Павел Громов не любит хэппи-энды.
Его жизнь, до определенного момента, который правильнее всего назвать переломным, не выделялась ничем особенным. Простая работа, простая семья, самые простые заботы и коммунальные платежи. Он много читал и литературу признавал одним из самых великих достижений человечества, если таковые вообще были. Вот как раз с литературой и связан его, вышеупомянутый, переломный момент.
В двадцать три, спустя год после свадьбы, Павла потянуло к печатной машинке. Сначала он на досуге печатал короткие, ничего не стоящие рассказики, а затем, постепенно, сам того не замечая, все вечера подряд стал просиживать в зале за столом, творя все новые и новые рассказы, качество которых бесспорно возрастало.
Одним прекрасным днем его жена, Лена, сообщила радостную новость. Слова ее навсегда поселились в голове у Павла, словно он записал их на бумажку и всегда носит при себе, где-нибудь в нагрудном кармане пиджака.
- Паша… - робко начала она. Глаза ее светились радостью, как два маленьких солнышка, а улыбка была по-детски искренней. – У нас будет маленький, – по щеке Лены прокатилась сладкая слеза счастья. – Я беременна.
Эту новость Павел воспринял не сразу. Она доходила до него далеким горным эхом, причем для лучшего восприятия ему пришлось целую минуту простоять с отвисшей челюстью. Несомненно, он был рад. Нет, «рад», не совсем подходящее слово, чтобы выразить состояние, в котором он находился два дня, а потом еще девять месяце, а потом целые годы… Но все же самыми весомыми были те два дня. Два дня безграничного блаженства, рая на земле. Два дня, когда ничего не существует, кроме любимой и крохотной жизни у нее в животике.
Именно в те два дня в его разум постучалась муза с огромной сумкой вдохновения в руке.
И он сел за написание романа.
Это была часть его «переломного момента», не намного менее весомая, чем беременность жены. Именно этот роман вывел его в свет как писателя, именно он положил начало его карьере, и показал всему миру, что Павел Громов не любит хэппи-энды.
Три сборника рассказов, двенадцать романов и масса публикаций в журналах различной тематики. Все это Павел успел сделать за пять лет. Он завоевал популярность десятков миллионов читателей по всему миру, его книги успешно экранизировались, а имя вместе с названиями произведений постоянно занимало первые строчки бестселлеров. И, естественно, с этого он имел большие деньги.
Примечательно то, что едва ли не все его книги имели невеселый конец, будь то смерть главного героя, или его несбывшаяся мечта. Каждое произведение было своеобразно, каждое имело что-то неповторимое и по-своему завлекало читателя, но концовка всегда была проблемной частью творчества Громова. Со временем, читатель привык к тому, что книга, на обложке которой написано «Павел Громов», обязательно закончится плохо. И не за горами время, когда ему – читателю – это надоест.
Именно за это критики и прозвали Павла «Господин Плохая Концовка». Но уж тут творческому человеку не прикажешь. Сколько он не выслушивал от поклонников, от редакторов, от агентов и даже от собственной жены, ничего с собой поделать не мог. Однажды в интервью по телевиденью, когда Павла спросили, почему его произведения всегда плохо кончаются, он ответил: «как оно на бумагу ложится, так и ложу». Вряд ли эта фраза что-то кому-то пояснила, но для себя Павел посчитал ответ исчерпывающим.
Стоит заметить, что где-то в глубине души, он частенько и сам себя спрашивал, а почему собственно так? Вроде бы в жизни все сложилось просто великолепно, черные полосы измеряются сантиметрами, тогда как белые - десятками километров. Почему так?
В этом-то и была загвоздка.
Павел не знал ответа.
- Паш, а давай куда-нибудь съездим.
Лена стояла у окна, разглядывая маленьких людей с высоты пятнадцатого этажа. Павел тут же подумал, что ей наскучил один и тот же пейзаж. Они прожили в этой двухэтажной квартире слишком долго. По-крайней мере, достаточно долго, чтобы она успела надоесть.
