Легкий осенний ветер легко срывал желтые листья с поредевших крон деревьев, кружа их в последнем вальсе. Яркие лучи слепили, но уже не грели. Они затейливо играли на массиве железа, лаская кованые венчики, листики и цветочки. Сталь переливалась всеми цветами радуги. Высоко над головой заливались лесные птахи. Шум ветра, шелест листьев и трели птиц создавали атмосферу умиротворенности. Он мечтал жить в таком месте, но вряд ли мог предположить, что этот дивный уголок окажется его последним пристанищем.
У могилы, положив голову на колени, неподвижно сидела девушка. Копна иссиня-черных, длинных волос укутывала её от посторонних глаз. С высокого, в человеческий рост гранитного камня, улыбался красивый молодой человек. Он стоял опираясь одной ногой на высокую ступеньку, ведущую в никуда, облокотившись рукой на согнутое колено и запустив вторую руку в густые волосы. Надо было отдать должное художнику, при долгом рассмотрении начинало казаться, что мужчина вот-вот сойдет со своего холодного холста и шагнет вам на встречу. Реальность изображения местами пугала. Девушка смотрела на фигуру, высеченную в камне. И восстанавливала в памяти черты его лица. Она до сих пор помнила каждую черточку, каждую морщинку. Вот четкий изгиб бровей прорезает маленький шрам, вот морщинки побежали в уголках глаз, губы слегка тронуты легкой улыбкой. Горькие слёзы снова сдавили горло, и она зарыдала,закрыв руками голову.
Он наблюдал за ней уже два часа. Он ждал её с раннего утра. Он приходил сюда пятый год подряд, но всегда опаздывал. Каждый раз, открывая тяжёлую калитку ограды, его встречал лишь букет из свежих белоснежных калл, открытая бутылка виски и наполненный до краев стакан на могиле. Ему даже казалось, что он еще мог уличить в воздухе аромат её духов, и тогда он бежал вдоль бесконечных оград, по пустым дорожкам, мимо безмолвных памятников, в надежде всматриваясь в каждую видневшуюся вдалеке фигуру. Но конечно её уже не было. В прошлом году он разминулся с ней всего в несколько минут. Тогда он прикоснулся рукой к холодному камню могилы и почувствовал, что тот еще хранит тепло её тела. Его руку пронзил ток, сердце больно сжалось, на глазах выступили слёзы. Он взревел раненым зверем, обхватил запрокинутую голову руками и до боли сжал наполненные слезами глаза. Эхо еще долго носило под куполом неба этот пронзительный крик. Одинокие прохожие понимающе смотрели на сильного мужчину, молча сочувствуя его горю. Вряд ли они могли подумать, что мужчина скорбит не о мертвых, а о живых.
А девушка все так же всматривалась в ледяной гранит, в который раз замечая, как линии его лица переплетаются с рисунком природного полотна, и уходят в глубину каменного безмолвия, сплетаясь в бездушном поединке абстракций. Девушка несмело дотронулась дрожащей рукой до холодного гранита, провела кончиками пальцев по застывшим губам. Ей захотелось поправить непослушные пряди его волос. И она не смогла удержать руки, гоня прочь непрошеные мысли, напоминающие о том, что это всего лишь камень. Она всё еще никак не могла привыкнуть к слишком живому изображению на камне. Даже во снах он стал приходить к ней образом с этого памятника. Там он протягивал к ней руки, и она не помня себя от счастья льнула к его широкой теплой груди, вдыхая такой знакомый запах его тела.
- Здравствуй, мой родной - почти одними губами прошептала девушка. - Я скучала без тебя. Мне так тебя не хватает. И она прижалась щекой к холодному граниту. Она гладила рукой идеально гладкий камень так нежно, словно касалась младенца, покрывая его поцелуями, омывая солеными слезами. Она всматривалась в устремленные на неё с памятника глаза, стряхивая невидимую ресничку с его щеки. Она уткнулась в развернутые плечи мужчины, и, сжав ладони в кулаки, стала давить на гранит, словно хотела его сдвинуть.
- Как ты мог так поступить со мной? Как ты мог оставить меня? Как ты мог бросить меня одну? - и в надежде получить ответ она взглянула в его глаза.
Мужчина сильнее надвинул бейсболку на глаза и поднял высокий воротник кожаной куртки. В стеклах черных очков отражалась невысокая фигура девушки, склонившаяся над могилой. Она зябко поёжилась и плотнее запахнула темный, длинный плащ. Её взгляд был устремлен на памятник.
Он так долго мечтал об этой встрече. Грезил ею. Это стало его идеей фикс. И вот она перед ним не во сне, а наяву. Она изменилась. Конечно она изменилась, ведь прошло девять лет с их последней встречи. Но она стала еще прекраснее, чем была. Из юной девушки она превратилась в красивую молодую женщину, возраст принес ей неподражаемый утонченный шарм от которого перехватывало дыхание, превратил её из алмаза в бриллиант, придал огранку. Он видел, как проходящие мимо ограды мужчины заинтересованно бросали взгляды на девушку, которые она не замечала. Ему захотелось подойти к ней, защитить её от не прошенных зевак, но он вовремя спохватился. Этого нельзя делать. Только не здесь.
