Шёл пятый час. Крапивин закончил работу и стал собирать со стола бумаги. В это время дверь распахнулась, и на пороге появился Газаев собственной персоной. Все разом притихли. Толстое лицо главбухши мгновенно налилось краской и словно окаменело. Её глазки, вильнув из стороны в сторону, в испуге замерли на шефе.
Но Газаев был чем-то озабочен и не обратил на неё внимания. Напротив, он принял вид, что заглянул сюда лишь мимоходом. Обведя всех рассеянным взглядом, он бросил взгляд на стоявшего к нему спиной Крапивина, и тень досады пробежала по его несколько осунувшемуся лицу.
- Как, а разве вы ещё здесь? – с деланным удивлением проговорил он. - А я, признаться, думал, что вы давно всё закончили.
Крапивин повернулся, и взгляды их встретились. Произошла небольшая заминка, Впрочем, Газаев нашёлся первым. Изобразив любезную улыбку, он спросил:
- И как, долго ли ещё?
- Да нет, не думаю, - сухо отвечал Крапивин. – Я так полагаю, что уже завтра акт будет готов.
- Акт? Какой акт?.. Ах, вы про акт сверки, ну, ну... Так, говорите, завтра? Ну, что ж... - Газаев продолжал играть, хотя и сам, видимо, чувствовал, что из этого ничего не выходит. В конце концов он небрежно дёрнул плечом и повернулся к главбухше.
- Так вы будете у себя завтра? - спросил его Крапивин. – Мне бы хотелось, чтобы вы с ним ознакомились.
- Завтра? – не поворачивая головы, отвечал Газаев. - Гм, завтра... Да, да, конечно. Скажем, часика в два, вас устроит? – И, не дослушав ответа, обратился к главбухше: - А вас, Маргарита Александровна, я жду у себя… И немедленно, - прибавил он. Потом развернулся и вышел.
Главбухша закряхтела, выбираясь из-за стола и бросая на Крапивина сердитые взгляды…
___________
Но на другой день, когда ровно к двум Крапивин пришёл с готовым актом, Рафика Тимуровича на месте не оказалось. Его секретарша лепетала какой-то вздор и была чем-то очень встревожена. Она не знает, где её шеф. И когда будет, она тоже не знает.
- Да что тут у вас происходит? – не выдержал, наконец, Крапивин. – Тогда хотя бы дайте мне его телефон?
- Не могу.
- То есть, как это вы не можете?
- Рафик Тимурович запрещает давать его телефон.
- Ещё не лучше, - чертыхнувшись, Крапивин направился к двери.
- А вы разве ничего не знаете? – вдогонку спросила его секретарша.
Крапивин остановился и, обернувшись, посмотрел на неё с недоумением.
- О чём это вы?
- Ну, как же, все знают, - и шёпотом прибавила: - Разве вы не слыхали? Ведь у Рафика Тимуровича большое горе.
- Вот как? – удивился Крапивин. - И что же такое случилось?
- Так у него же сын... Он погиб, представляете? Господи, мы все тут в шоке. Только, предупреждаю, я ничего вам не говорила.
- Сын? То есть как погиб? – Крапивин остолбенел.
- Не знаю как, но говорят, - она наклонилась над столом и заговорила ещё тише, - что будто бы его сбил автобус.
Она ещё что-то говорила, но Крапивин её уже не слушал. Выйдя из приёмной, он спустился по лестнице и оказался на крыльце.
«Бедняга, - подумал он о Газаеве, - не хотел бы я оказаться на его месте».
Солнце стояло ещё высоко, сияло небо, а на стоянке, между машин, болтали и суетились какие-то люди. Им было весело, они о чём-то болтали и смеялись, перебрасываясь шутками.
Крапивин достал сигарету и закурил. Но, не докурив и до половины, швырнул её в урну и поспешил в гостиницу.
«Срочно позвонить домой! Немедленно, сейчас же!»
На звонок ему ответила жена. Услыхав спокойный её голос, он облегчённо вздохнул.
- Ну, как вы там? – спросил он, опускаясь в кресло. - Как у вас дела?
Оказалось, что дела у них в полном порядке, вот только они волнуются, почему он так долго не возвращается. Крапивин объяснил, почему, и даже пустился в некоторые подробности, чего за ним прежде не водилось. Единственное, о чём он умолчал, это о гибели сына Газаева. Не хотел зря расстраивать жену. При её болезненной мнительности, она бы, бог знает, чего себе напридумала.
- Послушай, а ты там случайно не заболел? – не дослушав его до конца, спросила она. – Что-то ты странный какой-то. Да и голос у тебя...
- Нормальный голос. Что ты, ей богу, сочиняешь? Нет, в самом деле, всё в порядке.
- И ничего я не сочиняю, - дрогнувшим голосом пробормотала жена. - Я что, не знаю тебя, что ли? Ну, что случилось, признавайся? А то ведь ты меня знаешь, если не скажешь, то я так и буду всё время думать.
- А я тебе ещё раз повторяю - не о чем беспокоиться. Только осточертело мне здесь всё.
- Что, «всё»?
- Да всё. Так и хочется плюнуть на всё и улететь... Надоело. И вообще, не по мне все эти поездки. Кстати, а что там Вовка? Он дома? Хотелось бы услышать его голос.
- Да то-то, что нет. Вот буквально минут десять, как ушёл.
- Как ушёл? Куда?
- Так куда, куда. Сказал, что к девушке. Он, мне кажется, стал опять с Женей встречаться. То почти месяц не созванивались, а тут, смотрю, засобирался. Ну, да она вроде девушка серьёзная. Глядишь, может, и на него хоть как-то повлияет. Да, а вчера приходила Иришка... с этим своим, нынешним... и Дашутку приводила. Всё же, какая она у нас, я прямо не нарадуюсь – вот и лепечет всё и лепечет... Кстати, Иришка о тебе спрашивала, просила передавать привет. А ты, в самом деле, бросал бы всё, да приезжал бы домой. Словно уже год тебя нет. А ещё всё сны какие-то снятся...