- И куда бы ты хотела поехать? В Египет, Турцию? Или может на острова? Карибы, Гавайи, Бор-Бора?
- Нет. Не хочу экзотики. Хочу в Карпаты. Давай поедем в Яремчу? Или еще куда? Хочу, чтобы мы втроем просто сели в машину и уехали отсюда хоть на чуть-чуть. – Она изобразила жалость так трогательно, так просят что-то дети у строгих родителей.
Паша не устоял.
- Ладно, Солнышко. Завтра у меня встреча в одном книжном магазине, по поводу выхода «Неправильного решения». Ну а послезавтра вечером мы выезжаем. – Он притянул ее к себе, посадил на колено и нежно поцеловал в губы. – Только с тебя организационные вопросы. Согласна?
- Угу, - только и успела сказать Лена, утопая в очередном поцелуе.
Встреча прошла в самом обычном русле. Порой Павлу казалось, что на каждом подобном мероприятии он испытывал чувство дежа-вю. Одинаковые вопросы, одинаковые ответы.
Сегодня его расспрашивали о главном герое, Николае Черном. Где он взял этот жуткий образ? Может, такой человек действительно существует?
- Может, - ответил Павел. – Но я не пишу про реальных людей, ведь тогда это уже будет не фантастика.
Образ Черного действительно вселял страх. По-правде говоря, Павел и сам удивился, как точно смог описать его внутренний мир. Мир монстра, заточенного в человеческое тело. Невероятно, как просто удалось Громову описать всю жестокость этого человека, его безнравственность и, главное – его безумие. Многие назвали этот персонаж наиболее ярким в творчестве Павла.
В первых главах романа Николай постает перед читателем, как самый обычный человек. У него простая работа, семья, о которой он заботится. Павлу хорошо удалось описать быт этого человека, его неудачные попытки достичь чего-то большего. А ближе к середине романа с главным героем происходит несчастный случай, после которого тот превращается в машину смерти.
В конце встречи Павел сказал, что доволен проделанной работой и надеется, что читатель ее оценит; роздал пару сотен автографов и низко поклонился.
После встречи он остался со своими мыслями, которые крутились вокруг поездки с семьей. Для себя Громов понял, что хочет этого путешествия никак не меньше, чем супруга, а быть может, даже и больше, учитывая его озабоченность работой. Волновало его только одно, как Дениска перенесет такую длительную дорогу. Малыш много раз ездил в машине, но ни одна поездка не затягивалась более чем на двадцать минут (если, конечно, не брать в учет Киевские пробки). Впрочем, если Лена в нем уверена, значит, все будет в порядке.
На следующий вечер, примерно в семь, они отправились в путь.
Лена просто сияла, и Павел не стал скрывать, что это сияние делало его счастливым. Уже ради этого он мог со спокойной душой бросить все и поехать куда ей вздумается, пусть даже на край света.
Дениска сидел на заднем сидении, он, как обычно всунулся меж передних кресел и наблюдал за дорогой, раздавая во все стороны вопросы. «Мам, а что это за знак?»; «А почему здесь так мало машин?»; «Мы скоро приедем?»… Этот дождь вопросов ни в коем разе не надоедал терпеливым родителям. Они охотно отвечали и весело переглядывались между собой.
Незаметно паузы между вопросами малыша стали увеличиваться. А чуть позже он и вовсе заснул.
- Кажется, Дениска уже уснул, – заметила Лена.
- Да. Видно голова устала от потока информации, – улыбнулся Павел. – Ты тоже вздремни, нам еще часа три ехать. Я разбужу.
Лена смачно зевнула.
- Хорошо, милый, – она наклонилась к нему и чмокнула в щечку. – Только ты смотри не засни!
- Я включу радио. Пусть тихонько бурчит.
