Интервью с банкиром

Дарт Ромео
Семён Аркадьевич чувствовал себя неуютно, что случалось с ним очень редко. На своем долгом пути вверх по карьерной лестнице ему приходилось попадать в разные ситуации, от непростых до безвыходных. Из непростых он всегда выходил с выгодой для себя, а из безвыходных - с минимальными потерями. Благодаря такой изворотливости, которую он про себя называл живостью ума, в свои нынешние 45 Семён Аркадьевич занимал должность директора по развитию в одном из крупнейших банков родного отечества. Он, конечно, превосходно ориентировался в своем бизнесе, но был скорее управленцем, чем крепким профессионалом. Зато немало принятых им в кризисные моменты решений, казавшихся непродуманными и неверными, оказывались в стратегическом отношении наиболее удачными. Начальство предпочитало объяснять это интуицией Семёна Аркадьевича и всячески поощряло, а мнение завистливых подчиненных Семёна Аркадьевича не заботило.
Что же сейчас беспокоило этого непотопляемого мастодонта, финансового воротилу, практически олигарха? Сущие пустяки - предстоящее интервью с журналистом из популярного глянцевого журнала. Разве это было первым интервью в его жизни? О, нет! Он дал несколько сотен интервью на бесчисленных пресс-конференциях, к нему даже приезжала домой съемочная группа программы "Вести", и любопытная ведущая совала всюду свой безупречной формы носик.
В назначенном на сегодня интервью Семён Аркадьевич должен был поздравить вкладчиков банка, партнеров по бизнесу и всех прочих читателей популярного глянцевого журнала с наступающим Новым Годом, пожелать в нынешние непростые времена мужественно встречать любые трудности, оставаться верными своей чести и традициям (то есть продолжать вкладывать деньги в его банк) и прочее в том же духе.
Но была одна деталь, которая внушала славной интуиции Семёна Аркадьевича изрядное беспокойство. О встрече договаривалась его секретарша Аллочка, и сообщив ему об успешности переговоров с издательством, она уточнила, что журналист, точнее, журналистка - её близкая подруга. И, закрывая за собой дверь, она так плотоядно ухмыльнулась, что Семёну Аркадьевичу банально потребовалось срочно оправиться. Что он и сделал в личном туалете прямо за стенкой своего кабинета. Полегчало, однако, несильно.
Аллочка уже несколько лет была единственной занозой в закаленной трудовыми буднями заднице Семёна Аркадьевича. Эта рыжая особа 25 лет от роду, блестяще окончившая Финансовый Университет, с первых дней своей работы в банке приковала к себе его пристальное внимание, вскоре переросшее прямо-таки в озабоченность. А случилось это самым прозаическим образом, отчетливо врезавшимся в цепкую память Семёна Аркадьевича.


В тот день, подъезжая к главному офису, он обратил внимание на симпатичную девушку с выбивающимися из-под спортивной шапочки рыжими кудрями, стремительно идущую по направлению к банку. Позже её тогдашнюю походку, сам того не зная, развязно спародирует Дима Билан в своем знаменитом клипе. А тогда Семён Аркадьевич ещё не думал, возможно или невозможно невозможное. Он просто залюбовался её свободными, грациозными движениями, ощущением того, что она не идет по земле, а плавно летит над её поверхностью. И пожелал про себя когда-нибудь познакомиться с такой красавицей. Кто-то - теперь Семён Аркадьевич не был уверен, кто именно - услышал его безмолвную мольбу.
Буквально несколько минут спустя, припарковав машину на стоянке, он нос к носу столкнулся с девушкой у дверей главного здания банка. Придержал дверь, галантно пропустив девушку вперед. И сказал что-то вроде: "О, я и не знал, что в нашем банке есть такие прелестные создания!" Она обернулась и сверкнула отчаянной улыбкой: "А я не знала, что такой большой босс может быть таким милым кавалером!" Заметив его недоумение, пояснила: "Я работаю только первую неделю, и как раз в Вашем департаменте. Наверное, поэтому Вы меня раньше не видели. А вот Вас мне уже показали, сказали, что Вы очень способный, но очень... - тут она замялась - очень одинокий. В смысле... у Вас нет друзей." её темно-зеленые глаза смотрели на него немного лукаво, но в то же время с пониманием. "Невесело общаться со всеми этими канцелярскими крысами, правда? И я скоро стану такой же, со столбиками цифр в глазах." И прежде, чем он нашёлся с ответом, она улыбнулась ему снова: "Чао!" - и пошла к гардеробу.
Семёну Аркадьевичу, в соответствии с его положением, полагался просторный кабинет, в котором, конечно же, нашлось место и для платяного шкафа. Поэтому и раздевался он у себя в кабинете - привычно сбрасывал пальто на руки Марии Адольфовны, своей бессменной секретарши. Память Марии Адольфовны хранила несметное множество сведений, накопленных за долгие 67 лет её жизни, и никогда не подводила, за что её и ценил практичный Семён Аркадьевич.
Но не мог же он так просто отпустить эту девушку? Надо взглянуть на неё ещё раз, решил он и направился в общий гардероб. Девушка как раз нашла свободную скамеечку и расстегивала пальто.
"Позвольте мне отстоять честь мужской половины нашего коллектива" - сказал он, подходя к ней сзади. Она обернулась и улыбнулась ему, как старому другу: "О, это опять Вы! Ну что ж, Ваша помощь будет очень кстати, а то я боюсь опоздать. У нас ведь ух какой строгий начальник!"
Семён Аркадьевич, человек очень пунктуальный, и вправду настаивал на четком соблюдении распорядка дня. "Конечно" - ответил ей он - "у таких молодых красавиц только ветер в голове, им бы гулять всю ночь, и о какой работе может идти речь после такого?"
Её улыбка медленно погасла, она отвернулась и не произнесла больше ни слова. Семён Аркадьевич стоял столбом и постепенно заливался краской. Действительно, за что он обидел девушку? Она на самом деле торопилась на работу, в буквальном смысле летела. А он с ней так...
Он стал подыскивать какие-то слова... извинения, раскаяния... но они никак не шли с языка. Не привык он извиняться, что тут поделаешь. Но все-таки надо что-то сказать, она же сейчас уйдет, и всё. А оставлять проблемы нерешенными Семён Аркадьевич терпеть не мог.
Тут ему улыбнулась удача. Девушка уже давно сняла пальто, но никак не могла справиться с застежкой сапога. И вот, презрев возраст, увидевший свой шанс Семён Аркадьевич неуклюже опустился на одно колено и со словами: "Позвольте, я Вам помогу!" стал дергать бедную молнию вверх-вниз. И, конечно, тотчас же отломал её совсем, оставив сапог наполовину расстегнутым.
