Варенька перебирала фасоль. Часто вздыхала, бросая взгляд на пластиковый контейнер, в котором росла горка порченых зерен.
- И что такое - вроде и лето не сырое, а столько добра на выброс. И чего они погнили?
- Дожила - сама с собой разговариваешь, - фыркнула свекровь.
Варенька поднялась с низенькой скамеечки, выпрямилась, стряхнув с ситцевого фартука шелуху, потерла спину, поморщилась.
- Мама, вы, чем семечки лузгать, помогли бы лучше по дому. Я вон только фасоли за два дня сколько перебрала. Есть-то вместе будем. Не надоело вам днями на крылечке сидеть без дела?
- Долго не просижу, не переживай. Скоро надоест твои попреки терпеть, подамся в Гольцово. Там свой дом, сама хозяйка, каждая соплячка не будет попрекать.
- Да разве я оговорила вас? Ведь на самом деле, после смерти Алеши, как приехали на похороны, третий год уж пошел, и все до Гольцово не доберетесь. Вы же еще молодая совсем, пятидесяти нет, а сидите в рваной кофте, в линялом платке, да семечки поплевываете - вот и вся ваша забота. Я ведь и работаю, и учусь, и весь дом на мне, вы же палец о палец не ударите. Да еще слово вам не скажи - сразу в обиду, - Варя заплакала. - Тяжело мне без Алешеньки, ой, как тяжело. А вы уже и не вспоминаете, словно не сына похоронили, а дальнего родственника. Даже фотографии все в сумку прибрали.
- Не тебе меня корить! Ты мне в душу не заглядывала. Тяжело ей! А кто тебя заставлял в восемнадцать лет замуж выходить? Погиб бы Алешка, так он бы тебе был чужой человек, а ты - свободная птица. Страдать бы было не по кому.
- Эх, и что вы за женщина? Сердца у вас нет.
Варя ушла в дом, а свекровь продолжала лузгать семечки, вырастив веревку из шелухи до самых колен. Потом, спохватившись, крикнула в открытое окно:
- Ишь ты, платок мой ей не нравится! Так новый купи. Деньги-то на Алешку ты получаешь, как вдова.
- Хватит вам, мама, - Варя снова вышла на крыльцо, - сами себе-то хоть не лгите, я ведь почти до копеечки все вам отдаю. Только и оставляю за газ да электричество заплатить. Куда копите? Ведь нет у вас больше никого. А я за два года ни одной обновы не купила, мне ведь вас еще надо содержать, а зарплата у меня невелика.
Из-за забора выглянула соседка, Марфа Акимовна. Она некоторое время прислушивалась, раздвинув ветки жимолости, потом не вытерпела:
- Варенька, гони ты в шею эту торбу, она тебя до смерти загоняет.
- Не твое дело, старая карга! - взвизгнула Дарья Викторовна. - Сгинь, пока ведром в тебя не запустила. Ишь ты: Варенька, Варенька! - расповадили бабу. Какая она вам Варенька? Двадцать два года уже, Варварой пора звать. А ты, старое чучело, своими подглядками когда-нибудь плетень повалишь.
Соседка ушла от греха подальше - эта приживалка как заведется, не переслушаешь. Только девчонку жалко - и умница и красавица, и труженица, а вот приходится терпеть эту лодырюгу. Действительно, спровадила бы ее домой. Да нет, больно жалостливая, так и будет терпеть.
Вечер окрасил небосвод густыми дивными тонами пурпурного цвета. Облака на западе, словно кусочки зефира в вишневом сиропе, плыли неспешно и скрывались за горизонтом. Варенька засмотрелась на величественную картину захода солнечного диска. Вот он наполовину скрылся, вот уже только корона его осталась над землей... Вдруг идиллию теплого вечера нарушил визг тормозов - прямо у их дома остановился "Жигуленок". Бритый наголо мужчина в жилете-безрукавке стащил с заднего сиденья пассажира, бросил на обочину, как кучу тряпья, и унесся так же стремительно, как прибыл. Человек лежал в том же положении, как его оставил безжалостный водитель.
- Мама! Идите, здесь мертвый человек! - сердце у Вари билось где-то в горле.
- Чего орешь? Всех собак в округе переполошила, - свекровь, уже в домашнем халате и с заплетенной на ночь жидкой косицей, спокойно подошла к лежащему, наклонилась. Да-а-а... Уж больно от твоего "покойника" перегаром несет. Живой он, дышит. Ладно, пошли спать.