- Ладно, – проговорила Лена, уже прислонившись к окну. Ее дыхание стало размеренным, совсем скоро она уже крепко спала.
Павел задумчиво рассматривал, вырванный фарами из тьмы асфальт. Машину легонько покачивало на дороге, по радио играл какой-то пыльный хит, годов восьмидесятых. Все склоняло ко сну.
Стремясь откинуть сонливость, он погрузился в пучину раздумий над своим творчеством, а конкретнее – над своим отвращением к хэппи-эндам. Что не так? Разве в его жизни случалось что-то, что могло разочаровать в милости Господа Бога? Разве он – Павел Громов – несчастен или жалуется на горькую судьбу? Чушь! Все просто замечательно! Все ВЕЛИКОЛЕПНО! Тогда что не так? Что заставляет его убивать своих главных героев?
Павел был из того типа писателей, которые считали, что концовка произведения ложится на строки сама собой. В его понимании, писатель был всего лишь хозяином огорода. Он находил маленькое семя, сажал его в землю и ухаживал за ним. Именно от того, КАК он ухаживал, зависело качество плода (произведения, если хотите). Ну а концовка, плод, это уже дело самого растения.
Естественно, писатель может изменить выплывшую концовку. Но тут вопрос – а стоит ли это делать? Стоит ли делать из выросшего огурца помидор? Павел думал, что не стоит. Поэтому никогда и не менял концовок.
И все же есть одна вещь, которая, так или иначе, влияет на все произведение. Это подсознание. Оно без труда может пробраться в вашу работу и все испортить… или наоборот.
В бесконечных и от того бессмысленных раздумьях Павел так и не нашел укрытия от сна, который напирал с все большей настойчивостью. На веки словно повесили гири, а голова и вовсе превратилась в ведро с мокрым песком.
- Очнись же, черт тебя подери, – проговорил Павел сам себе, встряхнув головой.
Но и это было напрасно.
Сон был сильнее.
Сон был настойчивее.
Сон был непобедим…
Внезапно свет фар выловил голосующего на дороге мужчину. Он стоял всего в нескольких сантиметрах от белой линии, вытянув руку с оттопыренным большим пальцем.
Павел не стал резко тормозить, чтобы не разбудить жену и сына. Он притормозил, а затем сдал назад.
Мужчина – на нем была черная куртка и широкие штаны цвета хаки – подошел к водительской двери. Едва их лица встретились друг с другом, как Павел подумал, что уже видел этого человека прежде. Черные, коротко остриженные волосы, острый подбородок, низко посаженные глаза и орлиный нос, все это было до боли знакомо…
- Доброй ночи, – поздоровался попутчик. – Спасибо, что остановились, я уж и не надеялся поймать машину.
- Да, пожалуй, подбирать попутчика ночью – не самое благодарное дело в наше время, – ответил Павел. – Вы куда направляетесь?
- В один поселок возле Ивано-Франковска.
- Что ж, думаю, нам по дороге. Садитесь сзади, только не шумите – ребенок с женой уснули.
- Конечно, нет проблем, – мужчина сел в салон и легонько закрыл дверь.
Первое время они ехали молча. Павел то и дело смотрел в зеркало на лобовом стекле, разглядывая попутчика, пытаясь определить, где мог видеть его прежде. Но после закинул это занятие, решив, что беседа – вполне сносное оружие в борьбе со сном.
- Звать-то вас как? - спросил он, пытаясь завязать разговор.
- Николай, - попутчик был краток.
- Меня - Павел. - Громов сделал паузу. - И чем вы занимаетесь, Николай?
- Я... ну, когда-то я был самым обычным продавцом. Торговал авто запчастями на автомобильном рынке в Ровном. Работенка - не позавидуешь, но семью надо было как-то кормить, так что... приходилось.
- Да, порой всем нам приходится попотеть, чтобы сделать жизнь лучше. Вы сказали «приходилось». А что, сейчас разве не приходится?
