впрочем, это были ручейки одного течения, но разные – радостное освобождение себя от табу на красоту и (возвращаясь к реальности) напряжённые попытки законспирировать душу, не выставить себя.. - кем? Зачем ты приехал сюда? (зачем хотел встретиться со мной? – может, и её глаза пытались выяснить). Вот-вот: зачем? Скажи себе правду!
Но время идёт, двигая всё за собой, одно меняется, а то забывается, – от какой-то искры зажёгся их разговор, и вот они уже болтают непринуждённо, смеются и решают куда им теперь пойти... Он снова тайком взглядывал на неё, убеждался в первичном заключении (тут не было ничего оскорбительного – просто не она, или ;не для меня;), но появилось и новое – ощущение присутствия человека... Неделю спустя поездки, он (не сознавая этого) выбирал между этими двумя – разочарованием, которое говорило прекратить отношения.. ну, как-нибудь притормозить понемногу, потом однажды при случае, может, будет ситуация.. сказать всё. Попробовать объяснить.. – да просто сказать и всё!, они же не дети; она-то поймёт, точно. Второе же - это ощущение, оно вспоминалось теперь как – водою на солнце блестящая – самозабвенная радость в их разговорах (тут ему приходило в голову: «Друг?..» - да нет, что за чупуха), как совместная увлечённость (видом или маршрутом), ну и потом эти моменты, когда качаешся с ней и со всей толпой, кричишь и апплодируешь, и та прогулка к вокзалу, когда она держала его под руку... Это последнее было очень питательной пищей для надежды, а значит для мыслей о будущем, разных возможных варинатов его, – именно оно, это ощущение, проиллюстрированное подобранными моментами взаимопонимания, и склонило на свою сторону весы в конце того мысленного разговора. Не то чтобы было нечто определённое – решение, понимание, – но имея в виду это чувство, он отодвинул дальнейшие разбирательства до других времён или особых ситуаций (так сказать, до случая) и пошёл дописывать письмо. «Может быть, кто знает...»
А спустившись с запечатанным конвертом, он заметил белеющую в круглых дырках населённость почтового ящика – это было письмо от неё... Он тут же, одолевая напряжённое предчувствие, что сечас кто-то выйдет и будет заглядывать через плечо, откупорил и стал читать. С радостным чувством читал, как ей понравился праздник и весь этот день, - много хороших, тёплых... общих слов, и больше ничего: ни о нём, ни о них. Только в конце: «Надеюсь, мы встретимся ещё» – до этого письмо ему нравилось.. Но, разорвав свой, свежий ещё, не заезженный почтой (и не приобретший особого отпечатка дороги) конверт, он дописал на остатке листа, после отчерка «Твой Сокол»: «Только что получил твоё письмо. Я тоже надеюсь». Что-то проняло его в тот момент и писал искренне, но отправляя письмо, думал, что, может, это достаточно двусмысленно... Когда отправил, пронеслось: «Как же я устал со всем этим...»
Переписка возобновилась, хоть и с несколько боґльшим периодом – теперь одно письмо в три недели – месяц. Но всё так же радостно было получать письма, а написано там было снова ни-о-чём: то то, то сё – хроника проишествий; о встрече будто и забыли – однако она часто щекотала его память неясными чувствами. Общение забуксовало из-за него – он писал, что много работы, устаёт, вечером нет никакого желания даже говорить, не то что писать. А на выходных дача (был конец лета) – «Извини, если заставляю тебя ждать». Её ответ приходил не позже чем через неделю – она требовала не говорить глупости: «За что извиняться! Я ли не знаю, что такое запарка?», - и далее весёлые, складные, знакомые строчки.. Он был и благодарен, и отягощён...
К ним на работу пришла новая сотрудница, знакомилась со всеми, угощала яблочным пирогом.
-Привет, я Света.
-Сергей.
-Бери..
-М-м. Надеюсь.. мы сработаемся.
Уже в первый день они очень хорошо беседовали в курилке – Сергей рассказывал как попал на эту работу, какие тут «подводные камни», Света тоже рассказывала о себе, о том где работала раньше, что ей там было не по душе и т.д. А по пути домой он купил пива и остановился на мосту: диллема, однако. Впрочем, этого он ещё не понимал, была только какая-то некомфортность внутри, борьба, что ли..