Их глаза встретились, и Семён Аркадьевич окончательно пропал. Провалился в трясину  болотной зелени её глаз. В полынью зрачков.
Он так и продолжал бы сидеть пнём, но она - о счастье -  улыбнулась и спросила: "Ну что, опять Вы попали впросак?"
Закаленный интригами и словесными баталиями, совещаниями и конференциями, хвалёный "живой ум" Семёна Аркадьевича спасовал. Он стоял перед вчерашней студенткой на коленях и молчал, как нашкодивший мальчишка. И самое удивительное, что думал он не о том, как вывернуться, а о том, как починить эту треклятую молнию. И как, в конце концов, снять с неё эти дурацкие сапоги.
"Хотите совет?"- спросила она самым обычным тоном, каким за столом предлагают соседу соус. "Потренируйтесь на втором сапоге, а потом мы общими усилиями попробуем справиться с первым."
Так он и сделал. Аккуратно ухватив другую ногу возле лодыжки, он медленно потянул молнию вниз и снял сапог.
Её ножка в светло-сером чулке была совершенна. Никогда ещё не попадались ему на глаза столь плавные линии, столь изящные изгибы, такой баланс между нежностью и силой. Округлая икра переходила в стройную лодыжку, а небольшая, с высоким подъемом, ступня оканчивалась ровным рядком скрытых дымкой нейлона пальчиков.
По-видимому, девушка знала о впечатлении, которое способна произвести, и позволила Семёну Аркадьевичу наслаждаться зрелищем.
В полном молчании прошло несколько минут.
Но все же нужно было и честь знать. Нельзя же так нарушать рабочий распорядок, даже под таким благовидным предлогом. Об этом она и поведала Семёну Аркадьевичу.
Семён Аркадьевич даже не шелохнулся.
Ожидать от него вразумительных действий явно не следовало, поэтому она аккуратно вынула свою ножку из его рук, вложила в них другую, все ещё обутую в полурасстёгнутый сапог, и велела крепко держать. На это он оказался способен, руки крепко ухватили сапог за носок и под пятку.
Девушка уперлась ножкой в чулке в грудь Семёна Аркадьевича и сильно потянула другую ногу на себя.
Напряженная борьба с изделием итальянских обувных дел мастеров завершилась блистательным триумфом российской сборной. Правда, Семён Аркадьевич чуть не упал на спину. Но счастливое разрешение щекотливого положения, в котором он оказался, явно благотворно повлияло на его мыслительную деятельность. Так, он по собственной инициативе схватил и очень нежно одел на ножки девушки её кожаные туфельки, подхватил злополучную пару сапог и заверил их хозяйку, что к концу дня работоспособность молнии будет восстановлена в полном объеме, он возьмет дело на личный контроль.
Девушка поблагодарила его, заверила, что в следующий раз будет обута в ботинки на шнуровке и благодаря этому избежит вероятности ещё раз опоздать.
А напоследок, мило улыбнувшись, сказала, что очень рада знакомству с ним, и представилась: "Алла."


Вот так все и началось. И затем продолжалось все быстрее и быстрее, и вскоре Семён Аркадьевич совсем перестал отдавать себе отчет в происходящем между ним и Аллой.
Внешне все было чинно. У девушки были недюжинные способности финансового аналитика, поэтому всего через три месяца она с полным основанием стала ведущим специалистом группы, а ещё через год могла бы претендовать на место руководителя направления анализа и прогнозов - самого крупного из подчинявшихся непосредственно Семёну Аркадьевичу подразделений. Он фактически уговаривал её сделать именно так, но она заявила, что хочет работать поближе к нему. Семён Аркадьевич не посмел возражать, а на самом деле очень обрадовался.
Мария Адольфовна, несмотря на отчаянное сопротивление, была с почетом спроважена на пенсию, и Аллочка заняла её место.
Тут её качества наконец раскрылись в полной мере. Она была приветлива с посетителями и строга с хозяином кабинета. Она упорядочила и систематизировала хранившуюся документацию и гардероб Семёна Аркадьевича. Она назначала встречи, переговоры и доклады, иногда не спрашивая Семёна Аркадьевича - но он никогда не возражал, ибо видел: так лучше. В общем, жизнь закипела с новой силой, и поначалу Семён Аркадьевич был несказанно рад.
Со стороны все выглядело просто безупречно. Семён Аркадьевич был в меру галантен, что при Аллочкиной внешности не вызывало удивления. Работа спорилась, вверенный Семёну Аркадьевичу департамент развития планомерно развивался сам и по мере сил способствовал развитию банка в целом. Уважение подчиненных росло, а вот самоуважение Семёна Аркадьевича, увы, нет. Ибо за дверью его кабинета, отрезавшей их с Аллочкой от постороннего шума и взглядов, он все больше превращался в раба своих страстей, которыми она искусно управляла. Как? А вот как.
Вечером того дня их памятного знакомства Семён Аркадьевич самолично принес Аллочке её сапожки. Молния, как он и обещал, работала превосходно: в обед он, так и не решившись попросить о помощи Марию Адольфовну, стыдливо пряча от всех пакет с обувью, вышел на улицу и долго бродил по округе в поисках обувной мастерской. Непривычные к продолжительным нагрузкам ноги гудели, осенняя грязь испачкала его элегантные дорогие туфли и даже низ брюк, а лысина покрылась каплями накрапывающего дождика и замерзла. Но мысль о том, как вечером он принесет ей обратно её сапожки, возьмет в руки её ножку, снимет туфельку и снова увидит это волшебное творение природы и эволюции, снова подержит в своих ладонях это теплое чудо - эта мысль гнала его вперед, давала силы для продолжения борьбы.
И он таки смог найти мастерскую! За срочную работу (Семён Аркадьевич просил починить все прямо сейчас, он подождет) мастер взял втрое против и так немаленькой цены, но почему-то сегодня это не расстроило Семёна Аркадьевича. Напротив, он, подумав, попросил вшить новую молнию и во второй сапог. Тогда цвет молний будет полностью совпадать, а кроме того, новое всегда лучше старого, хоть и хорошего.
Обратно в офис он просто летел, не замечая удивленных взглядов прохожих. А потом как на иголках ждал окончания рабочего дня, гадая, под каким же предлогом вызвать Аллочку к себе - ведь не надевать же ей сапожки прямо в офисе. А дожидаться ухода всех сотрудников означало опять поставить себя в неловкое положение, ведь Аллочка может просто уйти домой прямо в туфельках. Он должен как-то дать ей понять, что он все сделал.
