Конференция: посвященная 150-летию со дня рождения историка С.Ф. Платонова
Выступление А.Н. Одинокова - историк г. Великий Новгород.
Тема: «Исторические, культурные и профессиональные связи С.Ф. Платонова с Великим Новгородом».
Прежде всего, мне хотелось бы выразить признательность организаторам конференции за предоставленную возможность выступить перед Вами.
Деятельность Сергея Фёдоровича Платонова настолько многогранна и столь обширна, что её невозможно ограничить какими-то региональными или узкопрофессиональными рамками. Совершенно особое место здесь следует отвести Новгороду Великому, как городу, занимающему особенное положение в российской истории, и исследовательской судьбе многих, если не большинства российских историков, в том числе и Платонова.
Благодаря таланту и настойчивости двадцатипятилетнего Платонова историческая наука на рубеже 90-х годов 19-го века обогатилась одним из основополагающих исследований по древнерусским сказаниям и повестям о Смутном времени XVII века. В проделанной за три года неимоверно объёмной и сложной работе Платонову удалось получить превосходный результат, – труд, ставший впоследствии его «диссертацией для получения степени магистра русской истории»(1) в Императорском Санкт-Петербургском университете.
В 1890 году профессор Василий Осипович Ключевский констатировал:
«Без преувеличения можно сказать, что по отношению к ранним и основным сказаниям автор успешно разрешил принятую на себя задачу и тем восполнил один из заметных пробелов в нашей историографии: он осмотрительно разобрался в обширном и разнохарактерном материале, впервые ввел в научный оборот несколько малоизвестных памятников, как «Временник» Тимофеева, и удачно распутал несколько частных вопросов в историографии Смуты или подготовил их разрешение» (2).
Как утверждал сам Сергей Фёдорович Платонов:
«Не получив распространения в XVII веке, «Временник» Тимофеева в настоящее время известен всего в одном и то значительно неисправном списке, принадлежащем библиотеке Флорищевой пустыни. На основании знакомства с этим списком П.М. Строев отзывался о «Временнике», как о «писании высокопарном и многословном, но местами любопытном». «Словоизвития и пустословие» Тимофеева не помешали Строеву заметить в его изложении «обстоятельства неизвестныя», показания, не находимые, в других источниках. Тем не менее, со времени археографической экспедиции Строева и до наших дней труд Тимофеева остался вне круга ученых изысканий, хотя и упоминался иногда в общих обзорах древнерусской письменности»(3).
Платонову принадлежат и первые поправки в биографические данные Ивана Тимофеева. В противовес Строеву, «который делает свой вывод, что Тимофеев был митрополичьим дьяком»(4), Платонов находит, «что он был дьяком государевым» и «в 1598 году он сидел в каком-то из московских приказов: в качестве именно приказного дьяка он подписался на избирательной грамоте царя Бориса», и что «в начале царствования Василия Шуйского он был в Москве», а «в конце 1606 или в начале 1607 года, он был отправлен на царскую службу в Новгород. В 1608 году, – как пишет Платонов, – мы действительно видим его государевым дьяком в Новгороде. Отбыв эту службу, не позже начала 1610 года, Тимофеев желал возвратиться в Москву, но не мог по недостатку средств, и остался в Новгороде до взятия его шведами. Там он пробыл и во всё время шведского господства»(5).
Интересны итоговые выводы Платонова. Он констатирует, что «во Временнике мы имеем, без всякого сомнения, оригинальное произведение очевидца смуты». «Мы можем даже сказать, – заявляет он, – с большой вероятностью, что большую часть «Временника» успел он написать именно в Новгороде»(6).
К сожалению Платонов «в своём общем обзоре литературных памятников» не нашёл возможным «более подробно останавливаться на труде Ивана Тимофеева», считая, что «предметом отдельной монографии должно быть исследование состава «Временника», его отдельных показаний и тех источников, какими пользовался его автор»(7). Надо полагать, что это было прямое указание на актуальность продолжения исследований «Временника».
