Из серии "Ларису Романовну. Хочу..."
История № 1.
Лариса Романовна попала в Наманган совершенно случайно: в пух и прах рассорилась с новой семьёй дочери Таисьи. Её единственная дочь Тая год назад вышла замуж за Антонова Алексея и переехала жить в семью мужа. Лариса Романовна осталась одна, и очень скучала по дочери. Одиночество скрадывала только работа, которую она любила, и в которую вновь ушла с головой.
К этому времени у Таисьи уже был маленький сынишка: Рафаэльчик, и она сидела с ним дома. Не работал и её муж — красавчик Алексей, да и мать Алексея тоже уволилась с работы. На взгляд Ларисы Романовны получилась этакая безработная семейка. Прямолинейная Лариса не могла не высказаться весьма недвусмысленно по этому поводу в присутствии молодого зятя и его мамы.
Высказаться-то высказалась, но в ответ получила такой отпор и со стороны Алексея, и со стороны Елены Павловны, что не смогла даже слово вымолвить в ответ. Собственно, этот отпор нимало не смутил женщину: иного она и не ожидала — обидело то, что родная дочь не сказала ни слова в защиту.
Немного остыв после перенесённого удара, Лариса Романовна спросила себя:
-Почему Таечка промолчала?... Я же беспокоюсь о том, как смогут жить она и мой внук в семье, где никто не хочет работать?... На что они будут жить?...
Поведение дочери показалось женщине полным пренебрежением к ней, как к матери, нежеланием понять, что она беспокоится о судьбе своей единственной дочери и маленького внука. Тогда Лариса и решила:
-Если я совсем не нужна ей, то, пожалуй, мне лучше уехать из Гулистана куда глаза глядят!
А глаза её в тот момент смотрели в сторону Ферганской долины. Припомнила Лариса, что хорошая знакомая, тётя Клава Рулёва, очень хвалила один город под названием Наманган: и климат там чудный, и горы совсем рядом, и фрукты-овощи — в избытке. Вот и направила Лариса Романовна свои стопы из Голодностепского края в этот чудный, по мнению её знакомой, город - Наманган.
Уже через полтора года работы бухгалтером в КЗУ -15 (Кирпично-заводском управлении) она получила однокомнатную квартиру и жесточайшую гипертонию впридачу. Чтобы наладить вконец запутанный в управлении бухучёт, Ларисе приходилось работать по 12-14 часов, а иногда даже и на ночь оставаться: год подходил к логическому завершению, а к годовому отчёту - ни единой живой цифры.
Ценой немалых усилий, Лариса навела порядок: всё свела, всё сделала, наладила в КЗУ надлежащий учёт, и получила в награду однокомнатную квартиру. Сколько по этому поводу было недовольств, роптаний, косых взглядов тех, кто работал в управлении намного дольше Ларисы — ясно и без слов. Но дальше роптаний дело не пошло, и Лариса была счастлива, заселяясь в свои законные 18 квадратных метров, за которые пришлось заплатить не только невероятным трудом, но и здоровьем.
Одна из хороших знакомых посоветовала Ларисе прописать в квартире кого-нибудь из родных, чтобы не подселили какую-нибудь сварливую, одинокую старушенцию — ведь на одного человека в то время положено было только 9 квадратных метров жилплощади. Вот Лариса Романовна и прописала свою маму, которая к тому времени уже, три года как покоилась на Гулистанском кладбище. Сохранился паспорт матери - это и позволило прописать её, и не допустить подселения чужого человека.
При высокой работоспособности, упорстве, общительности и способности со всеми находить общий язык, Лариса не умела одного: быть в одиночестве. Поэтому её всегда окружали какие-то люди: не то друзья, не то приятели, не то просто желающие пожить за чей-то счёт. В её квартире вечно кто-то жил, ночевал, крутился, и из-за этого порой возникали всевозможные казусы, неразрешимые на первый взгляд ситуации.
Так однажды в жизни Ларисы появилась Валька-шофёрша: женщина лет на десять моложе её, крупная, сильная, немного мужиковатая, мало разговорчивая. Валька покоряла своей прямолинейностью, открытостью, простодушием, то есть теми качествами, которые и ценила в людях Лариса Романовна. Единственное, что в Вальке казалось непривлекательным, так это то, что она порой «надиралась до поросячьего визга». Зрелище было не столь забавным, сколь мало приятным.
По молодости лет Лариса Романовна и сама любила пропустить рюмку-другую, а то и третью. Но теперь, когда вовсю разыгралась гипертония, позволяла себе расслабиться только в крайнем случае, когда жизнь загоняла в угол, выбраться из которого, казалось уже было невозможно.
Валентина же, являясь подшофе, как водитель со стажем, была несдержанна на язык и позволяла себе крепкие выражения. Ларисе - женщине культурной, хорошо воспитанной, такое поведение новой подруги, естественно, нравиться не могло.
Шофёрша утром «дико извинялась» и за поведение, и за крепкие слова, ссылаясь на то, что общаться каждый день с шофернёй без крепких выражений не возможно.
Лариса отвечала слегка смущённой подруге:
-Не забывайся, Валя, тут не твой любимый гараж, а моя квартира, поэтому попрошу в дальнейшем не повторять подобного.