В конце концов, Семён Аркадьевич решил, что наименьшее из зол - сразу по окончании рабочего дня спуститься в гардероб и подождать Аллочку там. Конечно, он будет выглядеть глупо, но вызывать её к себе ещё хуже, могут пойти нелепые слухи.
И вот долгожданный вечер настал. Часы пробили 19, все стали торопливо собираться, спеша кто к любимым сериалам, кто просто к любимым людям. А Семён Аркадьевич поспешил в раздевалку.
Там, средь шумной толпы коллег, он силился высмотреть стройную фигуру Аллочки, копну её рыжих волос. Не находил и нервничал все сильнее, удивляясь сам себе и тут же забывая про свое удивление..
Прошло полчаса, толпа коллег сменилась стайкой уборщиц, а потом и вовсе одинокими фигурами самых отпетых трудоголиков. Семён Аркадьевич не находил себе места. Ведь он все-таки был очень пунктуальным человеком.
И тут тонущему в отчаянии Семёну Аркадьевичу была протянута рука помощи.  Послышался долгожданный стук каблучков, и Аллочка появилась перед ним во всем своем скромном великолепии. Пока он подбирал слова для выражения переполнявших его эмоций, она обезоруживающе улыбнулась и объяснила, что отрабатывала за утреннее опоздание. Кроме того, ведь не хочет же Семён Аркадьевич, чтобы кто-нибудь из коллег увидел их в такой романтический момент.
Семён Аркадьевич опять, как утром, не нашёлся с ответом.
Именно в тот день, как теперь он ясно видел, и была заложена основа их нынешних отношений.
Аллочка, чуть приплясывая от нетерпения, попыталась заглянуть в пакет. "Ну, показывайте же скорее!" - воскликнула она. Семёну Аркадьевичу было очень лестно видеть эту её живую заинтересованность. А вдруг она наградит его за старание? Ну, например, поцелуем.
Он торжественно извлек из пакета аккуратно начищенные сапоги, сверкающие новенькими молниями. Наверное, и его лицо сейчас сверкало от радости ярче блестящих молний - он видел, что Аллочке понравилось. Она не стала задавать неуместных вопросов - и так было ясно, что Семён Аркадьевич только и ждет возможности помочь девушке. Аллочка лукаво улыбнулась, присела на скамейку и протянула ему ножку в туфельке.
Семён Аркадьевич, пользуясь окончательно наступившим безлюдьем, грузно опустился на колени и бережно взял её ножку в руки. Сердце его бешено колотилось.
Медленно снял он туфельку, провел ладонями вдоль ступни, будто бы расправляя возможные складки чулок. И замер, не в силах разорвать этот контакт рук и ног. Голова его, словно против воли, склонялась все ниже и ниже. Разум не возражал, просто он не контролировал ситуацию и самоустранился. Губы Семёна Аркадьевича коснулись кончиков её пальцев. Легкий, почти неуловимый запах кожи туфелек и её собственной кожи, тепло её тела, гладкость тонкого нейлона, нежно-розовые ноготки кажутся сверкающим перламутром, скрытым тонкой вуалью чулок сокровищем...
Аллочка опять, как утром, не стала ему мешать. Если б он мог поднять голову и заглянуть ей в глаза, то увидел бы в них адскую смесь удовлетворения своим успехом и разочарования от того, что борьба окончена; презрения и жалости к проигравшему; и ещё - удовольствия от его позы, его покорности, его ласк. Ей все сильнее хотелось, чтоб его языку не мешали ни чулки, ни случайные свидетели - такие же трудоголики, какой для коллег выглядела она. Нет, пока ещё рано форсировать события...
"Спасибо, спасибо, Семён Аркадьевич, дальше я справлюсь сама."
Она отобрала у не успевшего ничего сообразить Семёна Аркадьевича свою ножку, быстро обулась, закинула туфельки в пакет и набросила на плечи пальто. Обошла Семёна Аркадьевича, все стоящего на коленях, сзади, положила руку ему на плечо. Наклонилась к самому уху шефа, прошептала тихо и очень сексуально: "Знаете, Семён Аркадьевич, Вы очень милый. Зря Вас считают нелюдимым - Вы очень контактный человек!"
Аллочка провела руками по редеющим волосам Семёна Аркадьевича, потрепала его за ухо и направилась к двери.


От сладких воспоминаний Семёна Аркадьевича оторвал приглушенный стенкой кабинета разговор. Он безошибочно узнал голос Аллочки, а вот другой женский голос, вероятно, принадлежал той самой корреспондентке. Сердце снова ухнуло куда-то в глубины организма, однако до пяток долететь не успело: дверь открылась, и две очаровательные молодые женщины по-хозяйски уверенно переступили порог его кабинета. Гостью Аллочка пропустила немного вперед. Мгновенно вскочивший Семён Аркадьевич, прежде чем потупить согласно установленному Аллочкой регламенту глазки в пол, успел окинуть взглядом фигурку вошедшей. Конечно, она оказалась сногсшибательной. А какой же ещё могла быть корреспондент глянцевого журнала и подруга такой красавицы, как его секретарша? Но кроме красоты, внимание приковывала её манера держаться. Гламурных див Семён Аркадьевич повидал немало, а эта походила скорее на T-X, девушку-Терминатора. За милой улыбкой угадывались адамантиевые клыки - захочет, порвёт, а захочет - отпустит. Побегать немножко. Чтоб ловить было интереснее.
Семён Аркадьевич судорожно сглотнул и представился гостье, пригласил присаживаться в кресло и спросил, чем она хотела бы угоститься. Свежие фрукты? Орехи? Или вот очень вкусное печенье. Шоколад. Чай, зелёный и чёрный, кофе трёх сортов, сахар, сливки. А может, свежеотжатый сок?
Спасибо, ответила гостья, но она пока не голодна. И она не вегетарианка, ей нравится мясо.
Она облизнула полные губы острым светло-розовым язычком и широко улыбнулась, блеснув безупречными зубами.
Семёну Аркадьевичу показалось, что ослепительно белые клыки её и вправду длиннее, чем у обычных людей, и он судорожно сглотнул ещё два раза.
Гостья села в предложенное кресло, закинула одну стройную ножку в изящной туфельке за другую и выжидательно посмотрела на Семёна Аркадьевича. Устроившаяся в соседнем кресле Аллочка хмурилась и постукивала ноготками по подлокотнику.
Что-то шло не так, а он никак не мог сообразить, в чём дело.
Пауза затягивалась, тучи сгущались.
Чтобы хоть что-нибудь сказать, Семён Аркадьевич попытался произнести заготовленную заранее, неоднократно отрепетированную речь. Он очень гордился чёткостью фраз, продуманностью аргументов и общей солидностью стиля. Он сам сочинил эту речь, Аллочка проверила её и внесла пару незначительных правок. Отчего же она теперь смотрит на него так неприветливо?