Однако через двадцать лет ближайший ученик Платонова – Платон Григорьевич Васенко в своём очерке «Дьяк Иван Тимофеев, автор «Временника» был удивлён выводом «авторитетнейшего историка литературы» – Александра Николаевича Пыпина, что «…Ничего нового в труде Тимофеева нет», «и события смуты прошли для него бесследно». Это подтолкнуло Васенко, по его выражению, «попытаться изучить «Временник», как историографическое явление». Блестяще расставив акценты, приведшие Ивана Тимофеева к написанию «Временника» и уяснив его литературные достоинства, Васенко приходит к заключению, что «…на первый взгляд в нём нет ничего кроме старого риторического «добрословия». При пристальном чтении «доброслов», стоящий на почве религиозного прагматизма, отступает на второй план, и читатель видит перед собой одного из предвестников нового чисто исторического мышления»(8).
Выводы Васенко высоко оценил профессор Иван Иванович Полосин. В своей работе «Иван Тимофеев – Русский мыслитель, историк и дьяк XVII века» он отмечал, что, Васенко «внёс много новых и верных наблюдений над текстом», «автор, вслед за В.О. Ключевским, верно определил, что «Временник» – не летопись, не хронограф, а историко-политический трактат». В достаточно полном историографическом обзоре с 1834 по 1949 годы Полосин сумел проследить и указать на историков-авторов, которые, по его мнению, «сетовали на недостаток фактичности в изложении Тимофеева». В числе таких авторов он назвал Германа Андреевича Замятина – выпускника Юрьевского (Тартуского, Эстония) университета, доктора исторических наук. Правда, судить он мог лишь по двум известным в то время исследованиям Замятина: это «К вопросу об избрании Карла Филиппа на русский престол (1611 – 1616 гг.)» (работа 1913 г.) и «Новый летописец о сношениях между Ярославлем и Новгородом в 1612 г.» (статья 1914 г.). Наверняка это суждение Полосин вынес из личных встреч с Замятиным, так как нам известно, что они лично были знакомы и обменивались мнениями об Иване Тимофееве. Приходится сожалеть, что труды Г.А. Замятина до сих пор, также как и в те далёкие времена, остаются неизданными и по существу неизвестными, как для специалистов, так и широкой аудитории читателей.
В 1939 году в письме члену Новгородской секции института истории Академии наук СССР – Строкову, Замятин писал: «…Собралось у меня немало материала о лицах, служивших в Новгороде шведам и о лицах, радевших Москве; немало материала накопилось о военных операциях; собрал я несколько десятков расспросных речей беженцев из Новгорода; много документов имею на шведском языке из архива Делагарди, из Стокгольмского архива. Надеюсь, кое-что из планов осуществить»(9).
В 1942 году, в докторской диссертации Г.А. Замятин, критически оценивая документы новгородцев в годы оккупации, подмечает: что «челобитная новгородцев Густаву II Адольфу» (1612 г.) «…скреплена по скрепам четырьмя дьяками: С. Лутохиным, Иваном Тимофеевым, Пятым Григорьевым, Томило Сергеевым». И добавляет: «С подписью Дьяка Ивана Тимофеева раньше нам не приходилось встречаться. Разгадать эту личность не представляет большого труда. Дьяк Иван Тимофеев – автор известного историкам «Временника». А затем, приведя цитату из труда С.Ф. Платонова «Сказания и повести…», он делает вывод: «В его рассказ необходимо ввести корректив: в 1614 г. Тимофеев занимает такое же место, как и С. Лутохин, он – дьяк Новгородского государства, а не митрополичий. Кроме того, в противоположность названным выше исследованиям необходимо обратить внимание на подпись Ив[ана] Тимофеева под челобитной Густаву II Адольфу: эта подпись наводит на мысль, что в бытность в Новгороде Тимофеев радел шведам. Разумеется, отношения Тимофеева к шведам могут быть полностью вскрыты путем анализа его Временника». Эту задачу мы себе здесь не ставим». В этом месте в ссылке приводится интересная подробность: «Про[фессор] И.И. Полосин сообщил мне, что при изучении «Временника» Тимофеева ему пришлось констатировать отрицательное отношение автора к царю Михаилу»(10).
Мы должны признать, что тема Ивана Тимофеева до сих пор будоражит умы историков и наполняется всё новыми и новыми открытиями и в наше время. После И.И. Полосина, т. е. после 1949 г., целая плеяда учёных, в числе которых О.А. Державина, Л.В. Черепнин, В.Б. Кобрин, В.И. Корецкий, Я.Г. Солодкин, А.Д. Рыбаков опубликовали свои исследования, как по содержанию «Временника», так и по новым биографическим данным Ивана Тимофеева, что предполагает в будущем осуществление нового историографического обзора.
