Захожу в свой живописный подъезд, нажимаю кнопку вызова лифта, жду. Сверху доносится
приветливое громыхание. Здравствуй, мой лязгающий друг!
Боже, на кого ты похож! Выбили единственный потолочный глаз, кнопки твои сожжены и
расплавлены, полированные когда-то бока залеплены жвачкой, наклейками, ещё чем-то липким
и дурно пахнущим, и исписаны сверху донизу, и описаны столь же самозабвенно.
А ты-безответен. Ты послушно раздвигаешь створки для любого, кто тебя вызвал,
старательно везёшь по мановению каждого пальца. С надсадным хрипом тащишь на верхотуру
и друзей, и недругов. Эх, умишка бы тебе...
Тебя уродуют-ты терпишь. Тебя превратили в сортир-ты везёшь. Правда, иногда, не
выдержав варварства, ты молча бастуешь. И тогда народ тащится пёхом, тебя проклиная.
А в чём ты виноват? За то, что ты возишь таких, кому не следовало бы и за километр к тебе
приближаться, они, больные на головку, тупо изничтожают тебя.
Милый громыхало, возьми ты хоть чуточку тупости у этих троглодитов! Запри, зависни и
не выпускай подольше! Тебе будет плохо, знаю, но ненавистникам твоим-ещё хуже. Ты, брат,
привык к увечьям, потерпишь и ещё чуток. Да погоди ты помирать, тебе ведь и десяти
годочков нет, хотя и выглядишь...
Ну что, поехали? Спасибо, мой безответный друг! Прости за то, что тебе и больно, и
грустно, и тяжко. Прости и ворогов своих. От тупости и недомыслия творят они зло, хотя
осознанно ведают, что творят...