Первые несколько слов дались с огромным трудом, потом привычка пересилила, Семён Аркадьевич сам увлёкся звуками своего голоса, звучавшего всё более уверенно...
Но тут гостья лёгким движением руки велела ему замолчать. Вновь раздался её мелодичный голос, и уверенность покинула Семёна Аркадьевича окончательно. Все эти слова она уже читала, Аллочка переслала ей по электронной почте полный текст его речи, и тратить время на её озвучивание совершенно нет необходимости. Голос у Семёна Аркадьевича далеко не оперный, да и лёгкая картавость не прибавляет ему шарма. И вообще всё это не о том. Читателям, а особенно читательницам, её журнала совсем не интересны котировки и тренды финансового рынка. Гораздо больший отклик нашёл бы его рассказ об атмосфере, царящей в коллективе. Ведь предприятие - это люди, которые в нём работают. Вот, например, его секретарша Аллочка. Человек, с которым он работает бок о бок уже сколько? Почти полгода? Почему бы не рассказать о ней - молодой, успешной, грамотной. Чем не лицо банка? А к людям, объяснила гостья, нужно поворачиваться именно лицом, а не другой частью, стыдливо прикрытой бумажками каких-то там отчётов и графиков.
Семён Аркадьевич был сбит с толку. Пожалуй, при всём этом налёте сарказма, в словах гостьи (как же, чёрт возьми, её зовут? Вроде Аллочка ни разу этого не упоминала, а сегодня гостья точно не представилась) был свой смысл.
Ну и как же ему рассказать об Аллочке так, чтобы его безумная страсть осталась за кадром? Равнодушного тона она ему не простит, да и гостья наверняка захочет жареного. Мяса. Бр-р. Рассказать, что он боготворит свою секретаршу, что все его мысли лишь о том, как доставить ей удовольствие, моральное и физическое? Ну он-то, понятно, с треском вылетит, а вот хочет ли огласки сама Аллочка? Нужен ли ей такой исход? Занять его место ей вряд ли позволят, при всей её компетентности. Совет директоров, собрание акционеров - чтобы кого-то протащить наверх, нужны связи. Даже при своём нынешнем положении Семён Аркадьевич не мог сделать это быстро.
Чёрт. Всё не то, им не это нужно. Гостье нужны смачные факты о жизни и причудах публичных персон; Аллочке нужно... что же всё-таки ей нужно от него сегодня?
Вся надежда на интуицию. Выручай, родимая, не дай пропасть!
Решившись, Семён Аркадьевич почувствовал облегчение. Он встал из-за стола, подошёл к Аллочкиному креслу, сел у её ног и начал свой рассказ...


"Вот так мы познакомились" - закончил он свою речь. Пока он говорил, гостья казалась заинтересованной - рассказ Семёна Аркадьевича длился минут 15, а она ни разу его не перебила. Аллочка тоже молчала, только поставила свою ножку на его бедро,  и тонкий каблучок её туфельки больно впивался в его тело. Но нежные пальчики её рук ласково покручивали его ухо, и Семён Аркадьевич был близок к блаженству.
А сейчас гостья всё так же молча смотрела на него своими пронзительными тёмными глазами, и блаженство его тихо таяло, уступая место страху.
Наконец она нарушила молчание. Слегка приподняв красиво изогнутую бровь, гостья поведала, что эта история  показалась именно такой, какую она может преподнести своим читателям. Семён Аркадьевич покрылся холодным потом. Но, продолжала она, рассказ явно неполон. Романтическая история знакомства служит отличным вступлением... к чему? Как-то неловко обрывать её на самом интересном месте. Что должно следовать дальше?
Семён Аркадьевич осторожно предположил, что дальше должно следовать описание их с Аллочкой теперешних взаимоотношений.
Скупой улыбкой гостья наградила его за догадливость, и он принялся лихорадочно соображать, как с наименьшим количеством жареного живописать их стиль работы. Но тут вмешалась до того безмолвная Аллочка.
"А может, нам стоит продемонстрировать Ксении, как выглядит наш рабочий день? Представим, что сегодня у нас не интервью, а обычный понедельник, весьма загруженный. Лично я не могу оторваться от входящей корреспонденции. А у тебя как раз пауза в работе".
Семён Аркадьевич приуныл. Все шансы сохранить лицо растаяли как дым. Да что там лицо... Если оказавшаяся Ксенией... как подходит ей это имя - "чужая"... если корреспондентка решится обнародовать хоть малую часть того, что она сейчас услышит и увидит, это будет серьёзным ударом по репутации банка в целом. Тут отвечать придётся головой, и не только своей. Оставалась только одна надежда - что Аллочка понимает, что делает, и у неё есть план выхода из этой щекотливой ситуации.
Аллочка меж тем процокала к своему креслу - как обычно, слегка, совсем не пошло, покачивая бёдрами при ходьбе. Уселась, закинув ногу на ногу и позволив туфельке свободно раскачиваться на пальчиках. Эта поза всегда безумно заводила Семёна Аркадьевича. Аллочка углубилась в бумаги, а Семён Аркадьевич, всё ещё покряхтывая, но уже куда более ловко, чем полгода назад, залез под стол и улёгся на спину, прямо Аллочке под ноги.
Каблук её туфельки раскачивался в нескольких сантиметрах от его губ, но он даже не пытался что-нибудь делать без приказа. Лишь самозабвенно следил за его мерным покачиванием и за показывающимся, как Солнце из-за туч, светло-розовым ликом её пяточки. И, как обычно при общении с Аллочкой, скоро впал в подобие транса. Он забыл про свои тревоги, про Ксению, про родной банк. Существовали только эти чудесные ножки, и ничто теперь не могло его отвлечь от служения им.
Скоро Аллочкиным ножкам, похоже, стало немного жарковато. Туфелька была сброшена прямо на голову Семёна Аркадьевича. Чувствительный удар металлической набойки по лбу показался не страшнее комариного укуса - спасибо опять же Аллочке, недаром она целый месяц тренировала его правильно ей поклоняться. "Не надо бояться расшибить лоб об пол" - не уставала повторять она - "лучше пострадает лоб, чем зад из-за твоего недостаточного рвения." И скоро лоб обрёл крепость стали...
