Часть IV – Турнир
Глава 9 (28) – Размышления сэра Бертрана де Борна
После долгих обсуждений мы решили, что вполне достаточно взять с собой пять человек: проводника, кучера и трёх слуг… Нам нужны были люди храбрые, надёжные, на которых мы могли бы полностью положиться.
Генри Райдер Хаггард, «Копи царя Соломона»*
-----
* Пер. Н. Маркевич.
-----
1
Занимательная вещь эта бумага. Или «бамбигия», как её ещё называют, хотя это неверно. По ней можно писать, на ней можно рисовать. Можно просто отбросить или даже сжечь, потому что выскоблить её как пергамент невозможно. Она недорога в изготовлении, она бела как свежий снег… Строки на ней могут стать стихами, могут стать любовной запиской, могут стать доносом… Чем-то она напоминает человека. Она близка нам, людям. Помещая в неё свою душу, мы творим незаметную магию, или… творим молитву?
Я разбираю свои старые бумаги, проглядываю нотные записи. Вот интересная запись, её мне подарил один мавританин… сарацин…
Гм. «Сарацин». Это вы здесь, в Европе, привычно именуете всех восточных людей этим названием, не разбирая, кого именно имеете в виду.
Есть арабы, есть сельджуки, есть сирийцы, есть бедуины, есть мамелюки Египта. Есть воины, есть священники, есть торговцы, есть простые крестьяне. Может быть, единственное, что их объединяет – сочетание покорности судьбе, а с другой стороны – их гордости. Помню, как вступив в одну из горных деревень, мы не нашли в ней ни одного человека. И причина их отсутствия была ужасна. Они все покончили с собой, бросившись в пропасть… Да, да, именно так. Они узнали, что идём мы. Они представили, как воины с крестами на одежде врываются в их дома, насилуют их женщин, убивают или отдают в рабство детей… И решили, что уйдут сами.
Война… она не щадит никого. Я побывал во многих схватках, не задаваясь особенно вопросами: за что идём и за что боремся? Да, я воин, и призвание моё – битва. Но когда случается такое…
Вспоминается Саладин.
«Почему же ты не принёс с собою лютни, молодой певец?»
Вот.
Вот где должны соревноваться меж собою люди! И именно этому должна быть посвящена их недолгая жизнь!
Ибо жизнь человека напоминает песню.
Мелодию её мы нащупываем пальцами правой руки; струны можно перебирать медленно, а иногда бросать на них пальцы, ураганными аккордами поражая слух людей; а можно чередовать то и другое – так по-разному бьётся наше сердце в зависимости от наших чувств и мыслей; а можно заставить их замолчать, прихлопнув струны ладонью.
Гриф лютни напоминает позвоночник. Как говорил мой восточный учитель, здесь требуется особенная чувствительность и точность пальцев, она должна стремиться к той тщательности, которую проявляет Бог, ведя нас по жизни, создавая ситуации, ставя перед нами цели, помогая определить задачи и… находить их решения, быть может?
В словах песни – наши чувства и мысли. Верно подобранные слова, слитые с мелодией напева в единое целое, раскрывают нам смысл существования. В этом существует великая ответственность певца и в этом – высокое мужество Слова.
Есть песня-марш, есть песня-танец, есть песня-молитва.
Но это ещё не всё.
Модуляции нашего голоса, его громкость и тембр?
Молчание… вернее, умолчание – что стоит за словами?
Настроение, с которым мы совершаем этот великий акт? – который есть акт любви, или молитвы, или нового рождения на свет? Наши чувства, мысли, идеи? К чему ты стремишься, во имя чего живёшь, зачем ты сочинил всё это, зачем, кому и что поёшь? Что за звезда ведёт тебя по жизни?
Присутствует ли в тебе любовь?
И что она, любовь? Бесплодное ожидание высшего счастья? Идея, что овладела твоими чувствами? Радужный кошмар, что прерывается жестоким пробуждением?
Или же она – в невольном сочувствии? В желании защитить, помочь, развеселить, развлечь, вызывая улыбку, привлекая внимание к себе?
Откуда же оно берётся, желание?
«Ах, как ты стараешься, милый – конечно, для меня, любимой…»?
Человеку не свойственно долго оставаться одному. Там, где это, волей случая, всё же происходит, он порывается разговаривать с собакой, или птицами, или цветком, или с самим собой, или со стенами своей темницы.
Полностью одинокий человек, презирающий общение – злобен.
Быть может, любовь – это поиски собеседника?
Мы не в силах, по своей природе, лицезреть Божества… так, поэтому, пытаемся увидеть Его в лучшем из Его творений?
Так маленькие щенки, разлучённые с матерью, к которой не могут прижаться, сбиваются, в конце концов, в одну кучу. И дело даже не в том, что им холодно, но в том, что они одиноки и ищут подобного себе.
