Мы уходим, уходим,
уходим, уходим.
Песня.
Ветер поднимался, вечерело, и командир корабля скомандовал – “Уходим”, посмотрел в сторону поселка в бинокулярный визир.
Я вышел на палубу. Вдалеке, с сопки к причалу, мне показалось, что летит неопознанный ярко сиреневый объект.
– Убрать трап, поднять якорь, приготовиться отдать швартовы. Механик в машину. Расчехлить носовое орудие. Командир БЧ-2, приготовиться к бою. – Корабль одновременно начал готовиться к проведению учения по отражению воздушного нападения противника.
Вблизи объектом оказалась группа военнослужащих Военно-морского флота с четырьмя сиреневыми унитазами на плечах. За группой следовала кавказская овчарка. Все поднялись на борт.
Штурман Юра Давитян установил приобретённый к новоселью унитаз в штурманской рубке, накрыл его фанеркой, сел и приступил к прокладке обратного курса. Замполит пытался пристроить свой сиреневый прибор в кают-компании, где я закончил проводить с комдивом занятие по насосному оборудованию, и алчущий пожиратель сала был изгнан комдивом в каюту продовольственника, где Тырин уже привязывал свою добычу к кровати. Терентич после коротких переговоров с комдивом приступил с моими трюмными матросами к установке добытого по наводке начштаба унитаза - на штатное место. Браконьер Завалин привязывал кавказскую овчарку в танковом трюме – он собирался сделать из неё унты.
На борт также поднялся экипаж атомной подводной лодки, прибывший с боевого дежурства и теперь следовавший “с оказией” в отпуск. Десяток матросов разместили в десантном кубрике, офицеров – по каютам. В свою каюту я пригласил коллегу механика и совсем лысого помощника командира атомохода, гостеприимно поставил перед ними канистру со спиртом и пожелал им хорошего времяпрепровождения и счастливой нам всем дороги.
На середине обратного пути начался шторм. У меня сломался сепаратор топлива и вскоре корабль потерял ход. По моим расчётам – через час он должен был потерять и электропитание, и, совершив оверкиль, погрузиться в морскую пучину.
– Механик, мне страшно, – спокойно так сказал штурман, спустившись ко мне в машинное отделение. Абсолютно плоскодонный корабль раскачивало как банный тазик. – У нас угол заката* 43,5 градуса, а мы сейчас накренились на 42, ещё немного и мы не вернёмся. Ты тут как вообще? не о..Ъ?
– Форсунки меняем, минут через сорок запустим движки и вернёмся.
*Угол заката корабля – угол крена или дифферента судна, при котором оно уже не возвращается в состояние равновесия.
В машинном отделении по заблёванным пайолам прыгали, глотая ртом воздух, о..Ъе караси-мотористы. Старшина команды Черномашенцев и дембели Лескявичус и Безрадный оседлали двигатели и меняли форсунки. До дембеля им оставалась неделя. Я разбирался с сепаратором. По-моему, сепаратору настал ..Ъц. И нам тоже. Командир развернул корабль в открытое море, на встречу волнам.
Через два часа я дал свет.
Утром, благополучно ошвартовавшись в Североморске, мы подсчитали потери: продовольственник мичман Тырин и замполит дивизиона лежали без сознания в каюте: то ли – от качки, то ли – от того, что их заполненные рвотой унитазы разбились друг о друга как пасхальные яйца, то ли …
– Кавказец погиб в трюме задушенный привязью, – доложил командиру дивизиона его подчинённый связист Капитан-лейтенант Завалишин.