Тем временем Аллочкина ножка, освободившаяся от веса туфельки, взмыла вверх и с размаху опустилась на губы Семёна Аркадьевича. Безмолвный приказ не требовал разъяснений, и Семён Аркадьевич принялся за любимое дело. Он нежно и восторженно лизал Аллочкину ступню, по всей доступной ему в его нынешнем положении длине. Так продолжалось довольно долго, но в конце концов ступня была отобрана. Но не успел Семён Аркадьевич расстроиться, как она вернулась на место, на этот раз свободная от обслюнявленного капрона. Обнажённые любимые ножки были для Семёна Аркадьевича нечастым лакомством и доставались ему лишь в качестве поощрения за особые заслуги. Значит, Аллочка им довольна. Что ж, он постарается не ударить в грязь лицом.
И он принялся лизать ножку с утроенным рвением.


Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Если, конечно, делать на совесть.
Аллочка раскинулась в кресле, изнемогая от желания кончить, но верный её собственному приказанию Семён Аркадьевич подводил её к самому пику и тут же отступал, остужая осторожными поцелуями бёдер и живота. А потом снова пускал в ход свой виртуозный язык и заставлял её дрожать от близости экстаза. И лишь окончательно истощив своё терпение, распалённая до невозможности Аллочка щёлкнула пальцами и позволила ему притронуться к своему клитору. Он нежно втянул в рот эту сладкую складочку, покатал между губами, коснулся кончиком языка. Аллочка взвыла от восторга. Больно схватила его за уши и втиснула в своё лоно, сжала дрожащими бёдрами и стала бешено двигать тазом. Вытянутый до предела язык Семёна Аркадьевича был плотно охвачен стенками её пещерки и чувствовал сокращение её внутренних мышц. Аллочкино наслаждение передалось и ему. Он давно не был так счастлив и так свободен. Краешком сознания Семён Аркадьевич чувствовал неудобство от того, что кончил прямо в штаны, где-то ещё дальше были мысли о Ксении, видевшей всю эту сцену и наверняка планирующей сделать из неё кульминацию сногсшибательной статьи. Но сейчас ему было так хорошо, что не думалось ни о чём, кроме блаженно улыбающейся Аллочки. Томно прикрыв глаза, его Госпожа полулежала в кресле, закинув обнажённые ноги ему на плечи. Она была так прекрасна, что Семёну Аркадьевичу захотелось умереть. Тогда он мог бы вечно помнить эту божественную улыбку, а кроме того, успел бы втереться в доверие тамошней администрации и пробить для Госпожи уютное местечко в раю. Возможно, тогда и в той жизни она позволит ему стать её верным слугой.
Размечтавшись, он упустил момент, когда томная нега сменилась в Аллочкином взоре хитрым прищуром. Подняв глаза, Семён Аркадьевич встретился с ней взглядом и снова - в который раз за день - покрылся холодным потом. Аллочка недвусмысленно показывала глазами на гостью. Что же он должен сделать?
Аккуратно опустив на пол чудесные ножки Госпожи, Семён Аркадьевич повернулся к её подруге. Ксения лукаво улыбалась.
"Теперь я вижу, как Вы относитесь к подчинённым" - нежно проворковала корреспондентка. - "пожалуй, Вы действительно цените своих сотрудников. А вот с гостями, мне кажется, Вы не столь любезны. Что, не пришлась ко двору?"
Что можно было ответить на столь прямой вопрос? Он в недоумении повернулся к Аллочке, но та только вопросительно подняла бровь и демонстративно пожала плечами. Что, придётся выпутываться самому. А Госпожа потом наверняка скажет, что она хотела от него совсем иного, и что это за глупость он удумал?
"Знаете" - продолжала Ксения - "дорогим гостям раньше хозяева стремились оказать почёт, уважение. Заботу проявить. Например, ноги с дороги умывали. Слыхали Вы о таком обычае? Между прочим, с библейских времён о нём известно, и только в наши скорбные дни обычай оказался забыт. Может, хоть Вы окажетесь счастливым исключением? Уж будьте так любезны. Тем более, знаете ли, я тут немного взмокла, наблюдая Ваше рвение и пыл. И теперь мне особенно хочется освежиться."
Семён Аркадьевич становился всё краснее и краснее. На Аллочку он оглядываться даже не стал - и так ясно, что это шоу для них обеих, и его муки - их развлечение. Но и кидаться Ксении в ножки, да ещё на глазах Аллочки, казалось неправильным.
Пауза снова грозила затянуться, и Семён Аркадьевич сделал последнюю попытку освободиться. Слегка нетвёрдым голосом он предложил выделить для всестороннего общения с корреспонденткой своего заместителя, молодого, очень перспективного, блестяще владеющего всей необходимой информацией и понимающего всё с полуслова, а также весьма недурного на вид. Ксения задумалась, потом решительно мотнула головой: "Пожалуй, его услуги могут оказаться полезными, и я воспользуюсь ими позднее. Если наша сегодняшняя встреча не полностью меня удовлетворит, помощь Вашего заместителя будет кстати. Мне ведь достаточно будет позвонить ему, правда? Не ехать к Вам самой, а пригласить его в удобное для меня место для восполнения сегодняшних пробелов."
Семён Аркадьевич поспешно согласился. Повторения визита Ксении он очень хотел избежать. А заместитель... что ж, пусть тоже потрудится на благо предприятия. Раз такой перспективный. Узнает, какова она, тяжкая доля руководителя.
Но сейчас потрудиться предстояло ему самому. Ксения выжидательно покачивала ножкой, затянутой в тёмный чулок, и было видно, что её терпение небезгранично. Семён Аркадьевич на коленях просеменил в сторону её кресла, согнулся в поклоне и испросил разрешения приступить к освежению ног. Получив таковое, на всякий случай осведомился, не имела ли гостья в виду то самое библейское омовение, и получил в ответ лишь раздражённое хмыканье. Похоже, оценка его умственных способностей опустилась ещё на один пункт.
Делать нечего, придётся лизать.
Осторожно сняв туфельку, он наклонился к ноге Ксении и, не удержавшись, кинул на Аллочку полный укоризны взгляд. Но Госпожа лишь весело рассмеялась.
Ступня Ксении была меньше и уже, чем Аллочкина. Как и сама Ксения ниже ростом и тоньше. Но формы её тела  безупречны. И запах от него кружил голову почти так же сильно, как Аллочкин. Эх, будь что будет...
Он сначала осторожно поцеловал кончики пальцев, потом верх ступни. Прошёлся легкими касаниями по кромке, где бок переходит в подошву - там кожа особенно чувствительна. Кинул быстрый взгляд на лицо Ксении - кажется, оно слегка подобрело. Он снова стал целовать её пальчики, временами несильно прихватывая их губами. И сам не заметил, как увлёкся. Скоро Ксения тихонько застонала, приказала ему лечь на спину и снять с неё чулки. Семён Аркадьевич подлез под её кресло, она поставила обе ноги ему на грудь и дала возможность добраться до застёжек. Аккуратно скатав чулки, Семён Аркадьевич невольно поразился гладкости и нежности её кожи. Прикасаться к ней действительно было на редкость приятно!