- Мама, а как же?..
- Никак же. Почему тебя должен волновать какой-то пьяница? К утру проспится и уйдет. Небось, как роса выпадет, сразу очухается.
- Не могу я его тут оставить, никак не могу. Он избит. А еще крестик у него на груди - старый, потертый. Давно, значит, носит. Может, материно благословение.
- Ну, нафантазировала, целую историю жизни этому пьянице сочинила. Если делать нечего - карауль его до утра, а то вдруг на такую ценность кто-то позарится, - свекровь засмеялась и ушла в дом.
Варя стояла в растерянности. Мужчина в ношеном спортивном костюме, стоптанных кроссовках лежал в дорожной пыли и поднять его ей, которую с детства мальчишки дразнили Дюймовочкой, не было никакой возможности. Но тут вышла соседка.
- Марфа Акимовна, помогите мне немного, хоть поддержать. Я на веранду его занесу, там и диван есть.
- Ну, давай, девка, только какой из меня помощник, силов-то уж совсем нет. Эй, парень, давай-ка, вставай!
Человек открыл глаза, посмотрел вокруг, ничего не понимая.
- Давай, вставай! - Марфа Акимовна с Варей подняли нежданного гостя, который оказался довольно высоким, и, поддерживая под руки, завели на веранду. Положили в одежде, как был, только кроссовки Варя сняла.
Соседка насилу отдышалась, сидя в стареньком плетеном кресле.
- Не пойму я тебя, соседушка, на кой он тебе? А вдруг он бандит?
- Да хоть и бандит... Человек же... Крест на нем.
- Ни дня в этом доме не останусь, - паровозным свистком заверещала свекровь, - не дом, а притон какой-то. Уеду в Гольцово. Завтра же.
- Вот уж мы слезами обольемся, - съязвила Марфа. Да только вряд ли... Палкой тебя отсюда не выгонишь. Из-за денег здесь сидишь, на золотой гроб, видно, копишь.
- Тише вы, человека разбудите.
Соседка ушла, а свекровь долго еще ворочалась, бурча свое коронное "ни дня здесь не останусь". Но вот и она затихла, и Варя, наконец, улеглась, но спала чутко, прислушиваясь - как там, на веранде...
А в окно заглядывал месяц с крутыми, словно у Буренки, рогами. Ему было любопытно: что за люди в этом доме - такие разные, и что с ними будет дальше?.. Весь поселок погрузился в сон...
Гость проснулся, когда еще утренняя заря не окрасила мир розовым золотом, и еще видны были крохотные звездочки на начинающем светлеть небе. Он с недоумением оглядел незнакомое помещение, где специально для него было оставлено освещение - старенькая настольная лампа, вышел на улицу, постанывая от жуткой головной боли. Высмотрел "удобство во дворе", а когда шел обратно, чуть не столкнулся с миловидной молодой женщиной, вышедшей из хлева.
- Что это? Господи, с ума я схожу, что ли? Я ведь дома был, в городе. С шурином ужинали... Как я здесь?.. Кто вы?
- Да вы не волнуйтесь так - это вас на "Жигуленке" привезли и выбросили на обочину. Рано еще. Проспаться вам надо. Смотрите, солнце еще не скоро взойдет. Это я корову подоить встала, да кое-что по хозяйству сделать. Ложитесь, поспите еще пару-тройку часиков, может, что и вспомните. Да и голове легче будет.
- Да кто вы?!
- А я хозяйка этого дома, привела вас вчера заночевать. Может, ковшик кваску?
- Не откажусь.
- Ну, вот и хорошо, вот и ладно.
Гость залпом выпил ковш холодного кваса и снова рухнул на свое ложе. Пока он спал, в доме действительно кое-что произошло - Дарья Викторовна с обиженным лицом вышла на дорогое сердцу крылечко с клетчатой дорожной сумкой в руках.
- Варвара! Уезжаю, радуйся. В притоне для проходимцев я жить не собираюсь. Деньги, как раньше, всю сумму будешь высылать мне. Ведь не обманешь?
- Не обману. Ступайте с Богом.
- Хоть бы до станции проводила, совести у тебя нет.
- На работу мне. А я еще скотину не обиходила. Вон, поросенку картошку сварила, надо еще потолочь, да лебеды немного туда порубить. Куры не кормлены. А у вас сумка почти невесомая. Самое тяжелое - сберкнижка.
- Ладно, не язви. В общем, пошла я. Оставайся. Все не одна, вон, и жених отсыпается.