Мужчина перевёл взгляд на памятник. Он ненавидел его эти долгие пять лет. Ненавидел за разлуку с ней, ненавидел за то, что этот камень каждый год имел возможность ощущать её прикосновения и поцелуи. Ненавидел за то, что он отнял её у него. Но сегодня он был благодарен этому памятнику. Благодарен так же, как и пять лет назад, когда впервые пришел сюда и увидел букет ослепительно белых калл.
- Она каждый год приносит их. - прорвался тогда незнакомый голос, в опьянённое радостью сознание. Он нехотя обернулся. Старик представился сторожем и продолжил:
-Красивая женщина. Редкая. Очень редкая. Только раз в год приходит. И сидит. Долго сидит. И плачет. Гладит его и плачет. Говорит, снова гладит, снова плачет и опять говорит. Красивая женщина. Редкая. И бутыль всегда оставляет. И пакет с едой. Не выкладывает никогда. На столе оставляет. Говорит, чтоб я потом помянул. Добрая женщина. А бутылка дорогая-то. Очень. Мне сосед мой говорил, что заграничная, ненашенская. У нас такие только в аропортах продают.
Мужчина заинтересованно слушал сторожа.
- А когда приходит?- спросил мужчина.
- Ну по-разному приходит. Один год вечером приходила. Другой год с утра была, да только уже были на могиле посетители, так она полдня у меня в сторожке провела, все ждала, когда последние пройдут. Добрая женщина, красивая.
- А почему она не хотела встречаться с ними, не сказала?
-Нет. Я спрашивал. Да она всё молчит больше, а на вопросы так и не отвечает вовсе, будто не слышит. Но мне всегда на поправку оставляет и просит как цветы завянут, с могилы убрать. Добрая женщина, редкая.
-А на чем приезжает, не видел случайно?
-Почему не видел, видел. Черная машина. Маленькая. Не наша.- сделал вывод старик.
Больше ничего вразумительного сторож поведать не смог и мужчина, дав старику купюру с тремя нолями, пошел по усеянной листьями дорожке, не оборачиваясь на восторженные благодарности сторожа.
За эти пять лет он успел возненавидеть этот кусок гранита. Как успел возненавидеть белоснежные каллы. Цветы на могиле означали, что он снова опоздал, и памятник, словно соперник, взирал на него с немым превосходством. Ему казалось, что эти предметы обрели душу и насмехаются над ним, каждый раз, год за годом, оказываясь на месте той, которую он ждал. В эти моменты ему хотелось растоптать цветы и разбить гранит, только бы не осознавать, что еще один год отделяет его от встречи. Но с такой же силой он любил их. Он благодарил их за то единственное постоянство, что неизменно приводило её сюда год за годом.
До него доносились тихие вздохи девушки. Его сердце разрывалось на части от боли при виде плачущей женщины и в то же время ликовало при её виде. Девушка наполнила два стакана, и, чокнувшись с памятником, пригубила горячую жидкость. Её губы шевелились, она что-то говорила, но мужчина не смог разобрать тихого шепота. Он так хотел услышать её голос. Услышать не в памяти, не во сне. Забыв про осторожность, он шагнул. Теперь его разделяла лишь одна ограда. Он встал боком за ствол широкого дерева, чтобы не привлекать внимание девушки, но и так, чтобы без ограничения наблюдать за ней. Теперь он мог слышать.
Виски обожгло горло. Она сделала еще глоток. Тепло медленно разливалось по замерзшим рукам и ногам.
-А помнишь, ты сказал мне как-то, чтобы не случилось, ты придешь ко мне на помощь?- спросила девушка у памятника.- Я еще тогда смеялась и говорила, что надеюсь, научиться обходиться и без твоей постоянной опеки. И я научилась. Только против своей воли. Теперь мне не хватает твоей опеки. Я не хочу уметь жить без неё. Я не хочу уметь жить без тебя. Но живу. Сколько всего происходит помимо наших желаний. Мне казалось, что я не смогу жить без тебя. Но я живу. Хотя нет, как это без тебя. Ты ведь во мне. Каждый час, каждый миг, каждый вздох наполнен тобой. И пусть они считают, что ты принадлежишь им, но я знаю, что ты только мой. Я не хочу их видеть. Не хочу их слышать. Я устала от постоянного сочувствия в их глазах. Я устала делить тебя с ними. Здесь ты только мой. Я так любила произносить эти слова. Взяв твоё лицо в ладони, покрывая его поцелуями и произнося: «Мой родной, мой любимый, мой единственный мужчина. Только мой». Ты ведь знаешь, что я так и не решилась повторить эти слова другому. Конечно ты все знаешь, ты ведь все видишь.