Ксения поводила ногами по курчавым зарослям на груди Семёна Аркадьевича и ласково улыбнулась ему. Взяв в руки её ступню, он начал с пяточки. Широкими движениями он слизывал слегка солёную влагу с её подошвы и думал, до чего же он докатился. И как же трудно теперь остановиться - и главное, останавливаться совсем не хочется!
Хочется другого - сделать что-то по-настоящему хорошее. Так, чтобы потом было не стыдно за себя.
Опыт общения с Аллочкой обострил природную способность Семёна Аркадьевича подмечать и верно истолковывать реакцию собеседника, даже если внешние проявления реакции были скупыми и неявными. И сейчас, хоть Ксения молчала и он не видел её лица, он нутром чувствовал её возбуждение. А может, это его ноздри, жадно вбирающие в себя новые запахи, уловили лёгкий аромат её желания. Воодушевившись, он стал действовать активнее, и скоро Ксения стала постанывать всё громче и громче. Потом она вдруг резко встала с кресла и перешагнула через него. И медленно, глядя ему в глаза, опустилась на лицо.
Трусиков на ней не было.


Ксения наслаждалась им больше часа. Сначала он просто лизал её промежность, а она сидела неподвижно, начиная дрожать только в преддверии очередного оргазма. Потом она стала двигаться на его лице, скользя вперёд и назад. Потом велела лизать анус, и контакт влажного языка с горячей, слегка пульсирующей дырочкой привёл её к новому оглушительному пику. После него ей захотелось расслабиться, и она уселась ему на лицо всем весом, обнимая его щёки гладкой, слегка влажной кожей бёдер. Нос Семёна Аркадьевича, втиснутый в аккуратно подстриженную курчавую поросль, наполнился тонким приятным запахом Ксении. Аллочка пахла сильнее и как-то более по-женски, а Ксения... это скорее напоминало аромат экзотического цветка.
Отдохнув, она решила немного поиграть с ним: насадившись широко раскрытыми, ярко-розовыми от возбуждения губками на его нос и полностью перекрыв дыхание, она сообщила Семёну Аркадьевичу, что сейчас он должен показать свою профессиональную подготовку. Игра называется "Проценты по вкладу". Правда, условия вкладов будут слегка изменены. "Вы, Семён Аркадьевич, вкладываете свой язык как можно глубже в мой анус и как можно лучше вылизываете его изнутри. Я приподнимаюсь и даю Вам подышать... ну, скажем, семь процентов того времени, в течение которого качество Вашего обслуживания будет удовлетворять моим высоким стандартам. Так что умение считать время клиентов Вам тоже пригодится. Я ведь не ошиблась, самый доходный вклад вашего банка обещает как раз семь процентов годовых, верно? А остальные - и того меньше. Вот мы с Вами и пройдёмся по всем актуальным на сегодняшний день видам вложений. А потом Вы назовёте мне, и в правильном порядке, все эти вклады. Если сумеете всё перечислить верно - игра окончена. Если нет - второй круг без передышки, и так до победного конца. Смотрите, чтоб он не стал концом и для Вас. Фигурально выражаясь, всё в Ваших руках!"
До таких игр у них с Аллочкой никогда не доходило. Семён Аркадьевич и не предполагал, что этот источник наслаждений, этот прелестный цветок лотоса, сорвать который так стремятся мужчины, это средоточие женской чувственности и сексуальности... этот, чтоб его, половой орган может быть таким жестоким. Влажные губки мягко зажимали его нос, начисто лишая дыхания. Широко распахнутый рот жадно пытался схватить хоть глоточек воздуха, но нежные ягодицы Ксении надёжно перекрывали доступ кислорода, услужливо подставляя губам только лишь свою гладкую шелковистую поверхность. Судорожно высунутый язык проваливался в призывно раскрытое отверстие ануса, скользил по горячим шершавым стенкам в тщетной попытке придти к консенсусу.
Видимо, он был недостаточно убедителен. Доносящиеся снаружи стоны и вскрики удовлетворённой Ксении достигли его сознания слишком поздно, он уже не мог им обрадоваться и провалился в бархатно-чёрную глубину прежде, чем Ксения встала.


"Что ж Вы, Семён Аркадьевич, так быстро слили свою партию? Я готовилась к долговременным отношениям, доставляющим удовольствие обеим сторонам, а Вы, можно сказать, трусливо сложили с себя все полномочия и объявили себя банкротом. Так не годится. Мне кажется, Вы мне кое-что задолжали. Как намерены расплачиваться?"
Едва пришедший в себя Семён Аркадьевич соображал со скрипом. Ясно было, что игра окончилась неудачно. Для него. Надо как-то компенсировать. Что же он может ей сейчас предложить?
Он оглянулся на Аллочку и с удивлением обнаружил, что её в комнате нет.
"Да, Вы правы" - снова раздался голос Ксении, - "Ваша помощница не могла смотреть на Ваш позор и решила хоть как-то помочь Вам реабилитироваться в моих глазах. Она сейчас занята некоторыми приготовлениями, и если от Вас не поступит достойного предложения, Алла возложит бремя отстаивания чести вашего банка на себя. Боюсь, Ваша роль в этом случае будет исключительно пассивной."
Семён Аркадьевич лихорадочно соображал. Ксения ждала, только одна бровь у неё вопросительно приподнялась, будто она рассчитывала прямо сейчас получить от него предложение, от которого не сможет отказаться. Если и так, её ожидания не сбылись. Когда через несколько минут в комнату вошла Аллочка, Семён Аркадьевич, так и не сумевший родить ни одной интересной мысли, бросился ей в ноги и стал униженно просить помочь ему, перемежая слова лихорадочным лобзанием босых Аллочкиных ступней.
"Да, Сенечка, вижу, не справляешься. Что ж, я помогу. Только какой же тогда из тебя руководитель? Пожалуй, ты и на помощника-то не тянешь. Слишком нерадив. Но я дам тебе шанс попробовать. А пока тебя, как нерадивого помощника, следует хорошенько вздрючить. Я тебя научу общаться с клиентами так, чтобы им было по-настоящему приятно."
Семён Аркадьевич замер. Никогда ещё он не слышал от Аллочки такого железного тона. Ему стало страшно.
