Он перевёл взгляд на Розу и невольно улыбнулся. Высунув кончик языка, она играла со стаканчиком, как с какой-нибудь игрушкой. И всё было забыто: и вспышки ревности, и выяснения отношений. Сущий ребёнок. Крапивина охватил прилив нежности. Он хотел сказать ей что-нибудь ласковое, но не решался помешать её игре. И как же было неуместно вдруг вспомнить о Газаева, о его трагедии с сыном, но он почему-то вспомнил об этом именно сейчас и взялся расспросить у Розы, не слышали ли она чего. Она слышала, да. Мало того, как выяснилось, она хорошо знала сына Газаева. Не то, чтобы близко, а как-то через своих знакомых.
- Жалко его, - сказала она с грустью. – А ведь неплохой был парень... и добрый, и чувствительный. Правда, в последнее время он сильно стал пить, а всё из-за папочки.
- Из-за папочки?
- А из-за кого же ещё? Тот ведь их бросил. Нашёл, говорят, какую-то парикмахершу, а та, парни рассказывают, с кем только не путалась. А Олежек, он славный. А вы разве совсем ничего не знаете?
- Да откуда же?
- Ах да, я и забыла, вы ведь приезжий. – Она невесело усмехнулась и рассказала Крапивину и про аварию с двумя погибшими, и о том, как Олег потом очутился в «психушке». – А вчера, - продолжала она, пригубив немного вина, - его, говорят, выписали... Вроде как сам Газаев приезжал его забирать. Ну привёз он его домой, а тот из дому потом сбежал... Сбежал – и прямо под автобус.
- Как под автобус? – Крапивин почувствовал неприятный привкус во рту.
- А так, - рассеянно отвечала Роза. – Там много было народу. Все всё видели. Говорят, он сам бросился под колёса. Водитель даже затормозить не успел. Господи, что же это такое делается!
Рассказ Розы несколько смутил их обоих. Эффект был такой, как если бы в тёплую, уютную квартиру ворвался студёный ветер и всё стало бы, как на улице – холодно и неприютно. Разговор расстроился. Они сидели молча - такие далёкие и чужие.
- Пойдёмте, - сказал наконец Роза. Она встала, пригладила волосы и зябко повела плечами. Крапивин поднялся тоже и незаметно глянул на часы.
Было что-то около десяти. Они вышли из кафе и в нерешительности остановились. Свет фонарей падал откуда-то сверху, стало прохладно.
- Ну, и куда теперь пойдём? - спросила Роза.
- Давай я посажу тебя на такси? – предложил Крапивин.
- На такси? – наморщила она носик и вдруг тихо засмеялась. – Зачем на такси? Нет, я не хочу такси. – Она взяла его под руку, и они пошли по тротуару. – Вообще-то, я вам ещё кое-что хотела сказать... Так вы, говорите, нашли мою фотокарточку?
- Да, нашёл, - задумчиво подтвердил Крапивин.
- Не знаю, зачем я её оставила... А вы её просто выкиньте, и всё. Ну зачем она вам? А то жена ещё увидит. Или отдайте её лучше мне.
- Ещё чего?
- А что? Я бы на неё смотрела и вспоминала бы о вас. - Она опять засмеялась, но как-то напряжённо, словно бы через силу. Потом замурлыкала какую-то песенку.
– Ну и как она вам вообще? – оборвав песенку, спросила она. - А ведь неплохо я получилась, правда?
- Да, более чем. Но я всё-таки хотел бы...
- А место... вы узнали место?
- И место узнал. Я только…
- А всё-таки здорово там было, правда? Помните, как вы учили меня плавать? – Она зажмурилась и снова замурлыкала песенку. – Вот видите, - сказала она, - вот и у нас уже есть о чём вспомнить. Жаль только... жаль, что никогда этого больше не будет. – Она коротко вздохнула и покрепче прижалась к его руке.
Крапивин бросил на неё взгляд, и в груди его что-то ёкнуло. Их взгляды встретились. Роза улыбнулась ему какой-то грустной, прощальной улыбкой.
- Послушай... - подавив вздох, заговорил он, но Роза остановилась и быстро прикрыла ему ладошкой рот.
- Не надо, не говорите ничего. Только не сейчас, ладно?
Они перешили дорогу и направились по хорошо освещённой улице, где из открытых баров и кафе доносилась музыка, где толклись группки людей и слышался тот особенный пряный запах - смесь вина, сигаретного дыма и духов - который волнует кровь и пьянит предчувствием сладких, безумных удовольствий.