О мои добрые, о мои милые, о бесконечно великодушные друзья мои! Как благодарен я Богу, что Он позволил мне встретить именно вас на моей жизненной дороге! Как вы меня понимаете, как мне сочувствуете, как поддерживаете в тяжёлые минуты! Как вы терпеливы к моей преждевременной старости в суждениях, как, подобно чуткому и умелому лекарю, понемногу, терпеливо помогаете мне избавляться от этой болезни!
Вы смиренно сносите мои ворчание и грубость. Вы тонко различаете, когда я расположен к общению, а когда желаю остаться наедине со своими мыслями. Вы не навязываете мне своего общества и не докучаете несвоевременными советами, но всегда рядом, когда я действительно нуждаюсь и в общении, и в советах.
Вы, которые, как и я, не раз смотрели глаза в глаза смерти, но никогда не бравировали этим. Вы, изведавшие любовь, но никогда не посмевшие бы смеяться над нею. Хотя, каждый из вас знает немало весёлых историй, но ни в одной из них нет и тени ни ненависти к человеку, ни издевательств над его страданиями…
С вами я вновь обрёл стихи и песни. С вами я вспомнил, что, помимо бесконечной и полной испытаний дороги, перемежаемой кровью сражений, сопровождаемой разочарованиями из-за лжи и предательств, дороги, что до того проходила в изнуряющей душу погоне за идеалом – в ней существуют и другие явления, когда залечиваются раны, когда уходит тоска, и начинает быть видимым свет вдали, и сама жизнь проявляет новый смысл.
Я стал очень бояться потерять вас, мои верные попутчики Свыше. Хотя, и предчувствую, что это, в конце концов, всё же произойдёт, и мы разойдёмся по своим мирам, сохраняя светлую печаль друг о друге.
О чём беседуем мы?
Не о сражениях или подвигах, и не о любовных победах, не о деньгах, не о славе… Мы стараемся не жаловаться на здоровье, не вступаем в склоки, не интригуем, не сплетничаем. Почему так? Разве так бывает? – спросил бы я ещё недолгое время назад.
Или мы, все мы чем-то отличаемся от большинства людей?
Или секрет всё-таки не в этом?
Я смотрю на себя в зеркало. Это удивительное изобретение. Пусть монахи твердят, что его изобрёл сатана, но в нём я наблюдаю не столь свои достоинства, сколь недостатки. Сатане сие невыгодно, он льстец и лжец, а значит, зеркало – изобретение Божье. Только Он, помогающий каждому из нас почувствовать своё истинное «я», а именно – совесть, мог бы подарить нам такое.
Я вижу холодные, без искорки тепла, настороженные глаза. Как будто сам себе хочу нанести удар или целюсь сам в себя из арбалета. И ещё я вижу губы, и они улыбаются.
Да, таков я и есть. Я привык ожидать засады… Помнится, славный де Гриньоль, что учил нас с Констаном мечевому бою, говорил: всякую минуту готовься к атаке. Не упускай ни одной мелочи. Настоящая опасность всегда возникает внезапно…
Но… эти мои глупые губы, что соприкасались с губами стольких красавиц.
А глаза постоянно ждали атаки.
Интересно, как там поживает братец Констан? Наверняка… да, ведь он женился… успел обзавестись детьми. Всегда был домовит и практичен.
А глаза у него – тёплые, с лукавинкой. Но губы – как мои глаза, всегда поджаты и нехотя бросают холодные высокомерные слова.
Тем не менее, повидаться бы… наверняка, он тоже заглянет на днях в Лимож.
И… а ты, моя досточтимая леди? Эх, я как сейчас вижу тебя пролетающей мимо, с развевающимися волосами, из которых вылетает и падает мне прямо под ноги букетик цветов… И слуга кричит: «дорогу, дорогу сеньоре Гвискарде Бургундской!»
Как-то ты встретишь меня?
Как-то я повстречаю тебя?
В особенности, сейчас, когда я – на распутье? Когда у тебя появилась соперница, и соперницу эту ты не знаешь… а знает лишь сердце моё?
Вот и улыбаются мои губы. Вот и светятся холодным огнём глаза…
Будь что будет.
Что поделать, коль жизнь – это странствие,
Не унять, не понять Колеса,
И ложатся дороги пространствами,
И ложится, и сходит роса…
Не найти, не обресть одинокому
Той, единственной тропки Земли…
А ты рядом – такая далёкая,
И такая родная вдали…
Откуда же оно берётся, желание?
2
…Интересно, что все мы что-то пишем. И даже леди Исидора – тоже пишет.
В канун отъезда я зашёл к ней в шатёр. Не знаю, зачем. Отчасти, быть может, затем, чтобы ещё раз уточнить наши роли на пути в Лимож, отчасти – ещё раз подивиться на её новых служанок: Миуру и Ахискалу, магией короля Эдгара превращенных в двух прекрасных девушек, светло- и тёмнокожую… Нигде и ни у кого в мире не бывало такой прислуги!