Аллочка вдруг схватила его за ухо, рывком подняла на ноги и потянула к своему рабочему месту. Смахнув на пол бумаги, она поставила Семёна Аркадьевича лицом к столу и сильно пнула по заднице ногой. Не ожидавший такого Семён Аркадьевич распластался по столешнице. Одним движением стянув с него брюки, Аллочка вытянула из них ремень и хлестнула горемыку вдоль хребта. Семён Аркадьевич взвыл и хотел выпрямиться, но на его спину обрушилось ещё несколько жгучих ударов. Аллочка всё тем же холодным тоном велела ему не дёргаться, а руки завести за спину. Знакомый звук - это защёлкнулись на запястьях недавно подаренные им Аллочке наручники. Теперь он был абсолютно гол и беззащитен, наедине с двумя сходящими с ума от похоти девушками. Пожалуй, в таком отчаянном положении он не был даже в юности - в тот раз его, любопытного подростка, заманила в квартиру немолодая женщина (ей было, наверное, лет 30) и, затуманив голову всякими байками, чуть не изнасиловала. Тогда ему до последнего момента было интересно, что же за секреты скрываются в женских трусиках. Но получив возможность рассмотреть их слишком близко, он неожиданно испугался, стал вырываться и ведь всё-таки сбежал. Н-да, теперь не сбежишь. Дверь заперта, ноги запутались в спущенных брюках, руки скованы, да и, честно говоря, пузико поболее стало, чем в юности.
Аллочка либо прочла его мысли, либо ей просто было некомфортно наказывать его в такой позе. Она полностью освободила Семёна Аркадьевича от брюк, взамен приковав его ноги к ножкам стола ещё двумя парами наручников - откуда они только взялись? Теперь побег стал невозможен абсолютно.
Голые ягодицы Семёна Аркадьевича предательски дрожали, на лысине опять выступила испарина, и Аллочка заботливо стёрла её платком. Испарина сейчас же выступила снова. Он понимал, что сейчас его будут бить, и ждал первого удара даже с некоторым нетерпением. Скорей бы отмучиться! После наказания должны же они его наконец освободить и оставить в покое!
Но к тому, что последовало дальше, он оказался абсолютно не готов.


В поле его зрения вновь появилась Ксения. Но в каком виде? Разве прилично молодой девушке полностью раздеваться перед мужчиной, с которым она знакома всего пару часов?
Ксению, похоже, этот вопрос занимал не сильно. Она прошла куда-то за спину Семёна Аркадьевича и о зашепталась с Аллочкой. А потом снова подошла к его голове. На её обнажённых бёдрах, прицепленный кожаными ремешками, раскачивался внушительный резиновый член.
Семёна Аркадьевича обуял ужас. О таких штуках он слышал, даже видел несколько картинок, но всерьёз не интересовался и совершенно не чаял увидеть вживую.
Ксения молча подошла и встала рядом, угрожающе нацелив член в лицо Семёна Аркадьевича.
А его спины вдруг коснулись упругие тяжёлые груди Аллочки, и раздался её чуть хрипловатый от возбуждения голос.
"Помнишь, ты признался, что хочешь в меня войти? Так я тоже, милый мой, давно хочу в тебя войти. И наконец ты это заслужил, только сегодня это будет не актом любви, а наказанием. Но кто знает? Может, ты даже получишь удовольствие."
Она шлёпнула его ладонью по ягодице. Потом ещё и ещё раз. А потом велела расслабиться.
В его зад вошло что-то огромное, прохладное, скользкое. От страха и давления он чуть не описался. Предмет, заполняющий его внутренности, касался бесконечным, и он входил всё глубже. Семён Аркадьевич живо вспомнил о мучениях посаженных на кол. Вот так и начинаешь чувствовать конец.
Тягостные его раздумья внезапно были прерваны самым бесцеремонным образом. Ксения сделала небольшой шаг вперёд и упёрлась резиновым членом в его губы. Он недоуменно посмотрел на неё - для этого пришлось сильно задрать голову, и рот сам собой приоткрылся. В этот момент Ксения качнулась вперёд, и плотный упругий латекс проник в рот, достав до самого горла. Семён Аркадьевич поперхнулся и попытался отпрянуть, но попа насадилась на Аллочкин член до предела, а Ксенин страпон - наконец-то он вспомнил это слово - всё ещё заполнял рот своей внушительной головкой. Аллочка движением бёдер послала Семёна Аркадьевича Ксении. В попе стало чуть легче, но горло опять оказалось забито. И он даже не мог сказать, где больнее и хуже, спереди или сзади.
Аллочка и Ксения снова "перекинули" его друг другу, потом поймали ритм и стали двигаться энергичнее. Спереди-сзади-спереди-сзади... Пот капает на столешницу, выпуклое пузо так хорошо по ней скользит... А горлу вроде становится чуть легче, и пожар в кишках понемногу утихает... Но это давление и невозможность как следует вздохнуть... И шею сводит, и челюсти... И сфинктер.
Он с трудом сфокусировал глаза на лице Ксении. Её не очень большие груди с чёткими тёмными сосками качались над ним, лицо раскраснелось, рот был приоткрыт. Кажется, ей всё это нравилось.
Сзади послышался низкий Аллочкин стон. Потом ещё и ещё. Семён Аркадьевич уже достаточно изучил её "сигналы" - Аллочка находилась примерно на полпути к вершине, и если всё пойдёт так и дальше, минут через пять она её достигнет. И это будет означать хоть временную передышку.
Ксения, похоже, заведённая стонами подруги, тоже стала проявлять более отчётливые признаки удовольствия. Она схватила Семёна Аркадьевича за многострадальные уши и стала насаживать его на свой страпон ещё активнее. Как будто Аллочкины толчки были недостаточно сильны.
Семён Аркадьевич чувствовал себя теннисным мячиком, который два сумасшедших игрока в диком темпе перебрасывают друг другу. Причём не ракеткой, а остриём гвоздя. Бедный мячик!
Наверное, прошло не больше тех самых пяти минут, но ему они показались невероятно долгими. Никакого удовольствия, на которое намекала Аллочка, он не чувствовал. Всё тело пульсировало, особенно зад - это верно. Но какое тут удовольствие, когда с тобой так обращаются?
Наконец Аллочкины стоны перешли в непрерывный низкий вой, к которому присоединила свой голос Ксения, и они одновременно достигли пика. Аллочка вошла в него до упора, он почувствовал дрожание её бёдер. Ксения тоже загнала свой поршень ему в самое горло, но продолжила двигаться, покачивая им вверх-вниз. Семён Аркадьевич чувствовал её запах, и ему вдруг захотелось слизать с её губок эти сладкие соки.
Аллочка расслабленно опустилась на его мокрую спину, Ксения наклонилась к ней, придавив упругим животиком голову Семёна Аркадьевича к столу. Судя по звукам, они целовались. А Семён Аркадьевич еле мог дышать.