Сергей Федорович Платонов и Герман Андреевич Замятин познакомились в декабре 1912 года при личной встрече. В фонде Платонова в Российской национальной библиотеке нами обнаружены письма Г.А. Замятина к последнему. Тема обращения Замятина к Платонову – затруднения с доступностью шведских документов Стокгольмского архива для него и публикацией по инициативе Платонова документов о Новгородском посольстве 1615 г. в Русской исторической библиотеки. Позднее, в 1925 – 1926 годах, Замятин с благодарностью, за упоминание Платоновым в «сборнике документов по истории Смуты» его «работу об избрании Карла Филиппа», искренне делится о «больном» для себя вопросе – это об архиве Делагарди. «Полагаю, – читаем мы в письме Замятина к Платонову от 7 мая 1926 года, – оспаривать большое значение этого архива для русской истории начала XVII века едва ли можно. А ведь я использовал далеко не все материалы… Мне лично думалось, что работы над этим архивом на мой век хватит…, думы мои не оправдались. Работа над архивом, начатая в трудных условиях военного времени, не раз прерывавшаяся вследствие эвакуации архива (Вы, конечно, помните эвакуацию в Нижний Новгород, затем меры, принятые Археографической комиссией с целью извлечения архива из Нижнего, затем новую эвакуацию в Саратов), окончательно должна была остановиться вследствие возвращения архива Эстонии в 1920 г…. Между тем «годы проходят, все лучшие годы…». Силы растрачиваются не на то, на что хотелось бы положить их все… Встаёт вопрос: как выйти из трудного положения? Отказаться от разработки темы, когда уже получаются не лишённые интереса выводы? Вы знаете сами, как это тяжело для исследователя. Значит, надо добывать материал. Как? Ехать за границу? Но попытки получить командировку за границу не привели ни к чему. Пробовал я раз действовать через Наркомпрос, подавал туда докладную записку об архиве Делагарди. Результата никакого»(11). Как видно из текста следующего письма С.Ф. Платонов предпринял шаги, чтобы помочь Г.А. Замятину, но, к сожалению, дальнейшая судьба этих двух учёных-историков была уже не в их руках и зависела от других обстоятельств. Остаётся только сожалеть, что признанный С.Ф. Платоновым российский историк Г.А. Замятин, на долгие годы остался в неизвестности. Больше того злой рок забвения всё ещё продолжает преследовать его наследие, так как трудно объяснить странный отказ в своё время рукописного отдела уважаемой Государственной российской библиотеки от части архивного фонда Г. А. Замятина. В результате на более чем 50-лет была потеряна для науки такая работа Германа Андреевича, как «Борьба русских городов против оккупации шведами в 1613 – 1614 годах», хотя рукопись этой работы, как нам стало известно, всё это время трепетно сохранялась родственниками учёного.
В 8 выпуске Новгородского архивного вестника мною опубликованы письма новгородца, одного из главных строителей музейного дела в послереволюционном Новгороде, историка древнерусского искусства – Николая Григорьевича Порфиридова к своему бывшему учителю и наставнику Сергею Фёдоровичу Платонову. Порфиридов впервые увидел Платонова на лекциях, который тот читал, приезжая в провинциальный Новгород в начале 20 столетия. Именно с этих лекций, как признавался впоследствии Порфиридов, зародилось у него желание посвятить себя полностью служению науки.
В 1919 году в момент организации при непосредственном участии Платонова Новгородского архивного управления, в Новгороде решаются и вопросы сохранности музейных ценностей бывших дворянских усадеб, городских и уездных монастырей и церквей, относящихся к ведению Главнауки.
«Недавно, – пишет в письме С.Ф. Платонову Н.Г. Порфиридов, – я получил неожиданно на свое имя полномочия от Главного архивного управления на охрану монастырских архивов. (Кстати, не знаю, чем это объяснить: в Главном управлении меня знают чуть-чуть Н.А. Пыпин(12) и добрейший А.С. Николаев, Вы же видали меня лишь несколько минут, когда я неудачно у Вас экзаменовался, и рад был провалиться от стыда). Я не знаю, как пригодится эта бумага, уж очень много сейчас набралось у монастырей хозяев: местные комитеты бедноты, приходские общины, взявшие на свое попечение данный м[онасты]рь, Земельный отдел, Отдел социального обеспечения и, наконец, на самую верховную роль претендует недавно создавшийся Отдел по отделению церкви от государства. У семи нянек дитя без глазу ... Сейчас в монастыри приходит, конфискует, что надо, нагоняет страху всякий, кому не лень».