Марфа Акимовна, с утра дежурившая за плетнем, только плюнула.
...Часов в десять Варенька прибежала из конторы, проверить, как там незваный гость. Он уже проснулся и лежал, глядя в потолок. Приход Варвары заставил его подняться.
- Здравствуйте! Это вы меня квасом поили? Я как-то не очень запомнил. Только осталось в памяти что-то светлое, доброе. А потом вы мне приснились. Правда-правда! Только не видел лица. Вы как ангел прикрывали меня своими руками от темного облака, и оно уходило дальше и дальше, пока совсем не исчезло.
- Вы мне зубы не заговаривайте, вы же не с небес свалились, а из легковушки выпали, причем в весьма непотребном виде. Я утречком баньку истопила, еще тепло там, сходите, помойтесь. И одежду приготовила моего покойного мужа - стопочкой в предбаннике лежит. Должна подойти, он тоже высоким был. А на летней кухне, под рушником - блины. В холодильнике соленые огурцы и помидоры, квас там же. Вам это не помешает. И не уходите, я через пару часов приду на обед.
- Спасибо вам, со мной уж года полтора никто не разговаривал как с человеком.
- А вы им были? Простите за прямоту. В общем, мне пора на работу. Да! Побриться не забудьте, бритвенные принадлежности тоже в предбаннике. Там и зеркало есть.
И Варенька легкой походкой, словно не касаясь земли, побежала в контору, спеша к своим бухгалтерским обязанностям.
В обед она рассмотрела своего гостя. Ему, видимо, было чуть за тридцать. Несмотря на синяк под глазом и воспаленные глаза после похмелья, видно было, что он хорош, красив настоящей мужской красотой. Это немного смутило Варю, и она ела, опустив взор в тарелку. После обеда спохватилась, что не мешало бы познакомиться.
- Как-то неловко вышло, мы даже не представились. Мое имя - Варвара, только почему-то все зовут Варенькой.
Гость встал прямо, вздернув подбородок, слегка поклонился:
- Алексей.
- Вы военный? - его подтянутость и то, как он щелкнул каблуками Алешиных туфель, навели Варю на эту мысль.
- Я? Нет... Я - никто. А был военным, только не хочу говорить об этом.
Вечер уже прогонял дневную духоту, свежим ветром поднимая вышитые занавески, а Алексей все загостился. Варе надо было как-то намекнуть, что пора и честь знать, но не находилось слов.
Гость сам начал разговор:
- Варенька, можно я вас тоже так буду звать?
- Варвара, - поправила хозяйка.
- Ну, хорошо, Варвара, так Варвара. Я хотел на квартиру к вам напроситься. Деньги буду платить исправно. Спиртного в рот не возьму. У меня, конечно, есть в городе квартира, но пустил на свою голову сестру с мужем и вместо хозяина стал квартирантом. Пил, конечно, проблемы свои запивал, - кому это понравится? Сестра с мужем активно взялись меня выселять, вчера вон, до драки дошло. Да Бог с ними, пусть живут, родня все-таки. Я бы на работу у вас в поселке устроился.
- Не знаю, - Варя задумалась, - конечно, мужские руки нужны в хозяйстве, но я вам не верю. Пьющие все обещают бросить, слово дают, а потом...
- Богом клянусь!
- А вот этого не надо - грех. Тем более - Богом. Ну ладно, я подумаю. Только вот работы у нас не так много. Не пойдете же вы конюхом или трактористом?
- Можно попробовать, но честно скажу, как-то это не мое. Водителем бы смог. Права у меня есть.
- А знаете, Алексей, у нас батюшка Евлогий ищет водителя и одновременно завхоза. Только, - Варя смутилась, - надо, чтоб синяки ваши прошли. И благословение надо взять на ваше проживание в моем доме.
- В церковь? Как-то не предполагал. Но подумаю, подумаю... А вы верующая?
- А вы разве нет? Крестик у вас...
- Мамино благословение, Царство ей Небесное! Верующий. Тем более стыдно, что довел себя до скотского состояния. Согласен, иду к батюшке. Только на недельку съезжу домой - документы там надо взять, вещи кое-какие, не все еще пропил, да оформлю квартиру на сестру - малыш у них скоро будет, им нужнее.
- А как же ваша жена, дети?
- А не был я женат, как-то не случилось. Не встретил такого ангела, как вы.