Моя… или… лучше – наша кентаврица, сейчас тоже человек, что-то писала, сидя за походным столиком. Кивнув мне, она, в то же время указала на плетёное креслице рядом с нею и жестом попросила молчать и не мешать какое-то время.
Мне это было хорошо знакомо – то состояние, когда боишься упустить мысль. О-го-го, увы, потеряешь – потом не догонишь…
От нечего делать, я, с её молчаливого согласия (просто разрешила глазами) стал просматривать кипу исписанных набело, готовых листов. И… чем далее шло моё чтение, тем больше возрастало вопросов.
– Вас что-то смущает, сэр рыцарь? – оторвавшись от работы, спросила она.
– Вне всякого сомнения… А… почему это может не смущать? Пишет какой-то монах Исидор…
– Сэр Бертран! – улыбнулась застенчиво она... (Боже, как ей идёт эта улыбка!) – А вам не случалось подписывать свои сочинения вымышленным именем?
– Но отчего мужским?
– Ах… по-моему, это так понятно. Повести, написанные женщинами, читают женщины. Но повести, написанные мужчинами, читают и женщины, и мужчины…
– Какой-то король по имени Медведь… Это что, намёк?
Она вновь улыбнулась:
– Это как хотите. Совпадение чисто случайное. Так вышло…
Супругу короля звали Гвиневра… это мог быть намёк на сеньору Гвискарду.
Вспомнилось: принцесса почему-то не была настроена сопровождать нас в Лимож. Ревность?.. правда, это вполне естественно. С другой стороны, она смиренно принимает мой выбор. Поступиться даже своей любовью, лишь бы был счастлив тот, кого любишь? На это способны немногие женщины. Тем более, что Исидора действительно прекрасна и, как всякая красавица, далека от самоуничижения, хотя… никогда не играет, предпочитая и казаться, и быть всегда одной и той же.
Наверное, сеньора Гвискарда тоже где-то такая как она… нет, лучше, конечно же лучше! – так утешал я себя, пытась вновь погрузиться в чтение.
Но её голос…
Есть люди, которые просто говорят слова. И есть люди, которые говорят с подтекстом. И за каждым словом разверзается бездна.
Иному шуту вольно летать привязанным верёвочкой и для вида хлопать искусственными крыльями: дескать, глядите, лечу – хотя бы над заранее подстеленными тюфяками.
Но очень немногие согласятся попробовать полетать на настоящих крыльях и над настоящей бездной.
И всё же, её голос.
Она как будто постоянно вспоминает что-то. Низкие тона внезапно проникают в речь, подхватывают речь снизу, как будто бы ребёночка, мягкой материнской ладонью, они словно идут из глубин памяти, их вибрации идут параллельно тексту.
Говорить в два голоса одновременно – это редко встречается…
– Какой-то меч… его надо вынуть из наковальни… Никто не в силах… Он становится королём, в отличие от других сумев сделать это… Хм… На что вы, собственно, намекаете, принцесса?
Она как-то, по особому, долго-долго взглянула на меня:
– Но ведь это так просто! – и прибавила с усмешкой, и в её голосе запели низкие тона:
– Не всякому, сэр Бертран, удаётся вытянуть меч из собственной наковальни!
И в этом опять была загадка.
Потом наш разговор прервал посыльный, позвали к королю… Но странные её намёки не выходят у меня из головы…
3
Стол был накрыт очень просто и по-летнему – дни стояли жаркие. Охлаждённое молодое вино, сыр, маслины, зелень, немного холодного мяса, свежие овощи и фрукты. Король Эдгар приветственно, с лёгким поклоном поднял кубок, отпил немного и сказал:
– Я приветствую за этим столом всех вас, моих добрых и надёжных друзей! Вас, досточтимый сэр Линтул! Вас, отважный сэр Тинчес! Вас, благородный сэр Бертран! Вас, прекрасная воительница Исидора! Вас, о царственный собрат мой, сэр Пикус, король Икарии!
– Признаться… – продолжил он после того, как мы утолили первый голод, – признаться, поначалу я вообще подумывал отменить этот поход. Если на то пошло, я мог бы просто помочь сэру Бертрану попасть на турнир в Лимож, а там – его дело. Однако, судя по знамениям ваших и моих оракулов, всё обстоит не так просто…
– Там вы сумеете общаться друг с другом, но местный язык понимать не будете, за исключением сэра Бертрана и… отчасти, сэра Линтула, конечно.