В 1925 году, одним из наиболее тревоживших Порфиридова вопросов, встаёт вопрос о судьбе Фундаментальной библиотеки Новгородской духовной семинарии, обладательницы редчайших фондов библиотек новгородских владык.
«Вы, конечно, знаете, – читаем мы в одном из писем Порфиридова к Платонову, – это большое и ценное книжное собрание, по счастью уцелевшее до настоящих дней в полной сохранности и цельном виде».
«Библиотека распадается на две части – старую и новую. Основное значение и составляет именно старая часть, образовавшаяся в свое время из книжных собраний Новгородских владык XVIII-го ст[олетия]. По сохранившемуся каталогу Б[иблиоте]ки от 1779 года, в ней уже к тому времени значились книжные фонды:
1,еп[ископа] Феофана Прокоповича (+1736 г.)- 3.180 томов,
2,Амвросия Юшкевича (+1745 г.)- 525 томов,
3,Стефана Калиновского (+1753 г.)- 834 тома,
4,Дмитрия Сеченова (+1767 г.)- 494 тома,
- всего 5.033, а вместе с некоторыми другими поступлениями, в этой старой части Б[иблиоте]ки насчитывается 6.859 томов...».
«Всё это книжное богатство, остававшееся в цельном и нетронутом виде в формальном ведении Новгор[одского] Педагогического Института (теперь – Техникума), в начале нынешнего лета было передано Губмузею»(13).
Пометы на письме, сделанные Сергеем Фёдоровичем, подсказывают, что вопрос судьбы библиотеки не только заинтересовал его, но и решался при его деятельном участии. В письме к Платонову от 25 августа 1925 года ободрённый помощью Порфиридов писал: «конечно, можно радоваться, если вопрос об её охране разрешится прочно и окончательно. Что же делать, если это и будет сопряжено с вывозом её из Новгорода? Когда-то ещё сам Новгород будет обладать своей Академией?»(14). Судьба библиотеки действительно была успешно решена и основная часть собрания поступила в фонды Государственной публичной библиотеки в 1928 году. Причём вывоз библиотеки был обеспечен, кроме Порфиридова, другим учеником Платонова, работником библиотеки – В.Г. Гейманом.
Однако не только вопрос Фундаментальной библиотеки был связующим между С.Ф. Платоновым и Н.Г. Порфиридовым. Дело в том, что и тот и другой были членами Новгородского общества любителей древности. Николай Григорьевич Порфиридов в период ещё своей учёбы в институте выполнял отдельные поручения председателя общества Михаила Валериановича Муравьёва к Платонову. Отношения же самого Муравьёва с Платоновым, судя по их переписке, дневнику Надежды Николаевны, носили долговременный и обоюдно-уважительный характер.
Исторические корни Муравьёвых крепко связаны с новгородчиной: «предки Михаила Валериановича Муравьёва уже в конце XVI в. являлись новгородскими городовыми дворянами». «Прапрадед служил воеводой во Пскове и Коломне», «прадед – был председателем Гражданской палаты Новгородского наместничества и архангельским губернатором», «дед – известный историк, археолог, писатель, сенатор, управляющий собственной канцелярией Николая I», «отец – сенатор, был псковским губернатором»(15). Сам Михаил Валерианович, как владелец новгородской родовой усадьбы «Малые и Большие Теребони» был известен как земский общественный деятель, живо интересовался краеведением и историей, имел печатные статьи на исторические темы и по генеалогии. По инициативе М.В. Муравьёва и при его председательстве в апреле 1908 года возрождается деятельность Новгородского общества любителей древности, почётным членом которого в марте 1909 года становится С.Ф. Платонов.