- Вот у меня условие - без всяких ухаживаний и комплементов, хорошо? Иначе сразу планы меняйте. И без этого разговоры пойдут по селу, я ведь знаю наших. Жалеючи, вас оставляю, может, правда на ноги встанете, может, зеленый змий не успел до конца вас поработить. Ради мужа моего покойного вам хочу помочь, не очень он был склонен к вере, все в шутку переводил, прости его, Господи.
* * *
Прошло почти полгода. Алексей жил на квартире у Вари, занял комнату свекрови, работал водителем-киномехаником, еще подрабатывал в храме, когда была в нем надобность. Варя часто приходила к нему посмотреть хорошие фильмы прямо из будки. Обедали и ужинали они вместе, квартирант исправно платил и за постой, и за питание.
За все полгода он выпил один раз бутылку сухого вина в свой день рождения в октябре. Да и то остатки "виноградной радости" с того времени стояли в буфете.
Алексей с Варварой наряжали елку к Новому году. Варя сомневалась, не осыпется ли лесная красавица до Крещения, но Алексей уверял - все будет в порядке. Они давно стали друзьями, но Варя чувствовала, что Алексей смотрит порой на нее совсем не по-дружески, а заметив, что она обернулась, опускает глаза в пол. Особенно сегодня, 31 декабря, когда по телевизору показывали праздничные программы, а соседи уже "наяривали" на баяне, и день был какой-то необычный, светлый - солнышко пекло совсем не по-зимнему, запах свежей ели и постного черничного пирога - все как-то делало этот день не просто праздничным, а сказочным. Молодые переглядывались и смущенно отводили глаза.
- Алексей, а что бы вы хотели, чтоб я для вас приготовила - вы ведь не поститесь.
- Ничего себе не пощусь - мы ведь едим вместе. Что приготовите, то и съем.
- Значит, поститесь? А кто бутерброды с колбасой ест по утрам?
- Варя, давайте на "ты". Как-то странно: полгода живем вместе, и все на "вы". А ужин давай на твой вкус. С меня фрукты и бутылка шампанского. Это тебе не возбраняется? Ты такая правильная, что даже страшно, даже фамилия у тебя соответствующая - Боголюбова.
- А знаешь, Лёша, - Варя задумалась, - я фамилию девичью оставила, когда замуж выходила. Не захотела быть Трегубовой.
- Трегубовой?! Твой муж - Алексей Трегубов? Младший сержант Трегубов?! - Алексей побледнел и словно в бессилии сел на старенькое плетеное кресло. Господи, за что?!
- Что с вами, Алексей? Что случилось?
- Уж случилось, так случилось... Ведь можно сказать, по моей вине погиб Алешка, не успел я его остановить - он прямо под пули бандитов выскочил. Кричал я ему из-за сопки: "Стой, стой!" - да где там - такой лихой, бесстрашный был, постоянно в самое пекло лез. И все с шуточками: "Я бессмертный!". Правда, я и сам тогда пострадал, заметила, наверное, что немного прихрамываю. Два ранения получил, потом был вчистую комиссован на инвалидность. Но до сих пор не могу себе простить Лешкину смерть, ведь я был командир взвода, я должен был его уберечь! Еще и из-за этого запил. Ведь я боевой офицер, я военное училище закончил, служил во внутренних войсках, я люблю свою профессию! Мне тяжко, тоскливо, Варя! Да еще смерть Лешки на мне! - горькие слезы текли по щекам здорового крепкого мужчины.
- Успокойся, Леша, нет на тебе вины. Уж такой Лешка был человек - в самые опасные места - первый! И, правда, всегда с шуточками. Свекровь все ворчала: "Ох, не умрешь ты своей смертью, озорник". Так и вышло. На все Божья воля. Вот и на то, что ты в этом доме оказался - разве это можно назвать случайностью? Да, мужа не вернешь, но я уже смирилась. А вот заменить его ты можешь. Я сама не знаю, как это вышло, но таким родным ты мне стал - словно больного ребенка тебя выходила. Сначала вроде жалость была, а потом незаметно пришла любовь. Хороший ты человек, Алеша, добрый, жалостливый... Если ты мне предложение сделаешь, долго думать не буду.
- Варенька! Родная!
- Соседи, с наступающим вас! - Марфа Акимовна отряхивала снег с валенок. - А я шла мимо, дай, думаю, зайду - скучно, поди, им вдвоем?
Алексей раскатисто рассмеялся, а за ним и Варенька, звонким радостным смехом.
Фото Михаила Хаустова