Зеркало показало, что лицо Николая стало задумчивым, словно он вспоминал прошлое, о котором сожалеет.
- Нет, не приходится, – сказал он после паузы. – Так получилось, что моя семья погибла… точнее, их убили. Так что заботится теперь просто не о ком.
Павла вдруг передернуло. Что-то показалось ему странным и (в очередной раз) очень знакомым.
- Сожалею, – слова были искренними. – Убийцу нашли?
Эти слова отчего-то вызвали на лице Николая улыбку, которая после переросла в заливистый смех.
- О да, я нашел его, Паша, – борясь со смехом проговорил попутчик. – Нашел, после мучительно долгих поисков.
Лицо в зеркале на лобовом стекле оскалилось в жуткой гримасе, которая могла означать как не людскую ярость, так и дьявольское ликование. От этой гримасы мурашки бежали по всему телу. Казалось, на заднем сидении сидит вовсе не человек, а сам сатана.
Громова вновь передернуло и он почувствовал, как учащенно забилось его сердце.
- Узнал, наконец-то, - прошипел Николай.
- Этого не может быть, - Павел удивился своему низкому хриплому голосу. Прокашлялся. - Тебя не существует.
Сердце выбросило в кровь волну адреналина и принялось с таким напором барабанить по грудной клетке, что казалось, вот-вот вырвется наружу; дыхание нервно обрывалось, каждый новый глоток воздуха давался все сложнее; на лбу проступили капельки холодного пота… Все это Павел тысячи раз описывал на бумаге, но сам практически никогда не испытывал в реальной жизни. До сегодня.
Он был в замешательстве, которое вот-вот перейдет в панический страх. И Громов ясно чувствовал этот болезненный переход.
- Ну как же, ведь ты меня сам выдумал! - Николай сказал это таким тоном, словно утверждал, что небо голубого цвета. - Как же не существует. Это ведь ты дал мне жизнь, заставил убить стольких людей. Собственную родню! Ты превратил меня в монстра...
- Это бред... - бубнил себе под нос Павел. - Это самый настоящий бред.
На секунду Павел подумал «может, я свихнулся? Ведь писатели, особенно в моем жанре, частенько сходят сума. Может, настал и мой черед?». Он был готов в это поверить. Он был готов поверить во что угодно, но только не в то, что в зеркале отражалось лицо Николая Черного.
- Не пытайся убедить себя в том, что меня здесь нет. Я здесь, и я реален, как твой сынишка, который пока еще мирно посапывает в нескольких сантиметрах от меня.
- Не смей! - выкрикнул Громов. - Не смей даже пальцем его зацепить!
- По моему, ты сейчас не в том положении, чтобы указывать мне. Правда странно – ты вроде бы творец, сидишь за экраном монитора и с помощью клавиатуры управляешь чужой судьбой, навязываешь свои решения чужих проблем, проблем, которые ты и выдумываешь. И тут вдруг все переворачивается вверх дном. – Зеркало вновь показало уродливую гримасу. Николай явно был доволен собой. – Вдруг, ты перестаешь быть хозяином ситуации, Богом. Ведь ты чувствуешь себя Богом, верно, Паша? Чувствуешь себя Богом, создавая свой мир, своих Адама и Еву?
- Это бред…
Но Черный словно не замечал монотонного бурчания водителя.
- Но все переменилось. В один невероятно прекрасный момент. Пожалуй, я бы назвал его возмездием. – Николай сделал паузу, впитывая в себя сладость каждой секунды. – И теперь уже твой персонаж, творение твоего разума, взяло верх над тобой. В этом что-то есть, не так ли? Представь себе, что человек придет к Богу и станет проклинать его за разрушенные судьбы…
Павел только сейчас заметил, что прошедшие минуты провел на автопилоте. Продолжал вести машину, как ни в чем не бывало. Быть может, пока он просто боялся что-либо предпринять.