Валька-шофёрша ещё раз сконфуженно бормотала свои «дикие извинения», и потихоньку исчезала из квартиры, даже не попив чая. Вечером она являлась с кульками всяческих продуктов и развивала кипучую деятельность на кухне. Чего-чего, а готовить Валентина, в отличие от Ларисы, умела и любила.
Последующие несколько дней подруга была, как шёлковая: тиха, покладиста, малоразговорчива. Говорила Лариса, а Валентина слушала и кивала головой в такт своим мыслям. Потом повторялось всё сызнова: пьянка, нецензурная брань и затем полная отключка от действительности.
Каждый раз, когда это происходило, Лариса говорила себе, что давно пора покончить с этой дружбой и выставить Валентину из квартиры, но утром у ней не поворачивался язык сказать те слова, которые она говорила, когда Валька становилась овощем:
-Не пора ли, голубушка, восвояси? Что-то ты тут загостилась?!
Неожиданно всё закончилось само-собой. В один из вечеров Валентина вновь явилась пьяной. Долго шебутилась, проклиная всё на свете: и работу, и шоферню, и Романишну — так она порой называла хозяйку квартиры. Шофёрша так расходилась в тот вечер, что Лариса хотела взять её за шиворот и выставить вон, но та отключилась прямо за столом, уронив голову в тарелку.
Посредине ночи Валентина неожиданно вскочила из-за стола с глазами круглыми не то от удивления, не то от страха. Что-то бормоча, она накинула на плечи свой пиджачок, сунула ноги в ботинки и, не реагируя на вопросы Ларисы, выскочила за двери, как ошпаренная, оставляя хозяйку в полном недоумении.
Явилась она только через три дня. Вид у Валентины был, как у побитой собаки.Она сконфуженно улыбалась, держа в руках бутылку шампанского и коробку шоколадных конфет.
-Романишна, - заявила подруга прямо с порога, - я пришла уверить тебя в том, что больше никогда не потревожу твой покой.
-Что так? - поинтересовалась Лариса. - Кажется я тебя не гнала.
-Ты нет, - ответила Валька-шофёрша, - а вот женщина... Старая... Она сказала, чтобы я оставила тебя в покое, а то у тебя и без моих выкрутасов давление выше крыши...
-Какая женщина? - удивилась Лариса. - О чём ты? Никак не пойму тебя, Валентина... Ты что, опять под мухой?
-Нет, Романишна! - запротестовала та. - Даже в рот ничего не брала. Хочешь дыхну?
-Не нужно! - отреагировала Лариса. - Поверю на слово... Так что за женщина тебя напугала?
-Да уж точно, напугала, - призналась Валентина, поглядывая на балкон. - Той ночью...
Шофёрша смолкла, нервно сглатывая слюну.
-Ну, что, что? Говори уж! Не тяни кота за хвост... - подбодрила её хозяйка.
-Ночью открылась балконная дверь и в комнату вошла худенькая, седая старушка в синем платье в белый мелкий цвет. На голове у неё был простой белый платочек...
-Ну и что?
-Она встала напротив меня и сказала: «Почему, девушка, ты Ларочке покоя не даёшь? У неё и без тебя давление скачет, а ты являешься сюда пьяная, выражаешься матерными словами... Потом храпишь, как боров — спать не даёшь... Тут я не выдержала и спросила старушку: -«А Вы кто такая, что командуете?». Старушка посмотрела на меня с улыбкой и ответила: «Я живу тут... Это ты кто такая, что ведёшь себя по-хамски, как у себя дома?... Хочу предупредить тебя, девушка: если ещё раз явишься сюда в таком виде, я приму свои меры».
Вид у Валентины, когда она рассказывала это, был так у затравленного зверька: она никак не могла понять, что произошло в ту злополучную ночь.
-Вот тогда я соскочила и убежала среди ночи, - призналась Валька.
И через пару минут с дрожью в голосе поинтересовалась:
-Кто это был, Романишна?
-По твоему описанию — очень на маму мою похоже... Но, по-моему, я тебе не рассказывала в чём мы её похоронили?...
Валька дикими глазами посмотрела на Ларису и, слегка заикаясь, сказала:
-Н-нет... Нет- н-нет!... Не рассказывала...
-Ты мне о ней вообще ничего не рассказывала! - через минуту испуганно объявила Валентина, поднимаясь со стула. - Я это, того... На минуту заскочила... Ехать мне надо...
-Если надо — ехай, - с улыбкой ответила Лариса, дивясь неподдельному испугу шофёрши.
И Валентина пулей вылетела из квартиры. Больше она у Ларисы Романовны не появлялась.
В тот же вечер Лариса рассказала этот случай соседке Марине - той самой хорошей знакомой, которая некогда посоветовала ей прописать кого-нибудь в квартире. Марина долго смеялась, представляя картину, нарисованную испуганной Валькой-шофёршей, а когда, наконец, успокоилась, сказала:
-Не должны покойники жить рядом с живыми... Выписала бы та мать, Лариса. Не хорошо это... Может быть, поэтому ты так часто и болеешь...
Лариса послушалась совета и вскоре выписала мать из квартиры. На этом ночные посещения закончились, но не закончились приключения: Лариса Романовна словно притягивала их, как магнитом.