– Впрочем, именно там вы можете достичь цели ваших путешествий. Я говорю о таинственном предмете… Он может быть скрыт в какой-нибудь местной общине, может как реликвия храниться в одной из церквей или в одном из замков иоаннитов, тамплиеров или тевтонов. Может быть, его поместили в одно из тайных святилищ… ведь Лимож изрыт подземными ходами. В любом случае, его хранят как зеницу ока и вряд ли отдадут просто так. А это означает, что здесь нам потребуются усилия и разум не одного героя, а по возможности – ваши общие усилия.
– Я принял решение, – продолжил он, – подкрепить ваш отряд, отпустив с вами сэра Пикуса. К сожалению, в мире сэра Бертрана магия действует не так явно, как у нас. Посему, там вы мало можете рассчитывать как на мою быструю помощь, так и на помощь Таргрека… Да, сэр Тинчес, обходиться там, а возможно и драться, а возможно и принять участие в турнире вам придётся самому.
– Сэр Линтул! Вам, как Всаднику Кубка, предстоит особая работа. Во-первых, не исключено, что в том мире вы повстречаете одного своего старого знакомого. Он может быть участником или даже главой одного из орденов или общин. Тамплиеры? Новоявленные альбигойцы? Об этом сказать не могу. Во-вторых, на днях мне было пророчество. Оно гласило буквально следующее: «один кубок исчерпан, один погибнет, один восстанет». Подумайте. Загадку эту решать вам.
– Не идёт ли речь о Святом Граале? – не выдержал я.
– Возможно. Спешить пока не будем. На то оно и пророчество, чтобы сбыться! И за исполнением его стоят силы намного более высокие, чем наши человеческие…
– Простите, ваше величество, – вмешался Леонтий. – Возможно, этот предмет – действительно Грааль. Судя по преданиям, Грааль способен пребывать лишь в руках благочестивого, святого в мыслях и поступках человека. Тогда, отняв его, не упустим ли мы его, совершив этот акт греха?
– Это вам также предстоит выяснить, – согласился король. – На территории страны действуют лангедокские катары, недавно получившие прозвище альбигойцев. Вряд ли их, конечно, допустят в Лимож, но… Далее, неминуемо вам придётся столкнуться с могущественным орденом тамплиеров. Сам король Филипп-Август хранит деньги в их банке…
– Теперь… – продолжил король Эдгар. – Там будет необходимо и ваше присутствие, принцесса. Если в составе отряда будет присутствовать прелестная знатная дама, это усыпит бдительность и снимет многие сомненья… Правда, там вы будете пребывать не в облике кентавра, отнюдь. Неизвестно, чего можно ожидать от местных изуверов… Далее, ваши ум и смекалка, что вы неоднократно имели честь доказать, несомненно помогут в осуществлении наших намерений. И далее… Одних, как прежде, я вас в тот мир не отпущу. Каждого из рыцарей будет сопровождать оруженосец. Помимо того, я придам вам в помощь отряд всадников, числом не менее десятка. Всего… включая слуг, двадцать четыре человека, не считая лошадей… Шатры, палатки, съестные припасы, дополнительное вооружение… Весьма представительный вид будет у вашего отряда! Теперь распределим роли…
– Сэр Линтул! Вы – богатый и знатный сеньор… титул и происхождение найдёте себе сами. Вы сопровождаете принцессу Исидору в её поездке. Что касается остальных, здесь замечаний нет. В Лимож будут стекаться многие рыцари из разных земель и стран, а знание реальной географии в ту эпоху ощутимо хромает. Посему, особых придирок со стороны герольдмейстеров я не предвижу. Тем более, если вы будете следовать под знаком особого ордена, которых в ту пору организовывается немало.
– Может показаться, что все эти приготовления излишни. Но учтите: эта миссия будет гораздо более серьёзной, чем две предыдущие. Так, более чем вероятно, что вам придётся вступать в сражения, и меряться силами с врагом не только на турнире. О вашем вооружении, равно как о доспехах и одежде, равно как и о необходимых подарках, кои вы обязаны будете преподнести царственному брату нашему, королю Филиппу-Августу, позвольте позаботиться мне… О чём говорит ваш оракул, сэр Линтул?
– Он печалится о скором расставании со мной… Он радуется, что по дороге я встречу не только Врага, но и Друга…
– А ваши чётки, досточтимая Исидора?
– Руны Турс и перевёрнутая Пайнтра… Затруднения и возможный обман!
– Возможны потери… невосполнимые… Потеря иллюзий… Сознательный уход от самообмана… А ваши, сэр Пикус?
– Я вижу сразу четыре прямых руны… Ого! Ансуз, Золь, Тейваз, Рейдо! Это добрый знак!
– То есть, четыре пограничных знака: Слово, Добро, Отвага и Знание Пути… Трудности, но трудности преодолимые… Вперёд! Да сопутствует удача рыцарям Ордена Бегущей Звезды! И да пребудет на всё Высшая Воля!..