- Танюша, но ты же знаешь, я бы с радостью. Ну да теперь уже скоро Вот только подпишу бумаги - и домой. Да, а как там у Вовки с университетом? Что деканша?
Пришлось Татьяне Николаевне признаться, что она сама ходила в деканат, чтобы всё уладить. Конечно, наслушалась она там всякого, но всё как будто устроилось. Правда, чего ей это стоило.
- Тебя не раз вспомнила, - со вздохом прибавила она. – Всё-таки опять ты оказался прав. Он действительно у нас разболтался. Ну ничего, вот приедешь, тогда ты уж сам. А я обещаю, я больше вмешиваться не стану.
- Ну слава тебе, господи! Вот и до тебя, наконец, дошло.
Разговор с женой словно снял камень с его души. Это ощущение дома – как ему всего этого не хватает! Повесив трубку, он откинулся на спинку кресла, прикрыл глаза и так сидел в блаженном оцепенении. В балконную дверь задувал ветерок, на улице щебетали птицы…
В дверь кто-то постучал. Крапивин нехотя поднялся и пошёл открывать. Это была не то кореянка, не то китаянка - низкорослая, в сереньких брючках и в лёгкой ветровке. В одной руке у неё была спортивная сумка, на вид довольно тяжёлая, а в другой она держала взятую в рамку картинку.
Войдя в номер, она стала что-то объяснять, про какое-то религиозное молодёжное движение. А в итоге, предложила ему купить эту самую картинку, выполненную лазерным способом, заверяя, что все вырученные от этого деньги пойдут на возрождение нравственности среди молодёжи.
Говорила она путано с сильным акцентом, но настойчиво и деловито. На картинке были изображены скалистые горы, а снизу их подпирали густые заросли хвойного леса – дешёвая поделка, не имеющая ничего общего с подлинным искусством.
Между тем девушка продолжала бормотать, втолковывая ему что-то об объединяющей человечество идее, впрочем, всё это было довольно скучно и до крайности наивно. Тем не менее, он заплатил ей за рисунок и вежливо выпроводил её за дверь.
Этот визит, однако, напомнил ему о Розе. Странно, вот уже два дня, как она не давала о себе знать. Что бы это всё значило? Уж не случилось ли с ней чего?
В тоске Крапивин мерил шагами комнату, пока, наконец, не остановился у платяного шкафа. Порывшись в карманах пиджака, он достал бумажник и вернулся с ним в комнату.
Он вынул из бумажника фотоснимок и, всматриваясь в лицо Розы, опустился в кресло. В коридоре послышались шаги. Он стал прислушиваться, но это были явно мужские шаги. Потом ненадолго всё стихло, а через минуту – опять. На этот раз шла, по-видимому, женщина, причём довольно грузная – она двигалась тяжело, вминая каблуками ковровую дорожку…
Почти час Крапивин сидел и всё прислушивался. Затем засунул фотографию обратно в бумажник, поднялся и, немного подумав, направился к двери, прихватив с тумбочки ключ от номера.
Он пока не решил, куда пойдёт и зачем, да это было и неважно. Ему просто необходимо было куда-нибудь идти - только бы не оставаться в номере и не прислушиваться к шагам в коридоре.
Близился вечер. Оранжевое солнце низко склонилось по ту сторону бухты, заливая город сочными живыми красками. Жидким золотом сверкали стёкла, а по тротуарам и по всей ширине дороги куда-то медленно брели толпы людей.
Двигаясь со всеми вместе, Крапивин дошёл до перекрёстка, где свернул к маленькому уютному ресторанчику. В ресторанчике было безлюдно и прохладно; окна закрывали тяжёлые портьеры, а по стенам тускло мерцали светильники. Впрочем, здесь он не задержался, а только наскоро перекусил, выпил чашку кофе и, расплатившись, снова вышел на улицу. Идти больше никуда не хотелось, и он повернул к гостинице.
В вестибюле его окликнула администраторша - довольно представительная дама, с гладким холёным лицом. Она назвала его по имени и, удостоверившись, что он – это он, передала ему сложенный вчетверо листок. Загадочно улыбаясь, она объяснила, что это послание ему оставила некая молоденькая девушка, по виду цыганка. Не сказав ни слова, Крапивин взял у неё листок, сунул его в карман и поднялся к себе в номер.
Записка была от Розы. Она просила его быть часам к восьми в городском парке, где она будет его ждать. Было указано и место – это рядом с детской каруселью в виде зелёного осьминога - Крапивин не раз её видел, когда прогуливался по парку.
Войдя в номере, он бросил записку на стол и развалился в кресле, притворяясь, что будто бы ещё раздумывает, идти или не идти - жалкая привычка водить себя за нос.
А между тем до назначенного времени оставалось не более получаса.
Глянув на часы, он как бы нехотя поднялся, пошёл переменил сорочку и, задержавшись у зеркала, оглядел себя критическим взглядом. В общем, он выглядел вполне сносно, вот только глаза... Чёрт знает, что с ними такое? Они глядели так, точно он школьник и собрался на первое своё свидание: тут тебе и лихорадочный блеск, и ещё что-то, чего не передать словами – смех, да и только.
Нахмурившись, он отошёл от зеркала, вернулся в комнату и снова уселся в кресло. Он даже взял в руки книгу, словно собираясь почитать. Но как бы не так...
Продолжение:
http://proza.ru/2010/07/01/208