«Вот если бы ОНА сейчас была здесь...» - подумал он утром следующего дня, когда голова и ситуация немного прояснились. Но её не было, ничего не поделаешь, она далеко, на расстоянии двух почтовых дней, а жизнь – идё-ооот.................
«У неё своя, у меня своя» - понял он через две недели, не получая её письма и пока сдерживая себя от флирта со Светой – которая была так доступна, открыта. Конечно, никто никому ничего не обещал – это же глупость, в самом деле!, да ладно, он знал, что она поймёт. Всё-таки они такие друзья, их дружбе всего год, но знают друг о друге столько, что и не все родственники так коротко знакомы. Она поймёт. Вот только придёт письмо от неё, в ответе он ей всё честно расскажет - ведь Света такая чудесная, ему так легко с ней общаться, и от самого присутствия её становиться радостно (это было похоже на то чувство, которое он впервые испытал в столице, рядом с ней, своей – раскрытой? – тайной, – но чем-то и отличалось). «И что, надо будет закончить общение?» - не будет ли это признанием, что она для него была лишь воможным (хоть и несколько фантастическим, учитывая разделяющие их километры) вариантом, который теперь отпал?. Но и продолжать не имеет смысла. Да, дела.
Лучше, наверно, было бы не писать никому – на что ты рассчитывал? поддался слабости! – нужно было просто обождать – ты же нормальный парень (ну не везло раньше – бывает!), что, не найдёшь себе ту, которая тебе бы вполне понравилась (думал он, и что-то похожее ранее говорил ему отец); но теперь распутывай – покажи взрослую рассудительность. И он был готов – вот только письмо придёт...
Письмо пришло. Он как раз возвращался, думая о ней, своей далёкой подруге, которая его так подставляет, сердился за то, что ему приходиться из-за этой неопределённости отодвигать свою судьбу, быть может (надо же разрешить одно, потом начинать другое).. В подъезде было темно, горящая на втором этаже ртутная лампа просеивала только очертания ящиков; он отыскал ключом отверстие – и вместе со спортивной газетой, которую выписывал отец, достал продолговатый худенький конверт. Дома никого не было – «Уехали в гости. Картошку разогреешь» (записка), - он расслабился: можно прочесть спокойно. Он бросил рабочую сумку, скинул куртку, сел в большой комнате...
«Привет, - обращалось к нему письмо. –
¬Извини, что так долго не писала, были обстоятельства... впрочем, не важно. В общем, у меня было время подумать, и вот что: по-моему, нам надо прекратить эту переписку. Что это для нас? Просто приятное равлечение?.. – я не против приятностей, но если это мешает чему-то, что... более реально – ближе, ощутимее, - то нужно поставить точку. Ты согласен? Я не застала тебя в расплох?
У нас у обоих свои жизни, эти письма как ниточка, которая соединяет их, - но она такая тонкая! и разве был у неё шанс не разорваться? Будем честны друг с другом и... расстанемся друзьями. Я хочу этого, хочу, чтобы не осталось неприятного следа.. ну, ты понимаешь? Не думай, что ты там в чём-то виноват – глупости! Всё просто происходит...
Что ж, лети Сокол!,
а если я вдруг тебе понадоблюсь, представь, что я рядом,
твоя Тайна»
Вот и всё письмо.
Сергей, сидя на диване с исписанным листком в руках, был ошеломлён, взволнован – «Не пойму...» Но волнение постепенно (хоть и не до конца) переходило в радость – теперь он свободен! Разве всё сложилось не самым лучшим образом? Да, именно так. «Спасибо, мой ангел хранитель, - улыбнулся Сергей письму, таинственному и такому ясному, - спасибо!.»
И он уже думал, в какое же кафе завтра пригласит Свету, что наденет на встречу.., и даже не заметил, что на конверте нет штемпеля.
Потом, через годы, – он уже женат и имеет сам сына – просматривал письма, сохранённые когда-то, увидел последнее – не замаранное дорогой, не примятое руками почтовых работников...
Остаётся только вспоминать, думать.. – но всё равно возвращаться к тому, что есть (каким бы оно ни было для тебя...
сейчас )