Надо сказать, что период 1909 года знаменателен целым рядом событий их плодотворного сотрудничества. Прежде всего, это, конечно же, лекции, которые читали в Новгороде по приглашению Общества представители профессуры Санкт-Петербурга, в том числе и С.Ф. Платонов. Лекции проходили в Новгороде, в рамках подготовки к 15 археологическому съезду. «Серию публичных чтений открыл С.Ф. Платонов, прочитавший 12 апреля и 5 мая 1909 г. в актовом зале мужской гимназии «блестящую и полную захватывающего интереса», по отзыву новгородского краеведа – И.В. Аничкова…»(16). В своём письме Муравьёву от 30 марта 1909 года Платонов сообщал: «Тема моя такова: Новгород В[еликий] до его подчинения Москве в 1478 г. и после подчинения до Ништадтского мира 1721 г. (Много ли мы знаем о внутренней жизни древнего Новгорода и как должны вести её дальнейшее изучение?)
В этом заглавии вся программа чтения. Оно имеет методическую цель указать, какие материалы новгородской истории теперь стоят на очереди для изучения и исследования».
А дальше, боясь лишних трат со стороны Общества, он пояснял: «Я говорю быстро и не для всех стенографов доступно. Боюсь, что их труды пропадут без должной пользы». «Читать я буду без рукописи и без конспекта»(17).
Лекции С.Ф. Платонова собрали 700 слушателей.
По признанию доктора исторических наук В.С. Брачева известны лишь материалы двух лекций С.Ф. Платонова. Однако документы как архивные, так и периодической печати свидетельствуют о более интенсивной деятельности Платонова в Новгороде. История популярности Платонова и соответственно переговоров с ним по вопросу чтения лекций относится к 1902 году, когда Новгородская губернская земская управа обратилась к Сергею Фёдоровичу помочь ей в проведении общеобразовательных курсов в Новгороде для сельских учителей. Платонов заявил тему: «История Великого Новгорода в XII – XVI вв.», сконцентрировав внимание на развитии классических подходов к формированию исторического пути создания Новгородского государства. Однако до 1913 года все попытки земского начальства по согласованию этих курсов так и не увенчались успехом.
Более удачно, как мы уже отмечали, был осуществлён проект лекций, Новгородским обществом любителей древности, начиная с 1909 года. При М.В. Муравьёве цикл лекций был продолжен уже после 15 археологического съезда. В 1912 году 5 сентября Сергей Фёдорович читает лекцию в помещении Дворянского собрания по истории Великого Новгорода и Москвы при Великом Князе Иване Васильевиче III. Сохранившийся до наших дней конспект лекции, записанный Н.И. Тырковой, опубликован в 1999 году в книге двух новгородских историков – В.А. Варенцова и Г.М. Коваленко «В составе Московского государства». В лекции С.Ф. Платонов убедительно раскрывал факты подтверждающие, что «в своём первом расцвете Новгород являлся торгово-промышленным централизованным государством», тогда как «Москва представляла примитивное общество, в котором кристаллизация начиналась в верхах, и по отношению к Новгороду – она его антипод». Также были раскрыты причины упадка Новгорода и превращение Москвы во «влиятельный центр» русского государства. В заключении Сергей Федорович показывал «влияние Новгорода на своего победителя»(18). Неоднократные предложения Общества опубликовать конспекты лекций С.Ф. Платонова встречали иногда довольно резкие его возражения. Так на очередное предложение М.В. Муравьёва Платонов в письме от 25 июня 1909 года писал, «что касается до конспекта моих чтений, то, прислав его, Вы попали в моё больное место. Я питаю прямо (извините!) органическое отвращение к исправлению «лекций» и искренне думаю, писать для чтения – одно, а говорить для слушания – другое: совсем иная логика, иная фраза, иная концепция. Пожалуйста, не печатайте Вашей записи и ограничьтесь лишь извещением, что такой-то читал на такую-то тему. А за этот откровенный ответ великодушно извините меня»(19).
После революционных событий 1917 года при энергичном содействии Н.Г. Порфиридова С.Ф. Платонов в числе других профессоров Петрограда читал в организованном Губмузеем цикле историко-археологических лекций в 1920, 1921 и 1925 годах. С учётом современных условий и задач тема лекции 1920 года заявлялась как «Новгородское государство и община в XIII, XIV и XV веках», в 1925 году «Новгород и Новгородский край в его экономическом состоянии в XVI – XVII вв.».
Вновь 1909 год нам придётся упомянуть в связи с ещё одним «платоновским» делом – это публикацией в сборнике Новгородского общества, так называемых «Арсеньевских бумаг» с предисловием Сергея Федоровича Платонова к ним.