На Крапивина вдруг нахлынули воспоминания. Припомнилось, как он молодой, кипучий, лихорадочно мотался по кабакам в поисках острых ощущений. Жуткое было время. Он попытался высвободить руку, но Роза ещё крепче прижала её к себе. Через платье он чувствовал её небольшую упругую грудь.
- Вы так настойчиво молчите, - тихо засмеялась она. – А почему вы молчите?
- Да нет... я просто хотел сказать...
- Что сказать?
- Видишь ли, похоже, я здесь ещё немного задержусь…
- И?..
- Ну и мы могли бы съездить на то место ещё. А что, развели бы костёр, искупались...
Роза шла молча, посматривая без интереса по сторонам.
- Нет, - сказала она вдруг.
- Нет? Но почему?
- Просто нет и всё.
- Ну нет, так нет. Мне просто показалось, что тебе и самой этого хочется.
- И вовсе не хочется, - тряхнула она головой. - Там грустно, и я обязательно расплачусь. А я не хочу... я не хочу, чтобы вы запомнили меня плаксой. Только ни это. Пускай я лучше буду весёлая.
Они свернули с оживлённой улицы. Здесь было тихо, и всё словно замерло в сонливом оцепенении. Крапивин остановился, собираясь закурить. Роза отпустила его руку, сорвала с дерева листок и стала вертеть его перед лицом.
- А всё же какое противное это слово, - задумчиво проговорила она.
- Слово? Какое слово? – Он пыхнул сигаретой и зажмурился от попавшего в глаза дыма.
- А вот это... Ни-ко-гда. Знаете, я некоторых слов ужасно боюсь. А от этого мне прямо кричать даже хочется. А что, вот как возьму и закричу, что вы тогда будете делать?
Он не нашёлся, что ответить, а Роза вдруг весело рассмеялась. Потом она стала быстро о чём-то говорить – кажется, о чём-то смешном - впрочем, он не прислушивался. Он раздумывал над словами, сказанными ею минутой раньше.
- Ну что, вы докурили? – Она выбросила листок и отряхнула руки. – Тогда идёмте. – Она снова подхватила его под руку и потянула за собой. С каждым шагом она шла всё быстрее и быстрее, увлекая его за собой.
- Постой, куда ты меня тащишь? – спросил Крапивин, пытаясь притормаживать. – И вообще, к чему такая спешка?
- Да ну идёмте же, я вам говорю, – нетерпеливо дёргала она его за руку. – Какой вы всё-таки... Ну какая вам разница, куда? Куда-нибудь... потом увидите. Да вы не бойтесь, ведь я же с вами.
- А я и не боюсь. Погоди, я только рубашку заправлю... – Ему вдруг почему-то сделалось весело...
Почти до часу ночи Роза водила его по всяким кафе, барам, а один раз завела его в один роскошный ресторан. Её везде узнавали, приветливо с ней здоровались, а иные так даже подходили, перекинуться с ней словом. Это всё были молодые люди с виду, в общем, довольно приличные. И каждый раз Роза его знакомила с ними, при этом представляла его не иначе как «мой Петрович». И с такой необычайной гордостью, с таким торжеством, что он невольно при этом краснел.
На него поглядывали иногда с завистью, иногда с любопытством, ему улыбались, уважительно пожимали руку, хотя, как он заметил, за иными улыбками примечалась плохо скрытая досада – бывало и такое. Верно, то были отвергнутые ею кавалеры. А между тем, среди этих, последних, попадались даже весьма привлекательные собою красавцы: стройные, высокие, с очень неглупыми лицами.
Сопровождая её, Крапивин терялся в догадках. И зачем ей всё это понадобилось? Что заставляло её играть в эту игру? А может быть, это и не игра была вовсе?
Как бы то ни было, а временами он себя чувствовал крайне неуютно. И то сказать, они все молодые, у них общие интересы. И он себя спрашивал, а что среди них делает он? И вообще, во всей этой карусели было много неестественного, чего-то даже напускного. Как, впрочем, и в весёлости Розы.
Действительно, она много и как-то заразительно смеялась, иногда даже без всякого повода, вызывая даже недоумение. Причём не у одного только Крапивина, но и у своих знакомых. И за всей этой весёлостью проглядывала печаль. Тихая и безнадёжная, она словно ожидала своего часа. В короткие секунды пауз, в украдкой брошенных ею взглядах, она проступала ещё заметнее.
В такие моменты ему с пугающей почти силой хотелось привлечь её к себе, утонуть лицом в её волосах - и, как головой в прорубь, назвать её своей. То есть на самом деле - и будь, что будет. Искушение было страшное и, если что-то его и удерживало, то уж никак не соображения нравственности. Признаться, об этом он даже не думал. Тут было что-то другое, а что именно он объяснить себе не мог, да и не старался.