Удивило его и то, с какой легкостью он принял слова попутчика о том, что он - Николай Черный. Принял, не подумав даже, что это может быть розыгрыш…
- Почему же ты молчишь, творец? Не уж-то у такого острого на язык парня не найдется что сказать? Или ты проглотил свой словарный запас?
Павел продолжал молчать. Черт возьми, а что он мог сказать?! Что он мог ответить на все те обвинения человеку, которого даже не существует?! Неужели все это действительно правда? Неужели Павел не лежит сейчас в собственной кровати, ворочаясь во сне от кошмара?
- Зачем ты здесь? – Громов задал вопрос, который меньше всего ожидал от себя услышать.
- Я здесь, чтобы отомстить. – Николай придвинулся ближе к водительскому креслу. – Не только за себя, но и за всех тех, кто живет в твоем мире, тех, чьи судьбы ты разрушил.
Павел молчал. Он не стал перечить, не стал ни о чем спорить, не стал кричать, что со СВОИМ миром, он волен делать все, что пожелает… Нет, все вышло совсем наоборот. Он вдруг осознал, что делал все не правильно. Незачем показывать читателю, что, как не крути, а зло все равно побеждает. Незачем гасить в душах людей ту маленькую искорку, которая все еще верит в чудо. Пусть лучше они будут обмануты надеждой, чем убиты безверьем.
И в этот момент Павлу захотелось сказать «прости». Захотелось объяснить, что он просто не понимал всей серьезности своей работы, всей ответственности, возложенной на него. Ему хотелось сказать, что он постарается все исправить… нет, он просто это исправить. Обязан! Только надо дать ему шанс…
Но что-то подсказывало Павлу, что уже поздно и никакого шанса он от своего творения не получит. Поскольку он, Громов, и сам никогда никому таких шансов не давал.
- Паша! – вдруг закричал Николай. Внезапно его гнев сменился испугом и это озадачило водителя.
- Паша! Эй, да что с тобой, черт возьми! Очнись же ты наконец!!! Па…
- Павел!
Он открыл глаза и через какую-то долю секунды рефлекторно вцепился в рулевое колесо, ровняя машину.
- Ты что, сдурел? – взбесилась Лена. – Рехнулся! Убить нас решил, да?!!
Она принялась с силой стучать ладошками по его плечу. Ей понадобилось время, чтобы успокоится.
Павел свернул на обочину и остановил машину.
В голове еще не прояснилось после дрема. Он не смог сразу понять, был ли Николай Черный в машине на самом деле, или же это просто сон.
- Извини любимая, – он прижал ее к груди, а мысли где-то летали. – Прости меня пожалуйста.
- Ты так напугал меня… черт… ты меня так напугал!
Она плакала у него на груди, а Павел нежно гладил ее волосы, успокаивая. Он медленно начал отходить от сна (Громов решил, что все-таки это был сон), мысли прояснялись, а вот Черный наоборот, становился размытым силуэтом на заднем сиденье.
Позднее Павел не раз думал об этой встрече, перебирал все по косточкам. Он понимал, что просто не мог заснуть так крепко и надолго, чтобы увидеть сон. Понимал он и другое – реальностью это тоже не было. А что тогда? Быть может, в ту ночь он посетил свой собственный мир? Тот самый, о котором рассказывал Николай.
Что ж, пожалуй, этого Павлу узнать не суждено. Да его и не так сильно все это заботило, ведь главное он уяснил. С тех пор хэппи-энд стал неотъемлемой частью его произведений.
Силуэт Черного на заднем сидении со временем исчез. Исчез и страх. И уже почти улетучились воспоминания о той ночи и том отдыхе. Остались только слова. Павел запомнил их на всю жизнь, словно записал на бумажку и теперь всегда носит при себе, где-нибудь в нагрудном кармане пиджака.