Предисловие мастерски написанное, в короткой и насыщенной выводами форме предлагает понимание взаимоотношений Великого Новгорода, Московского государства со Швецией и Польшей. Клубок противоречий, традиции мирных переговоров, как назвал С.Ф. Платонов «одной из любопытнейших эпох русской истории, именно к началу московской династии Романовых и к последним моментам Смутного времени» раскрыты им во взаимосвязи между собой и с особой исторической критичностью.
Особенное внимание при оценке «Арсеньевских бумаг» было уделено Платоновым материалам расспросных речей Калитина и Чепчугова, в которых он усмотрел «весьма вероподобные и важные» сообщения(20).
История публикации, надо сказать, осталась в тени самого факта открытия шведских архивных документов, – на тот период времени, безусловно, события значительного научного значения. Поэтому попытаемся кратко восполнить этот пробел.
Обращение Василия Сергеевича Арсеньева, известного генеалога, в 1909 году занимавшего пост председателя Витебской архивной комиссии, к председателю НОЛД М.В. Муравьёву было продиктовано сообщением Общества о поиске архивных документов в преддверии 15 археологического съезда. Оценив важность проекта, Арсеньев высказал в письме, что «у отца моего (Сергея Васильевича Арсеньева…), имеются интересные архивные выписки и копии с шведских архивных документов. Лично у меня в Витебске имеются также в высшей степени интересные документы, добытые отцом моим в Швеции у одного букиниста…, имеются они у меня в копии конца XVIII – начала XIX в.». Из числа документов были названы: донесения Джона Мерика, Горна, Делагарди, русских купцов и Дубровского, Боборыкина, Оксеншерны, Баннера и Родеса. Общий объем архива составлял 684 листа на немецком и шведском языках, частично переведённых самим Арсеньевым. Документы охватывали период шведской оккупации Новгорода 1611 – 1617 годы и 1650 – 1654 годы. Естественно, что такое щедрое предложение было поддержано Муравьёвым и правлением Общества в целом, и в ответном письме Арсеньеву он подчёркивал, что «Вы изволили писать, что документы эти могут быть интересны для Новгородского общества любителей древности, – но я полагаю, что не только они интересны, но вероятно и необходимы для уяснения того сложного положения в котором находился Новгород в смутное время», «…они могли бы образовать особый выпуск, который можно бы было озаглавить, например – «Арсеньевские бумаги». И далее «…напечатать Ваши документы до XV съезда весьма важно, так как, пролив свет на шведско-новгородские отношения смутной эпохи они могут послужить базой для научного реферата по Смуте».
Сегодня мы можем констатировать, что эти ожидания инициаторов публикации документов полностью оправдались, так как не только на тот период, а и в дальнейшем материалы «Арсеньевских бумаг» дали толчок к утверждению исторически более точной картины шведской политики и новгородской действительности смутных лет, привлекли внимание многих учёных-историков.
Судя по пометам на письме Арсеньева, для правления Общества сразу же встал вопрос о наведении справок о документах, которые им предлагались. Помета гласит: «запрос С.Ф. Платонову». Встал вопрос и о переводе текстов. В письме от 6 октября 1909 года Муравьёв пишет Платонову: «…позволяю Вас просить указать то лицо, которое могло бы взяться за перевод шведских бумаг на русский язык. В таком вопросе немного страшно довериться финнам и шведам. Крайне обяжите». В качестве переводчика Сергей Фёдорович предложил обратиться к Алексею Полторацкому, которого сам знал очень хорошо, поручая тому отдельные переводы. А на вопрос о документах ответил, что «по моей просьбе мой ученик П[латон] Гр[игорьевич] Васенко пробовал справиться о Ваших документах, насколько позволяла краткость Ваших указаний. По его словам, известны лишь № 2, инструкции о мире 1614 г. Остальных в печати нет. Он знает эпоху и ему можно верить. И так – можете, если желаете, переводить»(21).