Между тем за всё время их блужданий, Роза ничего почти не пила. Ну разве самую малость. Зато ему словно передалось её настроение. Эта лихорадка – смесь бесшабашного веселья и затаённой тоски. А в одном баре он даже так расхрабрился, что позволил себе выпить вина. Причём довольно крепкого, кажется, два бокала. Роза пыталась его остановить и была этим немного обеспокоена. Но он ей заявил, что, в конце концов, он тоже живой человек, и что, после стольких лет воздержаний, заслужил право хоть немного расслабиться. Впрочем, после тех, двух бокалов, к спиртному он больше не прикасался. Но хватило и этого. Во всяком случае, он вполне вошёл в роль кавалера, и где-то даже стал выказывать свои права.
Раз, выходя из очередного кафе, Роза весело рассмеялась.
- Вот это да! Вот это я понимаю!.. Нет, правда, вы меня просто шокировали!
- Чем это? – хмуро отозвался Крапивин, шаря по карманам в поисках сигарет.
- Ну как же. - Она наклонилась и подняла оброненную им зажигалку. - Вы так на него посмотрели, так посмотрели, что даже я испугалась.
- Уж будто бы?
- Правда, правда. А он, бедняжка... Как мне его сделалось жалко - он так растерялся, я думала... А вы, что, вы, правда, меня ревнуете? Нет, в самом деле?
- Вот ещё глупости, - проворчал Крапивин и, смяв пустую пачку, швырнув её мимо урны. – Вот же чёрт, промахнулся... Как же, только мне и забот.
- Неужели совсем нисколечко?
- Ну, может, самую малость, - нехотя сознался Крапивин. – В конце концов, я хоть и плохонький, но всё-таки мужчина. И потом, что это ещё за фамильярности? Он что не видит, что ты не одна?
Речь шла о смазливом пареньке. Довольно вертлявом и липком – из той породы избалованных юнцов, привыкших представлять себя большими подарками. Увидав Розу, он разогнался было к ней с поцелуем. Крапивина же он как будто не заметил. Однако, в последний момент, он встретился с ним взглядом. Взгляд Крапивина его поразил. Он весь как-то сник, попятился, а потом и вовсе куда-то исчез. Такой вот эпизод.
- Ничего себе «плохонький»! - смеялась Роза. – Он так перепугался... Бедный Валёк.
- А что бы ты хотела? – сухо заметил Крапивин. – И вообще, кому это понравится?
- Да, но вы ведь вроде...
- Что я?! – сердито перебил он. – Да что ты о обо мне знаешь? А этот красавчик... попадись бы он мне в другом месте... путается только под ногами. Ну что ты на меня смотришь? Что, в первый раз видишь?.. Ну, смотри, смотри.
- Да нет, - смущённо улыбнулась Роза, - просто я никогда вас ещё таким не видала.
- Ну так смотри - вот он я.
- Да уж посмотрела. А знаете, там, в кафе... ну, вот когда вы его пуганули... знаете, я даже вами залюбовалась.
- Ну да, как же. – Он сунул в рот сигарету и стал чиркать зажигалкой. Огонёк не высекался. – Проклятье, газ, что ли, кончился.
- Давайте я? – Роза отобрала у него зажигалку, и с первого же раза вспыхнул огонёк. Правда, очень слабенький.
Крапивин прикурил, взял зажигалку и немедленно швырнул её в урну.
- Надо будет купить другую. Только я вот, что тебе скажу... А впрочем, ладно.
- Ну что, что? Говорите?
- А то! – неожиданно вспылил он. – А то, что как раз такого я себя ненавижу. Это какой-то идиотизм! И вообще, это всё... Не должно этого быть, понимаешь? И я не должен быть таким. Чёрт знает, и что со мной происходит?.. Ну что ты опять улыбаешься? Что тут смешного?
- Я не улыбаюсь, - задумчиво сказала Роза. Она действительно не улыбалась. – Просто когда вы такой, мне начинает казаться, что я вам не безразлична.
- Послушай, - поморщился он, - не пытайся толкать кота в ванну с водой. Особенно голыми руками – себе же дороже.
- Какого ещё кота? В какую ванну?
- Да это так, аллегория.
- И что означает эта ваша "аллегория"?
- А то и означает... Конечно ты мне не безразлична. Но, что из этого следует? И вообще, надоели мне все эти шатания.
- Ну, Петрович, - взмолилась Роза. – Ну ещё только в одно местечко. Только в одно и больше никуда.
- Ладно, но только в одно…
Продолжение:
http://proza.ru/2010/07/03/150