"Ну что, Сеня, понравилось?"
Аллочкин голос после оргазма всегда звучит ещё сексуальнее обычного, хотя, кажется, уж куда больше?
С латексным членом в горле особо не поговоришь, и он просто помотал головой.
"Ну и правильно. В конце концов, это было наказание, а не поощрение. А сейчас, так и быть, будет поощрение. Как обычно, кнут и пряник. Всё как ты учил."
Ксения выпрямилась и вытянула страпон изо рта. Семён Аркадьевич тут же задышал часто-часто, восполняя недостаток кислорода. И кто знает, что это ещё за поощрение?
И шут возьми его интуицию, она не подвела.
Аллочка освободила от наручников одну ногу Семёна Аркадьевича, перевернула его на спину и вновь защёлкнула оковы - на этот раз не внизу, а возле самой столешницы. Так же, согнув в колене, перестегнула вторую ногу.
Попа оказалась лежащей на краю стола, а голова - возле противоположного края.
И снова в его зад вошёл Аллочкин страпон. Он поднял голову и взглянул на неё. Как же она красива! Ей идёт и строгое офисное платье, и любимый ею спортивный стиль, и такая вот "одежда" в виде узких кожаных ремешков на бёдрах. А эта улыбка удовлетворённой женщины, приступающей к новому лакомству и знающей, что впереди ещё большее удовольствие!
Она медленно двигалась внутри него, не пытаясь "завестись", просто чтоб не остыть. Двигалась и смотрела в его глаза, очевидно, пытаясь найти в них радость от получаемого поощрения. Ксения куда-то отошла, так что хотя бы дышать Семён Аркадьевич мог спокойно. Это радовало, но радость была, видимо, не совсем нужного толка, и Аллочку не устраивала.
"А что это ты невесел? Почему член висит?"
Семён Аркадьевич затруднился с ответом. Вообще-то, вопрос о его удовольствии в такой обстановке казался ему несколько неуместным. Вот наедине с Аллочкой, целуя её восхитительные ножки или прикасаясь языком к заветному цветку, он возбуждался до ломоты в паху. Но и тогда он старался угодить Аллочке, а не она ему.
"Что молчишь? Язык проглотил? Ну и молчи. Член твой мне сейчас всё равно без надобности, да и тебе тоже. А вот язык нужен, так что давай-ка доставай его назад и высунь посильнее!"
Сзади, за его головой, к столу неслышно подошла Ксения. Теперь она была обнажена совершенно, босые ноги бесшумно ступали по начищенному паркету, а страпон не отягощал стройные бёдра. Она походила на Афродиту, решившую  сбросить лишний вес и регулярно посещающую фитнес-центр. Несмотря на неудобное положение и необходимость смотреть, запрокинув голову, Семён Аркадьевич не мог не залюбоваться ею.
Ксения легко вспрыгнула на стол и без долгих разговоров снова опустилась на его лицо. Стукнула пятками по ушам, и он послушно принялся лизать её мокрую промежность. Восхитительный цветочный аромат вновь заполнил его жадно расширенные ноздри, и член помимо воли стал наливаться горячей кровью. Ксения раздвинула руками ягодицы и устроилась поудобнее, плотно охватывая его лицо своей упругой тёплой плотью. Нос уткнулся в её анус, губы слились с её губками в жарком поцелуе. Мир вокруг пропал, и остался только её вкус, и запах, и блаженство тесного контакта.
Ксения двигалась, он пытался ласкать её языком и чувствовал, как сводит яйца подступающий оргазм. Только не это! Прямо на глазах у Аллочки кончить под другой женщиной - какой позор! Он старался отвлечься, подумать о работе, но куда там! Редкие глотки воздуха, наполненного запахом наслаждения, вкус её соков и чуть пряный аромат разгорячённого ануса, её острые ноготки, бегающие вокруг его сосков... Гладкие ступни касаются его редеющих волос, а её собственная шевелюра тяжёлой мягкой кистью прохаживается вверх-вниз по его животу...
И вдруг, как молния - прикосновение острых зубов к его пенису. Головка исчезает во рту Ксении, и влажный, чуть шершавый язык принимается бегать туда-сюда, облизывая неожиданное лакомство. А зубки впиваются всё сильнее, не желая выпускать добычу. И Аллочка начинает двигаться всё быстрее, и головка её страпона, скользя по предстательной железе, рассылает по всему телу волны тепла.
Семён Аркадьевич стиснул кулаки, напрягся всем телом в последнем судорожном усилии справиться с удовольствием, грозящим его затопить. Но силы были неравны. Ещё мгновение - и его пронизал разряд невероятного наслаждения, а член стал разряжаться в рот Ксении, прокачивая сквозь себя огромную порцию тягучей жидкости.


Через некоторое время всё кончилось. Ксения привстала, развернулась и села снова - на это раз на его грудь.  Наклонилась, щекоча кончиками длинных волос. Крепко сжав пальцами щёки, заставила открыть рот. И не торопясь сплюнула туда всю его сперму. Закрыла его рот и заставила всё проглотить. А потом, всё так же молча, соскочила со стола и пропала из поля зрения.
Аллочкин резиновый друг покинул попу Семёна Аркадьевича, оставив после себя огромную, медленно сжимающуюся дыру. А сама Аллочка смотрела на него, и он не мог  разгадать выражение её лица. Потом она вдруг рассмеялась, качнула головой и ушла куда-то вслед за Ксенией.
Их не было довольно долго, и он мог только гадать о том, чем они занимались. А когда девушки подошли к нему, они были вновь одеты. Элегантные, молодые, весёлые, уверенные.
Аллочка ласково потрепала его по щеке, Ксения тепло ему улыбнулась, и они пошли к двери. От волнения у него пропал голос, и он смог выдавить из себя только пару слов. "Куда вы?!"
Аллочка удивлённо покачала головой: "Семён Аркадьевич! Странный вопрос от Вас, ревностного блюстителя  распорядка дня. В Вашей приёмной уже скопилось немало посетителей, с ними нужно решить массу рабочих вопросов. Пора открыть им двери! Вы сейчас несколько не в форме, и мне опять придётся Вам помочь. А Вы лежите, отдыхайте!"
Ксения усмехнулась и сказала: "Мне было очень интересно пообщаться с Вами, и в итоге я получила всё, что хотела. Возможно, мы ещё встретимся, но сейчас мне пора идти. У меня сегодня назначены..." - тут она опять усмехнулась - "...ещё парочка не менее ответственных и перспективных интервью."



2009 - 2011 г.  (с) Dart_Romeo