10 ноября 1909 г. Алексей Полторацкий сообщил Муравьёву, что «с удовольствием готов исполнить предлагаемую Вами работу. Но должен оговориться, что это работа трудная, так как шведский язык начала XVII столетия значительно отличается от современного и по орфографии и по лексическому составу». Полторацкий предложил свой гонорарный расчёт, который вызвал затруднения у Общества, из-за скромных финансовых возможностей. И здесь, надо отдать должное Алексею Владимировичу Полторацкому, оценив материалы перевода, он сделал шаг навстречу Обществу, «…от меня, – сообщил он буквально в день получения ответа от Общества, – далека мысль торговаться с Вами из-за гонорара и я назначил цену за перевод документов, имея в виду другие мои работы; но должен сказать, ваша работа настолько мне симпатична, что я ни в каком случае не хочу её упускать…». Полторацкий предложил оплату по 20 рублей за печатный лист, вместо 25 – 30 рублей ранее, но чтобы вся работа была передана «исключительно» ему и чтобы «перевод пошёл под» его «именем». «Затем, – как писал он, – Вы предоставите мне право напечатать в шведских изданиях те документы, которые окажутся неизвестные шведам, (конечно, не раньше напечатания Вашего издания, а одновременно), в-третьих, постарайтесь устроить мне до Рождества публичную лекцию в Новгороде…». Именно этот вариант был в дальнейшем принят на 19 заседании членов Общества.
Исследования взаимоотношения Великого Новгорода и С.Ф. Платонова продолжаются и смеем надеяться, что со временем откроются новые и пополнятся уже известные страницы его творческой, культурной и профессиональной связи с городом.
___________________
Примечания:
(1). «Древнерусские сказания и повести о смутном времени XVII века, как исторический источник». Изд. Второе. СПб. 1913. Предисловие.
(2). Отзыв профессора Василия Осиповича Ключевского об исследовании г. Платонова: «Древнерусские сказания и повести о Смутном времени XVII века, как исторический источник» // «Отчет о тридцать первом присуждении наград кн. Уварова». Отдельный оттиск напечатано по распоряжению Императорской Академии Наук. С.-Петербург, Сентябрь 1890 г. С. 12 – 13
(3). «Древнерусские сказания и повести о Смутном времени XVII века, как исторический источник». Изд. Второе. СПб. 1913 г. С. 162.
(4). Там же. С. 163.
(5). Там же. С. 164 – 165.
(6). Там же. С. 212.
(7). Там же. С. 211.
(8). Васенко П.Г.Дьяк Иван Тимофеев, автор «Временника» // ЖМНП. Ч. XIV. 1908. Март. С. 120 – 121.
(9). ОПИ НГОМЗ. Ф.
(10). Замятин Г.А. Очерки по истории шведской интервенции в Московском государстве начала XVII века // Рукопись докторской диссертации. Очерк II «Борьба за шведскую кандидатуру на Московский престол в 1613 г.». Гл. 2. С. 17. / ОР ГРБ. Ф. 618. Оп. 1. Карт. 9.
(11). Одиноков А.Н. Из эпистолярного наследия Г.А. Замятина. Письма Г.А. Замятина С.Ф. Платонову // Чтения, посвящённые 70-летию Новгородской секции Санкт-Петербургского института истории РАН. Великий Новгород. 2009. С. 178.
(12). Пыпин Николай Александрович – сын известного историка, академика Александра Николаевича Пыпина ( 1833–1904).
(13). Одиноков А.Н. Новое в эпистолярном наследии Н.Г. Порфиридова: письма С.Ф. Платонову и Н.В. Смирнову. (1919 – 1925) // Новгородский архивный вестник. Вып. 8. Великий Новгород. 2009. С. 82.
(14). Там же. С. 84.
(15). Моисеев С.В.Любитель древности. Михаил Валерианович Муравьёв (1867 – 1932). Документы и материалы. Великий Новгород. 2005. С. 7.
(16). Ромашова В.И. Новгородское общество любителей древности и Петербургская профессура.// Новгородское общество любителей древности и краеведческие традиции. (Материалы конференции, посвящённой 100-летию образования Общества. 25 мая 1994 г.) Новгород. 1994. С. 62.
(17). Платонов С.Ф. Письмо М.В. Муравьёву от 30 марта 1909 // ОР РНБ. Ф.585. Оп.1. Ед. хр. 1855. Л. 2 об. – 3.
(18). Варенцов В.А., Коваленко Г.М. В составе Московского государства. Очерки истории Великого Новгорода конца XV – начала XVIII в. СПб. 1999. С. 186 – 188.
(19). ОПИ НГОМЗ. Ф. 6. Оп. 1. Ед. хр. 140. Л. 183.
(20). С.НОЛД. Вып. V. Новгород. 1911. С. V – X.
(21). ОПИ НГОМЗ. Ф.6. Оп.1. Ед. хр. 140. Л. 125.